Мать Карлоса была цыганка. Она умерла при его родах. Отцом Карлоса был чужак. Вырастил его табор, но для Хоселито и всех остальных он был и остался изгоем, одним из тех, на ком лежит вечная отметина нечистой крови и греха матери.
Еще минут десять ходьбы по ухабистой тропе и они достигли места, откуда открылся вид на селение. Оно находилось в каких-нибудь двадцати футах от них, внизу, прилепившись к откосу подобно гнезду птицы и видимее постороннему глазу лишь благодаря изгибам единственной, ведущей к нему дороги. Карлос и Хоселито с минуту постояли в тени скалы, обозревая деревню.
Кучка каменных хижин, сгрудившихся вокруг небольшой открытой площадки, служившей местом для сбора членов этой убогой общины могла при желании сойти за деревню под названием Мухергорда. Один из углов этой импровизированной рыночной площади занимал сарай – трехстенка. Несколько козлов и ослов находили там убежище от ветра. Недалеко от сарая стояли мешки с зерном и корзины с чем-то, что походило на сушеные бобы или чечевицу.
– Да… Много здесь не возьмешь, – разочарованно протянул Карлос.
– Все-таки больше, чем у нас есть, – произнес с укоризной Хоселито.
Карлос кивнул в знак согласия. Хоселито и Карлос были членами небольшой группы цыган, которая все лето кочевала по стране, зарабатывая себе на жизнь как придется. Сезон окончился и цыгане возвращались домой, в пещеры поблизости Севильи. Поездка была забавной вплоть до вчерашнего дня, когда один из принадлежащих им ослов сорвался с обрыва. Вместе с ним в пропасти исчезли припасы еды и нехитрый, но крайне необходимый инструментарий, которым и был нагружен осел. Положение в группе сложилось отчаянное. Ко всему прочему среди них не было женщин, которые могли бы пойти в какой-нибудь городок и правдами и неправдами заработать денег для всех. Лишившись инструментов исчезла возможность для мужчин заниматься мелким ремонтом в обмен на еду. А подступала зима… Выбор оставался единственный – либо красть, либо умирать с голоду.
Всем цыганам было известно, что их кочевой образ жизни своими корнями уходит вглубь веков. В Испанию они пришли по меньшей мере лет триста назад, а воровство всегда было неотъемлемой частью их существования. Но оно таило в себе и опасность, хоть лучшим оружием для воровства являются хитрость и изворотливость. Теперь, оценив ситуацию, Карлос и Хоселито решили, что без мелкого, осторожного воровства им не обойтись. В их группе было пятеро цыган. Посовещавшись, решили в разведку отправить Хоселито. По возвращении он сообщил, что население Мухергорды обвести вокруг пальца ничего не стоит.
Наконец оба юноши добрались до небольшой пещеры, о которой говорил Хоселито. Он сразу же решил забраться в нее.
– Давай, залезай и ты, поспим немного. Впереди еще долгая ночь.
Карлос полез следом за ним, но спать не стал. Он лежал на животе, высунув голову и следил за тем, что происходило внизу. Он насчитал несколько десятков людей, среди которых были и дети. Они сновали из хижины в хижину. Среди них трое или четверо, если судить по телосложению, были способны защитить себя. Карлос нащупал рукоятку ножа, висевшего на поясе. Может он и не понадобится. Лучше всего было бы дождаться когда все заснут, затем вместе с Хоселито спуститься вниз, прирезать пару козлов и взять с собой столько мяса и зерна, сколько они смогут унести на себе. Возможно, никто из жителей даже и не проснется и они еще затемно смогут вернуться к своим и кровь на ножах будет лишь козлиной.
Хоселито едва заметно фыркнул, как будто читал его мысли. Он, прикрыв лишь глаза, отдыхал после дороги и наблюдал за напарником. Карлос был разборчив и не всегда поступал так, как принято было среди его соплеменников. Это не всем нравилось и приписывалось его «чужой» крови.
– Ну и что ты там рассматриваешь? – спросил Хоселито. – Что там, бабы что ли? Может среди них найдется и такая, которая заплатит что-нибудь за блондина, да еще к тому же и девственника.
Карлос лишь покачал головой и не счел нужным отвечать на эту колкость.
– Нет, большинство – старики, женщины да дети. Все худые, изможденные, наверное, от голода. Мужчин мало.
– Хорошо. Тем меньше забот для нас. Ну, а теперь кончай глазеть и давай спать.
Карлос уже было решил последовать совету Хоселито, но что-то привлекло его внимание.
– Стой, подожди, – прошептал он, – я кое-что вижу.
– Что ты там увидел? – Хоселито подполз к Карлосу и заглянул через край обрыва.
– Смотри вон туда, вправо. Кто-то идет… Старик и маленькая девочка.
Бенджамин и Софи Валон приковыляли в деревню за два часа до заката. Усталые и голодные, они вдвоем тряслись на ослике, которого днем раньше купил Бенджамин. Когда осел остановился на площади, чтобы напиться воды из каменного лотка и нагнул голову, ноги его подкосились и он рухнул наземь.
– Дедушка, что с ним? – испуганно вскрикнула девочка.
– Ничего. Он просто очень старенький, устал и упал в обморок. Ничего страшного.
Бенджамин взял Софи за руку и они пошли искать себе пристанище. Они подошли к старому дому, на крыльце которого освещенный лучами заходящего солнца сидел старик.
– Моя внучка и я голодны, мы хотели бы получить еду и ночлег, – обратился к нему Бенджамин. – Я заплачу, – добавил он.
Бенджамин говорил по-французски и крестьянин смотрел на него непонимающе. До границы с Францией было далековато и местные жители этого языка не знали. Бенджамин сделал еще одну попытку объясниться, но уже по-испански, ведь как-никак он самостоятельно изучил этот язык.
– Экипаж, в котором мы ехали до Мадрида, сломался по дороге и я вынужден был купить это несчастное животное. А сейчас нам нужна еда и ночлег. Я заплачу, – добавил он.
Старик кивнул головой и договор был заключен. В обмен на единственную золотую монету им был обещан хлеб с сыром и соломенный тюфяк в очень маленькой и самой отдаленной из хижин.
У Бенджамина оставалось еще несколько монет, но у него хватило ума спрятать их так, чтобы об этом никто не знал. Деньги были уложены в маленький бархатный мешочек, висевший у него между ног в штанах, на обвитой вокруг пояса веревке. Вместе с монетами в мешочке находились гораздо более ценные предметы: его талес, ермолка и молитвенник. Что и говорить – мешочек был спрятан весьма надежно.
После того, как Бенджамин рассчитался с хозяином, он обратился к девочке.
– Софи, идем отдохнем.
– Дедушка, я не устала. Можно я еще побегаю?
Он было запротестовал, но в конце концов уступил. В этом Богом забытом месте ничего опасного произойти не могло, казалось ему. До тех пор, пока Софи была у него на глазах, серьезная опасность ей не грозила.
– Ладно, побегай, если тебе так хочется, но деревню не покидай.
В деревне рассматривать было почти нечего. Софи прошла до конца селения, затем свернула к речке и пошла вдоль ее берега.
– Софи, – крикнул ей вдогонку Бенджамин, – помни, далеко уходить нельзя.
Софи остановилась и хотела уже возвращаться, но вспорхнувшая птица привлекла ее внимание. Она подняла глаза и увидела… другие.
Карлос уставился на ребенка, а девочка смотрела на него. Оба опешили и не могли произнести ни звука. Мгновение спустя, юноша отвел глаза и осторожно, стараясь не разбудить похрапывающего Хоселито, вполз обратно в пещеру. Софи проводила Карлоса глазами, повернулась и отправилась назад в селение.
– Ну что ты там видела? – встретил ее вопросом Бенджамин.
– Ничего, только красивую птичку с серыми глазами.
Что за птичку, она не знала. Может быть потому, что вообще не понимала, видела ли она это или все происходило во сне.
– Будем отдыхать, – решил Бенджамин.
Старик и девочка устроились на соломенном тюфяке на полу. Софи сразу заснула, а Бенджамин нет. Клубок из дурных предчувствий отогнал сон от него напрочь. Старик начал сознавать, что совершил какую-то ужасную и возможно, непоправимую ошибку. За всю неделю путешествия по Испании они нигде не обнаружили признаков сошедшего с небес Мессии или наступления нового чудесного века. Бог ввел его в заблуждение. Нет, не Бог – это он сам выбрал неверный путь.
Солнце клонилось к закату, наступало время молитвы. Бенджамин поднялся с пола, оставив девочку лежать укутанной в его толстый плащ. Она что-то бормотала во сне, вздрагивала и Бенджамин встревожился за ее здоровье. Он опасался горячки. По щекам у него потекли слезы. Старик вытер их и обратил свой взор на восток.
Ермолку одевать он не стал, нетронутым остался и талес. Бог не советовал людям свершать самоубийство ради соблюдения Закона, в особенности тогда, когда на человеке лежало бремя заботы о ребенке. Разумеется, он будет молиться, но не так как в своей синагоге. В этой деревушке, где жили замкнутые, недоверчивые «кампезине», так их называли по-испански, ожидать восторженного приема чужестранцу, да притом еврею!.. Конечно же, это было невозможно. Не выпуская из рук свой бархатный мешочек и едва заметно раскачиваясь, старик одними губами произносил древнееврейские слова заклинания. В молитве Бенджамина отражалась скорбь еврея, который на склоне лет просит Бога простить ему все то, чем он мог его прогневить. И еще старик просил Всевышнего за свою внучку – милую и очень им любимую Софи. И постепенно голос Бенджамина крепчал, набирал силу. На глазах у него появились слезы и погрузившись в неистовый экстаз он отрешился от всего, что его окружало. Перед ним стояли лишь два образа – Бог и Софи… По истечении времени жители Мухегорды, которые остались в живых, вспоминали ту давнюю ночь, как ночь стенаний, воплей и плача. Подобными же были и воспоминания двоих цыган.
Хоселито был прав в одном – жители этого селения постоять за себя не могли. Тому был ряд причин, но главная состояла в том, что деревня была совершенно забыта королевскими чиновниками. Что здесь творится, как живут крестьяне, да и живы ли вообще!.. – никого не интересовало в королевском дворце. Лишь раз в году в это убогое, грязное селение являлся сборщик подати. А жилось «кампезинос» нелегко. Селение было горное, а потому летом здесь была нередко страшная жара и засуха, а зимой лютые морозы и ледяные ветры. Из-за холодов часто погибали и люди, и скотина, недоедая, болея, жители Мухегорды выглядели изможденными и понурыми. Но самым страшным горем для них были набеги разбойников, и то, что произошло октябрьским вечером 1790 года в этой деревне трудно даже описать…
Сразу же после захода солнца, едва Бенджамин успел произнести аминь, по единственной дороге Мухегорды застучали лошадиные копыта. Всадников было одиннадцать. К седлам были привязаны мушкеты, а в руках они держали хлысты. Хлысты были длинными и очень прочными – над ними трудились большие умельцы, и когда хлысты рассекали воздух, это был звук смерти. При виде этих страшных-страшных грабителей жители деревни бросились прятаться кто куда, но всадники уже пустили в ход свои хлысты. В мгновение окна ими были обезглавлены двое: женщина и маленький мальчик. Старик, у которого Бенджамин снимал угол, закричав, бросился к мертвому ребенку. За ним бросился наездник, размахивая смертельным оружием. Сыромятная плеть срезала старику ноги выше колен, словно они были из воска. Земля не успевала принять в себя лившуюся кровь. Запах крови, вопли людей, детский плач раззадоривал лошадей, которые, встав на дыбы, затаптывали жителей деревни. Это был вихрь смерти.
Карлос и Хоселито наблюдали за происходящим сверху.
– А ведь я знал, что что-то произойдет, – шептал Карлос.
– Фанта, посмотрев мою ладонь перед тем, как мы уезжали из Севильи, сказала мне, что поездка закончится бедой…
– Фанта только и знает, что врать. Она всегда выдумывает.
– Ты такой же легковерный, как и эти чужаки, – от страха Хоселито весь дрожал. – Заткнись лучше! Пока нас никто не обнаружил, здесь мы в безопасности.
На Мухергорду опустилась тьма, но деревня вдруг осветилась. В одной из хижин вспыхнул пожар: горели тюфяки, деревянная мебель и прочая домашняя утварь. Пламя, бушевавшее в хижине, через двери и окна вырвалось наружу и продолжало свой безумный танец, охватывая близлежащие дома. Спасаясь от огня люди выбегали прямо под копыта лошадей и становились легкой добычей бандитов. Языки пламени лизали тела тех, кто не мог уже подняться. В воздухе стал ощущаться запах горелой плоти.
Верховодил этой кровожадной бандой, очевидно, рыжеволосый и рыжебородый всадник с непокрытой головой. У него была самая крупная из всех белая, без единого пятнышка лошадь. Пламя пожара бросало отсветы на его бороду и волосы, казалось, будто сами они горели. Он гарцевал на своем скакуне и потерявшие рассудок кампезинос метались между копытами его коня и бушевавшим огнем.
– Я голоден, – хрипло кричал он. – Я хочу сырого мяса.
Услышав этот призывный клич, Карлос побледнел. У него пересохло в горле и он едва мог говорить.
– Хоселито, это Эль Амбреро?
– Да.
– Dios mio. А правда, что он ест человечину?
Хоселито пожал плечами:
– Говорят.
Банда Эль Амбреро была самой опасной в окрестности. Предводитель банды начинал свои налеты с призыва: «Я голодный», поэтому он получил кличку Эль Амбреро, то есть Голодный.
Кровавая бойня не утихала. Зловещий Эль Амбреро не унимался: его взгляд упал на женщину и моментальным взмахом хлыста он рассек ей одежду, а вторым – отрезал обе ее груди. Крики и вопли людей приобрели еще более ужасную окраску. Теперь в них слышались животный страх и предсмертная агония.
На эту картину человеческих страданий смотреть без содрогания было невозможно. Карлос и Хоселито лишились дара речи, они дико таращили глаза и уже были не в состоянии воспринимать то, что происходило внизу, как реальность. Но это было еще не все… И когда рыжеволосый демон спрыгнул с коня, чтобы подобрать отрезанные груди, а затем стал вгрызаться в них зубами, перед глазами Карлоса поплыл туман, из его груди вырвались рыдания, и, схватившись за голову руками, он опустился на дно пещеры. Его охватила жуть. Хоселито же еще смотреть был в состоянии. Он видел как Эль Амбреро, закинув голову, хохотал. Кровь стекала у него изо рта вниз по бороде, окрашивая ее в темно-красный цвет.
Когда начался этот кошмар, Бенджамин и Софи находились в хижине на краю деревни. Пожар до них еще не добрался. Бенджамин понимал, что нужно бежать, но дверь из хижины выходила прямо на улицу, а там бесчинствовали бандиты. Прижав к своей груди Софи, чтобы она ничего не видела, он стоял у окна не в силах отвести взор от леденящей душу сцены. Бенджамин чувствовал, как дрожит тельце Софи.
Выпученные глаза Эль Амбреро блуждали по толпе и остановились на грудном ребенке, которого мать прижимала к себе. Мгновение спустя несчастное дитя было разорвано на куски. Бенджамин задохнулся от подступившей к горлу тошноты, его всего затрясло. Его руки безвольно опустились вниз и, высвободившись, Софи стала смотреть в окно на разыгрывающуюся дьявольскую сцену.
– Софи, – простонал он. – Софи, иди ко мне, не смотри на это.
Он обнял девочку и прижал к себе с большой нежностью. Она больше не плакала и даже не дрожала. Напротив, теперь она была неподвижна и холодна, как кусочек льда.
– Боже мой, Боже мой, что я наделал, – шептал старик.
Это было признание своей вины и мольба о пощаде.
На улице по-прежнему стоял крик, теперь началось надругательство над женщинами. И этим видом насилия бандиты владели в совершенстве. Они не позволяли себе удовольствия обладания женщиной до тех пор, пока их жертва оказывала сопротивление. И лишь доведя ее до состояния, когда сама мысль о сопротивлении была невозможна, тешили свою плоть.
Бенджамин заставил себя повернуться лицом к ужасающей реальности. Нет, никакой ангел не спустится с небес для того, чтобы забрать их отсюда. Если Софи суждено было спастись, то только он обязан вытащить ее из этого пекла. Надо заставить себя выйти из хижины, решил старик. Именно сейчас, когда бандиты ничего не замечают. Да, это был единственный шанс для них. Он взял Софи на руки, завернул ее в плащ и чуть ближе подошел к двери. Дальнюю стенку хижины уже лизали языки пламени. Прижимаясь спиной к стене, уповая на то, что ее тень хоть чуть-чуть скроет их, Бенджамин покинул хижину.
Карлос с трудом пришел в себя. Деревня горела, и он в отблесках пламени увидел мужчину с ребенком на руках, который пытался выбраться из деревни.
– Хоселито, посмотри вон туда, налево, – обратился он к партнеру. – Видишь?
– Да. Старик с девочкой. Им выбраться не удастся. – Его слова были начисто лишены эмоций.
Здесь они были в полной безопасности. Но еды раздобыть им еще не удалось, а живот Хоселито давал о себе знать.
Выйдя из дома, Бенджамин остановился, раздумывая, что делать дальше. Софи неподвижно, как неживая лежала у него на руках. Скорее всего, девочка была без сознания. У него не было возможности сейчас ею заниматься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Еще минут десять ходьбы по ухабистой тропе и они достигли места, откуда открылся вид на селение. Оно находилось в каких-нибудь двадцати футах от них, внизу, прилепившись к откосу подобно гнезду птицы и видимее постороннему глазу лишь благодаря изгибам единственной, ведущей к нему дороги. Карлос и Хоселито с минуту постояли в тени скалы, обозревая деревню.
Кучка каменных хижин, сгрудившихся вокруг небольшой открытой площадки, служившей местом для сбора членов этой убогой общины могла при желании сойти за деревню под названием Мухергорда. Один из углов этой импровизированной рыночной площади занимал сарай – трехстенка. Несколько козлов и ослов находили там убежище от ветра. Недалеко от сарая стояли мешки с зерном и корзины с чем-то, что походило на сушеные бобы или чечевицу.
– Да… Много здесь не возьмешь, – разочарованно протянул Карлос.
– Все-таки больше, чем у нас есть, – произнес с укоризной Хоселито.
Карлос кивнул в знак согласия. Хоселито и Карлос были членами небольшой группы цыган, которая все лето кочевала по стране, зарабатывая себе на жизнь как придется. Сезон окончился и цыгане возвращались домой, в пещеры поблизости Севильи. Поездка была забавной вплоть до вчерашнего дня, когда один из принадлежащих им ослов сорвался с обрыва. Вместе с ним в пропасти исчезли припасы еды и нехитрый, но крайне необходимый инструментарий, которым и был нагружен осел. Положение в группе сложилось отчаянное. Ко всему прочему среди них не было женщин, которые могли бы пойти в какой-нибудь городок и правдами и неправдами заработать денег для всех. Лишившись инструментов исчезла возможность для мужчин заниматься мелким ремонтом в обмен на еду. А подступала зима… Выбор оставался единственный – либо красть, либо умирать с голоду.
Всем цыганам было известно, что их кочевой образ жизни своими корнями уходит вглубь веков. В Испанию они пришли по меньшей мере лет триста назад, а воровство всегда было неотъемлемой частью их существования. Но оно таило в себе и опасность, хоть лучшим оружием для воровства являются хитрость и изворотливость. Теперь, оценив ситуацию, Карлос и Хоселито решили, что без мелкого, осторожного воровства им не обойтись. В их группе было пятеро цыган. Посовещавшись, решили в разведку отправить Хоселито. По возвращении он сообщил, что население Мухергорды обвести вокруг пальца ничего не стоит.
Наконец оба юноши добрались до небольшой пещеры, о которой говорил Хоселито. Он сразу же решил забраться в нее.
– Давай, залезай и ты, поспим немного. Впереди еще долгая ночь.
Карлос полез следом за ним, но спать не стал. Он лежал на животе, высунув голову и следил за тем, что происходило внизу. Он насчитал несколько десятков людей, среди которых были и дети. Они сновали из хижины в хижину. Среди них трое или четверо, если судить по телосложению, были способны защитить себя. Карлос нащупал рукоятку ножа, висевшего на поясе. Может он и не понадобится. Лучше всего было бы дождаться когда все заснут, затем вместе с Хоселито спуститься вниз, прирезать пару козлов и взять с собой столько мяса и зерна, сколько они смогут унести на себе. Возможно, никто из жителей даже и не проснется и они еще затемно смогут вернуться к своим и кровь на ножах будет лишь козлиной.
Хоселито едва заметно фыркнул, как будто читал его мысли. Он, прикрыв лишь глаза, отдыхал после дороги и наблюдал за напарником. Карлос был разборчив и не всегда поступал так, как принято было среди его соплеменников. Это не всем нравилось и приписывалось его «чужой» крови.
– Ну и что ты там рассматриваешь? – спросил Хоселито. – Что там, бабы что ли? Может среди них найдется и такая, которая заплатит что-нибудь за блондина, да еще к тому же и девственника.
Карлос лишь покачал головой и не счел нужным отвечать на эту колкость.
– Нет, большинство – старики, женщины да дети. Все худые, изможденные, наверное, от голода. Мужчин мало.
– Хорошо. Тем меньше забот для нас. Ну, а теперь кончай глазеть и давай спать.
Карлос уже было решил последовать совету Хоселито, но что-то привлекло его внимание.
– Стой, подожди, – прошептал он, – я кое-что вижу.
– Что ты там увидел? – Хоселито подполз к Карлосу и заглянул через край обрыва.
– Смотри вон туда, вправо. Кто-то идет… Старик и маленькая девочка.
Бенджамин и Софи Валон приковыляли в деревню за два часа до заката. Усталые и голодные, они вдвоем тряслись на ослике, которого днем раньше купил Бенджамин. Когда осел остановился на площади, чтобы напиться воды из каменного лотка и нагнул голову, ноги его подкосились и он рухнул наземь.
– Дедушка, что с ним? – испуганно вскрикнула девочка.
– Ничего. Он просто очень старенький, устал и упал в обморок. Ничего страшного.
Бенджамин взял Софи за руку и они пошли искать себе пристанище. Они подошли к старому дому, на крыльце которого освещенный лучами заходящего солнца сидел старик.
– Моя внучка и я голодны, мы хотели бы получить еду и ночлег, – обратился к нему Бенджамин. – Я заплачу, – добавил он.
Бенджамин говорил по-французски и крестьянин смотрел на него непонимающе. До границы с Францией было далековато и местные жители этого языка не знали. Бенджамин сделал еще одну попытку объясниться, но уже по-испански, ведь как-никак он самостоятельно изучил этот язык.
– Экипаж, в котором мы ехали до Мадрида, сломался по дороге и я вынужден был купить это несчастное животное. А сейчас нам нужна еда и ночлег. Я заплачу, – добавил он.
Старик кивнул головой и договор был заключен. В обмен на единственную золотую монету им был обещан хлеб с сыром и соломенный тюфяк в очень маленькой и самой отдаленной из хижин.
У Бенджамина оставалось еще несколько монет, но у него хватило ума спрятать их так, чтобы об этом никто не знал. Деньги были уложены в маленький бархатный мешочек, висевший у него между ног в штанах, на обвитой вокруг пояса веревке. Вместе с монетами в мешочке находились гораздо более ценные предметы: его талес, ермолка и молитвенник. Что и говорить – мешочек был спрятан весьма надежно.
После того, как Бенджамин рассчитался с хозяином, он обратился к девочке.
– Софи, идем отдохнем.
– Дедушка, я не устала. Можно я еще побегаю?
Он было запротестовал, но в конце концов уступил. В этом Богом забытом месте ничего опасного произойти не могло, казалось ему. До тех пор, пока Софи была у него на глазах, серьезная опасность ей не грозила.
– Ладно, побегай, если тебе так хочется, но деревню не покидай.
В деревне рассматривать было почти нечего. Софи прошла до конца селения, затем свернула к речке и пошла вдоль ее берега.
– Софи, – крикнул ей вдогонку Бенджамин, – помни, далеко уходить нельзя.
Софи остановилась и хотела уже возвращаться, но вспорхнувшая птица привлекла ее внимание. Она подняла глаза и увидела… другие.
Карлос уставился на ребенка, а девочка смотрела на него. Оба опешили и не могли произнести ни звука. Мгновение спустя, юноша отвел глаза и осторожно, стараясь не разбудить похрапывающего Хоселито, вполз обратно в пещеру. Софи проводила Карлоса глазами, повернулась и отправилась назад в селение.
– Ну что ты там видела? – встретил ее вопросом Бенджамин.
– Ничего, только красивую птичку с серыми глазами.
Что за птичку, она не знала. Может быть потому, что вообще не понимала, видела ли она это или все происходило во сне.
– Будем отдыхать, – решил Бенджамин.
Старик и девочка устроились на соломенном тюфяке на полу. Софи сразу заснула, а Бенджамин нет. Клубок из дурных предчувствий отогнал сон от него напрочь. Старик начал сознавать, что совершил какую-то ужасную и возможно, непоправимую ошибку. За всю неделю путешествия по Испании они нигде не обнаружили признаков сошедшего с небес Мессии или наступления нового чудесного века. Бог ввел его в заблуждение. Нет, не Бог – это он сам выбрал неверный путь.
Солнце клонилось к закату, наступало время молитвы. Бенджамин поднялся с пола, оставив девочку лежать укутанной в его толстый плащ. Она что-то бормотала во сне, вздрагивала и Бенджамин встревожился за ее здоровье. Он опасался горячки. По щекам у него потекли слезы. Старик вытер их и обратил свой взор на восток.
Ермолку одевать он не стал, нетронутым остался и талес. Бог не советовал людям свершать самоубийство ради соблюдения Закона, в особенности тогда, когда на человеке лежало бремя заботы о ребенке. Разумеется, он будет молиться, но не так как в своей синагоге. В этой деревушке, где жили замкнутые, недоверчивые «кампезине», так их называли по-испански, ожидать восторженного приема чужестранцу, да притом еврею!.. Конечно же, это было невозможно. Не выпуская из рук свой бархатный мешочек и едва заметно раскачиваясь, старик одними губами произносил древнееврейские слова заклинания. В молитве Бенджамина отражалась скорбь еврея, который на склоне лет просит Бога простить ему все то, чем он мог его прогневить. И еще старик просил Всевышнего за свою внучку – милую и очень им любимую Софи. И постепенно голос Бенджамина крепчал, набирал силу. На глазах у него появились слезы и погрузившись в неистовый экстаз он отрешился от всего, что его окружало. Перед ним стояли лишь два образа – Бог и Софи… По истечении времени жители Мухегорды, которые остались в живых, вспоминали ту давнюю ночь, как ночь стенаний, воплей и плача. Подобными же были и воспоминания двоих цыган.
Хоселито был прав в одном – жители этого селения постоять за себя не могли. Тому был ряд причин, но главная состояла в том, что деревня была совершенно забыта королевскими чиновниками. Что здесь творится, как живут крестьяне, да и живы ли вообще!.. – никого не интересовало в королевском дворце. Лишь раз в году в это убогое, грязное селение являлся сборщик подати. А жилось «кампезинос» нелегко. Селение было горное, а потому летом здесь была нередко страшная жара и засуха, а зимой лютые морозы и ледяные ветры. Из-за холодов часто погибали и люди, и скотина, недоедая, болея, жители Мухегорды выглядели изможденными и понурыми. Но самым страшным горем для них были набеги разбойников, и то, что произошло октябрьским вечером 1790 года в этой деревне трудно даже описать…
Сразу же после захода солнца, едва Бенджамин успел произнести аминь, по единственной дороге Мухегорды застучали лошадиные копыта. Всадников было одиннадцать. К седлам были привязаны мушкеты, а в руках они держали хлысты. Хлысты были длинными и очень прочными – над ними трудились большие умельцы, и когда хлысты рассекали воздух, это был звук смерти. При виде этих страшных-страшных грабителей жители деревни бросились прятаться кто куда, но всадники уже пустили в ход свои хлысты. В мгновение окна ими были обезглавлены двое: женщина и маленький мальчик. Старик, у которого Бенджамин снимал угол, закричав, бросился к мертвому ребенку. За ним бросился наездник, размахивая смертельным оружием. Сыромятная плеть срезала старику ноги выше колен, словно они были из воска. Земля не успевала принять в себя лившуюся кровь. Запах крови, вопли людей, детский плач раззадоривал лошадей, которые, встав на дыбы, затаптывали жителей деревни. Это был вихрь смерти.
Карлос и Хоселито наблюдали за происходящим сверху.
– А ведь я знал, что что-то произойдет, – шептал Карлос.
– Фанта, посмотрев мою ладонь перед тем, как мы уезжали из Севильи, сказала мне, что поездка закончится бедой…
– Фанта только и знает, что врать. Она всегда выдумывает.
– Ты такой же легковерный, как и эти чужаки, – от страха Хоселито весь дрожал. – Заткнись лучше! Пока нас никто не обнаружил, здесь мы в безопасности.
На Мухергорду опустилась тьма, но деревня вдруг осветилась. В одной из хижин вспыхнул пожар: горели тюфяки, деревянная мебель и прочая домашняя утварь. Пламя, бушевавшее в хижине, через двери и окна вырвалось наружу и продолжало свой безумный танец, охватывая близлежащие дома. Спасаясь от огня люди выбегали прямо под копыта лошадей и становились легкой добычей бандитов. Языки пламени лизали тела тех, кто не мог уже подняться. В воздухе стал ощущаться запах горелой плоти.
Верховодил этой кровожадной бандой, очевидно, рыжеволосый и рыжебородый всадник с непокрытой головой. У него была самая крупная из всех белая, без единого пятнышка лошадь. Пламя пожара бросало отсветы на его бороду и волосы, казалось, будто сами они горели. Он гарцевал на своем скакуне и потерявшие рассудок кампезинос метались между копытами его коня и бушевавшим огнем.
– Я голоден, – хрипло кричал он. – Я хочу сырого мяса.
Услышав этот призывный клич, Карлос побледнел. У него пересохло в горле и он едва мог говорить.
– Хоселито, это Эль Амбреро?
– Да.
– Dios mio. А правда, что он ест человечину?
Хоселито пожал плечами:
– Говорят.
Банда Эль Амбреро была самой опасной в окрестности. Предводитель банды начинал свои налеты с призыва: «Я голодный», поэтому он получил кличку Эль Амбреро, то есть Голодный.
Кровавая бойня не утихала. Зловещий Эль Амбреро не унимался: его взгляд упал на женщину и моментальным взмахом хлыста он рассек ей одежду, а вторым – отрезал обе ее груди. Крики и вопли людей приобрели еще более ужасную окраску. Теперь в них слышались животный страх и предсмертная агония.
На эту картину человеческих страданий смотреть без содрогания было невозможно. Карлос и Хоселито лишились дара речи, они дико таращили глаза и уже были не в состоянии воспринимать то, что происходило внизу, как реальность. Но это было еще не все… И когда рыжеволосый демон спрыгнул с коня, чтобы подобрать отрезанные груди, а затем стал вгрызаться в них зубами, перед глазами Карлоса поплыл туман, из его груди вырвались рыдания, и, схватившись за голову руками, он опустился на дно пещеры. Его охватила жуть. Хоселито же еще смотреть был в состоянии. Он видел как Эль Амбреро, закинув голову, хохотал. Кровь стекала у него изо рта вниз по бороде, окрашивая ее в темно-красный цвет.
Когда начался этот кошмар, Бенджамин и Софи находились в хижине на краю деревни. Пожар до них еще не добрался. Бенджамин понимал, что нужно бежать, но дверь из хижины выходила прямо на улицу, а там бесчинствовали бандиты. Прижав к своей груди Софи, чтобы она ничего не видела, он стоял у окна не в силах отвести взор от леденящей душу сцены. Бенджамин чувствовал, как дрожит тельце Софи.
Выпученные глаза Эль Амбреро блуждали по толпе и остановились на грудном ребенке, которого мать прижимала к себе. Мгновение спустя несчастное дитя было разорвано на куски. Бенджамин задохнулся от подступившей к горлу тошноты, его всего затрясло. Его руки безвольно опустились вниз и, высвободившись, Софи стала смотреть в окно на разыгрывающуюся дьявольскую сцену.
– Софи, – простонал он. – Софи, иди ко мне, не смотри на это.
Он обнял девочку и прижал к себе с большой нежностью. Она больше не плакала и даже не дрожала. Напротив, теперь она была неподвижна и холодна, как кусочек льда.
– Боже мой, Боже мой, что я наделал, – шептал старик.
Это было признание своей вины и мольба о пощаде.
На улице по-прежнему стоял крик, теперь началось надругательство над женщинами. И этим видом насилия бандиты владели в совершенстве. Они не позволяли себе удовольствия обладания женщиной до тех пор, пока их жертва оказывала сопротивление. И лишь доведя ее до состояния, когда сама мысль о сопротивлении была невозможна, тешили свою плоть.
Бенджамин заставил себя повернуться лицом к ужасающей реальности. Нет, никакой ангел не спустится с небес для того, чтобы забрать их отсюда. Если Софи суждено было спастись, то только он обязан вытащить ее из этого пекла. Надо заставить себя выйти из хижины, решил старик. Именно сейчас, когда бандиты ничего не замечают. Да, это был единственный шанс для них. Он взял Софи на руки, завернул ее в плащ и чуть ближе подошел к двери. Дальнюю стенку хижины уже лизали языки пламени. Прижимаясь спиной к стене, уповая на то, что ее тень хоть чуть-чуть скроет их, Бенджамин покинул хижину.
Карлос с трудом пришел в себя. Деревня горела, и он в отблесках пламени увидел мужчину с ребенком на руках, который пытался выбраться из деревни.
– Хоселито, посмотри вон туда, налево, – обратился он к партнеру. – Видишь?
– Да. Старик с девочкой. Им выбраться не удастся. – Его слова были начисто лишены эмоций.
Здесь они были в полной безопасности. Но еды раздобыть им еще не удалось, а живот Хоселито давал о себе знать.
Выйдя из дома, Бенджамин остановился, раздумывая, что делать дальше. Софи неподвижно, как неживая лежала у него на руках. Скорее всего, девочка была без сознания. У него не было возможности сейчас ею заниматься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50