А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Уже почти девять. Ты, кажется, говорила, что мы будем пить кофе? Я обычно пью его после ужина, но, боюсь, мне нужно поспешить, чтобы не ехать домой слишком поздно.Он прошел за ней в кухню, помог положить грязную посуду в мойку и стоял позади нее, когда она накладывала кофе в кофейник. Когда она повернулась, он обнял ее и прижал к себе. Ее тело было стройным и гибким, от нее пахло чистыми волосами и чистой кожей.В этот раз ее реакция была более явной: она отшатнулась от него, как будто его прикосновения обожгли ее, и вытянула руку, как бы стараясь защититься:— Эдмунд, что, черт возьми, ты делаешь?— У меня был очень тяжелый день, — сказал Эдмунд. — Допрос в полиции и это проклятое убийство Трикси Смит. Бедная женщина, — не забыл добавить он. — И я подумал, что немного человеческого тепла и участия... Ты же сама сказала, что твое сердце свободно. — В его голосе звучали оскорбленные нотки.— Да, но мы же двоюродные брат и сестра! — сказала Люси, делая шаг назад, чтобы быть еще дальше от него. — Я не могу, то есть не могу с тобой. Это же почти инцест! Это гадко!Гадко. Когда-нибудь ей придется дорого заплатить за эти слова... Вот ведь стерва! Эдмунд отвернулся, показывая, что потерял всякий интерес, но ему пришлось подавить в себе огромное желание схватить ее в охапку и насильно прижать к себе. А что потом? Потом — в гостиную, на удобный мягкий диван около камина? Или в ее спальню, где он ни разу не бывал? Образ Люси с разметавшимися по подушке волосами дразнил и манил, но он заставил себя небрежно сказать:— Вообще-то мы очень дальние родственники. Моим дядей был Уильям Фэйн, брат моего отца, а Дебора стала моей тетей, только когда вышла замуж за Уильяма. Так что мы вовсе не родственники, Люси. Но давай обо всем забудем. Это был просто минутный импульс.«Ты не представляешь, как много потеряла», — звучало в его голосе.— Надеюсь, к кофе у тебя найдется обезжиренное молоко. Я сейчас пью только такое.Когда Эдмунд ушел, Люси помыла посуду, но никак не могла навести порядок в мыслях.Какая странная у них получилась встреча. Но, скорее всего, она просто сделала неверные выводы. «Люси, ты такая романтичная внутри, а по виду этого не скажешь», — сказал Эдмунд, и тон у него был, как у человека, который намеренно старается, чтобы слова звучали как ласка. Соблазнительная ласка. А потом, когда в кухне он настойчиво ее обнял...Это было так непохоже на Эдмунда, что казалось Люси каким-то зловещим знаком.Но сам Эдмунд вовсе не был зловещим, в нем не было ничего, что можно было бы назвать «зазывающим в постель». Должно быть, она просто все неправильно поняла. К тому же он провел большую часть дня, стойко отвечая на вопросы полицейских о том, как оказался в Ашвуде с Трикси Смит, — ах да, он же сам сказал что-то о том, что ему хочется немного человеческого тепла и участия после такого тяжелого дня. Ему, наверное, было больно от мысли о том, что все воскресные газеты будут пестреть именем Лукреции в связи с этим убийством; из всех членов семьи Эдмунд меньше всех хотел, чтобы его имя ассоциировалось с именем Лукреции. Бедняга Эдмунд.Но все равно странно, что он так легко поехал в тот день в Ашвуд, чтобы встретиться с Трикси Смит. Странно даже не потому, что это далеко и что эта поездка нарушила его размеренную жизнь... Странно из-за Криспина.Эдмунду было жаль, что Люси отвергла его, но у него еще будет возможность все повторить. По пути из Лондона Эдмунд улыбнулся своему отражению в зеркале заднего вида, когда подумал о такой возможности. И, по крайней мере, его приставания отвлекли ее от разговоров и мыслей о Криспине, как он и рассчитывал. («А правда ли отвлекли? Будь честен, Эдмунд». — «Да, конечно, это сработало!»)Выехав за пределы Лондона, он заметил, что машин стало гораздо меньше, и его мысли вернулись к событиям, предшествовавшим ужину в квартире Люси. Эдмунд заново перебрал в угле все, что происходило в полиции. Ему хотелось верить, что все прошло гладко, и он был абсолютно уверен, что инспектор Флетчер ничего не заподозрила, хотя она позволила себе парочку язвительных замечаний, которые он пропустил мимо ушей. Стерва.На допросе его заинтересовала кое-какая информация, а именно вопрос о том, кто является владельцем студии «Ашвуд». Стоит ли ему этим заняться? Конечно, если студия несколько раз меняла владельцев, то всякие намеки на тайны давно похоронены под грудами документов и договоров. Секретарши, должно быть, без интереса говорят друг другу: «Где бумаги по студии с привидениями?» Но студия продолжает переходить из рук в руки, потому что всегда кто-нибудь может сказать: «Что ж, призраки ведь не влияют на стоимость земли. Кроме того, мы ведь не собирались вкладывать деньги в какие-нибудь крупные проекты в течение ближайших двух лет». А потом какой-нибудь финансовый волшебник неожиданно решает, что покупка студии была бессмысленной тратой денег, и компания без раздумий сбывает «Ашвуд» с рук. Тем не менее никакого вреда ведь не будет, если Эдмунд обратиться в Ведомство по правам собственности на землю, хотя есть вероятность, что студия там не зарегистрирована: все зависит от того, как давно она поменяла владельцев. Но эта мысль не помешает Эдмунду сделать запрос. Он всегда может сказать, что один из его клиентов заинтересовался «Ашвудом». Да, запрос в Ведомство — первое, что он сделает в понедельник. Глава 15 Наконец Алиса добралась до собора Святого Стефана. Но она абсолютно не представляла, что ждет ее впереди.Она была совсем одна, без гроша в кармане. И когда Алиса увидела эти ночные слабо освещенные улицы, они показались ей зловещими и полными опасностей, с которыми Алиса никогда раньше не сталкивалась и о существовании которых даже не подозревала.— Люди говорят о том, как красива Вена, что ее улицы пахнут хорошим кофе и круассанами, что даже ее тротуары окутаны музыкой, — рассказывала Алиса ребенку, сидевшему съежившись в углу у камина. Отблески огня рисовали тени в его темных непослушных волосах. — Конечно, это только одна сторона этого города. Но Вена, в которую я неожиданно попала в ту ночь, когда родители мисс Нины приказали мне покинуть их дом, была холодной и недружелюбной. Бедно одетые прохожие были покрыты грязью. Я шла по узким мощенным булыжником мостовым и переулкам с каменными арками, по неожиданным маленьким пролетам лестниц, ведущим вниз в подвалы... Это тоже была Вена, но она настолько отличалась от той Вены, которую я знала, что мне начало казаться, будто я угодила в совсем другой мир.— О, я понимаю. Ведь...— Что? Что бы ни было, ты можешь сказать это. Ты можешь рассказать мне все что угодно.— Я знаю. Я собирался сказать, что, когда приехал сюда, мне тоже казалось, будто я попал в совсем другой мир. И не только потому, что это место отличается от Педлар-ярда. Оно больше чем отличается. Сначала я думал, что все дело в этом доме, и только теперь, когда я немного пожил в нем, мне кажется, что дело не в нем. По-моему, дело в тебе. Но я не совсем понимаю почему.С тех пор как я приехал сюда, я впервые поделился с ней чем-то очень личным, поэтому неожиданно почувствовал легкую тревогу. Вдруг Алисе не понравится то, что я сказал? Что если она не поймет?Но, конечно же, она поняла. Ведь она всегда понимала. Алиса медленно проговорила:— Мне кажется, у тебя возникло такое ощущение оттого, что весь мир верит в мою смерть. И, — продолжила она, — весь мир должен и дальше в это верить.Удивительно просто было вновь оживлять свои воспоминания для этого необычного ребенка, медленно и тщательно подбирать слова подобно тому, как художник подбирает краски для своей картины. Но не следовало рассказывать этому маленькому слушателю все подряд, что-то надо было исключить. Нужно было ввести цензуру. Последнее слово заставило Алису криво улыбнуться.В ту первую и несколько последующих ночей Алиса спала под одной из мраморных арок в тени собора. Рядом с ней спали и другие люди, бездомные и потерявшие надежду. Они не то чтобы приветствовали ее, но казалось, их всех объединяет дух некоего странного товарищества. Они были отбросами общества, считались отверженными и никому не нужными, но рядом с ними Алиса чувствовала себя поразительно уютно. Потому что я тоже отвержена и никому не нужна, думала она.Но, даже имея поддержку этого братства бездомных, требовалась немалая сила духа, чтобы выжить в те дни. Алиса упорно продолжала искать высокий узкий дом, потому что, несомненно, тот мужчина помог бы ей, несомненно, он не дал бы ей стать одной из потерянных и бездомных, одной из нищих, бедняков и тех музыкантов, которые наводняли собственными мелодиями городские улицы. Однако к концу второго дня Алиса уже знала, что ей не суждено найти этот дом. Вена была очень большой, причудливо спланированной. И ее улицы с неожиданными внутренними дворами образовывали слишком замысловатый лабиринт.К концу недели, когда крохотные сбережения Алисы закончились, она пошла с другими бездомными стоять на паперти у собора в ожидании богатых посетителей, которые пришли посмотреть на достопримечательность города. Попрошайничество. Я унизилась до этого? Это он довел меня до этого, этот мужчина с золотисто-карими глазами? Но к тому времени Алиса уже узнала, что, когда ты болен и голова кружится от голода, когда твой желудок скручивает от голодных спазмов, тебе уже все равно. Ты украдешь, если думаешь, что сможешь удрать. Ты пойдешь не только на воровство...Роскошные туры прошлого века больше не были de rigueur Обязательными (фр.).

для сыновей богатых родителей, но многие из них все еще путешествовали по Европе. Эти поездки были частью их образования, и очень многие приезжали в Вену. Сперва, когда один или два молодых человека останавливали свои экипажи и подходили к Алисе, чтобы намекнуть на свое предложение, она отрицательно качала головой и отступала назад. Но позже она стала просто пожимать плечами и соглашаться на их предложения. Это означало, что Алиса была смела в определенном смысле. Это означало без страха пройти через богато украшенные холлы гостиниц, выдержать пристальные взгляды горничных и посыльных. Некоторые из них смотрели неодобрительно, другие улыбались, давая понять, что все знают. Однако это также значило, что Алиса могла не голодать несколько дней, и после двух-трех приглашений она научилась напускать на себя презрительный вид и высокомерно проходить по отелям. Принять еще несколько предложений подобного рода значило, что вскоре она сможет снять самую дешевую меблированную комнату.Большинство мужчин были опытными путешественниками-иностранцами, но попадались и умные, энергичные офицеры немецкой армии, которых теперь можно было очень часто увидеть в Вене. Алиса узнала, что почти все мужчины любят говорить о себе: о своей жизни и семье, о своей работе, если у них была какая-то работа. Однако немецкие офицеры были не словоохотливы. Они были достаточно учтивы и в большинстве своем достаточно деликатны, но они никогда не говорили о своих военных обязанностях и полках. Как будто считали себя частью какой-то секретной службы.Но то, кем были эти мужчины или как они выглядели, не имело для Алисы никакого значения. Ее мог взволновать только мужчина с золотисто-карими глазами и быстрой, нетерпеливой манерой речи... Тот, кто мог делать музыку столь красивой, что она полностью размягчала тебя и заставляла плакать, когда прекращалась...— Каким-то образом я выжила, — сказала Алиса, не отрываясь глядя в огонь, уже полностью забыв об удобной гостиной в английском доме и о слушавшем ее ребенке, — каким-то образом я пережила те ужасные дни и после них стала сильнее. То, что случилось с тобой в Педлар-ярде, на самом деле сделает тебя сильнее.Ребенок все еще не мог в это поверить, но где-то в глубине души чувствовал, что когда-нибудь ее слова окажутся правдой. В тот миг важным был рассказ Алисы.— Итак, ты пережила то ужасное время. А потом... Улыбка снова появилась на ее лице.— А потом, — сказала она гораздо более мягким голосом, как будто бы на ее место сел совсем другой человек, — а потом, мой дорогой, пришел день, когда я поняла, что должна оставить позади то бедное разбитое существо, которое любило и испытало боль потери. Я поняла, что должна суметь избавиться от своего темного прошлого. К тому времени я накопила немного денег. Конечно, их было мало, но все же они были.Пауза.— Ты кое о чем умалчиваешь? О том, как добывала деньги?— Да, есть кое-что, о чем я не говорю. И ты прав, я не рассказываю о том, как добывала деньги. Но однажды я расскажу тебе. Когда ты станешь постарше.— Хорошо. Рассказывай дальше.— К тому времени, — продолжила Алиса, — не было ни одного человека, который бы знал, куда я ушла, что я делала, или беспокоился бы об этом. И я поклялась, что стану совершенно другим человеком. — Слабая усмешка снова появилась на губах Алисы. — Еще я поклялась, что если смогу стать другим человеком, то этот человек будет заставлять людей вскакивать с мест и молча слушать его. Этот человек заставит мир волноваться.Волнение в мире. Идея была возбуждающей и пугающей — могу ли я сделать это? Как я могу сделать это? Кем я могу стать?Родители Алисы были так рады, когда она поступила на то, что они называли хорошей службой, хотя они и были немного встревожены, когда позже хозяева попросили Алису поехать с ними в этот заграничный город. Заграница вызывала у родителей беспокойство, хотя отец Алисы был во Франции во время Первой мировой войны — конечно, тогда Алиса была еще ребенком, — и однажды они ездили на день в Остенде, которым, правда, не очень-то интересовались.Но это будет хорошо для нее вот так съездить за границу, потому что она будет с семьей, и семья будет за ней присматривать. Мать Алисы служила горничной в доме титулованного джентльмена, отец был камердинером его светлости. Они поздно поженились, были робкими и скромными, и рождение Алисы через много лет после свадьбы стало для них сюрпризом, ведь они уже перестали надеяться на то, что Господь пошлет им ребенка.В общей сложности они прослужили сорок лет, и очень гордились этим. Они знали, что люди высшего класса заботятся о своих слугах. Когда они состарились, их хозяин назначил им небольшую пенсию. Они не все понимали, но знали, что каждый месяц в течение всей их последующей жизни они будут получать определенную сумму денег. О, это было совсем немного, но плата за их маленький домик была еще ниже, и, если нужно, мать Алисы всегда могла заняться незамысловатым шитьем для дам, которые жили в Парке, а ее отец мог немного подработать плотником. Они были очень благодарны своему хозяину за то, что он заботился о них.Ее родители были добрыми, беспрекословными, неамбициозными и доверчивыми, и Алису всегда мучили противоречивые чувства по отношению к ним: и раздражение, и любовь.Достойная уважения служба. Благородная работа. Что такого благородного было в том, что один человек прислуживает другому? Что такого благородного было в том, чтобы ходить и носить все за аристократами, которые считали себя слишком величественными даже для того, чтобы просто одеться без посторонней помощи? И в конце жизни быть благодарной им за несколько жалких шиллингов в неделю и при этом все равно подрабатывать швеей, потому что иначе не прожить? Все это после того, как на протяжении более сорока лет ты работала каждый день с шести утра до полуночи! Ради бога, разве эти покорность и благодарность не были унесены войной, феминизмом, тем, что женщины получили права на выборах?Что бы я ни делала в будущем, клялась Алиса в те дни в Вене, я никогда не буду снова прислуживать другому человеку, если он не болен или стар, и я никогда не буду ожидать, что другой человек будет прислуживать мне!В маленькой комнатке, которую она снимала в Старом городе, сразу же за булыжным переулком, довольно зловеще названным Blutgasse — Кровавый переулок, — она думала, как тяжело будет избавиться от этого образа горничной, тихони в услужении у богатой дамы, и стать совсем другим человеком. Это было захватывающе и жутко, но если она сделает это, ей больше не придется подчиняться жадным рукам и настойчивым телам всех этих безымянных мужчин в номерах безымянных отелей.Я могу быть тем, кем захочу, думала Алиса, немного дрожа от возбуждения при этой мысли.К чему она была не готова, так это к тому, как весело было изобретать эту совершенно новую личность, которой она должна была стать. Все, что было нужно, — это немного денег и немного решительности. Не больше.Алиса Уилсон, эта милая девушка, всегда отличавшаяся хорошим поведением, выглядела тем, кем она и являлась. Английская прислуга, приличная, аккуратно одетая, с той фигурой, которую дал ей Господь, за исключением легкого мазка пудры на носике в выходной день, потому что только женщины определенного рода — то есть уличные девки или актрисы — красили лицо. Ладно, хорошо, еще яркие молодые штучки, которые танцевали под эстрадный оркестр, красили губы и показывали лодыжки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48