Следовало догадаться.
Но потом она улыбнулась.
– Это было давным-давно. Важно только то, что сейчас я тебя нашла. Сейчас, – повторила она. – В самое подходящее время.
Ее улыбка излучала настоящее сияние – восторг от мысли, только что пришедшей в голову, или осуществленной мечты. Схватив за руку, она потащила меня к окну.
– Хэн, посмотри. Посмотри на мир под нами, посмотри на этот великолепный город! Ни Фивы, ни Вавилон, ни Константинополь на пике славы не могут с ним сравниться!
Но меня не интересовали шумные улицы, приводившие ее в такой восторг. Я смотрел на нее.
– Ты умерла еще до рождения Константина, – сказал я. – Что ты знаешь о его городе?
Она нетерпеливо тряхнула головой и сжала мои пальцы.
– Хэн, только посмотри. Посмотри на то, что создали десять тысяч лет цивилизации. Оцени возможности, которые она нам дала!
Я заправил ей за ухо прядь волос, охваченный бесконечной нежностью… и печалью.
– Разве ты не говорила, что больше не хочешь быть ни царицей, ни богиней?
Ее вздох потонул в журчании смеха. Она подставила лицо для моей ласки, как кошка, ждущая, когда ее погладят.
– Ах, Хэн, ты не понял. Мир полон богинями, в нем слишком много королев. Я рождена для чего-то другого. – Немного отодвинувшись от меня, она подняла руки, снимая подвеску с шеи.– Мы рождены для чего-то большего, – прошептала она.
Она надела подвеску мне через голову, и я почувствовал холод металла как раз над ключицей. Бесконечная сила. Я ощущал сильное замедленное биение сердца.
Она снова посмотрела в окно, выходящее на Пятую авеню, и, поскольку я заранее знал, что она скажет, и не мог бы взглянуть ей в глаза, когда она станет это говорить, я тоже переключил внимание на улицу. Такси и лимузины, толпы снующих взад-вперед людей, светофоры, без видимой причины переключающиеся с зеленого на красный, – чуть заметно движущееся цветное лоскутное одеяло, прошитое стежками асфальта с вкраплениями людской массы.
– Наше время настало, Хэн. Это наш мир. Вся цивилизация объединена под властью единого Бога, и все человечество благоговейно застыло перед проявлениями магии. Люди ищут ее среди звезд и в колонках на задних обложках журналов, в приемных психиатров, в учениях древних религий и проповедях современных культовых лидеров. Хэн, мы можем дать им то, чего они добиваются. Мы можем показать им эти чудеса. Мы хранители будущего, любовь моя, хранители цивилизации. Нам нельзя пренебрегать нашим предназначением.
В каждом слоге произнесенных мной слов звучал страх:
– Я слышал это раньше.
Она положила руки мне на грудь, всматриваясь в мои глаза со всей темной страстью, кипевшей у нее внутри.
– Неужели ты и теперь повернешься спиной к своему наследию, как сделал тогда? О Хэн, разве не понимаешь, Амарна должна была стать твоей! Теперь я это знаю. Акан владел магией и помнил тайны искусства, но он был слаб. Я выбрала его лишь потому, что думала, им будет легче управлять. Но мне нужен воин, а не поэт! И я никак не думала, что ты нас покинешь. Все вышло бы по-другому, если бы ты нас не оставил.
Она прерывисто вздохнула, сильнее сжимая пальцами ткань моей рубашки, и глаза ее внезапно зажглись огнем убежденности.
– А сейчас у нас появился шанс начать сначала, провести мечту, которой была Амарна, в жизнь – но сделать это правильно!
Я заставил себя отойти от нее, повернуться и пересечь комнату.
– Мир, в котором человека послали на Луну и люди могут переговариваться друг с другом через океан, не нуждается в малозначительных чудесах, три тысячи лет тому назад восхищавших невежественных крестьян.
Она рассмеялась.
– Разве не понимаешь, Хэн? Ты еще не разгадал этот секрет? Магии не существует – только память! Мастера древних времен – те, что написали «Черную магию», – прожили тысячу жизней, как и мы, видели взлет и падение сотни цивилизаций, как и мы. И единственное различие между ними и обыкновенными смертными состояло в том, что они накапливали знания на протяжении всех своих жизней, а не теряли их после смерти. Мы не творим магию, мы лишь вспоминаем то, что забыто. Электричество не новость. Ядерная энергия, летающие и вычислительные машины, мосты, парящие на единственной опоре, снадобья, излечивающие хромых и возвращающие слепым зрение, – все это для нас не ново, как и для старых Мастеров. Представь себе, – тихо сказала она, – до каких высот поднялось бы человечество, если бы люди не умирали. Представь, какую цену заплатил бы за подобную возможность любой из этих одержимых, отчаявшихся людей.
Я произнес лишь единственный, еле слышный слог:
– Ах.
Ее улыбка осталась спокойной и уверенной.
– Акан выдвинул правильную идею, когда предложил использовать свой метод клонирования жизни. Но он не довел дело до конца. И никогда не доводил. Он никогда не понимал истинного масштаба наших возможностей – или нашей ответственности. Вот что сделает нас богами, Хэн. Вот что даст нам власть над всем миром.
Я ничего не говорил, выжидая.
Она направилась ко мне, но остановилась в нескольких шагах, словно не решаясь подойти ближе и обнять. Сложив вместе ладони, она обдуманно, взвешивая каждое слово, заговорила певучим голосом.
– Прежде ты поворачивался спиной к своей судьбе, Хэн. Один раз в Амарне, другой – в Венеции. А теперь скажи – ты снова меня покинешь?
Я ответил в столь же сдержанном тоне:
– Для сотворения такой магии нужны мы трое. Где Акан?
На ее лице на миг отразилось нетерпение.
– Посмотри на магию, которую мы уже сотворили без него! Говорю тебе, он нам не нужен!
– А формула? – спросил я, по-прежнему сохраняя спокойствие. – Метод воспроизведения цепочки жизни, включающей в себя ген бессмертия?
Ее лицо внезапно просветлело, словно от причастности к восхитительной тайне, и она протянула ко мне руки.
– Пойдем, – сказала она.
Она сомкнула свои пальцы на моих, обволакивая меня своей волей, и мы вдруг оказались в большом соборе, напоенном голубым свечением витражей, запахом лака для дерева и благоговейной тишиной. Мы были заключены в слегка искаженную оболочку невидимости, но я заметил, что ризница почти пуста. На скамьях сидели два или три человека, еще один, преклонив колена, вышел. Я узнал в этом здании собор Святого Патрика в Нью-Йорке, находившийся неподалеку от дома Нефар. Отстраненно, почти автоматически я отметил, что эта магия не так уж сложна, и потому она смогла транспортировать нас без моего участия.
Впрочем, это мог оказаться и Рим, или нет…
Она отпустила мою руку, оглядываясь по сторонам.
– Один человек до нас обещал вечную жизнь, – заметила она.– Какая же ирония заключена в том, что именно его Церковь укрыла тайну, которая позволит нам осуществить то, что он не смог. – Она с улыбкой повернулась ко мне. – Город внутри Рима, неизменно освященный и защищенный в течение столетий, где в конечном итоге нашли свое прибежище все мистические знания мира. Именно Акан первым осознал могущество Церкви – вскоре после строительства базилики Святого Петра, когда туда с Востока доставили первые малозначащие рукописи. Он потратил целую жизнь на то, чтобы завоевать надлежащее положение в Ватикане, а потом, используя свой авторитет, отправлял наших рыцарей, курьеров и секретных агентов по всему известному миру для поиска других рукописей: некоторые были оригинальными папирусами, другие – тщательно изготовленными копиями, написанными особо стойкими чернилами на прессованной бумаге. Ради них предпринимали не один крестовый поход, не один город пал из-за них… и многие сокровища были за них отданы. На это потребовалось, разумеется, больше одной жизни и усилий более чем одного высокопоставленного церковника. А затем вечность на чтение, открытия, экспериментирование… Но в конце концов код был расшифрован и одна из самых запретных во всей черной магии формул – восстановлена.
Она раскинула руки жестом легким и драматичным одновременно.
– Я ее результат. А сама формула для создания жизни – для создания бессмертной жизни! – позабыта в склепе в самом сердце Святого города, где Акан оставил ее шесть веков тому назад. Нам остается только вернуть ее.
Я спросил:
– Тогда почему же ты этого не сделала? Почему не сделал этого Акан?
– Потому что знание и осуществление – вещи различные! – воскликнула она. – Потому что я не могу сделать это одна! Ты это знаешь. Ты всегда это знал!
Из-за ее возбуждения щит невидимости заколебался. Я взял ее за руки.
– Давай вернемся.
Когда мы вновь оказались в ее белых апартаментах с высоким окном, выходящим на Манхэттен, я нежно поцеловал ее в макушку и сказал:
– Это все потому, что Акан мертв, верно? Расскажи мне, зачем ты его убила.
На ее лицо набежала тень, но она, казалось, все обдумала и решила, что спорить не стоит. Она в задумчивости прикоснулась пальцами к губам, отошла на несколько шагов в сторону и повернулась ко мне.
– Я никогда не проходила сквозь огонь, – начала она. – В прежней жизни я не проходила Испытания. Я не знаю, прошла бы я или нет; не знаю, был ли у меня тот ген. Вот почему Дарий, любимый отец… – при этих словах ее губы слегка искривились, – сумел так легко меня убить. Для активизации гена, защищающего от смерти, нужна серьезная и внезапная травма, действующая одновременно на все системы организма, – вроде огня. У меня такой никогда не было. Когда Акан меня сотворил – создал заново, – он использовал свой генетический материал для питания моего. Я стала такой, как прежде, но в то же время – его частью. Бессмертной частью. В ту ночь, когда ты пришел к нам в Венеции, я собиралась пройти Испытание. Нам суждено было вновь соединиться, нам троим, на этот раз равным, и сотворить величайшую магию на свете. Но Акан повел себя эгоистично. Он наговорил тебе лишнего. Он отвратил тебя от нас. Все рухнуло. И тогда я поняла, что он мне вообще-то не нужен. Меня интересовали только его знания.
Я с увлечением наблюдал за ее лицом, выражение которого непрестанно менялось, по мере того как ее сознание возвращалось к прошлому.
– Удивительно, не правда ли, – бормотала она, – как время притупляет память о боли, но сохраняет ощущение триумфа? – Она взглянула на меня.– Это было просто потрясающе, Хэн. Хотелось бы мне, чтобы ты это видел. Я вызвала огонь из ямы точно так же, как в обители Ра, и прошла через него, овладела им. Я стала такой, как ты, каким был Акан. Я подтвердила право на свое рождение. А Акан, съежившись от страха, скулил от боли.. – На ее лице мелькнула тень презрения. – Он пытался убежать. Он был трусом.
Ее внимание, полностью поглощенное прошлым, которое она, казалось, переживала заново, наконец обратилось на меня. И она закончила обыденным тоном:
– Справедливо, что та же физическая химия, что делает нас бессмертными, позволяет нам также приобретать определенные качества индивидуума, переваривая его существенную плоть, – ты это знаешь. Вот почему стала возможной великая магия, сотворенная нами с фараоном.
Я молча посмотрел ей в глаза. Они были спокойными и холодными.
– Я поглотила его мозг, – сообщила она. – Так что, как видишь, Акан не умер. Часть его обретается во мне. Его воля, его память…
«Его безумие», – подумал я.
И опять ее черты исказила гримаса нетерпения.
– Но это еще не все. Воспоминания его рассеялись, а сила распалась на куски. У меня ушло несколько жизней на освоение того, чтобы интегрировать его силу с моей. Но все-таки без тебя я была ничем.
Она открыто взглянула на меня, выжидая.
Я сказал:
– Так вот почему ты помнишь то, чего не видела при жизни. Вот почему мы вдвоем можем сотворить магию, для которой раньше всегда нужны были трое.
– Теперь, – тихо сказала она, – нас и так трое.
Я долго и мрачно смотрел на нее, потом уронил:
– Да. Нас трое.
– О Хэн, только не говори, что это не то, о чем ты мечтал, к чему стремился все эти столетия. Не повторяй, что ты надеялся на другое! Ты и я вместе – могущество и слава! Скажи мне, – настойчиво повторила она. – Скажи мне, что ты не хочешь стать богом!
Но я не мог этого сказать.
Да, я хотел быть богом со времен Амарны. Да, я ненавидел Акана за то, что он украл принадлежавшее мне. А теперь мне представился случай получить все и исправить то, что так плохо удалось в Египте. Это оказалось более чем искушением. Это было исполнением обещания.
Она прочитала мои мысли, и ее восторг передался мне.
– Мы ворвемся в мир в сиянии великолепия, – сказала она, принявшись в волнении вышагивать по комнате. – Это будет самая значительная из когда-либо проводимых пиар-кампаний. Нам, разумеется, придется отказаться от ныне существующих воплощений. Я придумала для себя особенно эффектную смерть – думаю, меня убьют, квартира будет залита кровью, а мое тело так и не найдут. – И она неожиданно обернулась ко мне со смехом. – А может, меня убьешь ты! И оставишь очаровательную покаянную записку, перед тем как совершить самоубийство, – думаю, ты утопишься.
Пока она говорила, восторг в ее глазах постепенно сменился выражением триумфа.
– Потом мы провозгласим себя новоявленными святыми. Мы усыпим мир известными уловками, заставив его подчиниться, а после совершим нечто особенно эффектное и драматическое – прыгнем с высокого здания и благополучно приземлимся, или пройдем сквозь огонь, или, получив пулю убийцы, воскреснем из мертвых. Люди толпами станут следовать за нами. А тем, кто окажется достойным, мы даруем вечную жизнь… но, разумеется, за хорошую цену.
Я тихо добавил:
– Чтобы никогда больше не остаться в одиночестве. Чтобы знать – повсюду есть подобные нам…
– Те, кто будет нам верен, – поправила она, – предан… Кто нам обязан.
– И разумеется, тот, кто станет нам служить.
Она улыбнулась.
– Мы станем богами.
– И состояние человечества неизмеримо улучшится.
– Так, как это было в Амарне.
Я подошел к Нефар, провел пальцами по ее волосам и, положив ладони ей на виски, тихо произнес:
– Ты и я… Вместе навсегда.
– Да, – прошептала она.
Я ласкал ее лицо, щеки, губы. Потом прикоснулся к шее, погладил большими пальцами гортань и наконец посмотрел ей прямо в глаза.
– Что ты станешь делать, если я скажу «нет» твоему грандиозному плану, любовь моя? Ты убьешь меня так же, как убила бедного Акана?
Она стойко выдержала мой взгляд, а потом задумчиво произнесла:
– Нет. Не думаю, что у меня хватит сил одолеть тебя. Ты жил дольше меня и обладаешь более сильной защитной магией. Если ты откажешься помочь, моему плану это не повредит. Я уже взяла от тебя то, что мне нужно. – Сняв мою ладонь с горла, она осторожно переместила ее на живот. – Через несколько месяцев нас снова станет трое.
Черты ее лица смягчились, а взгляд стал почти умоляющим.
– Кровь ребенка даст мне силу, которая понадобится для сотворения великой магии без тебя. Но я не хочу делать это в одиночку. Пожалуйста, скажи, что ты со мной, Хэн. Прошу тебя, пусть это будет нашим общим триумфом.
Я прижал пальцы к ее мягкому животу и, как мне показалось, почти почувствовал слабое биение крошечного сердца. Я поднял взгляд и медленно заключил Нефар в объятия.
– Я с тобой, любовь моя, – сказал я. – Конечно же я с тобой.
НЬЮ-ЙОРК
Наше время
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
– Она родила почти без усилий, – сказал Сонтайм, – в замке на Луаре, на кровати, созданной тремя столетиями ранее. – Тон его оставался небрежным и обыденным, словно говорил он о каких-то пустяках вроде счета спортивной игры. – Младенец выскользнул из ее тела в потоке крови и вод, и она зубами перекусила пуповину, высасывая кровь. В ее исступленном взгляде я увидел неутолимый голод. И все же мне удалось выхватить ребенка у нее из рук, ибо ранее я потратил несколько месяцев на то, чтобы достичь нужной ловкости и в полной мере ее усовершенствовать. Труды мои не пропали даром – это была моя самая важная магия. Когда я исчез с ребенком из поля ее зрения, по всей речной долине раздался исполненный ярости и жадности вопль Нефар.
На его лице появилось задумчивое выражение, когда он добавил:
– Я совсем не был уверен, что она все эти месяцы доверяла мне или надеялась, что я сдержу свое обещание. Разумеется, я с самого начала знал, что она избавится от меня, как только достаточно окрепнет. Сама того до конца не осознавая, Нефар всегда служила более высокой цели, чем личные интересы. Все остальное бледнело в свете ее грандиозных проектов по созданию совершенного мира. Она делала все ради высшего добра – такого, каким оно ей представлялось. Та же Нефар, которая рисковала нашей общей безопасностью для спасения незнакомого ей малыша, умирающего на пыльной улице Фив, поглотила бы плоть собственного ребенка для улучшения положения человечества. С самого начала она являлась совершенным воплощением силы и честолюбия, риска и изобретательности – средоточием всех наших грез. Нефар всегда это понимала, но она оказалась и достаточно сильной и мудрой, чтобы дождаться того времени, когда можно начать действовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Но потом она улыбнулась.
– Это было давным-давно. Важно только то, что сейчас я тебя нашла. Сейчас, – повторила она. – В самое подходящее время.
Ее улыбка излучала настоящее сияние – восторг от мысли, только что пришедшей в голову, или осуществленной мечты. Схватив за руку, она потащила меня к окну.
– Хэн, посмотри. Посмотри на мир под нами, посмотри на этот великолепный город! Ни Фивы, ни Вавилон, ни Константинополь на пике славы не могут с ним сравниться!
Но меня не интересовали шумные улицы, приводившие ее в такой восторг. Я смотрел на нее.
– Ты умерла еще до рождения Константина, – сказал я. – Что ты знаешь о его городе?
Она нетерпеливо тряхнула головой и сжала мои пальцы.
– Хэн, только посмотри. Посмотри на то, что создали десять тысяч лет цивилизации. Оцени возможности, которые она нам дала!
Я заправил ей за ухо прядь волос, охваченный бесконечной нежностью… и печалью.
– Разве ты не говорила, что больше не хочешь быть ни царицей, ни богиней?
Ее вздох потонул в журчании смеха. Она подставила лицо для моей ласки, как кошка, ждущая, когда ее погладят.
– Ах, Хэн, ты не понял. Мир полон богинями, в нем слишком много королев. Я рождена для чего-то другого. – Немного отодвинувшись от меня, она подняла руки, снимая подвеску с шеи.– Мы рождены для чего-то большего, – прошептала она.
Она надела подвеску мне через голову, и я почувствовал холод металла как раз над ключицей. Бесконечная сила. Я ощущал сильное замедленное биение сердца.
Она снова посмотрела в окно, выходящее на Пятую авеню, и, поскольку я заранее знал, что она скажет, и не мог бы взглянуть ей в глаза, когда она станет это говорить, я тоже переключил внимание на улицу. Такси и лимузины, толпы снующих взад-вперед людей, светофоры, без видимой причины переключающиеся с зеленого на красный, – чуть заметно движущееся цветное лоскутное одеяло, прошитое стежками асфальта с вкраплениями людской массы.
– Наше время настало, Хэн. Это наш мир. Вся цивилизация объединена под властью единого Бога, и все человечество благоговейно застыло перед проявлениями магии. Люди ищут ее среди звезд и в колонках на задних обложках журналов, в приемных психиатров, в учениях древних религий и проповедях современных культовых лидеров. Хэн, мы можем дать им то, чего они добиваются. Мы можем показать им эти чудеса. Мы хранители будущего, любовь моя, хранители цивилизации. Нам нельзя пренебрегать нашим предназначением.
В каждом слоге произнесенных мной слов звучал страх:
– Я слышал это раньше.
Она положила руки мне на грудь, всматриваясь в мои глаза со всей темной страстью, кипевшей у нее внутри.
– Неужели ты и теперь повернешься спиной к своему наследию, как сделал тогда? О Хэн, разве не понимаешь, Амарна должна была стать твоей! Теперь я это знаю. Акан владел магией и помнил тайны искусства, но он был слаб. Я выбрала его лишь потому, что думала, им будет легче управлять. Но мне нужен воин, а не поэт! И я никак не думала, что ты нас покинешь. Все вышло бы по-другому, если бы ты нас не оставил.
Она прерывисто вздохнула, сильнее сжимая пальцами ткань моей рубашки, и глаза ее внезапно зажглись огнем убежденности.
– А сейчас у нас появился шанс начать сначала, провести мечту, которой была Амарна, в жизнь – но сделать это правильно!
Я заставил себя отойти от нее, повернуться и пересечь комнату.
– Мир, в котором человека послали на Луну и люди могут переговариваться друг с другом через океан, не нуждается в малозначительных чудесах, три тысячи лет тому назад восхищавших невежественных крестьян.
Она рассмеялась.
– Разве не понимаешь, Хэн? Ты еще не разгадал этот секрет? Магии не существует – только память! Мастера древних времен – те, что написали «Черную магию», – прожили тысячу жизней, как и мы, видели взлет и падение сотни цивилизаций, как и мы. И единственное различие между ними и обыкновенными смертными состояло в том, что они накапливали знания на протяжении всех своих жизней, а не теряли их после смерти. Мы не творим магию, мы лишь вспоминаем то, что забыто. Электричество не новость. Ядерная энергия, летающие и вычислительные машины, мосты, парящие на единственной опоре, снадобья, излечивающие хромых и возвращающие слепым зрение, – все это для нас не ново, как и для старых Мастеров. Представь себе, – тихо сказала она, – до каких высот поднялось бы человечество, если бы люди не умирали. Представь, какую цену заплатил бы за подобную возможность любой из этих одержимых, отчаявшихся людей.
Я произнес лишь единственный, еле слышный слог:
– Ах.
Ее улыбка осталась спокойной и уверенной.
– Акан выдвинул правильную идею, когда предложил использовать свой метод клонирования жизни. Но он не довел дело до конца. И никогда не доводил. Он никогда не понимал истинного масштаба наших возможностей – или нашей ответственности. Вот что сделает нас богами, Хэн. Вот что даст нам власть над всем миром.
Я ничего не говорил, выжидая.
Она направилась ко мне, но остановилась в нескольких шагах, словно не решаясь подойти ближе и обнять. Сложив вместе ладони, она обдуманно, взвешивая каждое слово, заговорила певучим голосом.
– Прежде ты поворачивался спиной к своей судьбе, Хэн. Один раз в Амарне, другой – в Венеции. А теперь скажи – ты снова меня покинешь?
Я ответил в столь же сдержанном тоне:
– Для сотворения такой магии нужны мы трое. Где Акан?
На ее лице на миг отразилось нетерпение.
– Посмотри на магию, которую мы уже сотворили без него! Говорю тебе, он нам не нужен!
– А формула? – спросил я, по-прежнему сохраняя спокойствие. – Метод воспроизведения цепочки жизни, включающей в себя ген бессмертия?
Ее лицо внезапно просветлело, словно от причастности к восхитительной тайне, и она протянула ко мне руки.
– Пойдем, – сказала она.
Она сомкнула свои пальцы на моих, обволакивая меня своей волей, и мы вдруг оказались в большом соборе, напоенном голубым свечением витражей, запахом лака для дерева и благоговейной тишиной. Мы были заключены в слегка искаженную оболочку невидимости, но я заметил, что ризница почти пуста. На скамьях сидели два или три человека, еще один, преклонив колена, вышел. Я узнал в этом здании собор Святого Патрика в Нью-Йорке, находившийся неподалеку от дома Нефар. Отстраненно, почти автоматически я отметил, что эта магия не так уж сложна, и потому она смогла транспортировать нас без моего участия.
Впрочем, это мог оказаться и Рим, или нет…
Она отпустила мою руку, оглядываясь по сторонам.
– Один человек до нас обещал вечную жизнь, – заметила она.– Какая же ирония заключена в том, что именно его Церковь укрыла тайну, которая позволит нам осуществить то, что он не смог. – Она с улыбкой повернулась ко мне. – Город внутри Рима, неизменно освященный и защищенный в течение столетий, где в конечном итоге нашли свое прибежище все мистические знания мира. Именно Акан первым осознал могущество Церкви – вскоре после строительства базилики Святого Петра, когда туда с Востока доставили первые малозначащие рукописи. Он потратил целую жизнь на то, чтобы завоевать надлежащее положение в Ватикане, а потом, используя свой авторитет, отправлял наших рыцарей, курьеров и секретных агентов по всему известному миру для поиска других рукописей: некоторые были оригинальными папирусами, другие – тщательно изготовленными копиями, написанными особо стойкими чернилами на прессованной бумаге. Ради них предпринимали не один крестовый поход, не один город пал из-за них… и многие сокровища были за них отданы. На это потребовалось, разумеется, больше одной жизни и усилий более чем одного высокопоставленного церковника. А затем вечность на чтение, открытия, экспериментирование… Но в конце концов код был расшифрован и одна из самых запретных во всей черной магии формул – восстановлена.
Она раскинула руки жестом легким и драматичным одновременно.
– Я ее результат. А сама формула для создания жизни – для создания бессмертной жизни! – позабыта в склепе в самом сердце Святого города, где Акан оставил ее шесть веков тому назад. Нам остается только вернуть ее.
Я спросил:
– Тогда почему же ты этого не сделала? Почему не сделал этого Акан?
– Потому что знание и осуществление – вещи различные! – воскликнула она. – Потому что я не могу сделать это одна! Ты это знаешь. Ты всегда это знал!
Из-за ее возбуждения щит невидимости заколебался. Я взял ее за руки.
– Давай вернемся.
Когда мы вновь оказались в ее белых апартаментах с высоким окном, выходящим на Манхэттен, я нежно поцеловал ее в макушку и сказал:
– Это все потому, что Акан мертв, верно? Расскажи мне, зачем ты его убила.
На ее лицо набежала тень, но она, казалось, все обдумала и решила, что спорить не стоит. Она в задумчивости прикоснулась пальцами к губам, отошла на несколько шагов в сторону и повернулась ко мне.
– Я никогда не проходила сквозь огонь, – начала она. – В прежней жизни я не проходила Испытания. Я не знаю, прошла бы я или нет; не знаю, был ли у меня тот ген. Вот почему Дарий, любимый отец… – при этих словах ее губы слегка искривились, – сумел так легко меня убить. Для активизации гена, защищающего от смерти, нужна серьезная и внезапная травма, действующая одновременно на все системы организма, – вроде огня. У меня такой никогда не было. Когда Акан меня сотворил – создал заново, – он использовал свой генетический материал для питания моего. Я стала такой, как прежде, но в то же время – его частью. Бессмертной частью. В ту ночь, когда ты пришел к нам в Венеции, я собиралась пройти Испытание. Нам суждено было вновь соединиться, нам троим, на этот раз равным, и сотворить величайшую магию на свете. Но Акан повел себя эгоистично. Он наговорил тебе лишнего. Он отвратил тебя от нас. Все рухнуло. И тогда я поняла, что он мне вообще-то не нужен. Меня интересовали только его знания.
Я с увлечением наблюдал за ее лицом, выражение которого непрестанно менялось, по мере того как ее сознание возвращалось к прошлому.
– Удивительно, не правда ли, – бормотала она, – как время притупляет память о боли, но сохраняет ощущение триумфа? – Она взглянула на меня.– Это было просто потрясающе, Хэн. Хотелось бы мне, чтобы ты это видел. Я вызвала огонь из ямы точно так же, как в обители Ра, и прошла через него, овладела им. Я стала такой, как ты, каким был Акан. Я подтвердила право на свое рождение. А Акан, съежившись от страха, скулил от боли.. – На ее лице мелькнула тень презрения. – Он пытался убежать. Он был трусом.
Ее внимание, полностью поглощенное прошлым, которое она, казалось, переживала заново, наконец обратилось на меня. И она закончила обыденным тоном:
– Справедливо, что та же физическая химия, что делает нас бессмертными, позволяет нам также приобретать определенные качества индивидуума, переваривая его существенную плоть, – ты это знаешь. Вот почему стала возможной великая магия, сотворенная нами с фараоном.
Я молча посмотрел ей в глаза. Они были спокойными и холодными.
– Я поглотила его мозг, – сообщила она. – Так что, как видишь, Акан не умер. Часть его обретается во мне. Его воля, его память…
«Его безумие», – подумал я.
И опять ее черты исказила гримаса нетерпения.
– Но это еще не все. Воспоминания его рассеялись, а сила распалась на куски. У меня ушло несколько жизней на освоение того, чтобы интегрировать его силу с моей. Но все-таки без тебя я была ничем.
Она открыто взглянула на меня, выжидая.
Я сказал:
– Так вот почему ты помнишь то, чего не видела при жизни. Вот почему мы вдвоем можем сотворить магию, для которой раньше всегда нужны были трое.
– Теперь, – тихо сказала она, – нас и так трое.
Я долго и мрачно смотрел на нее, потом уронил:
– Да. Нас трое.
– О Хэн, только не говори, что это не то, о чем ты мечтал, к чему стремился все эти столетия. Не повторяй, что ты надеялся на другое! Ты и я вместе – могущество и слава! Скажи мне, – настойчиво повторила она. – Скажи мне, что ты не хочешь стать богом!
Но я не мог этого сказать.
Да, я хотел быть богом со времен Амарны. Да, я ненавидел Акана за то, что он украл принадлежавшее мне. А теперь мне представился случай получить все и исправить то, что так плохо удалось в Египте. Это оказалось более чем искушением. Это было исполнением обещания.
Она прочитала мои мысли, и ее восторг передался мне.
– Мы ворвемся в мир в сиянии великолепия, – сказала она, принявшись в волнении вышагивать по комнате. – Это будет самая значительная из когда-либо проводимых пиар-кампаний. Нам, разумеется, придется отказаться от ныне существующих воплощений. Я придумала для себя особенно эффектную смерть – думаю, меня убьют, квартира будет залита кровью, а мое тело так и не найдут. – И она неожиданно обернулась ко мне со смехом. – А может, меня убьешь ты! И оставишь очаровательную покаянную записку, перед тем как совершить самоубийство, – думаю, ты утопишься.
Пока она говорила, восторг в ее глазах постепенно сменился выражением триумфа.
– Потом мы провозгласим себя новоявленными святыми. Мы усыпим мир известными уловками, заставив его подчиниться, а после совершим нечто особенно эффектное и драматическое – прыгнем с высокого здания и благополучно приземлимся, или пройдем сквозь огонь, или, получив пулю убийцы, воскреснем из мертвых. Люди толпами станут следовать за нами. А тем, кто окажется достойным, мы даруем вечную жизнь… но, разумеется, за хорошую цену.
Я тихо добавил:
– Чтобы никогда больше не остаться в одиночестве. Чтобы знать – повсюду есть подобные нам…
– Те, кто будет нам верен, – поправила она, – предан… Кто нам обязан.
– И разумеется, тот, кто станет нам служить.
Она улыбнулась.
– Мы станем богами.
– И состояние человечества неизмеримо улучшится.
– Так, как это было в Амарне.
Я подошел к Нефар, провел пальцами по ее волосам и, положив ладони ей на виски, тихо произнес:
– Ты и я… Вместе навсегда.
– Да, – прошептала она.
Я ласкал ее лицо, щеки, губы. Потом прикоснулся к шее, погладил большими пальцами гортань и наконец посмотрел ей прямо в глаза.
– Что ты станешь делать, если я скажу «нет» твоему грандиозному плану, любовь моя? Ты убьешь меня так же, как убила бедного Акана?
Она стойко выдержала мой взгляд, а потом задумчиво произнесла:
– Нет. Не думаю, что у меня хватит сил одолеть тебя. Ты жил дольше меня и обладаешь более сильной защитной магией. Если ты откажешься помочь, моему плану это не повредит. Я уже взяла от тебя то, что мне нужно. – Сняв мою ладонь с горла, она осторожно переместила ее на живот. – Через несколько месяцев нас снова станет трое.
Черты ее лица смягчились, а взгляд стал почти умоляющим.
– Кровь ребенка даст мне силу, которая понадобится для сотворения великой магии без тебя. Но я не хочу делать это в одиночку. Пожалуйста, скажи, что ты со мной, Хэн. Прошу тебя, пусть это будет нашим общим триумфом.
Я прижал пальцы к ее мягкому животу и, как мне показалось, почти почувствовал слабое биение крошечного сердца. Я поднял взгляд и медленно заключил Нефар в объятия.
– Я с тобой, любовь моя, – сказал я. – Конечно же я с тобой.
НЬЮ-ЙОРК
Наше время
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
– Она родила почти без усилий, – сказал Сонтайм, – в замке на Луаре, на кровати, созданной тремя столетиями ранее. – Тон его оставался небрежным и обыденным, словно говорил он о каких-то пустяках вроде счета спортивной игры. – Младенец выскользнул из ее тела в потоке крови и вод, и она зубами перекусила пуповину, высасывая кровь. В ее исступленном взгляде я увидел неутолимый голод. И все же мне удалось выхватить ребенка у нее из рук, ибо ранее я потратил несколько месяцев на то, чтобы достичь нужной ловкости и в полной мере ее усовершенствовать. Труды мои не пропали даром – это была моя самая важная магия. Когда я исчез с ребенком из поля ее зрения, по всей речной долине раздался исполненный ярости и жадности вопль Нефар.
На его лице появилось задумчивое выражение, когда он добавил:
– Я совсем не был уверен, что она все эти месяцы доверяла мне или надеялась, что я сдержу свое обещание. Разумеется, я с самого начала знал, что она избавится от меня, как только достаточно окрепнет. Сама того до конца не осознавая, Нефар всегда служила более высокой цели, чем личные интересы. Все остальное бледнело в свете ее грандиозных проектов по созданию совершенного мира. Она делала все ради высшего добра – такого, каким оно ей представлялось. Та же Нефар, которая рисковала нашей общей безопасностью для спасения незнакомого ей малыша, умирающего на пыльной улице Фив, поглотила бы плоть собственного ребенка для улучшения положения человечества. С самого начала она являлась совершенным воплощением силы и честолюбия, риска и изобретательности – средоточием всех наших грез. Нефар всегда это понимала, но она оказалась и достаточно сильной и мудрой, чтобы дождаться того времени, когда можно начать действовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27