Никто из обитателей колледжа не желал, чтобы ему напоминали о гибели Руди. Что поделать, говорили Фицдуэйну, — такие вещи случаются. Точно защищаясь, кто-то из администрации сказал, что среди причин смерти у молодежи самоубийства стоят на первом месте. Фицдуэйну, который прежде никогда об этом не задумывался, трудно было поверить в это, однако выяснилось, что это правда.
“Если учесть данные статистики, можно только удивляться тому, что этого не случилось раньше”, — сказал Пьер Данель, директор колледжа, к которому Фицдуэйн мгновенно проникся легкой неприязнью. “Наши студенты всегда чувствовали себя здесь прекрасно”, — сказал заместитель директора, старающийся во всем уподобляться Данелю.
Судебное заседание заняло меньше часа. Сержант Томми Кин подвез Фицдуэйна к гранитному дому, которому было не меньше двухсот лет, — теперь здесь размещались органы правосудия. В багажнике машины сержанта лежали рыболовные снасти, детская кукла — и кусок тонкой голубой веревки с петлей, испещренной коричневатыми пятнами. Это сочетание будничного и рокового показалось Фицдуэйну довольно необычным.
Во время заседания Фицдуэйна не покидало ощущение, будто все присутствующие думают только об одном: как можно скорее разделаться со всем этим и уйти восвояси.
Фицдуэйн дал свои показания. Патологоанатом — свои. Затем их место занял Томми Кин. Затем были вызваны директор колледжа и несколько студентов. Одна из них, миловидная пухлощекая блондинка в ореоле золотых кудряшек, — ее звали Тони Хоффман — была с Руда особенно близка. Она расплакалась. По мнению Фицдуэйна, никто не выдвинул сколько-нибудь вероятной причины, по которой Руда мог решить расстаться с жизнью; перекрестный допрос был сведен к минимуму. Судейские чиновники словно старались опередить бег часов.
Коронер подтвердил, что личность повешенного была установлена верно, и он действительно является Руда фон Граффенлаубом. Он умер в результате повешения на дереве. Известно, что он был склонен к задумчивости и перемене настроений, а также озабочен “мировыми проблемами”. Его родителям, не присутствовавшим на заседании, решено было передать соболезнования суда. Никто ни разу не употребил слова “самоубийство” — Фицдуэйн подумал, что это, должно быть, вызвано юридическими причинами.
На обратной дороге, в автомобиле, Томми Кин заговорил с ним.
— Ты, наверно, ожидал большего, ведь правда, Хьюго?
— Пожалуй, — сказал Фицдуэйн. — Все было так скоропалительно.
— Так оно обычно и бывает, — сказал Кин. — Всем от этого только легче. Немножко белой лжи вроде той, что парень умер мгновенно, никому не повредит.
— А на самом деле нет?
— Конечно, нет, — ответил сержант. — Об этом, понятно, не говорили на открытом заседании, но на самом деле он удавился. Доктор Бакли сказал, что это должно было занять от четырех до пяти минут, а может, и больше — намного больше.
Дальше они ехали молча. Фицдуэйн подумал, лежит ли еще в багажнике та голубая веревка.
В кабинет Килмары вошел дежурный лейтенант. У него-явно нездоровый вид, подумал тот.
— Вы просили, чтобы вам сообщали обо всех событиях на острове Фицдуэйна, полковник? Килмара кивнул.
— Нам позвонили из тамошнего полицейского участка, — сказал лейтенант. — В Дракеровском колледже еще один случай повешения. — Он заглянул в свой блокнот. — Жертва — восемнадцатилетняя девушка из Швейцарии, некая Тони Хоффман, — по-видимому, близкая подруга Рудольфа фон Граффенлауба. Нет никаких сомнений в том, что это самоубийство. Она оставила записку. — Он замолчал и сглотнул.
Килмара поднял бровь.
— И?…
— Страшно сказать, полковник, — произнес лейтенант. — Похоже, она сделала это на виду у всего колледжа. У них есть актовый зал. Как только все учителя и студенты собрались там, они услышали крик на балконе в задней части зала. Обернулись и увидели, что она стоит на перилах балкона с веревкой на шее. Она прыгнула, когда убедилась, что все на нее смотрят. Зрелище, наверное, было не из приятных. Голова у нее почти оторвалась.
— Она сказала что-нибудь перед тем, как прыгнуть? — спросил Килмара.
— Она крикнула: “Помните Руди!” — ответил лейтенант. Килмара поднял другую бровь. — Да уж запомним, — сухо сказал он. Потом отпустил лейтенанта. — У юной леди явно была актерская жилка, — сказал он Гюнтеру. Тот пожал плечами.
— Бедняга, — заметил он. — Что тут еще скажешь? Классическое самоубийство-подражание. В замкнутом коллективе одно самоубийство часто влечет за собой другие. Многие коронеры считают, что о подобных случаях не следует сообщать хотя бы по этой причине.
Килмара содрогнулся.
— Ф-фу, — сказал он. — До чего мрачное дело. Пока наш лейтенант не принес это известие, я намеревался пораньше уйти домой и выкупать близнецов.
— А теперь? — спросил Гюнтер. Килмара сделал небольшую паузу и усмехнулся. — Я намереваюсь пораньше уйти Домой и выкупать близнецов, — сказал он. Он надел плащ, проверил свое личное оружие и повернул ручку, передающую сигнал в подземный гараж. Он решил, что о втором повешении сообщит Фицдуэйну завтра. А сегодня вечером пускай Хьюго разбирается с одним.
Близнецы немилосердно забрызгали его водой.
Город Корк, второй в Ирландии по величине, был основан св. Финбаром в шестом веке нашей эры. С тех пор его грабили, жгли и разрушали так часто, что здешние жители, видимо, решили изменить его планировку, дабы ни один чужак не смог по нему проехать.
Сеть городских дорог и так была устроена достаточно неудобно, а в этот сырой мартовский вечер пробки на улицах достигли и вовсе колоссальных размеров, делающих честь изобретательности местного планировочного комитета.
У Фицдуэйна возникло предположение, что население Корка растет только по одной причине: попавшие сюда люди не могут выехать обратно за городскую черту и потому оседают здесь, становясь торговцами, или юристами, или беременными, или и теми и другими сразу, а общаются друг с другом на странном певучем языке — по неведению его можно принять за один из диалектов Китая, но на самом Деле это всего лишь английский с коркским акцентом.
Вообще-то Фицдуэйн любил Корк, однако всю жизнь не мог понять, как в городе, стоящем на одной-единственной реке, ухитрились понастроить столько мостов — причем все они, похоже, вели не туда, куда надо. Вдобавок со времени его последнего визита мостов стало еще больше, а прежние, видимо, поменяли свое местоположение. Наверное, они специально были сделаны съемными, чтобы глухой ночью их можно было таскать туда-сюда. Наверное, подумал Фицдуэйн, за это англичане и спалили город в 1921 году: они просто не могли найти место для парковки.
Когда за пеленой мокрого снега замаячили контуры Южной больницы, это показалось ему весьма приятным сюрпризом.
Фицдуэйн вставил слайды с изображением повешенного в “карусель” проектора “Кодак” и включил его.
На стене появилось белое пятно экрана, неожиданно яркое для маленькой комнаты. Фицдуэйн нажал кнопку подачи слайда. Щелчок — поворот “карусели” — щелчок. Белый прямоугольник сменился размытой цветной кляксой. Фицдуэйн навел объектив на резкость, и на экране четко вырисовалось сильно увеличенное лицо повешенного юноши.
Бакли держал в руке указку-фонарик, чтобы можно было отмечать детали, водя световым лучом по очередному слайду.
— Конечно, — сказал врач, — эти ваши слайды полезны, потому что я не видел места происшествия. Было бы лучше, если б они попали ко мне до вскрытия; ну да ладно. По принятой нынче системе, — продолжал он, — полиция имеет право решать, стоит ли патологоанатому смотреть на покойного там, где его обнаружили, или это необязательно. Если у них есть повод для подозрений, тела не трогают, пока не будет произведен самый тщательный осмотр. В данном случае сержант воспользовался своим правом обойтись без этого. Ведь повесился юноша, да еще на территории своего колледжа. Весьма щекотливая ситуация; такое зрелище, как вы понимаете, может повлечь за собой душевные травмы. Ничего подозрительного не было, а сержант знал, что повешение почти всегда означает самоубийство. Кроме того, надо было убедиться, что парень действительно мертв. Учтя все эти факторы, сержант решил обрезать веревку немедленно, и я должен сказать, что считаю его действия правильными.
Фицдуэйн посмотрел на экран, на обезображенное лицо повешенного. У него возникло побуждение стереть кровь и слюну, которые так искажали черты юноши. Он заговорил, стараясь, чтобы его голос звучал отстраненно.
— Он наверняка был мертв. Когда я нашел его, я проверил пульс. Пульса не было. И потом, достаточно взглянуть на него.
Врач прочистил горло.
— Должен вам заметить, мистер Фицдуэйн, — сказал он, — что, видя положение тела, я сомневаюсь в безупречности ваших выводов. Само по себе отсутствие пульса ни в коей мере не доказывает факта смерти, особенно если принять во внимание то, что неспециалист едва ли способен произвести достаточно тщательную его проверку.
— Вы хотите сказать, что когда я нашел его, он мог быть еще жив — несмотря на кажущееся отсутствие пульса и такой вид?
— Да, — будничным голосом сказал Бакли, — это возможно. Наши расчеты, опирающиеся на то, когда его в последний раз видели в колледже, на то, когда кончился дождь, и так далее, плюс, разумеется, ваши собственные показания, позволили заключить, что повешение произошло за полчаса-час до того, как вы нашли тело. Юноша мог быть еще жив — подобное случается, например, с утопленниками, некоторое время полностью находящимися под водой. Потом их иногда возвращают к жизни с помощью искусственного дыхания рот-в-рот.
Пока Бакли говорил, Фицдуэйн пытался представить себе, как он делает этому страшному существу на экране искусственное дыхание. Он почти чувствовал своими губами его искривленные губы, покрытые кровью, слюной и слизью. Неужели его отвращение убило мальчика? Так ли уж невозможно было спустить тело вниз?
— А вообще-то, — сказал Бакли, — хотя это не научное заключение, а просто мой вывод, основанный на здравом смысле, ко времени обнаружения он был почти наверняка мертв. Кроме того, я не вижу, как вы могли спустить его вниз самостоятельно, не имея ни ножа, ни другого подобного инструмента — ведь так, по-моему, записано в ваших показаниях? Вдобавок, при падении на землю тело могло получить дополнительные повреждения. И наконец, если в нем еще и теплилась жизнь, то мозг, без сомнения, пострадал непоправимо. Вы спасли бы растение. Так что не стоит мучиться чувством вины. В данном случае оно и бессмысленно, и неоправданно.
Фицдуэйн слабо улыбнулся врачу.
— Нет, я не умею читать мысли, — сказал патологоанатом, — просто я уже много раз имел дело с такими вещами. Если бы самоубийцы представляли себе, какие травмы они наносят тем, кто их обнаруживает, они дважды подумали бы, прежде чем расстаться с жизнью.
Он снова вернулся к своим объяснениям.
— Наш друг на экране, — сказал он, — является классическим примером жертвы удушения, последовавшего в результате повешения за шею. Обратите внимание на синюшный цвет лица и характерную сыпь — вот эти крохотные красные точечки. Они возникают из-за недостаточного снабжения капилляров кровью. Обычно эта мелкая сыпь появляется на верхней части головы, на лбу и лице жертвы, то есть выше того уровня, на котором перетянуты кровеносные сосуды. Мы наблюдаем язык, приподнятый у основания, распухший и выдающийся вперед. Мы наблюдаем выраженное пучеглазие. Мы видим, что голубая нейлоновая веревка, повлекшая за собой удушение, перехватывает шею не горизонтально — иную картину мы имели бы в случае удушения руками. Здесь же веревка спереди проходит между щитовидным хрящом и подъязычной костью, а узел на ней расположен выше, за ухом. Между прочим, изменения, происшедшие в тканях тела, полностью соответствуют тому, что мы здесь видим. Это было бы не так, если бы жертву прежде задушили руками или повесили где-то в другом месте. Тогда неизбежно появились бы несоответствия.
— Далее, — продолжал он, — обычно повешение влечет за собой смерть вследствие одной из трех причин: подавления деятельности блуждающего нерва, церебральной аноксии или асфиксии.
Фицдуэйн сделал жест рукой, чтобы привлечь внимание, и Бакли остановился.
— Простите, — сказал Фицдуэйн, — я знаком с некоторыми из этих терминов, но сейчас, пожалуй, лучше считать меня полным профаном.
Бакли понимающе усмехнулся. Он выбрал одну из лежащей на столе коллекции трубок и стал набивать ее табаком. Вспыхнула спичка, затем врач принялся энергично раскуривать трубку. Добившись успеха, он заговорил снова.
— Рудольф умер от асфиксии. Он удавился, хотя я сомневаюсь, что таково было его намерение. Дерево, которое он выбрал, и сук, с которого прыгнул, обеспечили высоту падения, равную примерно метру восьмидесяти. Нельзя утверждать это точно, потому что он мог подпрыгнуть, увеличив таким образом высоту падения. Используя бытовую терминологию, я сказал бы, что он намеревался сломать себе шею. Он хотел повредить свои шейные позвонки, что происходит — во всяком случае, должно происходить — при казни через повешение. Но официальные палачи проходят особую выучку и имеют практику, а самоубийцы редко ломают себе шею. Рудольф был сильным молодым человеком в хорошей спортивной форме. Его шея не сломалась.
— Вы, конечно, помните, — продолжал он, — что на дознании я заявил, будто смерть была мгновенной. Это была неправда — мы говорим так только ради того, чтобы не расстраивать родственников. Действительные же факты содержатся в письменном заключении, которое получает коронер.
— А как насчет следов у него на руках? — спросил Фицдуэйн. — На кончиках пальцев тоже есть царапины. Они выглядят так, будто он с кем-то боролся.
— Это вполне можно предположить, — сказал Бакли, — однако если бы имела место борьба, и юношу повесил кто-то другой, на теле жертвы почти наверняка остались бы и иные следы. В данном случае, я осматривал тело с особым вниманием по той простой причине, что работал на чужой территории и хотел проверить все, что только можно, — к тому же, у меня было гораздо больше времени, чем отводится на подобные процедуры здесь. И я не нашел никаких синяков, говорящих о присутствии другого лица. Появление следов на ладонях и пальцах полностью объясняется двумя причинами: во-первых, тем, что парень лез на дерево и испачкал себе руки… — он сделал паузу, чтобы затянуться трубкой.
— А во-вторых? — подсказал Фицдуэйн.
— Во-вторых, его конвульсиями после прыжка, когда он медленно задыхался. Расстояние между стволом дерева и телом — теперь я воочию вижу, каким оно было, но сержант и прежде сообщил мне результаты своих измерении, — свидетельствует о том, что во время судорог тело вполне могло тереться о дерево — или, точнее, что повешенный мог ободрать кончики пальцев о древесную кору. Подобные судороги могут быть весьма сильными.
— Не стоило мне об этом спрашивать, — сказал Фицдуэйн.
Бакли слегка улыбнулся.
— Вдобавок я взял образцы тканей из-под его ногтей, подверг их различным тестам и исследовал под микроскопом. Полученные данные соответствуют тому, что я сейчас сказал. Надо заметить, что в случае борьбы под ногтями нередко остаются частицы кожи, тканей и засохшей крови, принадлежащие второму действующему лицу. Здесь же ничего подобного не обнаружилось. — Он посмотрел на Фицдуэйна. Его очки поблескивали в табачном дыму.
Фицдуэйн попытался подытожить сказанное.
— Очень хорошо. Если мы можем заключить, что нет никаких следов, говорящих о насильственном удушении или повешении, и вообще никаких признаков прямого насилия, то как насчет другой возможности: не находился ли он под воздействием наркотиков или гипноза?
Бакли ухмыльнулся.
— Великолепно, — сказал он. — Прежде я упоминал, что осмотрел парня с особенной тщательностью. То есть сделал несколько вещей, которых вообще-то не стал бы делать в подобном случае, и не только потому, что работал в чужом районе. Была еще одна причина: этот парень иностранец, и повторная аутопсия на его родине представлялась весьма вероятной. Если бы наши заключения оказались разными, это повлекло бы за собой очень серьезные неприятности. Такое уже было — правда, не со мной, а с моим коллегой. Вогнали его в краску.
— Итак, в данном случае, — продолжал Бакли, — несмотря на отсутствие признаков насилия и других подозрительных факторов, я взял дополнительные образцы крови, волос, мочи, содержимого желудка, и так далее, и отправил их на исследование в Дублин. Я подумал, что не исключена возможность употребления какого-нибудь наркотика, и в качестве предосторожности попросил провести токсикологические тесты.
— И? — спросил Фицдуэйн.
— Они ничего не обнаружили, — сказал Бакли. — Очень здоровый молодой человек, если не считать того, что повешенный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
“Если учесть данные статистики, можно только удивляться тому, что этого не случилось раньше”, — сказал Пьер Данель, директор колледжа, к которому Фицдуэйн мгновенно проникся легкой неприязнью. “Наши студенты всегда чувствовали себя здесь прекрасно”, — сказал заместитель директора, старающийся во всем уподобляться Данелю.
Судебное заседание заняло меньше часа. Сержант Томми Кин подвез Фицдуэйна к гранитному дому, которому было не меньше двухсот лет, — теперь здесь размещались органы правосудия. В багажнике машины сержанта лежали рыболовные снасти, детская кукла — и кусок тонкой голубой веревки с петлей, испещренной коричневатыми пятнами. Это сочетание будничного и рокового показалось Фицдуэйну довольно необычным.
Во время заседания Фицдуэйна не покидало ощущение, будто все присутствующие думают только об одном: как можно скорее разделаться со всем этим и уйти восвояси.
Фицдуэйн дал свои показания. Патологоанатом — свои. Затем их место занял Томми Кин. Затем были вызваны директор колледжа и несколько студентов. Одна из них, миловидная пухлощекая блондинка в ореоле золотых кудряшек, — ее звали Тони Хоффман — была с Руда особенно близка. Она расплакалась. По мнению Фицдуэйна, никто не выдвинул сколько-нибудь вероятной причины, по которой Руда мог решить расстаться с жизнью; перекрестный допрос был сведен к минимуму. Судейские чиновники словно старались опередить бег часов.
Коронер подтвердил, что личность повешенного была установлена верно, и он действительно является Руда фон Граффенлаубом. Он умер в результате повешения на дереве. Известно, что он был склонен к задумчивости и перемене настроений, а также озабочен “мировыми проблемами”. Его родителям, не присутствовавшим на заседании, решено было передать соболезнования суда. Никто ни разу не употребил слова “самоубийство” — Фицдуэйн подумал, что это, должно быть, вызвано юридическими причинами.
На обратной дороге, в автомобиле, Томми Кин заговорил с ним.
— Ты, наверно, ожидал большего, ведь правда, Хьюго?
— Пожалуй, — сказал Фицдуэйн. — Все было так скоропалительно.
— Так оно обычно и бывает, — сказал Кин. — Всем от этого только легче. Немножко белой лжи вроде той, что парень умер мгновенно, никому не повредит.
— А на самом деле нет?
— Конечно, нет, — ответил сержант. — Об этом, понятно, не говорили на открытом заседании, но на самом деле он удавился. Доктор Бакли сказал, что это должно было занять от четырех до пяти минут, а может, и больше — намного больше.
Дальше они ехали молча. Фицдуэйн подумал, лежит ли еще в багажнике та голубая веревка.
В кабинет Килмары вошел дежурный лейтенант. У него-явно нездоровый вид, подумал тот.
— Вы просили, чтобы вам сообщали обо всех событиях на острове Фицдуэйна, полковник? Килмара кивнул.
— Нам позвонили из тамошнего полицейского участка, — сказал лейтенант. — В Дракеровском колледже еще один случай повешения. — Он заглянул в свой блокнот. — Жертва — восемнадцатилетняя девушка из Швейцарии, некая Тони Хоффман, — по-видимому, близкая подруга Рудольфа фон Граффенлауба. Нет никаких сомнений в том, что это самоубийство. Она оставила записку. — Он замолчал и сглотнул.
Килмара поднял бровь.
— И?…
— Страшно сказать, полковник, — произнес лейтенант. — Похоже, она сделала это на виду у всего колледжа. У них есть актовый зал. Как только все учителя и студенты собрались там, они услышали крик на балконе в задней части зала. Обернулись и увидели, что она стоит на перилах балкона с веревкой на шее. Она прыгнула, когда убедилась, что все на нее смотрят. Зрелище, наверное, было не из приятных. Голова у нее почти оторвалась.
— Она сказала что-нибудь перед тем, как прыгнуть? — спросил Килмара.
— Она крикнула: “Помните Руди!” — ответил лейтенант. Килмара поднял другую бровь. — Да уж запомним, — сухо сказал он. Потом отпустил лейтенанта. — У юной леди явно была актерская жилка, — сказал он Гюнтеру. Тот пожал плечами.
— Бедняга, — заметил он. — Что тут еще скажешь? Классическое самоубийство-подражание. В замкнутом коллективе одно самоубийство часто влечет за собой другие. Многие коронеры считают, что о подобных случаях не следует сообщать хотя бы по этой причине.
Килмара содрогнулся.
— Ф-фу, — сказал он. — До чего мрачное дело. Пока наш лейтенант не принес это известие, я намеревался пораньше уйти домой и выкупать близнецов.
— А теперь? — спросил Гюнтер. Килмара сделал небольшую паузу и усмехнулся. — Я намереваюсь пораньше уйти Домой и выкупать близнецов, — сказал он. Он надел плащ, проверил свое личное оружие и повернул ручку, передающую сигнал в подземный гараж. Он решил, что о втором повешении сообщит Фицдуэйну завтра. А сегодня вечером пускай Хьюго разбирается с одним.
Близнецы немилосердно забрызгали его водой.
Город Корк, второй в Ирландии по величине, был основан св. Финбаром в шестом веке нашей эры. С тех пор его грабили, жгли и разрушали так часто, что здешние жители, видимо, решили изменить его планировку, дабы ни один чужак не смог по нему проехать.
Сеть городских дорог и так была устроена достаточно неудобно, а в этот сырой мартовский вечер пробки на улицах достигли и вовсе колоссальных размеров, делающих честь изобретательности местного планировочного комитета.
У Фицдуэйна возникло предположение, что население Корка растет только по одной причине: попавшие сюда люди не могут выехать обратно за городскую черту и потому оседают здесь, становясь торговцами, или юристами, или беременными, или и теми и другими сразу, а общаются друг с другом на странном певучем языке — по неведению его можно принять за один из диалектов Китая, но на самом Деле это всего лишь английский с коркским акцентом.
Вообще-то Фицдуэйн любил Корк, однако всю жизнь не мог понять, как в городе, стоящем на одной-единственной реке, ухитрились понастроить столько мостов — причем все они, похоже, вели не туда, куда надо. Вдобавок со времени его последнего визита мостов стало еще больше, а прежние, видимо, поменяли свое местоположение. Наверное, они специально были сделаны съемными, чтобы глухой ночью их можно было таскать туда-сюда. Наверное, подумал Фицдуэйн, за это англичане и спалили город в 1921 году: они просто не могли найти место для парковки.
Когда за пеленой мокрого снега замаячили контуры Южной больницы, это показалось ему весьма приятным сюрпризом.
Фицдуэйн вставил слайды с изображением повешенного в “карусель” проектора “Кодак” и включил его.
На стене появилось белое пятно экрана, неожиданно яркое для маленькой комнаты. Фицдуэйн нажал кнопку подачи слайда. Щелчок — поворот “карусели” — щелчок. Белый прямоугольник сменился размытой цветной кляксой. Фицдуэйн навел объектив на резкость, и на экране четко вырисовалось сильно увеличенное лицо повешенного юноши.
Бакли держал в руке указку-фонарик, чтобы можно было отмечать детали, водя световым лучом по очередному слайду.
— Конечно, — сказал врач, — эти ваши слайды полезны, потому что я не видел места происшествия. Было бы лучше, если б они попали ко мне до вскрытия; ну да ладно. По принятой нынче системе, — продолжал он, — полиция имеет право решать, стоит ли патологоанатому смотреть на покойного там, где его обнаружили, или это необязательно. Если у них есть повод для подозрений, тела не трогают, пока не будет произведен самый тщательный осмотр. В данном случае сержант воспользовался своим правом обойтись без этого. Ведь повесился юноша, да еще на территории своего колледжа. Весьма щекотливая ситуация; такое зрелище, как вы понимаете, может повлечь за собой душевные травмы. Ничего подозрительного не было, а сержант знал, что повешение почти всегда означает самоубийство. Кроме того, надо было убедиться, что парень действительно мертв. Учтя все эти факторы, сержант решил обрезать веревку немедленно, и я должен сказать, что считаю его действия правильными.
Фицдуэйн посмотрел на экран, на обезображенное лицо повешенного. У него возникло побуждение стереть кровь и слюну, которые так искажали черты юноши. Он заговорил, стараясь, чтобы его голос звучал отстраненно.
— Он наверняка был мертв. Когда я нашел его, я проверил пульс. Пульса не было. И потом, достаточно взглянуть на него.
Врач прочистил горло.
— Должен вам заметить, мистер Фицдуэйн, — сказал он, — что, видя положение тела, я сомневаюсь в безупречности ваших выводов. Само по себе отсутствие пульса ни в коей мере не доказывает факта смерти, особенно если принять во внимание то, что неспециалист едва ли способен произвести достаточно тщательную его проверку.
— Вы хотите сказать, что когда я нашел его, он мог быть еще жив — несмотря на кажущееся отсутствие пульса и такой вид?
— Да, — будничным голосом сказал Бакли, — это возможно. Наши расчеты, опирающиеся на то, когда его в последний раз видели в колледже, на то, когда кончился дождь, и так далее, плюс, разумеется, ваши собственные показания, позволили заключить, что повешение произошло за полчаса-час до того, как вы нашли тело. Юноша мог быть еще жив — подобное случается, например, с утопленниками, некоторое время полностью находящимися под водой. Потом их иногда возвращают к жизни с помощью искусственного дыхания рот-в-рот.
Пока Бакли говорил, Фицдуэйн пытался представить себе, как он делает этому страшному существу на экране искусственное дыхание. Он почти чувствовал своими губами его искривленные губы, покрытые кровью, слюной и слизью. Неужели его отвращение убило мальчика? Так ли уж невозможно было спустить тело вниз?
— А вообще-то, — сказал Бакли, — хотя это не научное заключение, а просто мой вывод, основанный на здравом смысле, ко времени обнаружения он был почти наверняка мертв. Кроме того, я не вижу, как вы могли спустить его вниз самостоятельно, не имея ни ножа, ни другого подобного инструмента — ведь так, по-моему, записано в ваших показаниях? Вдобавок, при падении на землю тело могло получить дополнительные повреждения. И наконец, если в нем еще и теплилась жизнь, то мозг, без сомнения, пострадал непоправимо. Вы спасли бы растение. Так что не стоит мучиться чувством вины. В данном случае оно и бессмысленно, и неоправданно.
Фицдуэйн слабо улыбнулся врачу.
— Нет, я не умею читать мысли, — сказал патологоанатом, — просто я уже много раз имел дело с такими вещами. Если бы самоубийцы представляли себе, какие травмы они наносят тем, кто их обнаруживает, они дважды подумали бы, прежде чем расстаться с жизнью.
Он снова вернулся к своим объяснениям.
— Наш друг на экране, — сказал он, — является классическим примером жертвы удушения, последовавшего в результате повешения за шею. Обратите внимание на синюшный цвет лица и характерную сыпь — вот эти крохотные красные точечки. Они возникают из-за недостаточного снабжения капилляров кровью. Обычно эта мелкая сыпь появляется на верхней части головы, на лбу и лице жертвы, то есть выше того уровня, на котором перетянуты кровеносные сосуды. Мы наблюдаем язык, приподнятый у основания, распухший и выдающийся вперед. Мы наблюдаем выраженное пучеглазие. Мы видим, что голубая нейлоновая веревка, повлекшая за собой удушение, перехватывает шею не горизонтально — иную картину мы имели бы в случае удушения руками. Здесь же веревка спереди проходит между щитовидным хрящом и подъязычной костью, а узел на ней расположен выше, за ухом. Между прочим, изменения, происшедшие в тканях тела, полностью соответствуют тому, что мы здесь видим. Это было бы не так, если бы жертву прежде задушили руками или повесили где-то в другом месте. Тогда неизбежно появились бы несоответствия.
— Далее, — продолжал он, — обычно повешение влечет за собой смерть вследствие одной из трех причин: подавления деятельности блуждающего нерва, церебральной аноксии или асфиксии.
Фицдуэйн сделал жест рукой, чтобы привлечь внимание, и Бакли остановился.
— Простите, — сказал Фицдуэйн, — я знаком с некоторыми из этих терминов, но сейчас, пожалуй, лучше считать меня полным профаном.
Бакли понимающе усмехнулся. Он выбрал одну из лежащей на столе коллекции трубок и стал набивать ее табаком. Вспыхнула спичка, затем врач принялся энергично раскуривать трубку. Добившись успеха, он заговорил снова.
— Рудольф умер от асфиксии. Он удавился, хотя я сомневаюсь, что таково было его намерение. Дерево, которое он выбрал, и сук, с которого прыгнул, обеспечили высоту падения, равную примерно метру восьмидесяти. Нельзя утверждать это точно, потому что он мог подпрыгнуть, увеличив таким образом высоту падения. Используя бытовую терминологию, я сказал бы, что он намеревался сломать себе шею. Он хотел повредить свои шейные позвонки, что происходит — во всяком случае, должно происходить — при казни через повешение. Но официальные палачи проходят особую выучку и имеют практику, а самоубийцы редко ломают себе шею. Рудольф был сильным молодым человеком в хорошей спортивной форме. Его шея не сломалась.
— Вы, конечно, помните, — продолжал он, — что на дознании я заявил, будто смерть была мгновенной. Это была неправда — мы говорим так только ради того, чтобы не расстраивать родственников. Действительные же факты содержатся в письменном заключении, которое получает коронер.
— А как насчет следов у него на руках? — спросил Фицдуэйн. — На кончиках пальцев тоже есть царапины. Они выглядят так, будто он с кем-то боролся.
— Это вполне можно предположить, — сказал Бакли, — однако если бы имела место борьба, и юношу повесил кто-то другой, на теле жертвы почти наверняка остались бы и иные следы. В данном случае, я осматривал тело с особым вниманием по той простой причине, что работал на чужой территории и хотел проверить все, что только можно, — к тому же, у меня было гораздо больше времени, чем отводится на подобные процедуры здесь. И я не нашел никаких синяков, говорящих о присутствии другого лица. Появление следов на ладонях и пальцах полностью объясняется двумя причинами: во-первых, тем, что парень лез на дерево и испачкал себе руки… — он сделал паузу, чтобы затянуться трубкой.
— А во-вторых? — подсказал Фицдуэйн.
— Во-вторых, его конвульсиями после прыжка, когда он медленно задыхался. Расстояние между стволом дерева и телом — теперь я воочию вижу, каким оно было, но сержант и прежде сообщил мне результаты своих измерении, — свидетельствует о том, что во время судорог тело вполне могло тереться о дерево — или, точнее, что повешенный мог ободрать кончики пальцев о древесную кору. Подобные судороги могут быть весьма сильными.
— Не стоило мне об этом спрашивать, — сказал Фицдуэйн.
Бакли слегка улыбнулся.
— Вдобавок я взял образцы тканей из-под его ногтей, подверг их различным тестам и исследовал под микроскопом. Полученные данные соответствуют тому, что я сейчас сказал. Надо заметить, что в случае борьбы под ногтями нередко остаются частицы кожи, тканей и засохшей крови, принадлежащие второму действующему лицу. Здесь же ничего подобного не обнаружилось. — Он посмотрел на Фицдуэйна. Его очки поблескивали в табачном дыму.
Фицдуэйн попытался подытожить сказанное.
— Очень хорошо. Если мы можем заключить, что нет никаких следов, говорящих о насильственном удушении или повешении, и вообще никаких признаков прямого насилия, то как насчет другой возможности: не находился ли он под воздействием наркотиков или гипноза?
Бакли ухмыльнулся.
— Великолепно, — сказал он. — Прежде я упоминал, что осмотрел парня с особенной тщательностью. То есть сделал несколько вещей, которых вообще-то не стал бы делать в подобном случае, и не только потому, что работал в чужом районе. Была еще одна причина: этот парень иностранец, и повторная аутопсия на его родине представлялась весьма вероятной. Если бы наши заключения оказались разными, это повлекло бы за собой очень серьезные неприятности. Такое уже было — правда, не со мной, а с моим коллегой. Вогнали его в краску.
— Итак, в данном случае, — продолжал Бакли, — несмотря на отсутствие признаков насилия и других подозрительных факторов, я взял дополнительные образцы крови, волос, мочи, содержимого желудка, и так далее, и отправил их на исследование в Дублин. Я подумал, что не исключена возможность употребления какого-нибудь наркотика, и в качестве предосторожности попросил провести токсикологические тесты.
— И? — спросил Фицдуэйн.
— Они ничего не обнаружили, — сказал Бакли. — Очень здоровый молодой человек, если не считать того, что повешенный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66