К его удивлению, никто не ухмылялся и не обменивался тайком взглядами. Ему внезапно стало нехорошо, он сел и налил себе воды.– Джек, это самая интересная идея, которую я когда-либо слышал, – начал Хэнк. – Я уже одобряю это в качестве эксперимента, поэтому, если у кого-то есть другие идеи, самое время выложить их на стол.Прошло несколько мучительных минут, но никто не проронил ни слова.– Знаю, это немного радикально и в прошлом не было частью стратегии фирмы, но мы живем в новом мире. – Джек почувствовал себя увереннее.– Отчасти я согласен с Джеком, – сказал Эван. – Мне нравится идея введения разнообразных новаций. Хотя, по-моему, пятьдесят на пятьдесят – это перебор.Хэнк перевел взгляд с Эвана на оставшихся представителей группы:– Другие мнения, позитивные или наоборот? Джек был поражен безразличием присутствующих;неужели потеря счета Кобаяши – ведь он его уже почти потерял – не взволнует их?Встреча длилась еще полчаса в легких спорах о процентных ставках, о соотношении явлений массовой культуры и произведений изобразительного искусства. В желудке Джека бурлило, он размышлял то о Стюарте, то о Гекторе, и у него звенело в ушах.– Хорошо, Джек, в прошлом твои инстинкты по поводу этого счета были безукоризненными. Это, наверное, наш лучший портфолио совокупность ценных бумаг, принадлежащих одному инвестору
. Итак, я отдаю все в твои умелые руки, поступай так, как считаешь лучше. Я не выслушал ни одного серьезного возражения. – Хэнк снова посмотрел вокруг. – Съезди на «Сотби», посмотри, что выставлено у Кристи. Я выделю шесть месяцев на этот проект, чтобы он удался или провалился. И затем мы либо предоставим его другим клиентам в качестве новой стратегии капиталовложений либо остановим. – Он холодно улыбнулся Джеку: – Не наделай ошибок.Джек улыбнулся в ответ. Боже! Он бы предпочел быть уволенным сейчас, а не через шесть месяцев, когда все рухнет, а он уже купит ботинки Джуди Гарленд и детское платье Мерилин.Необходимо работать двенадцать, а то и тринадцать часов в день, чтобы хотя бы в общих чертах представлять, что же он предложил. Прямо со следующей недели он возьмется за дело как следует. Он будет работать по выходным. Однако сейчас он решил на денек все отложить. Он все еще не пришел в себя. В ушах звенело, голова болела так, будто кто-то въехал ему локтем в переносицу. Джек сложил все папки в портфель, выключил компьютер и взял ноутбук, чтобы по пути отдать его Молли.– Пожалуйста, позвони и назначь телеконференцию с Токио, когда Кобаяши будет удобно, – попросил он секретаршу. – И составь мне список ближайших аукционов у Кристи. Это все, пожалуй.– Джек? – Молли встала и подошла к нему. – Все в порядке? – Она посмотрела на него, нахмурив брови, и потрогала его галстук.– Все в порядке, моя дорогая. – Джек улыбнулся. – Мне немного нездоровится, вот и все. Низкий атмосферный фронт, надвигаются зоны высокого давления. Дома я собираюсь немного отдохнуть.Молли кивнула и отряхнула его пальто.– Что это? – удивилась она.– Полагаю, это «силли стринг» (SillyString) – разноцветная пенка, находящаяся под давлением в баллончике. Своеобразный жидкий аналог серпантина. При разбрызгивании принимает форму ленточек. Используется на вечеринках и праздниках
.– Джек заметил крошечные цветные ленточки и на отвороте брюк. – Я пришел на корпоративную встречу, одетый в костюм от Армани и «силли стринг»! Супер! Мне кажется, ты не могла не заметить этого, прежде чем я вошел к ним, словно только что побывал на дне рождения пятилетнего ребенка.Она засмеялась:– Увидимся в понедельник. Я позвоню тебе домой, как только будет известно время, даже если время будет неурочным.– Что такое неурочное время, я узнаю позже. Лучше я позвоню тебе. Мой телефон неисправен.– О, у меня есть номер твоего сотового, – сказала она, перелистывая настольный блокнот.Они со Стюартом пользовались одним сотовым. И он остался у Стюарта.– Нет, он тоже не работает. Я сам позвоню. Молли размотала «силли стринг», обмотавшуюся вокруг пуговицы на рукаве, и выкинула ее в мусорное ведро. Затем отдала честь:– Как скажете, Капитан Кенгуру.– Какая ты смешная, – хихикнул Джек и направился к лифту.Он добрался до пансиона, растянулся на матрасе, налил двойную порцию скотча и запил им лекарство, глядя в окно на пелену дождя. Температура была всего тридцать семь и семь, и он чувствовал себя неплохо, только немного знобило. Джек снял галстук и расстегнул рубашку. Надо было зайти в магазин по дороге – у него не осталось никакой еды, и не во что переодеться. Внизу на улице шумел транспорт, был час пик, люди возвращались домой к ужину, женам и вечерним семейным посиделкам. Он ужасно скучал по Стюарту, скучал по всякой мелочи, которую прежде не считал чем-то сверхъестественным, как, например, чистые рубашки и сладко пахнущая, мягкая одежда, которую Стюарт клал на кровать, чтобы он мог переодеться, когда приходил домой, – спортивные свитера, казалось, были еще теплыми после сушилки. Сейчас, зная, что Джек не очень хорошо чувствует себя, Стюарт нянчился бы с ним и приготовил ему одну из волшебных, целительных ванн с ароматическими солями и маслами.Он знал, что ему действительно нужно отдохнуть, но конец дня всегда напоминал ему о Гекторе, и желание Джека увидеть его пересилило недомогание и усталость. Он налил себе еще скотча, быстро выпил и вышел под дождь.По заднему фасаду здания тянулись пожарные лестницы, пересекая этажи вдоль каждой квартиры. Джек нашел окна тех двух, в которых мог жить Гектор. В одной из квартир было темно, и он полез по пожарной лестнице ко второй, радуясь, что дождь заглушал дребезжание металлических ступенек.Добравшись, Джек медленно присел на корточки на небольшой площадке под освещенным окном. Через пятнадцать минут он решил, что либо жильцов нет дома, либо они в другой-комнате. Ни одна тень не скользнула за стеклом, не слышалось никаких голосов. Джек приподнял голову над оконной рамой. Мебель была покрыта пластиковыми чехлами, на кофейном столике лежали салфетки. Под сервировочным столом спал маленький пудель, на стене висела фотография четырех или пяти белокожих детишек – это было заметно даже с большого расстояния. Затем, шатаясь, в комнату вошел пожилой человек. Это не квартира мальчика. Джек на цыпочках подкрался к другому окну, там было темно, но свет из окна напротив позволил разглядеть детский манеж и разбросанные игрушки – здесь Гектор тоже не может жить. Как только Джек решил спуститься, в комнате зажегся свет. Он аккуратно подкрался к стеклу и взглянул внутрь только тогда, когда услышал шум телевизора. Женщина с младенцем на руках стояла спиной к окну, и ребенок с маленькими обезьяньими глазками, казалось, смотрел прямо на Джека. Он вздрогнул. В чем же дело? На каждом этаже по пять квартир. И Гектор должен жить здесь, если только он не Г. Джонсон из квартиры номер два. Конечно, тот пожилой мужчина может быть отцом Гектора, а эта женщина – его матерью. Но, вглядевшись, Джек понял, что ей не больше двадцати пяти. Маленькая и толстенькая, темноволосая, как Гектор, наверное, она его сестра. Может быть, она недавно развелась, и поэтому на почтовом ящике написано «Р. Элсассер»? У женщины был совсем другой физический тип: через пять лет она будет толстой, ее фигуре не хватает изящности и длинноногости ее брата. О, какие у Гектора ноги! Джек словно почувствовал ноги Гектора, с крепкими мускулами, очень сильные, прохладные и гладкие, словно листья пальмы. Он спустился на одну ступеньку и сел. Бедный Гектор, он живет здесь с уродливой сестрой и хныкающим ребенком. Ведь с его изяществом легко найти человека, который бы его приютил, и нет ни одной причины, по которой он должен жить так. Джек знал, что, хотя испанцы и не считают себя пуританами, их семейный уклад все же очень сильно отличается от представлений обычного американца.В комнате появилась другая тень. Джек снова приподнялся. Это был Гектор, в шелковой рубашке кремового цвета – в сочетании с черными глазами и волосами она выглядела очень дорого и привлекательно. Сердце Джека забилось чаще. Гектор улыбнулся девушке, взял ребенка, поцеловал его и игриво подбросил в воздух. Джек смотрел на дешевую мебель, пластиковые цветы и картинки в медных рамках, которые, несомненно, куплены в магазине уцененных товаров под цвет дивана. Позади светился проем грязной кухни, даже отсюда были видны тараканы, бегающие по пятнистому линолеуму.Гектор положил ребенка в манеж, повернулся к женщине и обнял. Джек почувствовал пустоту в желудке, дыхание перехватило от шока. Он ожидал всего что угодно, но подобной сцены опасался больше всего. Гектор целовал ее. Мысли Джека проносились с бешеной скоростью. Его кинуло в дрожь, лицо горело, он чувствовал себя так, словно его легкие были наполнены битым стеклом, и каждый вздох причинял боль. По какой-то необъяснимой причине он вспомнил тренера в подготовительной школе. Хэл Дэвис был толстым мужчиной с одышкой, вонявшим сигаретами и чесноком, и он постоянно выматывал Джека на тренировках. Никогда в жизни Джек не был таким сосредоточенным и целеустремленным, он вставал на рассвете и выходил на водную дорожку, шел ли дождь или светило солнце. Чем больше он тренировался, тем выносливее становился, и в те подчиненные дисциплине годы все в его жизни было безупречно: прекрасный выпускной балл, достижение всякой поставленной цели, монашеские ночи в выходные, когда он ложился спать в восемь тридцать. Его первая пивная вечеринка в ночь перед окончанием школы стала последней. Джеку было не сложно держаться подальше от вечеринок и студенток. Вопреки тому, в чем он убеждал Стюарта, он был девственником с еще неопределенной сексуальной ориентацией почти до девятнадцати лет. Он просто не думал о сексе, пока не бросил греблю. На каникулах, когда не нужно было думать о занятиях, молодой человек заканчивал тренировку и принимался читать романы. Стюарт умер бы со смеху, представив Джека во всем его атлетическом великолепии в спальне за чтением книги «Гордость и предубеждение». Это были годы Стендаля, и он перечитывал «Красное и черное» десятки раз.В спорте Джек вполне тянул на олимпийский уровень, никто и не сомневался в этом. В свое время он даже получил предложения об обучении со спортивной стипендией от четырех колледжей Лиги плюща. Он не получил место в национальной сборной из-за каких-то восьми десятых секунды.Когда в последний год обучения Джека у Дэвиса случился сердечный приступ и ему пришлось уволиться, что-то произошло со спортивным духом Джека. Он все так же усердно греб, так же тщательно тренировался, но та волшебная сила, которая вела его все это время, куда-то исчезла. Пространство уменьшилось, а время замедлило ход. Джек ничего не имел против нового тренера, молодого парня, да к тому же еще и мулата, но гребля всегда напоминала ему тренера Дэвиса. Джек обижался на него, думал, что ненавидит этого человека, боялся его постоянного раздражения, но он просто не мог выступать по-прежнему без несносного присутствия Дэвиса. Легко достичь физической формы, научиться правильному взмаху, скольжению и самому гребку, и возврату, и улучшить свое время, но великие гребцы должны быть движимы какой-то страстью – быть может, направленной в никуда. Дэвис никогда ничего не прощал, так же как и отец Джека. Тренер скупо раздавал похвалы, казался разочарованным и неудовлетворенным. Это наполняло Джека злостью и решительностью, что помогало оттачивать технику. Некоторые гребцы намеренно ссорились со своими подружками или родителями, чтобы добиться нужного настроения. Дэвис обычно говорил: «Великие гребцы или плывут к чему-то, или уплывают от чего-то. Вариант выбирай сам». Самому Джеку казалось, что он плывет из никуда к неизвестной цели. Ответы, которые он искал, только зарождались, может быть, он даже не осознавал самих вопросов.Сразу после того, как умер Дэвис, Джек греб в паре и побил свой личный рекорд, с этим временем он мог бы занять третье место в национальной команде. Но он вытащил байдарку на берег, ушел и больше никогда не возвращался.Сейчас Джек смотрел на Гектора и его женщину и чувствовал себя, как в тот день, словно он добрался до дальнего берега после долгого путешествия и обнаружил, что совсем себя не знает. С Гектором Джек обманул себя сам, он не позволял себе замечать признаки очевидного. Джек предполагал, что у парня могут быть другие мужчины, но такой лжи он не ожидал. В самые мрачные моменты он думал о том, что у Гектора может быть женщина, но это было совсем не то, что увидеть все своими глазами. Джек был мужчиной, который любил мужчин, – и это было все, что он мог сказать о себе и что было правдой. Когда начала проявляться его гомосексуальность – сразу после того, как он бросил спорт, – Джек не пытался бороться с ней или отрицать ее. Вовсе не желание достичь, победить, попасть в олимпийскую сборную заставляло его каждый день вставать спозаранку. Ему была необходима эта жизнь, заполненная трудом; шестнадцать часов тренировок в день не оставляли времени для мыслей о свиданиях и девушках. Когда он, закатывая глаза, говорил: «Тренер Дэвис – нацист на воде», это было заготовленным объяснением для его отца, его семьи – всех, кто спрашивал о подружках. А в итоге Джек обнаружил, что он был гребцом, который пытался уплыть.Джек еле сдержал себя, чтобы не заколотить по стеклу, ударить изо всех сил по лицу Гектора. Лживый кусок дерьма, он был самым низким из всех низких, проститутка, мерзкая потаскушка. Гектору было наплевать на Джека, он не чувствовал ничего, он притворялся. Ну и черт с ним! И Джек не обязан рассказывать Гектору неприятные новости о своей болезни только потому, что парень изображал какие-то чувства к нему.Он спустился по лестнице и отправился домой. Шел холодный дождь, и Джек в тонком пиджаке совсем продрог. Когда он добрался до пансиона, в голове пульсировала боль, дыхание было тяжелым и хриплым, легкие словно наполнены водой. Ему понадобилось почти сорок пять минут, чтобы добраться до своего этажа, словно количество ступеней увеличилось в темноте. Лампочка не горела. Достав связку ключей – неимоверно большую, так как для каждой комнаты был свой ключ, – Джек пытался открыть хоть какую-то дверь. Оказавшись в комнате, где прежде не был, Джек лег на комковатый матрас и натянул покрывало – на самом деле это был мешок для мусора – до подбородка. Напротив мерцал свет неоновой вывески – маленькие голубые пузырьки выходили из бокала мартини. Джек еще не заходил в этот бар. Затем он закрыл глаза и задремал.Он работал веслами, хотя это была не байдарка. Он греб в океане, высокие черные волны окружали нос лодки. Уключины скрипели, словно шаги по деревянному полу, когда весла трещали на возвратном гребке. Он все греб и греб, а затем начал тонуть, опускаясь на дно океана. Во сне Джек открыл глаза и обнаружил, что он на пляже, где итальянский сапожник, мистер Фабрицци, держал пару ботинок: «Надень, я их отполировал. Пожизненная привычка так просто не умирает. Надень их и следуй за мной». Джек прошел сквозь девять дверей, и каждую из них открывали сногсшибательно красивые юноши в белых перчатках и синих шапках. Все они были светловолосыми и белокожими, голубоглазыми и высокими, и они не улыбались. Девятая дверь была дверью на небеса. «Ты можешь идти сквозь нее, а можешь и не идти. Ботинки не износятся. Ты пойдешь?» Джек смотрел на небо, которое никогда прежде не казалось таким ярким, и тут оно начало мерцать и разваливаться на части.Что-то толкнуло его сзади, рывок и дрожь. Мистер Фабрицци грустно улыбнулся: «Все в порядке, у меня есть колодка». Джек осознал, что он имеет в виду обычную обувную колодку из кедра по форме его ноги. «У меняесть твоя колодка. Я смогу сделать тебе обувь в любое время». Когда Джек вынырнул из сна, кто-то звал его по имени. Его лицо накрывала маска, и какая-то женщина велела ему дышать:– Все будет в порядке. Вы помните, что произошло? Он покачал головой.– Вы шли по улице, и вам стало плохо – легкие очень ослаблены. Но все будет в порядке.Джек был в машине «скорой помощи». Визжала сирена. Врачи подключили к нему разные провода и трубочки. Его словно отсоединили от плоти, мускулов и костей и пытались вытряхнуть. Джеку казалось, что он сидит на своей собственной груди, а кожа напоминала пару огромных брюк, которые на нем только потому, что он держит их руками; если немного подвинуться, то он сразу же выскользнет из тела.– Вы не могли бы найти Стюарта? Нельзя ли позвонить Стюарту Карпентеру? – Джек не был уверен, говорит ли он на самом деле; казалось, никто не обращает на него внимания. Затем попытался открыть глаза. Женщину, которая обращалась к нему, сменил один из тех высоких, голубоглазых портье из его сна. Джек снова попытался сказать, чтобы его услышали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
. Итак, я отдаю все в твои умелые руки, поступай так, как считаешь лучше. Я не выслушал ни одного серьезного возражения. – Хэнк снова посмотрел вокруг. – Съезди на «Сотби», посмотри, что выставлено у Кристи. Я выделю шесть месяцев на этот проект, чтобы он удался или провалился. И затем мы либо предоставим его другим клиентам в качестве новой стратегии капиталовложений либо остановим. – Он холодно улыбнулся Джеку: – Не наделай ошибок.Джек улыбнулся в ответ. Боже! Он бы предпочел быть уволенным сейчас, а не через шесть месяцев, когда все рухнет, а он уже купит ботинки Джуди Гарленд и детское платье Мерилин.Необходимо работать двенадцать, а то и тринадцать часов в день, чтобы хотя бы в общих чертах представлять, что же он предложил. Прямо со следующей недели он возьмется за дело как следует. Он будет работать по выходным. Однако сейчас он решил на денек все отложить. Он все еще не пришел в себя. В ушах звенело, голова болела так, будто кто-то въехал ему локтем в переносицу. Джек сложил все папки в портфель, выключил компьютер и взял ноутбук, чтобы по пути отдать его Молли.– Пожалуйста, позвони и назначь телеконференцию с Токио, когда Кобаяши будет удобно, – попросил он секретаршу. – И составь мне список ближайших аукционов у Кристи. Это все, пожалуй.– Джек? – Молли встала и подошла к нему. – Все в порядке? – Она посмотрела на него, нахмурив брови, и потрогала его галстук.– Все в порядке, моя дорогая. – Джек улыбнулся. – Мне немного нездоровится, вот и все. Низкий атмосферный фронт, надвигаются зоны высокого давления. Дома я собираюсь немного отдохнуть.Молли кивнула и отряхнула его пальто.– Что это? – удивилась она.– Полагаю, это «силли стринг» (SillyString) – разноцветная пенка, находящаяся под давлением в баллончике. Своеобразный жидкий аналог серпантина. При разбрызгивании принимает форму ленточек. Используется на вечеринках и праздниках
.– Джек заметил крошечные цветные ленточки и на отвороте брюк. – Я пришел на корпоративную встречу, одетый в костюм от Армани и «силли стринг»! Супер! Мне кажется, ты не могла не заметить этого, прежде чем я вошел к ним, словно только что побывал на дне рождения пятилетнего ребенка.Она засмеялась:– Увидимся в понедельник. Я позвоню тебе домой, как только будет известно время, даже если время будет неурочным.– Что такое неурочное время, я узнаю позже. Лучше я позвоню тебе. Мой телефон неисправен.– О, у меня есть номер твоего сотового, – сказала она, перелистывая настольный блокнот.Они со Стюартом пользовались одним сотовым. И он остался у Стюарта.– Нет, он тоже не работает. Я сам позвоню. Молли размотала «силли стринг», обмотавшуюся вокруг пуговицы на рукаве, и выкинула ее в мусорное ведро. Затем отдала честь:– Как скажете, Капитан Кенгуру.– Какая ты смешная, – хихикнул Джек и направился к лифту.Он добрался до пансиона, растянулся на матрасе, налил двойную порцию скотча и запил им лекарство, глядя в окно на пелену дождя. Температура была всего тридцать семь и семь, и он чувствовал себя неплохо, только немного знобило. Джек снял галстук и расстегнул рубашку. Надо было зайти в магазин по дороге – у него не осталось никакой еды, и не во что переодеться. Внизу на улице шумел транспорт, был час пик, люди возвращались домой к ужину, женам и вечерним семейным посиделкам. Он ужасно скучал по Стюарту, скучал по всякой мелочи, которую прежде не считал чем-то сверхъестественным, как, например, чистые рубашки и сладко пахнущая, мягкая одежда, которую Стюарт клал на кровать, чтобы он мог переодеться, когда приходил домой, – спортивные свитера, казалось, были еще теплыми после сушилки. Сейчас, зная, что Джек не очень хорошо чувствует себя, Стюарт нянчился бы с ним и приготовил ему одну из волшебных, целительных ванн с ароматическими солями и маслами.Он знал, что ему действительно нужно отдохнуть, но конец дня всегда напоминал ему о Гекторе, и желание Джека увидеть его пересилило недомогание и усталость. Он налил себе еще скотча, быстро выпил и вышел под дождь.По заднему фасаду здания тянулись пожарные лестницы, пересекая этажи вдоль каждой квартиры. Джек нашел окна тех двух, в которых мог жить Гектор. В одной из квартир было темно, и он полез по пожарной лестнице ко второй, радуясь, что дождь заглушал дребезжание металлических ступенек.Добравшись, Джек медленно присел на корточки на небольшой площадке под освещенным окном. Через пятнадцать минут он решил, что либо жильцов нет дома, либо они в другой-комнате. Ни одна тень не скользнула за стеклом, не слышалось никаких голосов. Джек приподнял голову над оконной рамой. Мебель была покрыта пластиковыми чехлами, на кофейном столике лежали салфетки. Под сервировочным столом спал маленький пудель, на стене висела фотография четырех или пяти белокожих детишек – это было заметно даже с большого расстояния. Затем, шатаясь, в комнату вошел пожилой человек. Это не квартира мальчика. Джек на цыпочках подкрался к другому окну, там было темно, но свет из окна напротив позволил разглядеть детский манеж и разбросанные игрушки – здесь Гектор тоже не может жить. Как только Джек решил спуститься, в комнате зажегся свет. Он аккуратно подкрался к стеклу и взглянул внутрь только тогда, когда услышал шум телевизора. Женщина с младенцем на руках стояла спиной к окну, и ребенок с маленькими обезьяньими глазками, казалось, смотрел прямо на Джека. Он вздрогнул. В чем же дело? На каждом этаже по пять квартир. И Гектор должен жить здесь, если только он не Г. Джонсон из квартиры номер два. Конечно, тот пожилой мужчина может быть отцом Гектора, а эта женщина – его матерью. Но, вглядевшись, Джек понял, что ей не больше двадцати пяти. Маленькая и толстенькая, темноволосая, как Гектор, наверное, она его сестра. Может быть, она недавно развелась, и поэтому на почтовом ящике написано «Р. Элсассер»? У женщины был совсем другой физический тип: через пять лет она будет толстой, ее фигуре не хватает изящности и длинноногости ее брата. О, какие у Гектора ноги! Джек словно почувствовал ноги Гектора, с крепкими мускулами, очень сильные, прохладные и гладкие, словно листья пальмы. Он спустился на одну ступеньку и сел. Бедный Гектор, он живет здесь с уродливой сестрой и хныкающим ребенком. Ведь с его изяществом легко найти человека, который бы его приютил, и нет ни одной причины, по которой он должен жить так. Джек знал, что, хотя испанцы и не считают себя пуританами, их семейный уклад все же очень сильно отличается от представлений обычного американца.В комнате появилась другая тень. Джек снова приподнялся. Это был Гектор, в шелковой рубашке кремового цвета – в сочетании с черными глазами и волосами она выглядела очень дорого и привлекательно. Сердце Джека забилось чаще. Гектор улыбнулся девушке, взял ребенка, поцеловал его и игриво подбросил в воздух. Джек смотрел на дешевую мебель, пластиковые цветы и картинки в медных рамках, которые, несомненно, куплены в магазине уцененных товаров под цвет дивана. Позади светился проем грязной кухни, даже отсюда были видны тараканы, бегающие по пятнистому линолеуму.Гектор положил ребенка в манеж, повернулся к женщине и обнял. Джек почувствовал пустоту в желудке, дыхание перехватило от шока. Он ожидал всего что угодно, но подобной сцены опасался больше всего. Гектор целовал ее. Мысли Джека проносились с бешеной скоростью. Его кинуло в дрожь, лицо горело, он чувствовал себя так, словно его легкие были наполнены битым стеклом, и каждый вздох причинял боль. По какой-то необъяснимой причине он вспомнил тренера в подготовительной школе. Хэл Дэвис был толстым мужчиной с одышкой, вонявшим сигаретами и чесноком, и он постоянно выматывал Джека на тренировках. Никогда в жизни Джек не был таким сосредоточенным и целеустремленным, он вставал на рассвете и выходил на водную дорожку, шел ли дождь или светило солнце. Чем больше он тренировался, тем выносливее становился, и в те подчиненные дисциплине годы все в его жизни было безупречно: прекрасный выпускной балл, достижение всякой поставленной цели, монашеские ночи в выходные, когда он ложился спать в восемь тридцать. Его первая пивная вечеринка в ночь перед окончанием школы стала последней. Джеку было не сложно держаться подальше от вечеринок и студенток. Вопреки тому, в чем он убеждал Стюарта, он был девственником с еще неопределенной сексуальной ориентацией почти до девятнадцати лет. Он просто не думал о сексе, пока не бросил греблю. На каникулах, когда не нужно было думать о занятиях, молодой человек заканчивал тренировку и принимался читать романы. Стюарт умер бы со смеху, представив Джека во всем его атлетическом великолепии в спальне за чтением книги «Гордость и предубеждение». Это были годы Стендаля, и он перечитывал «Красное и черное» десятки раз.В спорте Джек вполне тянул на олимпийский уровень, никто и не сомневался в этом. В свое время он даже получил предложения об обучении со спортивной стипендией от четырех колледжей Лиги плюща. Он не получил место в национальной сборной из-за каких-то восьми десятых секунды.Когда в последний год обучения Джека у Дэвиса случился сердечный приступ и ему пришлось уволиться, что-то произошло со спортивным духом Джека. Он все так же усердно греб, так же тщательно тренировался, но та волшебная сила, которая вела его все это время, куда-то исчезла. Пространство уменьшилось, а время замедлило ход. Джек ничего не имел против нового тренера, молодого парня, да к тому же еще и мулата, но гребля всегда напоминала ему тренера Дэвиса. Джек обижался на него, думал, что ненавидит этого человека, боялся его постоянного раздражения, но он просто не мог выступать по-прежнему без несносного присутствия Дэвиса. Легко достичь физической формы, научиться правильному взмаху, скольжению и самому гребку, и возврату, и улучшить свое время, но великие гребцы должны быть движимы какой-то страстью – быть может, направленной в никуда. Дэвис никогда ничего не прощал, так же как и отец Джека. Тренер скупо раздавал похвалы, казался разочарованным и неудовлетворенным. Это наполняло Джека злостью и решительностью, что помогало оттачивать технику. Некоторые гребцы намеренно ссорились со своими подружками или родителями, чтобы добиться нужного настроения. Дэвис обычно говорил: «Великие гребцы или плывут к чему-то, или уплывают от чего-то. Вариант выбирай сам». Самому Джеку казалось, что он плывет из никуда к неизвестной цели. Ответы, которые он искал, только зарождались, может быть, он даже не осознавал самих вопросов.Сразу после того, как умер Дэвис, Джек греб в паре и побил свой личный рекорд, с этим временем он мог бы занять третье место в национальной команде. Но он вытащил байдарку на берег, ушел и больше никогда не возвращался.Сейчас Джек смотрел на Гектора и его женщину и чувствовал себя, как в тот день, словно он добрался до дальнего берега после долгого путешествия и обнаружил, что совсем себя не знает. С Гектором Джек обманул себя сам, он не позволял себе замечать признаки очевидного. Джек предполагал, что у парня могут быть другие мужчины, но такой лжи он не ожидал. В самые мрачные моменты он думал о том, что у Гектора может быть женщина, но это было совсем не то, что увидеть все своими глазами. Джек был мужчиной, который любил мужчин, – и это было все, что он мог сказать о себе и что было правдой. Когда начала проявляться его гомосексуальность – сразу после того, как он бросил спорт, – Джек не пытался бороться с ней или отрицать ее. Вовсе не желание достичь, победить, попасть в олимпийскую сборную заставляло его каждый день вставать спозаранку. Ему была необходима эта жизнь, заполненная трудом; шестнадцать часов тренировок в день не оставляли времени для мыслей о свиданиях и девушках. Когда он, закатывая глаза, говорил: «Тренер Дэвис – нацист на воде», это было заготовленным объяснением для его отца, его семьи – всех, кто спрашивал о подружках. А в итоге Джек обнаружил, что он был гребцом, который пытался уплыть.Джек еле сдержал себя, чтобы не заколотить по стеклу, ударить изо всех сил по лицу Гектора. Лживый кусок дерьма, он был самым низким из всех низких, проститутка, мерзкая потаскушка. Гектору было наплевать на Джека, он не чувствовал ничего, он притворялся. Ну и черт с ним! И Джек не обязан рассказывать Гектору неприятные новости о своей болезни только потому, что парень изображал какие-то чувства к нему.Он спустился по лестнице и отправился домой. Шел холодный дождь, и Джек в тонком пиджаке совсем продрог. Когда он добрался до пансиона, в голове пульсировала боль, дыхание было тяжелым и хриплым, легкие словно наполнены водой. Ему понадобилось почти сорок пять минут, чтобы добраться до своего этажа, словно количество ступеней увеличилось в темноте. Лампочка не горела. Достав связку ключей – неимоверно большую, так как для каждой комнаты был свой ключ, – Джек пытался открыть хоть какую-то дверь. Оказавшись в комнате, где прежде не был, Джек лег на комковатый матрас и натянул покрывало – на самом деле это был мешок для мусора – до подбородка. Напротив мерцал свет неоновой вывески – маленькие голубые пузырьки выходили из бокала мартини. Джек еще не заходил в этот бар. Затем он закрыл глаза и задремал.Он работал веслами, хотя это была не байдарка. Он греб в океане, высокие черные волны окружали нос лодки. Уключины скрипели, словно шаги по деревянному полу, когда весла трещали на возвратном гребке. Он все греб и греб, а затем начал тонуть, опускаясь на дно океана. Во сне Джек открыл глаза и обнаружил, что он на пляже, где итальянский сапожник, мистер Фабрицци, держал пару ботинок: «Надень, я их отполировал. Пожизненная привычка так просто не умирает. Надень их и следуй за мной». Джек прошел сквозь девять дверей, и каждую из них открывали сногсшибательно красивые юноши в белых перчатках и синих шапках. Все они были светловолосыми и белокожими, голубоглазыми и высокими, и они не улыбались. Девятая дверь была дверью на небеса. «Ты можешь идти сквозь нее, а можешь и не идти. Ботинки не износятся. Ты пойдешь?» Джек смотрел на небо, которое никогда прежде не казалось таким ярким, и тут оно начало мерцать и разваливаться на части.Что-то толкнуло его сзади, рывок и дрожь. Мистер Фабрицци грустно улыбнулся: «Все в порядке, у меня есть колодка». Джек осознал, что он имеет в виду обычную обувную колодку из кедра по форме его ноги. «У меняесть твоя колодка. Я смогу сделать тебе обувь в любое время». Когда Джек вынырнул из сна, кто-то звал его по имени. Его лицо накрывала маска, и какая-то женщина велела ему дышать:– Все будет в порядке. Вы помните, что произошло? Он покачал головой.– Вы шли по улице, и вам стало плохо – легкие очень ослаблены. Но все будет в порядке.Джек был в машине «скорой помощи». Визжала сирена. Врачи подключили к нему разные провода и трубочки. Его словно отсоединили от плоти, мускулов и костей и пытались вытряхнуть. Джеку казалось, что он сидит на своей собственной груди, а кожа напоминала пару огромных брюк, которые на нем только потому, что он держит их руками; если немного подвинуться, то он сразу же выскользнет из тела.– Вы не могли бы найти Стюарта? Нельзя ли позвонить Стюарту Карпентеру? – Джек не был уверен, говорит ли он на самом деле; казалось, никто не обращает на него внимания. Затем попытался открыть глаза. Женщину, которая обращалась к нему, сменил один из тех высоких, голубоглазых портье из его сна. Джек снова попытался сказать, чтобы его услышали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41