Я снова выпрямился и повернулся к дону Хуану, но он смотрел в
сторону. У меня возникло колебание и досадная мысль, что дон Хуан вел себя
так, как будто он был в стороне, отдельно от меня. Дон Хенаро смеялся; он,
казалось, ждал моей реакции.
Я попросил его положить свою руку на мое плечо еще раз, но он не
хотел делать этого. Я убеждал его по крайней мере объяснить мне, что он
делал со мной. Он довольно посмеивался. Я снова повернулся к дону Хуану и
сказал ему, что вес руки дона Хенаро едва не раздавил меня.
- Я ничего не знаю об этом, - сказал дон Хуан самым комическим тоном.
- он не клал свою руку на мое плечо.
- Тут они оба расхохотались.
- Что ты делал со мной, дон Хенаро? - спросил я.
- Я просто положил свою руку на твое плечо, - сказал он невинно.
- Положи ее снова, - сказал я.
Он отказался. Дон Хуан вступил в этом месте и попросил меня описать
дону Хенаро то, что я ощущал в моем последнем переживании. Я подумал, что
он хотел, чтобы я добросовестно описал то, что происходило со мной, но чем
серьезнее становилось мое описание, тем больше они смеялись. Я
останавливался два или три раза, но они убеждали меня продолжать.
- Олли явился к тебе, не считаясь с твоими чувствами, - сказал дон
Хуан, когда я кончил свое повествование. - я имею в виду, что ты не
сделаешь ничего, чтобы соблазнить его. Ты можешь сидеть, бездельничая или
думая о женщинах, а затем внезапно - легкий удар по твоему плечу, ты
поворачиваешься - и олли стоит перед тобой.
- Что я могу сделать, если случается что-то, подобное этому? -
спросил я.
- Эй! Эй! Подожди минутку! - сказал дон Хенаро. - это нехороший
вопрос. Не спрашивай о том, что ты можешь сделать, - Очевидно, что ты не
можешь сделать ничего. Спроси о том, что может сделать воин.
Он повернулся ко мне, прищурившись. Его голова слегка наклонилась
вправо, а его рот сморщился.
Я посмотрел на дона Хуана, чтобы он намекнул мне, не было ли это
положение шуткой, но он сохранял непроницаемое лицо.
- Хорошо! - сказал я. - что может сделать воин?
Дон Хенаро прищурился и зачмокал своими губами, как будто ища
подходящие слова. Он взглянул на меня пристально, поддерживая свой
подбородок.
- Воин мочит в свои штаны, - сказал он с индейским спокойствием.
Дон Хуан закрыл свое лицо, а дон Хенаро хлопнулся на землю,
разразившись воющим смехом.
- Испуг - это нечто такое, отчего никогда нельзя навсегда избавиться,
- сказал дон Хуан, когда смех утих. - Когда воин попадает в такое трудное
положение, он просто повернется к олли спиной, не думая дважды. Воин не
может потакать себе, поэтому он не может умереть от испуга. Воин позволяет
олли прийти только тогда, когда он в хорошей форме и готов. Когда он
достаточно силен, чтобы сразиться с олли, он открывает свой просвет,
выманивает олли, хватает его, держит его прижатым к земле и сохраняет свой
пристальный взгляд на нем ровно столько, сколько ему надо; затем он
отводит свои глаза, освобождает олли и отпускает его. Воин, мой дружок, -
это мастер в любое время.
- Что случится, если ты будешь слишком долго пристально смотреть на
олли? - спросил я.
Дон Хенаро посмотрел на меня и изобразил комический жест
высматривания.
- Кто знает? - сказал дон Хуан. - может быть, Хенаро расскажет тебе,
что случилось с ним.
- Может быть, - сказал дон Хенаро и захихикал.
- Ты расскажешь мне, пожалуйста?
Дон Хенаро встал, потрещал костями, выпрямляя свои руки, и открыл
свои глаза до такой степени, что они стали круглыми и выглядели безумно.
- Хенаро собирается произвести дрожь пустыни, - сказал он и пошел в
чапараль.
- Хенаро решил помочь тебе, - сказал дон Хуан доверительным тоном. -
он делал то же самое для тебя в своем доме, и ты почти _в_и_д_е_л_.
Я подумал, что он ссылался на то, что случилось у водопада, но он
говорил о таинственных грохочущих звуках, которые я слышал у дома дона
Хенаро.
- Между прочим, что это было? - спросил я. - мы смеялись над этим, но
ты никогда не объяснял мне, что это было.
- Ты никогда не спрашивал.
- Спрашивал.
- Нет. Ты спрашивал меня обо всем, за исключением этого.
Дон Хуан обвиняюще посмотрел на меня.
- Да.
- Это было искусство Хенаро, - сказал он. - только Хенаро может
делать это. Ты почти _в_и_д_е_л_ тогда.
Я сказал ему, что мне никогда не приходило в голову связать "виденье"
с необычными шумами, которые я слышал тогда.
А почему ты не связывал? - спросил он решительно.
- "Видеть" - это значит глазами для меня, - сказал я.
Он рассматривал меня некоторое время, как будто со мной было что-то
не так.
- Я никогда не говорил, что "виденье" - это только глазами, - сказал
он, покачав с недоверием головой.
- Как он делает это? - настаивал я.
- Он уже сказал тебе, как он делает это, - резко сказал дон Хуан.
В этот самый момент я услышал необычайный грохот.
Я вскочил, а дон Хуан начал смеяться. Грохот был подобен грому
лавины. Прислушавшись к нему, я сделал забавное заключение, что
воспринимаемые мною звуки определенно происходили в кино. Низкий гул,
который я слышал, походил на звуковой трюк кино, когда целая сторона горы
рушится в долину.
Дон Хуан держался за бока, как будто они болели от смеха. Грохочущий
гуд потрясал землю, где я стоял. Я отчетливо услышал удар чего-то, что,
казалось, было увесистым булыжником, который катился вниз. Я услышал ряд
сокрушительных ударов, что создало у меня впечатление, что валун неумолимо
катился ко мне. Я испытал момент крайнего замешательства. Мои мускулы
напряглись; все мое тело было готово к бегству.
Я взглянул на дона Хуана. Он пристально смотрел на меня. Затем я
услышал самый ужасающий удар, какой я когда-либо слышал в моей жизни. Как
будто огромный валун приземлился прямо позади дома. Все содрогнулось, и в
этот момент у меня возникло наиболее необычное ощущение. На мгновение я
действительно "увидел" валун величиной с гору прямо позади дома. Это не
было образом, наложенным на картину дома, на который я смотрел. Это также
не было видом настоящего булыжника. Это было, скорее, тем, как если бы шум
создавал образ валуна, катящегося на своих огромных боках. Я действительно
"видел" шум. Необъяснимый образ моего восприятия привел меня к глубокому
отчаянию и замешательству. Никогда в жизни я не представлял себе, что мои
чувства могли воспринимать таким образом. На меня напал рациональный
страх, и я решил спасаться бегством, чтобы сохранить свою жизнь. Дон Хуан
схватил меня рукой и повелительно приказал мне не убегать и также не
оглядываться, но повернуться лицом в направлении, куда ушел дон Хенаро.
Я услышал следующую серию шумов, которые походили на звук камней,
падающих и громоздящихся друг на друга, а затем все снова стало спокойно.
Через несколько минут дон Хенаро вернулся и сел. Он спросил, "видел" ли я.
Я не знал, что сказать. Я повернулся к дону Хуану за указаниями. Он
пристально смотрел на меня.
- Я думаю, что он "видел", - сказал он и засмеялся.
Я хотел сказать, что не понимаю, о чем они говорят. Я чувствовал себя
ужасно расстроенным. У меня было физическое ощущение возмущения, крайнего
неудобства.
- Я думаю, мы оставим его _з_д_е_с_ь_ сидеть одного, - сказал дон
Хуан.
Они встали и прошли мимо меня.
- Карлос потакает себе в своем замешательстве, - сказал дон Хуан
очень громко.
Я оставался один несколько часов и имел время написать свои заметки и
обдумать нелепость моего переживания. Думая об этом, мне стало ясно, что с
того самого момента, когда я увидел дона Хенаро, сидевшим под рамада,
ситуация приняла нелепый вид. Чем больше я раздумывал над этим, тем больше
убеждался, что дон Хуан уступил контроль надо мной дону Хенаро, и эта
мысль наполнила меня мрачным предчувствием.
Дон Хуан и дон Хенаро вернулись в сумерках. Они сели рядом со мной,
сбоку от меня. Дон Хенаро сидел ближе и почти прислонился ко мне. Его
худое и хрупкое плечо слегка касалось меня, и я испытывал то же самое
чувство, которое у меня было, когда он похлопад меня. Сокрушительная
тяжесть навалилась на меня, и я упал на колено дона Хуана. Он помог мне
сесть прямо и спросил в шутливом тоне, не пытался ли я уснуть на его
колене.
Дон Хенаро, казалось, наслаждался; его глаза блестели. Мне хотелось
заплакать. У меня было чувство, что я был подобен животному, которое было
загнано в загон.
- Я пугаю тебя, Карлуша? - спросил дон Хенаро, казалось,
действительно озабоченно. - Ты выглядишь подобно дикой лошади.
- Расскажи ему сказку, - сказал дон Хуан. - Только это успокаивает
его.
Они передвинулись и сели напротив меня. Они оба наблюдали за мной с
любопытством. В полутьме их глаза казались зеркальными, как огромные
темные лужи воды. Их глаза внушали страх; это не были глаза людей. Мы
пристально смотрели друг на друга некоторое время, а затем я отвел свои
глаза. Я заметил, что я не боялся их, и, тем не менее, их глаза напугали
меня до такой степени, что я задрожал. Я почувствовал очень неудобное
замешательство.
Помолчав немного, дон Хуан убедил дона Хенаро рассказать мне о том,
что случилось с ним один раз, когда он попробовал пересмотреть своего
олли. Дон Хенаро сидел в нескольких футах от меня, лицом ко мне; он ничего
не говорил. Я взглянул на него: его глаза, казалось, были в четыре или в
пять раз больше обычных человеческих глаз; они сияли и непреодолимо
притягивали. То, что, казалось, было светом его глаз, господствовало над
всем вокруг него. Тело дона Хенаро, казалось, съежилось и выглядело
подобно телу кошки. Я заметил движение его кошачьего тела и испугался.
Совершенно автоматически, как будто я делал это всю свою жизнь, я принял
"боевую позу" и начал ритмично бить по своей правой икре. Когда я стал
сознавать свои действия, я смутился и взглянул на дона Хуана. Он
всматривался в меня, как он делал обычно; его глаза были добрыми и
успокаивающими. Он громко засмеялся. Дон Хенаро издал мурлыкающий звук,
встал и вошел в дом.
Дон Хуан объяснил мне, что дон Хенаро был очень сильным и не любил
заниматься пустяками, и что он просто дразнил меня своими глазами. Он
сказал, что, как обычно, я знал больше, чем ожидал сам. Он сделал
замечание, что каждый, кто был связан с магией, был ужасно опасен в часы
сумерек и что маги, подобные дону Хенаро, могли совершать чудеса в это
время.
Мы молчали несколько минут, я чувствовал себя лучше. Разговор с доном
Хуаном расслабил меня и восстановил мою уверенность. Затем он сказал, что
он хотел поесть что-нибудь и что мы собираемся прогуляться для того, чтобы
дон Хенаро мог показать мне технику прятанья.
Я попросил его объяснить, что он подразумевает под техникой прятанья.
Он сказал, что он закончил с объяснением вещей мне, потому что объяснение
только усиливало мое потакание себе.
Мы вошли в дом. Дон Хенаро при свете керосиновой лампы пережевывал
пищу.
После еды мы трое пошли в густой пустынный чапараль. Дон Хуан шел
почти рядом со мной. Дон Хенаро был передо мной, в нескольких ярдах
впереди меня.
Была ясная ночь; были тяжелые тучи, но было достаточно лунного света,
чтобы ясно представлять себе окружающее. В один момент дон Хуан
остановился и сказал мне, чтобы я шел вперед и догонял дона Хенаро. Я
заколебался; он нежно подтолкнул меня и заверил, что все хорошо. Он
сказал, что я всегда должен быть готов и всегда должен доверять
собственной силе.
Я догонял дона Хенаро следующие два часа и пытался поравняться с ним,
но как сильно я ни старался, я не мог догнать его. Силуэт дона Хенаро был
всегда впереди меня. Иногда он исчезал, как будто прыгал в сторону от
тропинки, только чтобы снова появиться впереди меня. Что касалось меня, то
это, казалось, была странная, бессмысленная ходьба в темноте. Я шел
потому, что я не знал, как вернуться к дому. Я не мог понять, что делал
дон Хенаро. Я подумал, что он вел меня к какому-то неясному месту в
чапарале, чтобы показать мне технику, о которой говорил дон Хуан. В одном
месте, однако, у меня возникло необычное ощущение, что дон Хенаро был
позади меня. Я повернулся и мельком увидел человека в некотором отдалении
позади меня. Эффект был потрясающим. Я изо всех сил старался увидеть в
темноте и верил, что мог различить силуэт человека, стоявшего примерно в
пятнадцати ярдах от меня. Фигура почти сливалась с кустами; она как будто
хотела скрыться. Я пристально вглядывался момент и мог действительно
разобрать силуэт человека в поле моего восприятия, даже хотя он и старался
спрятаться за темными очертаниями кустов. Тогда логичная мысль пришла мне
в голову: этим человеком должен быть дон Хуан, который должен был
следовать за нами все время. Мгновенно я стал убежден, что это было так, я
также понял, что я не мог больше различать его силуэт; все, что было
передо мной, это неразличимая темная масса пустынного чапараля.
Я пошел к месту, где я видел человека, но не мог никого найти. Дона
Хенаро также нигде не было видно, и, так как я не знал дороги, я сел
ждать. Через полчаса дон Хуан и дон Хенаро пришли. Они громко звали меня
по имени. Я встал и присоединился к ним.
Мы шли к дому в полной тишине. Я приветствовал этот антракт тишины,
потому что я чувствовал себя совершенно дезориентированным. Фактически, я
чувствовал себя неизвестным самому себе. Дон Хенаро сделал что-то для
меня, что-то, что удерживало меня от формулирования моих мыслей тем путем,
каим я привык это делать. Мне стало это очевидно, когда я сидел на
тропинке. Я автоматически проверил время, когда сел, и затем оставался
спокойным, как будто мой ум был выключен. Все же, я сидел в состоянии
настороженности, какую я никогда не испытывал прежде. Это было состояние
безмыслия, возможно, сравнимое с беззаботностью ко всему. Мир, казалось,
был в течение этого времени, в странном равновесии: я ничего не мог
добавить к нему и ничего не мог вычесть из него.
Когда мы пришли к дому, дон Хенаро раскатал соломенный мат и лег
спать. Я чувствовал необходимость воспроизвести свои переживания дону
Хуану. Но он не позволил мне говорить.

13 октября 1970 года.
- Я думаю, что я понял то, что дон Хенаро пытался сделать прошлой
ночью, - сказал я дону Хуану.
Я сказал это для того, чтобы вызывать его на разговор. Его постоянные
отказы разговаривать лишали меня присутствия духа.
Дон Хуан улыбнулся и медленно покачал головой, как будто соглашаясь
со мной. Я должен был принять этот жест как подтверждение, если бы не
странный блеск в его глазах. Его глаза как будто смеялись надо мной.
- Ты думаешь, я не понимаю, да? - спросил я непридужденно.
- Я полагаю, да... Понимаешь, на самом деле; ты понимаешь, что Хенаро
был позади тебя в то время. Однако, понимание - это не настоящее дело.
Его утверждение, что дон Хенаро был позади меня все время, потрясло
меня. Я попросил его объяснить это.
- Твой ум направлен так, что ищет только одну сторону этого, - сказал
он.
Он взял сухую ветку и стал двигать ею по воздуху. Он не бросал ее
воздух и не рисовал фигуры; то, что он делал, походило на движения,
которые он делает своими пальцами, когда вычищает сор из кучи зерна. Его
движения были подобны мягкому уколу или царапанью воздуха веткой.
Он обернулся и посмотрел на меня, а я машинально пожал плечами в
недоумении. Он стал чертить ближе и повторять свои движения, сделав восемь
точек на земле. Он обвел первую точку.
- Ты здесь, - сказал он. - Все мы здесь - это чувство, и мы двигаемся
отсюда сюда.
Он описал вторую, которую он начертил прямо над первой точкой. Затем
он стал двигать своей веткой взад и вперед между двумя точками, чтобы
изобразить тяжелое движение.
- Однако, человек имеет еще шесть точек, которыми он способен
управлять, - сказал он. - Большинство людей ничего не знают о них.
Он поместил свою ветку между первой и второй точками и ткнул землю
ею.
- Движение между этими двумя точками ты называешь пониманием. Ты
делал это всю свою жизнь. Когда ты говоришь, что понимаешь мое знание, ты
не делаешь ничего нового.
Затем он соединил некоторые из восьми точек линиями; получилась
вытянутая трапецевидная фигура, которая имела восемь центров с неровными
лучами.
- Каждая из этих шести оставшихся точек - это мир, точно так же, как
чувство или понимание - это два мира для тебя, - сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32