Все это время крик женщины стоит в его ушах.
— Жена меня не отпустит. Так что или играем здесь, или не играем вообще!
— Не хнычь, Томсон. Или мне сбегать на рынок за салфетками?
— Отстань, Бакстер.
— Эй, давайте начинать.
— Не гони, Джей-Пи. Впервые вижу парня, которому так не терпится проиграть, — ухмыляется Бакстер.
Пульо нервничает. Сегодня ему надо выиграть по-крупному, а потому он внимательно наблюдает за тем, как Томсон тасует карты.
— У меня предчувствие, парни. Удача на моей стороне.
— Ты должен двенадцать сотен Тумеру и еще две штуки мне. Я бы сказал, дерьмовая удача, Джей-Пи.
Томсон и Тумер не стали его резать или ломать ему пальцы, потому что от Пульо они ждут кое-чего большего, чем просто деньги.
Эти двое прожженные мошенники. В последнее время они занимаются организацией автомобильных аварий с целью получения страховки. Поначалу в деле участвовали их собственные развалюхи, но теперь они «арендуют» машины у местных парней, которые им задолжали. Загрузив в грузовичок побольше пенопластовых коробок, одеял и подушек и посадив на заднее сиденье пару-тройку человек, Томсон и Тумер выезжают на автостраду номер 10. Приметив дорогой автомобиль, выскакивают прямо перед ним и жмут на тормоза. Авария неизбежна. Страховые агенты оценивают ущерб, фирма возмещает. Сидевшие сзади получают свой процент.
Если Пульо не отыграется, то станет их следующей подставой. Тогда они вывезут его завтра вечером, разобьют его машину и заберут всю страховку. В зависимости от обстоятельств эти парни могут получить в пять раз больше того, что задолжал им Пульо. Неплохо за один день.
Пульо начинает с фулхауса, двух дам и трех семерок, но все равно проигрывает — у Томсона четыре десятки. Примерно такая же картина повторяется еще дважды. Карта идет приличная, но недостаточно хорошая, чтобы выиграть.
Однажды, когда ему было одиннадцать лет, Пульо вместе с другими ребятами полез на дерево. Он забрался выше всех, победил. Он даже успел посмотреть на тех, кто висел на ветках под ним. Но миг удачи длился недолго — Пульо свалился и сломал руку.
По пути домой отец сказал ему: «У некоторых это в крови — рисковать. — Он обернулся и посмотрел на гримасничающего от боли сына. — Даже если они всегда проигрывают».
С того дня удача отвернулась от Пульо, а беда следовала за ним как тень. Не везло ему в общем-то в мелочах, но сила мелочей в том, что их много. Игра на деньги не позволяла ему почувствовать себя победителем, потому что он никогда не успевал остановиться. Ему всегда было мало, и Пульо рвался получить больше — сыграть еще одну игру, выпить еще один стакан, полюбить еще одну женщину.
Отец тогда ошибся. Пульо не был прирожденным тупоголовым любителем рискованных авантюр. На роду ему было написано другое: никогда не быть довольным жизнью. И вот теперь, когда Томсону выпадает стрит-флэш, он знает, что завтра его запихнут в багажник, и ему остается только молиться, что столкновение не закончится для него могилой.
Прежде чем уходить, Пульо просит дать ему полежать на диване. Он слышит голоса Бакстера и Тумера, но не разбирает слов. На стене детский карандашный рисунок: яркое солнце в темных очках, фиолетовое дерево и два держащихся за руки человечка.
— Кто это нарисовал? — спрашивает Пульо.
— Племянник. Ему семь. — Томсон явно удивлен вопросом. — А что?
— Не знаю. Похоже, я где-то видел такое.
— Ну да, — вмешивается Бакстер. — Детские рисунки все похожи один на другой. Крепись, Джей-Пи. Даже ты не можешь проигрывать вечно. У тебя еще все впереди. — Бакстер уходит, а Томсон и Тумер садятся у дивана.
— Итак, Джей-Пи, сколько ты нам должен…
16
ЗЫБУЧИЙ ПЕСОК
Фрэнк везет ее в какой-то квартал неподалеку от района Кастро. Они едут быстро, и проносящиеся мимо жилые дома и магазины сливаются в одно размазанное пятно. Люди тоже как будто торопятся куда-то — закутанные в пальто и куртки, бегут по тротуарам, опустив головы и не глядя по сторонам. Вечерний воздух прозрачен и свеж, и не спешат только те, кому негде провести ночь.
Обнаружить место преступления нетрудно, на него указывают голубые мигающие огоньки полицейских машин. Вспыхивая, они вырывают из окружающей темноты лица собравшихся неподалеку зевак и ближайшие здания. Фрэнк и Саманта выходят из машины, и полицейский в форме проводит их через калитку между двумя двухквартирными домами. Идти скользко, под ногами хлюпает грязь. В самом конце переулка несколько детективов с фонариками окружили мусорные баки. То и дело хлопают вспышки фотоаппаратов. Детектив Снейр приветствует Фрэнка легким кивком и отступает в сторону.
— Нам позвонили минут сорок назад. Владелец дома обнаружил ее, когда выносил мусор.
Снейр переступает с ноги на ногу.
Кэтрин сидит, прислонившись спиной к забору, и вытянутые ноги образуют цифру 4 — правая согнута в сторону левой и почти касается колена. Одета она во все черное: ботинки «Доктор Мартенс», слаксы, облегающая рубашка. Ни куртки, ни пальто. Голова свисает к груди, лицо и сложенные на колене руки синевато-белые. Фонарей в переулке нет, и понять, отчего она умерла, невозможно. Саманта хочет спросить Снейра, но детектив, словно отвечая на ее еще не заданный вопрос, приподнимает рубашку. На животе темнеет оставленная ножом рана.
Еще одна вспышка.
— Рядом с ней нашли небольшую спортивную сумку. В ней веревка, книга и два ножа. На обоих следы крови.
Детектив смотрит только на Фрэнка и разговаривает только с ним.
— Что за книга? — спрашивает Саманта.
— Не сомневаюсь, что кровь на них чужая, — продолжает Снейр, и Саманта не может понять, то ли он не расслышал вопроса, то ли намеренно не обращает на нее внимания.
— Еще одна жертва? — спрашивает Фрэнк.
— Я так предполагаю. И…
— Что за книга? — уже громче повторяет Саманта.
— Библия, — бесстрастно отвечает Снейр.
— Что же здесь, по-вашему, произошло?
Фрэнк отступает, пропуская двух мужчин с носилками. На куртке у каждого сделанная желтым надпись «Коронер». Детектив ведет Фрэнка к дому, чтобы не мешать полицейским. Саманта следует за ними.
— Определенно сказать трудно. Надо подождать, пока будут готовы отчеты. Возможно, она получила смертельное ранение при нападении на последнюю жертву.
— Получается, что эта «жертва», смертельно ранив нападавшего, настолько обессилела, что не смогла даже набрать 911? — раздраженно бросает Саманта. Ее злит как то, что Кэтрин нашли убитой, так и то, что ее намеренно исключают из разговора.
— Может, он умирает где-нибудь от потери крови или уже висит головой вниз! — язвительно отвечает Снейр.
— Да, хорошее объяснение.
Детектив резко поворачивается и впервые за время разговора смотрит прямо на нее.
— На обоих ножах будут ее отпечатки. И я готов держать пари, что этими же ножами были зарезаны Фиби Маккрекен и Габриэль Морган.
— А почему вы так уверены, что на ножах не ее кровь?
— Опыт. — Он бросает это слово так, словно оно объясняет все. — У нас есть орудия убийства. Мы можем связать ее с обоими преступлениями. — Снейр подходит ближе и, понизив голос, продолжает. Саманта чувствует, как в правый сапожок начинает просачиваться вода. — Вы ничего не сделали. Вы только зря отнимаете у меня время, мисс… не знаю вашего имени. И я здесь не для того, чтобы учить вас работать на месте преступления.
— Значит, опыт? — сердито переспрашивает она. — Так это у вас называется? А по-моему, вам просто так удобнее.
— Что? — Голос Снейра звучит удивленно. — Что касается вас, то ваше расследование закончено. — Он тычет в нее указательным пальцем. — Все! Вы искали пропавшую женщину? Она перед вами!
— Расследование только начинается. — Саманте хочется, чтобы ее слова били по нему, как сжатый кулак. — У вас нет никаких доказательств того, что Кэтрин убила кого бы то ни было. Наверняка мы знаем только то, что убийца все еще на свободе.
Снейр презрительно фыркает.
— Кто-то же убил ее. Этот кто-то притащил Кэтрин сюда, чтобы нам не пришлось ее долго искать. Почему? И какова связь между ее убийцей и другими преступлениями? Нам надо учиться ставить нужные вопросы, а не валить все на убитую.
— Будь это тот же убийца, эта женщина висела бы вниз головой на пожарной лестнице.
Саманта отводит взгляд и едва слышно бормочет:
— Мы что-то упускаем.
— У меня нет времени слушать ваш бред. И если я до сих пор не арестовал вас за воспрепятствование расследованию, то только из-за корпорации «Паличи». Но я позабочусь, чтобы вас и вашу группу в дальнейшем к этому делу не подпускали.
Снейр идет к машине и открывает дверцу.
— Убийства на этом не закончились! — кричит ему вслед Саманта. — Трупы ещё будут. И что вы станете делать тогда?
— Может быть, арестую вас.
Он захлопывает дверцу и включает двигатель.
— Какого черта? Что ты себе позволяешь? — злится Фрэнк.
— Что?
— Сталкиваешь полицию Сан-Франциско и корпорацию «Паличи». Не забывай, ты участвуешь в расследовании по моей просьбе. Сейчас Снейр нажалуется им на нас обоих, а меня обвинит потом в том, что я ввел его в заблуждение насчет тебя.
— Перестань. Есть вещи поважнее твоих возможных неприятностей.
Она останавливается и смотрит на полицейских, которые кладут тело Кэтрин на носилки.
— Такая смерть… — безжизненным голосом продолжает Саманта. — За тысячи миль от дома. Хотела бы я поговорить с ней. Дать знать, что ее не забыли, что ее ищут.
— Ладно, пошли, я отвезу тебя домой.
Он кладет руку ей на плечо.
— Что ты скажешь ее родителям?
— Не знаю.
— Люди не должны так умирать.
Она замирает. Двое мужчин проносят упрятанное вчерный мешок тело Кэтрин.
— Не должны.
— Никто не должен умирать в одиночку.
Фрэнк отвозит ее домой и уезжает, а Саманта отправляется в клинику. Тишина в машине действует ей на нервы. Остановившись на перекрестке, она наблюдает за переходящими улицу людьми. Одни смеются. Другие выглядят мрачными и серьезными. Большинство ежатся от холода. Какая-то женщина с обмотанным вокруг шеи шарфом смотрит на Саманту. Она не спешит, предпочитая держаться на расстоянии от других.
Это Кэтрин — нежная бледная кожа и синие глаза.
Саманта вглядывается пристальнее, подавшись вперед, к рулю. Теперь лицо у женщины уже другое. Не такое молодое, более строгое.
Загорается зеленый.
Сегодня на пятом этаже клиники непривычно тихо, и Саманта, миновав свою палату, идет в самый конец коридора к питьевому фонтанчику. В горле пересохло, глотать трудно, и она просто подставляет губы под струю холодной воды. Падающая в раковину вода кружится по часовой стрелке и уходит в трубу, а Саманта представляет, что движется вместе с ней, что ее уносит все дальше и дальше отсюда, от этого места, от страданий и смерти.
Она пытается вспомнить тему из «Гольдберг-вариаций», но мелодия ускользает. Вместо музыки слышится голос матери. Саманта вспоминает, как засыпала, положив голову матери на грудь. Ее любимой колыбельной была какая-то народная песня, но мать никогда не упоминала ее названия и никогда не пела ее — только мурлыкала мотив.
Иногда, когда Саманта не может представить ее лицо или забывает мерный ритм голоса, она начинает мурлыкать ту колыбельную. Это помогает держаться вместе.
Саманта отступает от фонтанчика и слышит за спиной шорох бумаги. Звук доносится из палаты Арти. Она останавливается, не переступая порог, и видит, что он сидит на краю кровати перед развернутой газетой. Она стучит в открытую дверь. Арти поднимает голову и слабо улыбается. Свободная футболка и спортивные брюки скрывают контуры тела, но Саманта замечает, что он гораздо мускулистее, чем казалось ей раньше.
— Привет. — Ее собственный голос звучит глухо и хрипло. — Что интересного?
Она заглядывает в газету.
— Ничего особенного. Просто… я всегда этим занимаюсь.
— Что вы имеете в виду?
— Когда не могу уснуть, я читаю газеты. Наверное, помогает расслабиться.
Он неторопливо складывает развернутые страницы и убирает газету в сторону.
Саманта удивлена непривычно мягким тоном его голоса.
— А на меня новости действуют угнетающе, — нарочито небрежно говорит она.
— Дело не в новостях, а в… в сохранении событий. Газеты помогают сохранить то, что мы делаем.
— И вы чувствуете себя не таким одиноким? — Едва задав вопрос, Саманта понимает, что он получился чересчур личным, и поспешно добавляет: — Я хочу сказать, что для меня это самое страшное. Когда не получается уснуть, я чувствую себя изолированной от всех. Мне так не хватает…
— Всем чего-то не хватает, — недослушав, резко перебивает Арти.
Саманта не успевает ничего сказать, потому что незнакомый женский голос зовет ее по имени. Оглянувшись, она видит стоящих у порога своей палаты двух женщин.
— Мне пора, — бормочет она и идет по коридору, обдумывая последние слова Арти.
Он не дал ей договорить, а что бы она сказала? Чего ей не хватает? Что ей нужно? Помощь? Ответы? Любовь? Что она хотела сказать? И как бы ответила, если бы тот же вопрос задал Фрэнк? Представить невозможно.
Одна из ожидающих ее женщин, повыше ростом, называет себя:
— Я — доктор Купер. Буду заниматься вами сегодня вечером. — Красивая, с интересным акцентом. — Доктор Клей заболел, но завтра уже вернется.
— Вы австралийка? — спрашивает Саманта.
— Нет, я из Южной Африки. — Похоже, догадка Саманты пришлась ей не по душе. — Это моя ассистентка, сестра Богарт. Она вас подготовит, а я вернусь через пару минут.
— Вы разговаривали с доктором Клеем?
— Нет, он оставил сообщение на моем автоответчике. Не беспокойтесь, я не кусаюсь.
Женщина улыбается:
— Я просто хотела поговорить с ним.
— Доктор Клей будет завтра. Пора начинать.
Саманта просыпается, испытывая непонятное беспокойство. В памяти вертятся обрывки сна. Разрозненные, не связанные друг с другом ничем, кроме некоего образа.
Перед ней стоит фигура человека в длинном, до земли, пальто, с надвинутым на глаза капюшоном. Губы шевелятся, но слов не слышно. Морщинистое, без всякого выражения лицо. Она подается к нему, еще и еще ближе, пока ухо едва не касается его рта. Она чувствует запах его дыхания — это запах сена и навоза.
Лицо меняется. Кожа стягивается. Морщины разглаживаются. Перемены все быстрее — цвет кожи, возраст, пол. Десятки лиц. На всех печать боли, муки, печали. Вдруг — лицо Кэтрин. Не то, с фотографии, где она улыбается, а другое, безжизненное. Пустое. Еще одна трансформация, формируется еще одно лицо, и в нем есть нечто знакомое…
В палату входит сестра Богарт и поздравляет ее с очередным успехом. Саманта кивает, не вслушиваясь в то, что говорит сестра. Перед глазами последнее лицо. Она уверена, что уже видела его раньше.
17
СИМОН ПАДАЕТ
Среда
Сосредоточиться на работе не удается, особенно после полученных от Дона по электронной почте последних переведенных писем, поэтому Саманта поднимается на крышу офисного здания. В теплую погоду сюда приходят выпить кофе или перекусить во время перерыва на ленч. Семиэтажное строение поднимается над всем деловым районом, и ее коллегам нравится любоваться окружающим видом. Саманта же никогда не подходила к краю.
Она всегда боялась высоты. В детстве избегала горок, не поднималась на вершины монументов, старалась не выглядывать из окон высотных домов, предпочитая оставаться на земле, где все надежно и понятно. Даже от поездки по Бэй-Бридж у нее тряслись коленки, а во рту становилось горько. Фрэнк, бывало, высмеивал ее страхи. Его высота не пугала, и он постоянно стремился затащить ее на какие-нибудь возвышения. Саманта всегда отказывалась. Вне зависимости от того, шла ли речь об отдыхе или чем-то более романтическом, ей нравилось чувствовать под ногами твердую почву.
Этим ранним утром на крыше никого нет, и она останавливается у круглого, мокрого после дождя деревянного стола. Разворачивает распечатку и начинает читать первое из трех писем. Воздух удивительно неподвижен, облака растянулись по небу, точно марлевая повязка на ране. Внизу сигналят, проезжая по улице, автомобили.
25 мая 1742 года.
Карл!
Извини за то, что долго не писал. Граф в ярости — кричит на всех нас, врывается в комнаты. Две недели назад мы едва не погибли в огне, и я боюсь, что пожар не был случайностью.
Я занимаюсь приготовлениями к возвращению в Берлин — мы с Г. уезжаем через неделю. Не задержусь здесь ни на минуту. Другие слуги уже почти все исчезли, и замок без них кажется населенным призраками. Сначала я думал, что они сбежали, не выдержав напряжения, но во время пожара увидел такое, что зародило во мне сомнения.
Я прибежал к кабинету графа с ведром воды из колодца и выбил дверь ударом плеча. Дым разъедал глаза. В углу что-то зашевелилось. Что-то дергалось и мычало, скрытое тенями. Сделав шаг вперед, я различил очертания человеческого тела. Руки были разведены в стороны, как крылья. Прежде чем я успел подойти ближе, что-то ударило меня в голову и отбросило в коридор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Жена меня не отпустит. Так что или играем здесь, или не играем вообще!
— Не хнычь, Томсон. Или мне сбегать на рынок за салфетками?
— Отстань, Бакстер.
— Эй, давайте начинать.
— Не гони, Джей-Пи. Впервые вижу парня, которому так не терпится проиграть, — ухмыляется Бакстер.
Пульо нервничает. Сегодня ему надо выиграть по-крупному, а потому он внимательно наблюдает за тем, как Томсон тасует карты.
— У меня предчувствие, парни. Удача на моей стороне.
— Ты должен двенадцать сотен Тумеру и еще две штуки мне. Я бы сказал, дерьмовая удача, Джей-Пи.
Томсон и Тумер не стали его резать или ломать ему пальцы, потому что от Пульо они ждут кое-чего большего, чем просто деньги.
Эти двое прожженные мошенники. В последнее время они занимаются организацией автомобильных аварий с целью получения страховки. Поначалу в деле участвовали их собственные развалюхи, но теперь они «арендуют» машины у местных парней, которые им задолжали. Загрузив в грузовичок побольше пенопластовых коробок, одеял и подушек и посадив на заднее сиденье пару-тройку человек, Томсон и Тумер выезжают на автостраду номер 10. Приметив дорогой автомобиль, выскакивают прямо перед ним и жмут на тормоза. Авария неизбежна. Страховые агенты оценивают ущерб, фирма возмещает. Сидевшие сзади получают свой процент.
Если Пульо не отыграется, то станет их следующей подставой. Тогда они вывезут его завтра вечером, разобьют его машину и заберут всю страховку. В зависимости от обстоятельств эти парни могут получить в пять раз больше того, что задолжал им Пульо. Неплохо за один день.
Пульо начинает с фулхауса, двух дам и трех семерок, но все равно проигрывает — у Томсона четыре десятки. Примерно такая же картина повторяется еще дважды. Карта идет приличная, но недостаточно хорошая, чтобы выиграть.
Однажды, когда ему было одиннадцать лет, Пульо вместе с другими ребятами полез на дерево. Он забрался выше всех, победил. Он даже успел посмотреть на тех, кто висел на ветках под ним. Но миг удачи длился недолго — Пульо свалился и сломал руку.
По пути домой отец сказал ему: «У некоторых это в крови — рисковать. — Он обернулся и посмотрел на гримасничающего от боли сына. — Даже если они всегда проигрывают».
С того дня удача отвернулась от Пульо, а беда следовала за ним как тень. Не везло ему в общем-то в мелочах, но сила мелочей в том, что их много. Игра на деньги не позволяла ему почувствовать себя победителем, потому что он никогда не успевал остановиться. Ему всегда было мало, и Пульо рвался получить больше — сыграть еще одну игру, выпить еще один стакан, полюбить еще одну женщину.
Отец тогда ошибся. Пульо не был прирожденным тупоголовым любителем рискованных авантюр. На роду ему было написано другое: никогда не быть довольным жизнью. И вот теперь, когда Томсону выпадает стрит-флэш, он знает, что завтра его запихнут в багажник, и ему остается только молиться, что столкновение не закончится для него могилой.
Прежде чем уходить, Пульо просит дать ему полежать на диване. Он слышит голоса Бакстера и Тумера, но не разбирает слов. На стене детский карандашный рисунок: яркое солнце в темных очках, фиолетовое дерево и два держащихся за руки человечка.
— Кто это нарисовал? — спрашивает Пульо.
— Племянник. Ему семь. — Томсон явно удивлен вопросом. — А что?
— Не знаю. Похоже, я где-то видел такое.
— Ну да, — вмешивается Бакстер. — Детские рисунки все похожи один на другой. Крепись, Джей-Пи. Даже ты не можешь проигрывать вечно. У тебя еще все впереди. — Бакстер уходит, а Томсон и Тумер садятся у дивана.
— Итак, Джей-Пи, сколько ты нам должен…
16
ЗЫБУЧИЙ ПЕСОК
Фрэнк везет ее в какой-то квартал неподалеку от района Кастро. Они едут быстро, и проносящиеся мимо жилые дома и магазины сливаются в одно размазанное пятно. Люди тоже как будто торопятся куда-то — закутанные в пальто и куртки, бегут по тротуарам, опустив головы и не глядя по сторонам. Вечерний воздух прозрачен и свеж, и не спешат только те, кому негде провести ночь.
Обнаружить место преступления нетрудно, на него указывают голубые мигающие огоньки полицейских машин. Вспыхивая, они вырывают из окружающей темноты лица собравшихся неподалеку зевак и ближайшие здания. Фрэнк и Саманта выходят из машины, и полицейский в форме проводит их через калитку между двумя двухквартирными домами. Идти скользко, под ногами хлюпает грязь. В самом конце переулка несколько детективов с фонариками окружили мусорные баки. То и дело хлопают вспышки фотоаппаратов. Детектив Снейр приветствует Фрэнка легким кивком и отступает в сторону.
— Нам позвонили минут сорок назад. Владелец дома обнаружил ее, когда выносил мусор.
Снейр переступает с ноги на ногу.
Кэтрин сидит, прислонившись спиной к забору, и вытянутые ноги образуют цифру 4 — правая согнута в сторону левой и почти касается колена. Одета она во все черное: ботинки «Доктор Мартенс», слаксы, облегающая рубашка. Ни куртки, ни пальто. Голова свисает к груди, лицо и сложенные на колене руки синевато-белые. Фонарей в переулке нет, и понять, отчего она умерла, невозможно. Саманта хочет спросить Снейра, но детектив, словно отвечая на ее еще не заданный вопрос, приподнимает рубашку. На животе темнеет оставленная ножом рана.
Еще одна вспышка.
— Рядом с ней нашли небольшую спортивную сумку. В ней веревка, книга и два ножа. На обоих следы крови.
Детектив смотрит только на Фрэнка и разговаривает только с ним.
— Что за книга? — спрашивает Саманта.
— Не сомневаюсь, что кровь на них чужая, — продолжает Снейр, и Саманта не может понять, то ли он не расслышал вопроса, то ли намеренно не обращает на нее внимания.
— Еще одна жертва? — спрашивает Фрэнк.
— Я так предполагаю. И…
— Что за книга? — уже громче повторяет Саманта.
— Библия, — бесстрастно отвечает Снейр.
— Что же здесь, по-вашему, произошло?
Фрэнк отступает, пропуская двух мужчин с носилками. На куртке у каждого сделанная желтым надпись «Коронер». Детектив ведет Фрэнка к дому, чтобы не мешать полицейским. Саманта следует за ними.
— Определенно сказать трудно. Надо подождать, пока будут готовы отчеты. Возможно, она получила смертельное ранение при нападении на последнюю жертву.
— Получается, что эта «жертва», смертельно ранив нападавшего, настолько обессилела, что не смогла даже набрать 911? — раздраженно бросает Саманта. Ее злит как то, что Кэтрин нашли убитой, так и то, что ее намеренно исключают из разговора.
— Может, он умирает где-нибудь от потери крови или уже висит головой вниз! — язвительно отвечает Снейр.
— Да, хорошее объяснение.
Детектив резко поворачивается и впервые за время разговора смотрит прямо на нее.
— На обоих ножах будут ее отпечатки. И я готов держать пари, что этими же ножами были зарезаны Фиби Маккрекен и Габриэль Морган.
— А почему вы так уверены, что на ножах не ее кровь?
— Опыт. — Он бросает это слово так, словно оно объясняет все. — У нас есть орудия убийства. Мы можем связать ее с обоими преступлениями. — Снейр подходит ближе и, понизив голос, продолжает. Саманта чувствует, как в правый сапожок начинает просачиваться вода. — Вы ничего не сделали. Вы только зря отнимаете у меня время, мисс… не знаю вашего имени. И я здесь не для того, чтобы учить вас работать на месте преступления.
— Значит, опыт? — сердито переспрашивает она. — Так это у вас называется? А по-моему, вам просто так удобнее.
— Что? — Голос Снейра звучит удивленно. — Что касается вас, то ваше расследование закончено. — Он тычет в нее указательным пальцем. — Все! Вы искали пропавшую женщину? Она перед вами!
— Расследование только начинается. — Саманте хочется, чтобы ее слова били по нему, как сжатый кулак. — У вас нет никаких доказательств того, что Кэтрин убила кого бы то ни было. Наверняка мы знаем только то, что убийца все еще на свободе.
Снейр презрительно фыркает.
— Кто-то же убил ее. Этот кто-то притащил Кэтрин сюда, чтобы нам не пришлось ее долго искать. Почему? И какова связь между ее убийцей и другими преступлениями? Нам надо учиться ставить нужные вопросы, а не валить все на убитую.
— Будь это тот же убийца, эта женщина висела бы вниз головой на пожарной лестнице.
Саманта отводит взгляд и едва слышно бормочет:
— Мы что-то упускаем.
— У меня нет времени слушать ваш бред. И если я до сих пор не арестовал вас за воспрепятствование расследованию, то только из-за корпорации «Паличи». Но я позабочусь, чтобы вас и вашу группу в дальнейшем к этому делу не подпускали.
Снейр идет к машине и открывает дверцу.
— Убийства на этом не закончились! — кричит ему вслед Саманта. — Трупы ещё будут. И что вы станете делать тогда?
— Может быть, арестую вас.
Он захлопывает дверцу и включает двигатель.
— Какого черта? Что ты себе позволяешь? — злится Фрэнк.
— Что?
— Сталкиваешь полицию Сан-Франциско и корпорацию «Паличи». Не забывай, ты участвуешь в расследовании по моей просьбе. Сейчас Снейр нажалуется им на нас обоих, а меня обвинит потом в том, что я ввел его в заблуждение насчет тебя.
— Перестань. Есть вещи поважнее твоих возможных неприятностей.
Она останавливается и смотрит на полицейских, которые кладут тело Кэтрин на носилки.
— Такая смерть… — безжизненным голосом продолжает Саманта. — За тысячи миль от дома. Хотела бы я поговорить с ней. Дать знать, что ее не забыли, что ее ищут.
— Ладно, пошли, я отвезу тебя домой.
Он кладет руку ей на плечо.
— Что ты скажешь ее родителям?
— Не знаю.
— Люди не должны так умирать.
Она замирает. Двое мужчин проносят упрятанное вчерный мешок тело Кэтрин.
— Не должны.
— Никто не должен умирать в одиночку.
Фрэнк отвозит ее домой и уезжает, а Саманта отправляется в клинику. Тишина в машине действует ей на нервы. Остановившись на перекрестке, она наблюдает за переходящими улицу людьми. Одни смеются. Другие выглядят мрачными и серьезными. Большинство ежатся от холода. Какая-то женщина с обмотанным вокруг шеи шарфом смотрит на Саманту. Она не спешит, предпочитая держаться на расстоянии от других.
Это Кэтрин — нежная бледная кожа и синие глаза.
Саманта вглядывается пристальнее, подавшись вперед, к рулю. Теперь лицо у женщины уже другое. Не такое молодое, более строгое.
Загорается зеленый.
Сегодня на пятом этаже клиники непривычно тихо, и Саманта, миновав свою палату, идет в самый конец коридора к питьевому фонтанчику. В горле пересохло, глотать трудно, и она просто подставляет губы под струю холодной воды. Падающая в раковину вода кружится по часовой стрелке и уходит в трубу, а Саманта представляет, что движется вместе с ней, что ее уносит все дальше и дальше отсюда, от этого места, от страданий и смерти.
Она пытается вспомнить тему из «Гольдберг-вариаций», но мелодия ускользает. Вместо музыки слышится голос матери. Саманта вспоминает, как засыпала, положив голову матери на грудь. Ее любимой колыбельной была какая-то народная песня, но мать никогда не упоминала ее названия и никогда не пела ее — только мурлыкала мотив.
Иногда, когда Саманта не может представить ее лицо или забывает мерный ритм голоса, она начинает мурлыкать ту колыбельную. Это помогает держаться вместе.
Саманта отступает от фонтанчика и слышит за спиной шорох бумаги. Звук доносится из палаты Арти. Она останавливается, не переступая порог, и видит, что он сидит на краю кровати перед развернутой газетой. Она стучит в открытую дверь. Арти поднимает голову и слабо улыбается. Свободная футболка и спортивные брюки скрывают контуры тела, но Саманта замечает, что он гораздо мускулистее, чем казалось ей раньше.
— Привет. — Ее собственный голос звучит глухо и хрипло. — Что интересного?
Она заглядывает в газету.
— Ничего особенного. Просто… я всегда этим занимаюсь.
— Что вы имеете в виду?
— Когда не могу уснуть, я читаю газеты. Наверное, помогает расслабиться.
Он неторопливо складывает развернутые страницы и убирает газету в сторону.
Саманта удивлена непривычно мягким тоном его голоса.
— А на меня новости действуют угнетающе, — нарочито небрежно говорит она.
— Дело не в новостях, а в… в сохранении событий. Газеты помогают сохранить то, что мы делаем.
— И вы чувствуете себя не таким одиноким? — Едва задав вопрос, Саманта понимает, что он получился чересчур личным, и поспешно добавляет: — Я хочу сказать, что для меня это самое страшное. Когда не получается уснуть, я чувствую себя изолированной от всех. Мне так не хватает…
— Всем чего-то не хватает, — недослушав, резко перебивает Арти.
Саманта не успевает ничего сказать, потому что незнакомый женский голос зовет ее по имени. Оглянувшись, она видит стоящих у порога своей палаты двух женщин.
— Мне пора, — бормочет она и идет по коридору, обдумывая последние слова Арти.
Он не дал ей договорить, а что бы она сказала? Чего ей не хватает? Что ей нужно? Помощь? Ответы? Любовь? Что она хотела сказать? И как бы ответила, если бы тот же вопрос задал Фрэнк? Представить невозможно.
Одна из ожидающих ее женщин, повыше ростом, называет себя:
— Я — доктор Купер. Буду заниматься вами сегодня вечером. — Красивая, с интересным акцентом. — Доктор Клей заболел, но завтра уже вернется.
— Вы австралийка? — спрашивает Саманта.
— Нет, я из Южной Африки. — Похоже, догадка Саманты пришлась ей не по душе. — Это моя ассистентка, сестра Богарт. Она вас подготовит, а я вернусь через пару минут.
— Вы разговаривали с доктором Клеем?
— Нет, он оставил сообщение на моем автоответчике. Не беспокойтесь, я не кусаюсь.
Женщина улыбается:
— Я просто хотела поговорить с ним.
— Доктор Клей будет завтра. Пора начинать.
Саманта просыпается, испытывая непонятное беспокойство. В памяти вертятся обрывки сна. Разрозненные, не связанные друг с другом ничем, кроме некоего образа.
Перед ней стоит фигура человека в длинном, до земли, пальто, с надвинутым на глаза капюшоном. Губы шевелятся, но слов не слышно. Морщинистое, без всякого выражения лицо. Она подается к нему, еще и еще ближе, пока ухо едва не касается его рта. Она чувствует запах его дыхания — это запах сена и навоза.
Лицо меняется. Кожа стягивается. Морщины разглаживаются. Перемены все быстрее — цвет кожи, возраст, пол. Десятки лиц. На всех печать боли, муки, печали. Вдруг — лицо Кэтрин. Не то, с фотографии, где она улыбается, а другое, безжизненное. Пустое. Еще одна трансформация, формируется еще одно лицо, и в нем есть нечто знакомое…
В палату входит сестра Богарт и поздравляет ее с очередным успехом. Саманта кивает, не вслушиваясь в то, что говорит сестра. Перед глазами последнее лицо. Она уверена, что уже видела его раньше.
17
СИМОН ПАДАЕТ
Среда
Сосредоточиться на работе не удается, особенно после полученных от Дона по электронной почте последних переведенных писем, поэтому Саманта поднимается на крышу офисного здания. В теплую погоду сюда приходят выпить кофе или перекусить во время перерыва на ленч. Семиэтажное строение поднимается над всем деловым районом, и ее коллегам нравится любоваться окружающим видом. Саманта же никогда не подходила к краю.
Она всегда боялась высоты. В детстве избегала горок, не поднималась на вершины монументов, старалась не выглядывать из окон высотных домов, предпочитая оставаться на земле, где все надежно и понятно. Даже от поездки по Бэй-Бридж у нее тряслись коленки, а во рту становилось горько. Фрэнк, бывало, высмеивал ее страхи. Его высота не пугала, и он постоянно стремился затащить ее на какие-нибудь возвышения. Саманта всегда отказывалась. Вне зависимости от того, шла ли речь об отдыхе или чем-то более романтическом, ей нравилось чувствовать под ногами твердую почву.
Этим ранним утром на крыше никого нет, и она останавливается у круглого, мокрого после дождя деревянного стола. Разворачивает распечатку и начинает читать первое из трех писем. Воздух удивительно неподвижен, облака растянулись по небу, точно марлевая повязка на ране. Внизу сигналят, проезжая по улице, автомобили.
25 мая 1742 года.
Карл!
Извини за то, что долго не писал. Граф в ярости — кричит на всех нас, врывается в комнаты. Две недели назад мы едва не погибли в огне, и я боюсь, что пожар не был случайностью.
Я занимаюсь приготовлениями к возвращению в Берлин — мы с Г. уезжаем через неделю. Не задержусь здесь ни на минуту. Другие слуги уже почти все исчезли, и замок без них кажется населенным призраками. Сначала я думал, что они сбежали, не выдержав напряжения, но во время пожара увидел такое, что зародило во мне сомнения.
Я прибежал к кабинету графа с ведром воды из колодца и выбил дверь ударом плеча. Дым разъедал глаза. В углу что-то зашевелилось. Что-то дергалось и мычало, скрытое тенями. Сделав шаг вперед, я различил очертания человеческого тела. Руки были разведены в стороны, как крылья. Прежде чем я успел подойти ближе, что-то ударило меня в голову и отбросило в коридор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26