Они в этот момент очень походили на обезумевших покупательниц, дорвавшихся до распродажи.
– Девочки, я вас умоляю! – одернула их Джастин. – Ведите себя прилично!
– Вы только посмотрите! – кричала Эйприл. – Мохеровая накидка, красная, как пожарная машина, на подкладке розового атласа и платье в тон подкладке. Умереть можно!
– А у меня наоборот – накидка розовая, а платье красное! – воскликнула Джордан.
– Ого! – завизжала Эйприл, доставая бальное платье сиреневого атласа без лямок и с широкой юбкой. К нему был плетеный пояс цвета шоколада и крохотное приталенное болеро с коричневыми блестками. Платье прямо для юной Софи Лорен.
– У меня такое же, – сказала Джордан, доставая вешалку с таким же платьем темно-коричневого цвета с сиреневым поясом и болеро в сиреневых искрах. – Мы что, близняшки?
– Не знаю. Ой, какое пальто! – заверещала Эйприл, показывая нам пальто легчайшей серой шерсти и к нему платье из белого шелка. – В таком можно хоть замуж выходить… А у тебя, Джордан?
– Такое же пальто цвета зеленых яблок и бирюзовое платье… Посмотрите, какой желтый бархатный пиджак и к нему платье для коктейля из розового шифона! Бархат – весной? Но он такого замечательного цвета! Джастин, ты когда-нибудь видела такой сочный желтый цвет?
– Дай померить, – попросила Джастин, расстегивая свой пиджак.
– Ни за что. Ты его испачкаешь… Есть еще голубой, он почти того же фасона… – Джордан кинула бархатный пиджак Джастин и стала дальше рыться в разноцветной куче одежды с таким видом, будто у нее оставалась последняя минута в жизни на покупки. – Вы только посмотрите, для каждого платья – пальто или пиджак, даже у коктейльных и бальных платьев накидка, болеро или пальто… Наконец хоть кто-то понял, что женщины всю жизнь проводят в помещениях с работающими кондиционерами. Боже мой! Вы на это взгляните!
Джордан вцепилась в бальное платье из клетчатой тафты пастельных тонов.
– Юбка с кринолином! Глазам своим не верю! А накидка – вы когда-нибудь видели такой очаровательный розовый цвет! – И она, набросив накидку на плечи, замерла у зеркала. – Ни за что это не сниму!
Эйприл издала победный клич индейцев. Тут шум и гам, который подняли наши девочки, привлек всеобщее внимание, и даже звезды отправились исследовать то, что висело на их вешалках и что они до сих пор игнорировали. Скоро весь зал был полон девичьих голосов – они возбужденно рассматривали наряды, сравнивали их, разочарованно вздыхали, находя изредка что-то темно-синее или черное. От их невозмутимости не осталось и следа, и они упивались палитрой ярких весенних красок.
– Девушки! – крикнул Марко, вставая. – Не меняйтесь платьями! И не меряйте чужое. Немедленно прекратите! Если будете вести себя прилично, обещаю, когда их сфотографируют, я их вам отдам и вы с ними вдоволь наиграетесь. На всех хватит и восхитительного розового, и бледно-желтого, и ярко-зеленого. А сейчас немедленно повесьте все на места. Слушайтесь костюмеров. Теперь пусть Карен, Кейт и Шалом наденут свои первые номера, и побыстрее, пожалуйста.
– Этот червяк сейчас просто умирает от счастья, – шепнула мне Джастин, натягивая на себя сиреневое шифоновое платье Джордан. – Девочки сейчас совершенно уверили его в успехе. Обычно им наплевать на то, что они показывают. – Она укуталась в накидку фиалкового цвета с воротником из гофрированной тафты и такой же отделкой понизу. – Как я выгляжу? Это я или не я?
Но я была слишком занята, пытаясь влезть в темно-синий костюм Эйприл с шелковым воротником и такими же манжетами, поэтому не могла ей ответить.
24
Сквозь сон, улетучившийся тут же безвозвратно, я услышала, как кто-то звонит мне в номер, и, чертыхаясь, вскочила с кровати.
– Какого черта? – рявкнула я через дверь, давая понять, что нарушили мой бесценный сон.
– Это Том. Я не хотел будить вас, Фрэнки, но Тинкер очень просила.
– А который сейчас час?
– Три часа дня.
– О господи! Том, подождите, я только надену халат.
Умываясь и быстро чистя зубы, я думала о том, как долго спала. Мы вернулись в отель в семь утра, потом еще позавтракали как следует в моей гостиной, но так заспаться! Представляю, что бы сказала по этому поводу моя мама.
– Бедняга Том, – сказала я с состраданием, выходя к нему в гостиную. – Тинкер, наверное, умирает от любопытства. Я была уверена, что встану раньше, поэтому даже будильник не завела. Никто не появлялся, даже Майк?
– Нет. Я сидел у двери, открытой в коридор, чтобы никого из вас не пропустить. Но видел только Пичес, а она ничего не знает.
– Вы спали? – спросила я.
– Глаз не сомкнул. Лежал на покрывале рядом с Тинкер, намотав себе на руку пояс ее халата, чтобы она незаметно не выскользнула из постели, но все время боялся ее толкнуть, поэтому старался не спать.
– Нравится вам мир моды?
– Это было не самое неприятное занятие.
– Как она себя чувствует? – спросила я, боясь услышать ответ.
– Говорит, что полностью пришла в себя. Она бесится, потому что я не выпускаю ее из кровати, только в ванную.
– Больше не несет всякий бред?
– Это уже не бред… скорее нетерпение, с которым она не может справиться.
– Послушайте, Том, вы единственный, кто ее видел постоянно. Как вы думаете, не принимает ли она наркотики? Она ведь в очень странном состоянии.
– То, что это не амфетамин, – точно. Многие в нашем рекламном агентстве были на амфетамине, но они не распадались после работы на куски, как Тинкер. Может, этот мерзавец дает ей какой-нибудь другой наркотик, но я ничего не замечал. Сеньора Варга? Ей-то зачем давать Тинкер наркотики? Это могло бы помешать ей сосредоточиваться на проклятом танго. Мне кажется, что ее заводит только желание победить. Она почему-то думает, что, если она пройдет по подиуму и выиграет этот чертов конкурс, она обретет себя. Она все время твердит: «Я хочу подняться на подиум, просто подняться и сделать все, что нужно».
– Так обычно и бывает, Том. Лучшие манекенщицы – они, как породистые лошади, не могут дождаться показа. Если их не сдерживать, они выскочат все вместе и будут пихать друг друга локтями.
– Значит, у нее та же болезнь. Прошу вас, Фрэнки, пожалейте меня! Сходите к ней и расскажите ей все про вчерашний вечер. Я с вами разговариваю и засыпаю на ходу.
– Ложитесь на кушетку. Я пойду к Тинкер, и мы вместе что-нибудь съедим.
Я накинула пальто на халат и выскочила в коридор. Тинкер лежала на подушках, одна нога у нее была привязана к спинке кровати, телефон стоял в другом углу комнаты, и она ужасно напоминала героиню комиксов, которую привязали к рельсам перед идущим поездом.
– Да, надо признать, Том знает свое дело, – сказала я, развязывая ее и с трудом удерживаясь от смеха.
– Я убью этого подонка! – хрипло прошипела Тинкер. – Ты даже не можешь себе представить, что он вытворял вчера. Психопат и садист!
– Ты несправедлива к нему. Он делал только то, что велели мы. Не свирепствуй, Тинкер. Том верный и преданный человек.
– Вы все подняли слишком много шуму, – возмущалась Тинкер, расхаживая взад-вперед по комнате. – Со мной все в порядке, разве не видно? Какая тварь ходила в моих платьях?
– Эй, Тинкер! Я помню, что ты даже чертыхаться не могла и думала, что «черт» пишется через "о". – Тварь! Неудивительно, что Том говорит, что она бесится. – А в платьях твоих была Жанин, манекенщица для примерок, которую Марко уволил. В ней есть шик, но она какая-то унылая. Правда, в твоих платьях это было незаметно, это действительно лучшие модели коллекции.
Я хотела ее успокоить, но все, что я говорила, было чистой правдой.
– Марко оказал тебе большую честь, Тинк. Твоя костюмерша все приготовила, ждут только тебя. Твои юбки были Жанин немного длинноваты, но это неважно. Даже без них показ был бы сенсацией сезона. Это гениальная коллекция, такой не было много лет. Все от нее в восторге. Ты была абсолютно права – Марко гений, как ни противно мне это признавать.
– Я же тебе говорила!
– Это было как глоток свежего воздуха, нет, как смерч, и продолжалось все до утра.
– Так я и знала! Рассказывай дальше!
– В моделях есть то, о чем мечтают в мире моды, – наверное, это совершенно новый подход. Ничего похожего на работы других, и его чувство цвета – мы с Джастин дрались из-за того, кто будет мерить платья Эйприл и Джордан. Мне было наплевать, дорогие они или нет, они меняют тебя, льстят, манят к себе. И при этом все это можно носить. Не было ни одного скучного платья. Просто ужасно – я хотела бы иметь все эти платья, а не могу позволить себе даже одно. Никогда я так не заходилась от тряпок. Это как секс! Нет, даже лучше!
– А что Эйприл с Джордан? – спросила Тинкер резко. – Как они выглядели?
– Ну…
– Говори же, Фрэнки! Черт подери! Я должна знать правду! – настаивала Тинкер.
– Они были потрясающие. Каждая по-своему. Естественно, такие наряды украсят любую.
– Я буду еще лучше.
– Наверняка.
«Не надо с ней спорить», – подумала я, внимательно присматриваясь к Тинкер. Даже если она и принимает наркотики, со вчерашнего утра ей просто неоткуда было их взять, и даже после такого отдыха она не очень изменилась.
Обычно у Тинкер на лице выражение тихой, задумчивой радости. Сегодня, пытая меня, она была вся – внимание и нетерпение и как бы внутренне готовилась к тому, что должно произойти вечером. Ее обычно бледное лицо разрумянилось, глаза сверкали, может, даже чересчур, даже волосы казались рыжее обычного. «Переработала, – подумала я, пытаясь прогнать страхи, – переработала, а тут еще премьерная лихорадка. Она успокоится, когда мы приедем в „Риц“. Ей придется успокоиться».
– Я хочу что-нибудь заказать в номер, Тинкер. Ты что будешь есть?
– Ничего, черт подери… Почему это все вбили себе в голову, что я голодная? Том меня все время кормит насильно. Я уже набрала полкило, – сердито заявила Тинкер.
– Нельзя набрать полкило за сутки, – сказала я рассудительно. – Полкило – это восемь тысяч дополнительных калорий.
– Но как я могу сжигать калории, если я все время торчу в этой проклятой кровати? Послушай, Фрэнки, еще есть время для последнего урока танго! Позвони сеньоре Варга и скажи ей, что я сейчас буду.
– Тинкер! Вот что тебе сейчас совершенно ни к чему, так это еще один урок танго. Ты могла танцевать и во сне.
– Мне надо разогреть мускулы, – продолжала умолять Тинкер, раздеваясь и бегая по комнате в поисках одежды.
– Нам через два часа с небольшим надо быть в «Рице», – сурово сказала я. – Тебе следует принять душ, поесть чего-нибудь и успокоиться. Ты еще недостаточно отдохнула, а впереди долгий вечер. Из отеля ты уедешь вместе со всеми. Я посижу здесь, пока ты будешь в ванной. А потом пойдем ко мне в номер и будем играть в покер, как вчера.
– Я сама туда приду.
– Нет, я тебя подожду.
Тинкер бросила на меня испепеляющий взгляд и хлопнула дверью ванной. Я позвонила к себе и попросила Тома разбудить Джастин.
– Тинкер в ярости… требует еще одного урока танго. Спросила, какая «тварь» была в ее платьях.
– Она бормочет, как вчера?
– Нет, уже не так, получше, но она все равно не в себе. Том не думает, что она что-нибудь принимает, а я… я не знаю.
– Черт бы побрал это расписание! От этого кто угодно свихнется. Ома успокоится, когда начнется показ.
– Ты действительно так считаешь?
– А у нас есть выбор, Фрэнки? Пока Тинкер стоит на ногах, мы не можем лишать ее шанса.
– Разбуди всех, ладно, Джастин? И приготовь карты. Мы придем, как только она примет душ.
– Фрэнки… Ты нервничаешь?
– Не больше, чем ты, детка.
– А нам ведь сегодня не работать. Приходи скорее. Тебя не хватает.
25
Две машины с шоферами подъехали к служебному входу «Рица». У двери стояло несколько крепких парней в темных костюмах с красными галстуками.
– Кто это? – спросила Фрэнки.
– Это «Ле Крават Руж», «Красные галстуки», – ответила Джастин. – Отлично обученные охранники, которые не пускают сюда нежелательных личностей. Ими все пользуются. Вчера их не было. Думаю, у главного входа их гораздо больше. На весенние показы всегда пытается пролезть без приглашения куча народу.
Джастин шла первой. Один из охранников подошел к ней с охапкой изумительных букетов.
– Мадам Лоринг?
– Да?
– Эти букеты – манекенщицам, а конверты для вас, мадам Северино, мадам Каллендер, мсье Страусса и мсье Аарона. – И он протянул ей пять белых конвертов. Она открыла один – там было приглашение и карточка с номером столика.
– Нам это не понадобится, – ответила Джастин молодому человеку. – Мы идем с девушками.
– Очень сожалею, мадам, но мсье Ломбарди велел сегодня не пропускать за кулисы никого, кроме манекенщиц.
– Когда он отдал этот приказ?
– Сегодня утром, мадам.
– А кто прислал цветы?
– Не знаю, мадам. Когда мы прибыли, цветы уже лежали у консьержки.
– Эйприл, в букете есть карточка? – резко спросила Джастин.
– Погоди-ка… да… Это от мистера Некера. Там написано: «Желаю удачи!» Какие восхитительные цветы! Какой он милый… Я чувствую себя балериной!
– Мне необходимо поговорить с мсье Ломбарди, – сказала Джастин охраннику.
– Ничем не могу вам помочь, мадам. Сожалею, но это невозможно. Мсье Ломбарди просил его не беспокоить.
– Где ваш начальник?
– Я здесь старший, мадам Лоринг. Офис закрыт до завтрашнего дня. Так что все жалобы принимаю я. Очень сожалею, мадам, но это невозможно.
– Девочки, идите! – сказала Джастин. – Мне надо найти Габриэль. Мы придем, как только сможем. Тинкер, твои вешалки рядом с Эйприл. Просто иди за девушками.
И Джастин ушла вместе с Фрэнки, Мод, Томом и Майком. Через час безумных поисков и бесполезных телефонных звонков им стало совершенно очевидно, что Ломбарди сделал так, чтобы на этом показе они были только зрителями. От начальника охраны Джастин добилась одного – он пообещал сообщить девушкам о том, что произошло. Вернувшись, он сказал, что мадемуазель Осборн просила передать – они отлично сами со всем справятся.
– Господи! – воскликнул Том. – Это все из-за меня.
– Нет, из-за меня, – успокоила его Джастин. – Завтра она будет прежней Тинкер, Том. Ничего необычного здесь нет. Знаешь, это как капризный ребенок, который первый раз идет в школу и не хочет, чтобы его целовали и напутствовали на виду у всех.
– Может, нам лучше подождать в баре? – предложил Майк. – Мне повезло меньше, чем остальным, – я не смогу фотографировать за кулисами. Вы об этом подумали?
– Бедняжка! – фыркнула Фрэнки. – Все фотографы такие – жалеют прежде всего себя.
– Дети, не ссорьтесь, – примирительно сказала Мод. – Мы все в одной лодке. Давайте постараемся пока что не швырять друг друга за борт. Это мы всегда успеем сделать. Я иду с Майком. Нам надо девать куда-то целый час.
– Если только охранники пропустят нас в бар, – заметила Джастин.
* * *
Компания из «Лоринга» и «Цинга» мрачно сидела в баре «Рица» за столиком, откуда был хорошо виден вход. Все, кроме Мод, выбравшей свой обычный скотч, пили минералку и травяной чай. Они почти не разговаривали и следили за тем, как прибывают приглашенные, каждого из которых осматривали «Ле Крават Руж», одетые по такому торжественному случаю в смокинги и красные галстуки-бабочки.
Что касается Мод, то ей было здесь гораздо лучше, чем среди закулисной истерии. Прошлой ночью она набрала там достаточно материала, большую часть которого все равно не могла использовать. Ну сколько можно описывать отлично отлаженную суматоху, нервничающих манекенщиц и бесстрастных костюмерш, то, как мгновенно переодеваются девушки, безжалостно швыряя на пол великолепные, но уже использованные наряды, оставив за дверями такое старомодное чувство, как стыдливость?! Сколько можно описывать невозмутимых парикмахеров, склоняющихся над девушками со щипцами и расческами, или гримеров в пластиковых поясах, к которым прикреплены их кисточки и краски?! Пробыв там несколько минут, перестаешь обращать внимание на все, кроме красоты девочек, а ее Майк запечатлел вчера вечером.
– Послушайте, – сказала вдруг Фрэнки, – мы что, решили прийти туда последними? Мы так и будем сидеть здесь? Эй, постойте! Вы что, оставили меня расплачиваться по счету?
* * *
– «Ночь и день»? Какого черта они играют это старье? – спросила Тинкер у Джордан.
– Это тема вечера, дорогая моя, – бросила через плечо Джордан. – Ты просто слушай, и сама все поймешь.
– Мне это не нравится, – сказала Тинкер упавшим голосом.
– Подожди, ты привыкнешь.
– Я не могу под это танцевать. Это какой-то мерзкий фокстрот.
Джордан резко повернулась. Тинкер, голая по пояс, стояла, стиснув кулачки, и лицо ее было перекошено от злобы.
– Это просто музыка для гостей, Тинкер. Не обращай внимания.
– Для гостей? Здесь что, прием? Будь они все прокляты, они что, не понимают, что это вопрос жизни и смерти? Как они могут глушить нас этой тухлой музыкой? Вы что все, бесчувственные? Да это просто оскорбительно! Пойду скажу этим ублюдкам, чтобы они заткнулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Девочки, я вас умоляю! – одернула их Джастин. – Ведите себя прилично!
– Вы только посмотрите! – кричала Эйприл. – Мохеровая накидка, красная, как пожарная машина, на подкладке розового атласа и платье в тон подкладке. Умереть можно!
– А у меня наоборот – накидка розовая, а платье красное! – воскликнула Джордан.
– Ого! – завизжала Эйприл, доставая бальное платье сиреневого атласа без лямок и с широкой юбкой. К нему был плетеный пояс цвета шоколада и крохотное приталенное болеро с коричневыми блестками. Платье прямо для юной Софи Лорен.
– У меня такое же, – сказала Джордан, доставая вешалку с таким же платьем темно-коричневого цвета с сиреневым поясом и болеро в сиреневых искрах. – Мы что, близняшки?
– Не знаю. Ой, какое пальто! – заверещала Эйприл, показывая нам пальто легчайшей серой шерсти и к нему платье из белого шелка. – В таком можно хоть замуж выходить… А у тебя, Джордан?
– Такое же пальто цвета зеленых яблок и бирюзовое платье… Посмотрите, какой желтый бархатный пиджак и к нему платье для коктейля из розового шифона! Бархат – весной? Но он такого замечательного цвета! Джастин, ты когда-нибудь видела такой сочный желтый цвет?
– Дай померить, – попросила Джастин, расстегивая свой пиджак.
– Ни за что. Ты его испачкаешь… Есть еще голубой, он почти того же фасона… – Джордан кинула бархатный пиджак Джастин и стала дальше рыться в разноцветной куче одежды с таким видом, будто у нее оставалась последняя минута в жизни на покупки. – Вы только посмотрите, для каждого платья – пальто или пиджак, даже у коктейльных и бальных платьев накидка, болеро или пальто… Наконец хоть кто-то понял, что женщины всю жизнь проводят в помещениях с работающими кондиционерами. Боже мой! Вы на это взгляните!
Джордан вцепилась в бальное платье из клетчатой тафты пастельных тонов.
– Юбка с кринолином! Глазам своим не верю! А накидка – вы когда-нибудь видели такой очаровательный розовый цвет! – И она, набросив накидку на плечи, замерла у зеркала. – Ни за что это не сниму!
Эйприл издала победный клич индейцев. Тут шум и гам, который подняли наши девочки, привлек всеобщее внимание, и даже звезды отправились исследовать то, что висело на их вешалках и что они до сих пор игнорировали. Скоро весь зал был полон девичьих голосов – они возбужденно рассматривали наряды, сравнивали их, разочарованно вздыхали, находя изредка что-то темно-синее или черное. От их невозмутимости не осталось и следа, и они упивались палитрой ярких весенних красок.
– Девушки! – крикнул Марко, вставая. – Не меняйтесь платьями! И не меряйте чужое. Немедленно прекратите! Если будете вести себя прилично, обещаю, когда их сфотографируют, я их вам отдам и вы с ними вдоволь наиграетесь. На всех хватит и восхитительного розового, и бледно-желтого, и ярко-зеленого. А сейчас немедленно повесьте все на места. Слушайтесь костюмеров. Теперь пусть Карен, Кейт и Шалом наденут свои первые номера, и побыстрее, пожалуйста.
– Этот червяк сейчас просто умирает от счастья, – шепнула мне Джастин, натягивая на себя сиреневое шифоновое платье Джордан. – Девочки сейчас совершенно уверили его в успехе. Обычно им наплевать на то, что они показывают. – Она укуталась в накидку фиалкового цвета с воротником из гофрированной тафты и такой же отделкой понизу. – Как я выгляжу? Это я или не я?
Но я была слишком занята, пытаясь влезть в темно-синий костюм Эйприл с шелковым воротником и такими же манжетами, поэтому не могла ей ответить.
24
Сквозь сон, улетучившийся тут же безвозвратно, я услышала, как кто-то звонит мне в номер, и, чертыхаясь, вскочила с кровати.
– Какого черта? – рявкнула я через дверь, давая понять, что нарушили мой бесценный сон.
– Это Том. Я не хотел будить вас, Фрэнки, но Тинкер очень просила.
– А который сейчас час?
– Три часа дня.
– О господи! Том, подождите, я только надену халат.
Умываясь и быстро чистя зубы, я думала о том, как долго спала. Мы вернулись в отель в семь утра, потом еще позавтракали как следует в моей гостиной, но так заспаться! Представляю, что бы сказала по этому поводу моя мама.
– Бедняга Том, – сказала я с состраданием, выходя к нему в гостиную. – Тинкер, наверное, умирает от любопытства. Я была уверена, что встану раньше, поэтому даже будильник не завела. Никто не появлялся, даже Майк?
– Нет. Я сидел у двери, открытой в коридор, чтобы никого из вас не пропустить. Но видел только Пичес, а она ничего не знает.
– Вы спали? – спросила я.
– Глаз не сомкнул. Лежал на покрывале рядом с Тинкер, намотав себе на руку пояс ее халата, чтобы она незаметно не выскользнула из постели, но все время боялся ее толкнуть, поэтому старался не спать.
– Нравится вам мир моды?
– Это было не самое неприятное занятие.
– Как она себя чувствует? – спросила я, боясь услышать ответ.
– Говорит, что полностью пришла в себя. Она бесится, потому что я не выпускаю ее из кровати, только в ванную.
– Больше не несет всякий бред?
– Это уже не бред… скорее нетерпение, с которым она не может справиться.
– Послушайте, Том, вы единственный, кто ее видел постоянно. Как вы думаете, не принимает ли она наркотики? Она ведь в очень странном состоянии.
– То, что это не амфетамин, – точно. Многие в нашем рекламном агентстве были на амфетамине, но они не распадались после работы на куски, как Тинкер. Может, этот мерзавец дает ей какой-нибудь другой наркотик, но я ничего не замечал. Сеньора Варга? Ей-то зачем давать Тинкер наркотики? Это могло бы помешать ей сосредоточиваться на проклятом танго. Мне кажется, что ее заводит только желание победить. Она почему-то думает, что, если она пройдет по подиуму и выиграет этот чертов конкурс, она обретет себя. Она все время твердит: «Я хочу подняться на подиум, просто подняться и сделать все, что нужно».
– Так обычно и бывает, Том. Лучшие манекенщицы – они, как породистые лошади, не могут дождаться показа. Если их не сдерживать, они выскочат все вместе и будут пихать друг друга локтями.
– Значит, у нее та же болезнь. Прошу вас, Фрэнки, пожалейте меня! Сходите к ней и расскажите ей все про вчерашний вечер. Я с вами разговариваю и засыпаю на ходу.
– Ложитесь на кушетку. Я пойду к Тинкер, и мы вместе что-нибудь съедим.
Я накинула пальто на халат и выскочила в коридор. Тинкер лежала на подушках, одна нога у нее была привязана к спинке кровати, телефон стоял в другом углу комнаты, и она ужасно напоминала героиню комиксов, которую привязали к рельсам перед идущим поездом.
– Да, надо признать, Том знает свое дело, – сказала я, развязывая ее и с трудом удерживаясь от смеха.
– Я убью этого подонка! – хрипло прошипела Тинкер. – Ты даже не можешь себе представить, что он вытворял вчера. Психопат и садист!
– Ты несправедлива к нему. Он делал только то, что велели мы. Не свирепствуй, Тинкер. Том верный и преданный человек.
– Вы все подняли слишком много шуму, – возмущалась Тинкер, расхаживая взад-вперед по комнате. – Со мной все в порядке, разве не видно? Какая тварь ходила в моих платьях?
– Эй, Тинкер! Я помню, что ты даже чертыхаться не могла и думала, что «черт» пишется через "о". – Тварь! Неудивительно, что Том говорит, что она бесится. – А в платьях твоих была Жанин, манекенщица для примерок, которую Марко уволил. В ней есть шик, но она какая-то унылая. Правда, в твоих платьях это было незаметно, это действительно лучшие модели коллекции.
Я хотела ее успокоить, но все, что я говорила, было чистой правдой.
– Марко оказал тебе большую честь, Тинк. Твоя костюмерша все приготовила, ждут только тебя. Твои юбки были Жанин немного длинноваты, но это неважно. Даже без них показ был бы сенсацией сезона. Это гениальная коллекция, такой не было много лет. Все от нее в восторге. Ты была абсолютно права – Марко гений, как ни противно мне это признавать.
– Я же тебе говорила!
– Это было как глоток свежего воздуха, нет, как смерч, и продолжалось все до утра.
– Так я и знала! Рассказывай дальше!
– В моделях есть то, о чем мечтают в мире моды, – наверное, это совершенно новый подход. Ничего похожего на работы других, и его чувство цвета – мы с Джастин дрались из-за того, кто будет мерить платья Эйприл и Джордан. Мне было наплевать, дорогие они или нет, они меняют тебя, льстят, манят к себе. И при этом все это можно носить. Не было ни одного скучного платья. Просто ужасно – я хотела бы иметь все эти платья, а не могу позволить себе даже одно. Никогда я так не заходилась от тряпок. Это как секс! Нет, даже лучше!
– А что Эйприл с Джордан? – спросила Тинкер резко. – Как они выглядели?
– Ну…
– Говори же, Фрэнки! Черт подери! Я должна знать правду! – настаивала Тинкер.
– Они были потрясающие. Каждая по-своему. Естественно, такие наряды украсят любую.
– Я буду еще лучше.
– Наверняка.
«Не надо с ней спорить», – подумала я, внимательно присматриваясь к Тинкер. Даже если она и принимает наркотики, со вчерашнего утра ей просто неоткуда было их взять, и даже после такого отдыха она не очень изменилась.
Обычно у Тинкер на лице выражение тихой, задумчивой радости. Сегодня, пытая меня, она была вся – внимание и нетерпение и как бы внутренне готовилась к тому, что должно произойти вечером. Ее обычно бледное лицо разрумянилось, глаза сверкали, может, даже чересчур, даже волосы казались рыжее обычного. «Переработала, – подумала я, пытаясь прогнать страхи, – переработала, а тут еще премьерная лихорадка. Она успокоится, когда мы приедем в „Риц“. Ей придется успокоиться».
– Я хочу что-нибудь заказать в номер, Тинкер. Ты что будешь есть?
– Ничего, черт подери… Почему это все вбили себе в голову, что я голодная? Том меня все время кормит насильно. Я уже набрала полкило, – сердито заявила Тинкер.
– Нельзя набрать полкило за сутки, – сказала я рассудительно. – Полкило – это восемь тысяч дополнительных калорий.
– Но как я могу сжигать калории, если я все время торчу в этой проклятой кровати? Послушай, Фрэнки, еще есть время для последнего урока танго! Позвони сеньоре Варга и скажи ей, что я сейчас буду.
– Тинкер! Вот что тебе сейчас совершенно ни к чему, так это еще один урок танго. Ты могла танцевать и во сне.
– Мне надо разогреть мускулы, – продолжала умолять Тинкер, раздеваясь и бегая по комнате в поисках одежды.
– Нам через два часа с небольшим надо быть в «Рице», – сурово сказала я. – Тебе следует принять душ, поесть чего-нибудь и успокоиться. Ты еще недостаточно отдохнула, а впереди долгий вечер. Из отеля ты уедешь вместе со всеми. Я посижу здесь, пока ты будешь в ванной. А потом пойдем ко мне в номер и будем играть в покер, как вчера.
– Я сама туда приду.
– Нет, я тебя подожду.
Тинкер бросила на меня испепеляющий взгляд и хлопнула дверью ванной. Я позвонила к себе и попросила Тома разбудить Джастин.
– Тинкер в ярости… требует еще одного урока танго. Спросила, какая «тварь» была в ее платьях.
– Она бормочет, как вчера?
– Нет, уже не так, получше, но она все равно не в себе. Том не думает, что она что-нибудь принимает, а я… я не знаю.
– Черт бы побрал это расписание! От этого кто угодно свихнется. Ома успокоится, когда начнется показ.
– Ты действительно так считаешь?
– А у нас есть выбор, Фрэнки? Пока Тинкер стоит на ногах, мы не можем лишать ее шанса.
– Разбуди всех, ладно, Джастин? И приготовь карты. Мы придем, как только она примет душ.
– Фрэнки… Ты нервничаешь?
– Не больше, чем ты, детка.
– А нам ведь сегодня не работать. Приходи скорее. Тебя не хватает.
25
Две машины с шоферами подъехали к служебному входу «Рица». У двери стояло несколько крепких парней в темных костюмах с красными галстуками.
– Кто это? – спросила Фрэнки.
– Это «Ле Крават Руж», «Красные галстуки», – ответила Джастин. – Отлично обученные охранники, которые не пускают сюда нежелательных личностей. Ими все пользуются. Вчера их не было. Думаю, у главного входа их гораздо больше. На весенние показы всегда пытается пролезть без приглашения куча народу.
Джастин шла первой. Один из охранников подошел к ней с охапкой изумительных букетов.
– Мадам Лоринг?
– Да?
– Эти букеты – манекенщицам, а конверты для вас, мадам Северино, мадам Каллендер, мсье Страусса и мсье Аарона. – И он протянул ей пять белых конвертов. Она открыла один – там было приглашение и карточка с номером столика.
– Нам это не понадобится, – ответила Джастин молодому человеку. – Мы идем с девушками.
– Очень сожалею, мадам, но мсье Ломбарди велел сегодня не пропускать за кулисы никого, кроме манекенщиц.
– Когда он отдал этот приказ?
– Сегодня утром, мадам.
– А кто прислал цветы?
– Не знаю, мадам. Когда мы прибыли, цветы уже лежали у консьержки.
– Эйприл, в букете есть карточка? – резко спросила Джастин.
– Погоди-ка… да… Это от мистера Некера. Там написано: «Желаю удачи!» Какие восхитительные цветы! Какой он милый… Я чувствую себя балериной!
– Мне необходимо поговорить с мсье Ломбарди, – сказала Джастин охраннику.
– Ничем не могу вам помочь, мадам. Сожалею, но это невозможно. Мсье Ломбарди просил его не беспокоить.
– Где ваш начальник?
– Я здесь старший, мадам Лоринг. Офис закрыт до завтрашнего дня. Так что все жалобы принимаю я. Очень сожалею, мадам, но это невозможно.
– Девочки, идите! – сказала Джастин. – Мне надо найти Габриэль. Мы придем, как только сможем. Тинкер, твои вешалки рядом с Эйприл. Просто иди за девушками.
И Джастин ушла вместе с Фрэнки, Мод, Томом и Майком. Через час безумных поисков и бесполезных телефонных звонков им стало совершенно очевидно, что Ломбарди сделал так, чтобы на этом показе они были только зрителями. От начальника охраны Джастин добилась одного – он пообещал сообщить девушкам о том, что произошло. Вернувшись, он сказал, что мадемуазель Осборн просила передать – они отлично сами со всем справятся.
– Господи! – воскликнул Том. – Это все из-за меня.
– Нет, из-за меня, – успокоила его Джастин. – Завтра она будет прежней Тинкер, Том. Ничего необычного здесь нет. Знаешь, это как капризный ребенок, который первый раз идет в школу и не хочет, чтобы его целовали и напутствовали на виду у всех.
– Может, нам лучше подождать в баре? – предложил Майк. – Мне повезло меньше, чем остальным, – я не смогу фотографировать за кулисами. Вы об этом подумали?
– Бедняжка! – фыркнула Фрэнки. – Все фотографы такие – жалеют прежде всего себя.
– Дети, не ссорьтесь, – примирительно сказала Мод. – Мы все в одной лодке. Давайте постараемся пока что не швырять друг друга за борт. Это мы всегда успеем сделать. Я иду с Майком. Нам надо девать куда-то целый час.
– Если только охранники пропустят нас в бар, – заметила Джастин.
* * *
Компания из «Лоринга» и «Цинга» мрачно сидела в баре «Рица» за столиком, откуда был хорошо виден вход. Все, кроме Мод, выбравшей свой обычный скотч, пили минералку и травяной чай. Они почти не разговаривали и следили за тем, как прибывают приглашенные, каждого из которых осматривали «Ле Крават Руж», одетые по такому торжественному случаю в смокинги и красные галстуки-бабочки.
Что касается Мод, то ей было здесь гораздо лучше, чем среди закулисной истерии. Прошлой ночью она набрала там достаточно материала, большую часть которого все равно не могла использовать. Ну сколько можно описывать отлично отлаженную суматоху, нервничающих манекенщиц и бесстрастных костюмерш, то, как мгновенно переодеваются девушки, безжалостно швыряя на пол великолепные, но уже использованные наряды, оставив за дверями такое старомодное чувство, как стыдливость?! Сколько можно описывать невозмутимых парикмахеров, склоняющихся над девушками со щипцами и расческами, или гримеров в пластиковых поясах, к которым прикреплены их кисточки и краски?! Пробыв там несколько минут, перестаешь обращать внимание на все, кроме красоты девочек, а ее Майк запечатлел вчера вечером.
– Послушайте, – сказала вдруг Фрэнки, – мы что, решили прийти туда последними? Мы так и будем сидеть здесь? Эй, постойте! Вы что, оставили меня расплачиваться по счету?
* * *
– «Ночь и день»? Какого черта они играют это старье? – спросила Тинкер у Джордан.
– Это тема вечера, дорогая моя, – бросила через плечо Джордан. – Ты просто слушай, и сама все поймешь.
– Мне это не нравится, – сказала Тинкер упавшим голосом.
– Подожди, ты привыкнешь.
– Я не могу под это танцевать. Это какой-то мерзкий фокстрот.
Джордан резко повернулась. Тинкер, голая по пояс, стояла, стиснув кулачки, и лицо ее было перекошено от злобы.
– Это просто музыка для гостей, Тинкер. Не обращай внимания.
– Для гостей? Здесь что, прием? Будь они все прокляты, они что, не понимают, что это вопрос жизни и смерти? Как они могут глушить нас этой тухлой музыкой? Вы что все, бесчувственные? Да это просто оскорбительно! Пойду скажу этим ублюдкам, чтобы они заткнулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37