На самом деле просто все удачно совпало: обстановка ночного разгульного отдыха, недавнее феерическое скольжение в изумрудной воде аквариума под взглядами любующихся мною мужчин, легкая усталость после смены, адреналиновый стресс от слюнявого насилия Паши Маленького, сдержанная готовность к чему-то отважному у всех этих куда-то спешащих мужчин, а главное — головокружительное понимание, что все вокруг движется, вертится и существует только ради меня и из-за меня.Признаюсь, до этого момента моя жизнь была скучна, размеренна и начисто лишена романтики. Лекции, семинары, трудовые каникулы — все катилось по накатанной дороге, не встречая ни бугорка, ни трещинки. Личная жизнь насчитывала в активе два-три романа — скучных, бездарных и трагичных уже тем, что в них начисто отсутствовал трагизм, то есть тот накал чувств, без которого, собственно, и любви-то нет, а так… не знаю даже, как все это назвать. Был еще спорт, которому я отдавала значительную часть себя. Но все это, оказывается, не затрагивало чего-то потаенного во мне. И вдруг — все эти события, существующие обычно лишь в книгах, американских боевиках и девичьих мечтах!..В глубине коридора открылась дверь, и все стали выходить. Была не была; я, словно в омут, нырнула в дверной проем. И опять отметила эту странность: меня продолжали не замечать — то есть буквально не замечать, словно я была невидимкой. Но тем не менее подождали, пока я выйду со всеми вместе, и только тогда закрыли дверь, пододвинулись, чтобы я могла видеть происходящее.Здесь, в темном внутреннем дворике, огороженном со всех сторон старинными каменными стенами и освещенном лишь древней лампой с круглым жестяным абажуром да еще звездами, находились сейчас Граф, трое мерзавцев во главе с Пашей Маленьким, вышибала Костя с одним из наших охранников и я.И вдруг я смирилась со всем; вернее, перестала тревожиться; та мелкая социальная зверюшка, которая жила во мне с того момента, как я себя осознала, и до сего времени, — неожиданно отступила. Воспитание, строгость норм общественной жизни, самодисциплина — все показалось мне в этот момент лишенными обычного смысла. Реальную ценность сейчас приобрели тяжелые взгляды мужчин, их сжатые челюсти, та звериная легкость, с которой они начали распределяться по арене, на которой будет решаться вопрос о моей чести и безопасности.Порыв ветра со стороны реки принес запах сырости и гнили, лампа закачалась из стороны в сторону, разбрасывая длинные тени по кирпичной кладке стен. Я словно бы вернулась назад сквозь века, где тоже, наверное, происходили подобные стычки, и такая же точно девчонка, как я, замирая от сладкого ужаса, ждала начала поединка, в котором решалась ее судьба.Я подумала было, что я еще большая дура, чем предполагала всегда, но эта трезвая мысль сразу исчезла, потому что окружившие Графа трое бандитов внезапно все вместе бросились на него.Я не могла понять, почему Граф выступил один против троих, почему Костя и охранник не уравняли шансы? Но вскоре я перестала думать, вся обратившись в зрение. Паша, размахнувшись в прыжке, обрушил на противника свой пудовый кулак. Граф, как-то изящно отодвинув его руку ладонью, присел и очень быстро ткнул в ребра Паши другим кулаком.Все это произошло очень быстро и как-то несерьезно, но Паша охнул, схватился за бок и осел, словно мешок. А Граф, не давая передышки ни себе, ни врагам, нагнулся и выбросил назад ногу, на которую наткнулся другой нападавший. Мужчину отбросило к стене, он с хрустом ударился головой о кирпич и упал. В этот момент, оказавшись лицом к лицу с последним врагом, Граф неожиданно стал отворачиваться.Все мои чувства были обострены настолько, что начало поединка, занявшее всего несколько секунд, казалось мне растянутым на долгие минуты. Движения мужчин, хоть и ловкие, протекали плавно: я могла их хорошо рассмотреть. Наверное, ощущение того, что впервые в жизни что-то происходит вокруг меня настоящее, безусловно ценное, то, что не забудется уже до самой смерти, все это так и обострило мое зрение. Я видела все: каждое движение, каждую деталь происходящего.Граф, отворачиваясь, вдруг закрутился вокруг оси и раскрученным кулаком ударил рванувшегося за ним мужчину в висок. Того отбросило так, словно бы в него ударили булавой.Я огляделась вокруг: лампа продолжала раскачиваться на ветру, тени метались по стенам, натыкаясь на лежащих мужчин. Паша Маленький уже поднялся и, прислонясь к стене, смотрел на Графа. Лампа, дребезжа проволокой, метнула в его сторону желтый луч — маленькие глазки словно бы вспыхнули на заплывшем от жира толстом лице. И тут я вновь заметила блеск ножа в его руке и сжалась от страха.Паша, метнувшись вперед, выбросил вперед левую руку, и тут же в воздухе холодно блеснуло лезвие; Граф открытой ладонью ударил противника в подбородок и оттолкнул его в сторону. Они стояли друг против друга, и все мы увидели, что у Графа отсутствует половина галстука, а белая сорочка перечеркнута наискосок темной линией. Вдруг хлынула кровь; Паша Маленький торжествующе взревел, нас всех подхватил порыв — ужаса, ненависти, гнева; Граф взлетел в воздух, словно прыгун, преодолевающий планку, его закрутило по оси, нога его задела Пашу по голове — и все!Посередине дворика в окровавленной рубашке стоял один Граф, а трое его противников лежали на земле в разных позах без движения. Я почувствовала резкую боль: стоявший рядом со мной вышибала Костя, сам того не замечая, сжимал мое запястье. Его помощник, охрана которого так и не понадобилась, забыв обо всем, смотрел перед собой широко раскрытыми глазами. Костя, опомнившись, отпустил мою руку. Казалось, что мы все словно бы приходим в себя после сеанса гипноза… Или опьянения… Или…Я не знаю… я чувствовала, что все во мне дрожит, каждая жилочка, — все во мне трепетало! И самое ужасное, что я понимала: во мне нет ни страха, ни отвращения. Я вся пылала восторгом, впервые во всей полноте ощущала себя женщиной, с ног до головы, — невыносимое, почти болезненное, томительное чувство!Так я стояла, наблюдая за всем тем, что происходило сейчас передо мной, упиваясь всем происходящим. Когда Графа ранили, первым моим побуждением было броситься к нему. А когда все кончилось, я уже сообразила, что рана поверхностная, что никто, в том числе и Граф, не воспринимает ее всерьез, что все заняты более важными делами, поэтому я осталась стоять в сторонке. Но я продолжала все видеть и слышать.Тем временем появилось новое действующее лицо: открылась дверь, и в дворик вошел Артем Матвеевич, то есть Варан. Сегодня он был в новеньком смокинге с искрой, заметной и при неярком свете лампы. А еще бросалась в глаза черная бабочка на белоснежной сорочке. В первое мгновение я даже его не узнала, настолько в моем сознании он теперь был запечатлен полуголым, готовым гоняться за такими же полураздетыми девицами.Мужчина остановился у дверей, гневно огляделся и вскричал:— Это что тут за!.. Его прервал Граф.— А, Варан! Наше вам. Видишь, с твоими бойцами повздорил. Но если ты не в претензии, то дело уже закрыто.Варан еще раз огляделся, на мгновение задержал взгляд на мне, отвернулся и покачал головой. Потом попросил:— Объясни-ка мне, Граф, все честь по чести.Голос у него сейчас был низкий, властный, и, казалось, принадлежал человеку гораздо большего роста, чем Варан. Граф отвел его в сторону и что-то тихо стал говорить. Варан один раз бросил острый взгляд в мою сторону, потом просто молча слушал. Наконец громко воскликнул:— Ладно, дело чистое.Потом Варан обошел всех лежащих мужчин и остановился рядом с Пашей Маленьким. Несколько секунд молча разглядывал его, потом злобно ударил ногой в бок.— Сволочь стукнутая! Я еще с тобой поговорю. Он повернулся к Графу:— Когда очухаются, отправь ко мне. Может, тебе что надо? Доктора получше? Скажи — организуем.— Благодарю, Варан, ничего не надо.Варан еще раз огляделся, снова посмотрел на меня.— Мадам! Мое почтение! — сказал он без тени насмешки. Глава 15ОТРЕЗВЛЕНИЕ Варан ушел. Я смотрела на все происходящее, слушала, что говорили все эти мужчины, и чувствовала, как постепенно начинаю трезветь. Какая-то смутная горечь овладевала мной. Я вспомнила, что являюсь здесь лишь наемной русалкой, за тысячу баксов в месяц плавающей в стеклянном корыте, вспомнила, как Граф говорил Паше Маленькому, что предупреждал не трогать его сотрудниц.«Что же, — думала я, — да, я одна из этих сотрудниц, которых нельзя трогать. На моем месте могла быть любая. Любую девушку Граф точно так же защищал бы».С этого момента я внезапно перестала ощущать себя в центре событий. Теперь даже то, что меня все, кроме этого уголовника Варана, продолжали не замечать, я объясняла собственной незначительностью, собственной ничтожностью. Мне захотелось побыстрее уехать домой.Мужчины решили вернуться в кабинет Графа, но, разумеется, так, чтобы никто из посетителей не видел. Еще не хватало подобной рекламы: прямо в разгар веселья — сам хозяин порезан, словно прохожий в трущобах гарлема. Все стали выходить в ту же дверь, в которую и вошли. Я уже окончательно потерялась и не знала, что мне делать. Чувство отстраненности и ненужности, только возникнув, сразу же овладело мной. Я решила потихоньку отстать.Мне это не удалось. Когда почти все прошли в дом, громадный Костя, держа створку двери и уже собираясь входить, обернулся ко мне и удивленно, с ноткой нетерпеливого раздражения бросил:— Не отставай!Наверное, произошедшее недавно не стало тайной для работников клуба. Едва мы вошли в кабинет Графа, как сюда стали заходить люди.Аркадий Николаевич, заместитель Графа, сначала был сильно встревожен. Его большое белое лицо дышало тревогой, но, выяснив вскоре, что рана поверхностная, он мгновенно успокоился и даже стал шутить.— Не можешь без этих своих мушкетерских штучек.Он еще что-то говорил веселое, отчего лицо Графа несколько раз кривилось в усмешке. Потом взгляд Аркадия Николаевича наткнулся на меня, остановился. На какую-то секунду насмешливое выражение исчезло с его чиновнического лица, потом он поспешно отвернулся, а я тут же забыла о нем. В этот момент в кабинет вбежали две женщины. Одна была Наталья Николаевна, заведующая массажным отделом, а вторая — наша Катя, танцовщица. Увидев Катю здесь и сейчас, я сразу вспомнила те намеки и те странные усмешки, которыми обменивались наши девочки, когда речь заходила о ней и Графе. Я раньше не обращала на эти разговоры внимания, не понимала, что они значат, но сейчас, при виде того, как заблестели красивые глаза Графа, когда он с улыбкой встретил приблизившуюся Катю, я сразу поверила в слышанные сплетни.«Да, без всякого сомнения, они близки. Все, конечно, это и так знают, одна я, дура, ничего не замечала. Наверное, в этой Кате что-то есть такое, что увидеть и оценить может только мужчина».Я, как мне ни было в этот момент больно, не отрываясь, следила за ними, совершенно не обращая внимания на хлопоты врача. Катя, присев на подлокотник кресла Графа, одной рукой придерживала окровавленный отворот рубашки, которую в спешке так никто и не предложил снять, а другой рукой, с правом человека близкого, обнимала его за шею. Я ясно увидела в ее глазах, за маской мнимой тревоги, торжество и опьянение тем, что все сейчас видят, насколько она и Граф близки.Потом их заслонили от меня столпившиеся вокруг люди. Слышался голос Аркадия Николаевича, потом усталый смех Графа. Что-то быстро и сердито сказала Наталья Николаевна. Еще раз засмеялся Граф, толпа вокруг него раздвинулась, я смогла увидеть на груди длинный, кажется, неглубокий порез, из которого кровь уже не шла. Бросился в глаза окровавленный комок ваты в руке врачихи. Граф с лицом бледным, но веселым громко сказал, обращаясь как будто бы прямо ко мне:— Все свободны! Посторонних прошу освободить помещение.Мужчины, уже веселые, чему-то постоянно посмеивающиеся, потянулись к двери. Я встала со стула, когда почти все уже вышли, и, чувствуя страшную усталость, тоже пошла к двери.Уже выходя, я оглянулась. Последнее, что я увидела, прежде чем дверь за мной закрылась, была вся эта группа, видимо близких между собой людей, продолжавших смеяться не предназначенной мне шутке: Аркадий Николаевич, Наталья Николаевна, сам Граф и Катя. Глава 16Я НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ Когда я подъехала на своем «Опеле» к общежитию, уже почти рассвело. Серое утро в ожидании солнца мерцало от ветра. На аллее под деревьями копался в своем мотоцикле парень, почему-то не снявший шлема. Я подумала, что теперь, после близкого знакомства с клубом, я обречена постоянно видеть всех этих черных байкеров, на которых прежде я никогда не обращала внимания. В нерешительности постояла возле проходной; мне не хотелось спать, не хотелось вот так сразу ложиться в постель и лежать без сна, переживая заново события этой бурной ночи.Подумав, я прошла вдоль железной ограды, опоясывающей огромный комплекс высотного здания МГУ — учебные корпуса и общежития студентов разных факультетов, — и присела на скамейку. Сквозь просветы в кронах деревьев виден был вздымающийся центральный шпиль, летящий сквозь замерзшие сизые облака.В этот ранний час еще почти никого не было. Пробежал трусцой голый по пояс парень, где-то шаркала об асфальт невидимая метла дворника. Мне опять захотелось плакать, но я тут же одернула себя: что такое? почему еще сутки назад я и думать не думала?.. Что вообще случилось? Ну, подрались из-за меня — какие пустяки! Мало ли кто из-за кого дерется? Будь на моем месте та же Верочка… или Катя, он бы также защитил их честь.Но я не могла успокоиться. Я твердила себе, что весь этот клуб, который я восприняла с таким экзотическим восторгом, является не чем иным, как бандитским притоном, разгульным собранием во всю оттягивающихся политиков и уголовников. Тем более что сами политики при ближнем рассмотрении оказываются теми же уголовниками. Что мне до всего, что творится там? Мое дело прийти, отплавать и получить свои баксы. Главное, это учеба. Мне осталось всего ничего — сдать госэкзамены и войти в настоящую, серьезную, взрослую жизнь, где нет места подростковым разборкам.Мотоциклист закончил ремонтировать свой черный драндулет, оседлал его и быстро проехал мимо меня. «Хватит себя мучить! — подумала я и решительно поднялась. — Надо поспать хоть немного до семинара, а то буду вареной весь день. А мне еще ночью опять выступать».В проходной никого не было. Лишь за окошком сторожевого помещения мелькнула равнодушная физиономия незнакомого мне милиционера. Я прошла по внутреннему дворику к «высотке». Когда открывала тяжелую дверь, ветер ударил меня в спину и попытался проскочить за мной. Дверь мягко закрылась, преградив путь непрошеному гостю. Скоростной лифт мягко стеснил грудь и мигом доставил меня на мой этаж.Возле нашей с Танькой двери сидела Мурка — коридорная кошка. За последний месяц она привыкла встречать меня, когда я возвращалась из клуба, и спала со мной последние утренние часы. Мурка терпеливо ожидала меня и сонно покачивалась на месте. Я открыла дверь, и мы вошли. Мурка, как всегда это делала, начала обход душевой и туалета, а я прошла в свою комнату, оставив для нее щелочку в двери.Едва я легла, как почувствовала, что не хочу спать. В приотворенное окно задувал ветерок, на подоконник, не чуя близкую кошку, сел голубь и стал шумно топтаться. Я взяла со стола конспект лекции по праву и стала проглядывать записи. Днем будет семинар, а я так и не заглядывала в тетрадь. Я стала читать: «Последнее время давление на СМИ и журналистов становится все изощреннее. Существуют две главные болевые точки — доступ к информации и аккредитация: журналистов не допускают к информации, принимая правила аккредитации, лишающие их возможности присутствовать на социально значимых мероприятиях…»Я прочла о еще одной проблеме — проблеме безграмотности — и отложила конспект, мысленно повторяя про себя: «Правовая неграмотность журналистов проявляется в их неумении уверенно ориентироваться в правовом пространстве СМИ. Это важно для тех, кто пишет на социально-экономические темы, делает репортажи о правоохранительных проблемах… Почему Граф позволил мне смотреть на драку с Пашей Маленьким и остальными двумя? И как он на меня посмотрел, прежде чем идти драться!.. Если бы Граф это делал не ради меня, а просто чтобы наказать нарушителя, то он бы и не заметил меня. И потом, подошел ко мне еще в самом начале, до представления, и предложил остаться после номера. Не планировал же он заранее все эти потасовки?.. Конечно, нет. Если бы он думал очаровать еще одну дурочку, то зачем применять такие сложные ходы? И Катьку не пустил лечить себя…Я вновь прокрутила в голове все, что произошло ночью, в клубе…Что же теперь делать? И как мне завтра, то есть уже сегодня, встретиться с ним? Что сказать?.. Ах, как бы хорошо забыть все!.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32