Сейчас она едет туда из-за случайного знакомства с одним безработным актером два дня назад; помимо всего прочего они заговорили и о компьютерах. Он собирался продавать компьютер, Миранда собиралась купить. «Приезжай ко мне, и посмотришь», – сказал он. При этом он знал, что приглашает ее к себе вовсе не для того, чтобы продать ей компьютер, а она знала, что едет к нему вовсе не для того, чтобы что-то купить. Несмотря на повсеместные свободные взгляды, все равно как-то не принято говорить почти незнакомому человеку: «Приезжай ко мне в половине двенадцатого, и мы с тобой перепихнемся. К обоюдному удовольствию».
На компьютер Миранда все-таки посмотрела. Его было очень неплохо видно с кровати, особенно в позе «мужчина сзади», а потом с ней случился оргазм, и она больше уже ничего не видела – ни компьютера, ничего. Удовольствие превзошло все ожидания, даже несмотря на то, что актер дважды отвлекался – переговорить со своим солиситором насчет предъявления иска одному продюсеру, который не взял его на работу, и другому продюсеру, который взял его на работу.
Когда Миранда вышла из квартиры, она налетела на Оуэна, который как раз выходил из квартиры напротив. Раньше Оуэн не был в Хедстоуне ни разу, ни разу про него не слышал и никогда больше туда не поедет. Он потратил час на дорогу от офиса, чтобы встретиться с клиентом. И в довершение ко всему – чтобы совсем уже не оставалось сомнений – актер вывалился на лестницу в одних красных боксерских трусах, дабы вручить Миранде ее бюстгальтер, который она забыла.
– А я собирался сделать тебе предложение, – вот все, что сказал Оуэн.
Какова была вероятность встречи? Миранда вообще не умела считать, хотя математика всегда приводила ее в благоговейный восторг. Население Большого Лондона составляет семь миллионов человек, не считая туристов, неучтенных нелегальных эмигрантов, тех, кто бывает тут только проездом, и «диких» торговцев, не имеющих разрешения на торговлю. Так какова вероятность? Двести миллионов к одному? Пятьсот миллионов к одному? Два миллиарда к одному? Как падение метеорита. Как выигрыш в лотерею.
Она не смутилась, потому что вообще никогда не смущалась. Но ей было жалко Оуэна, и жалко, что она сделала ему больно. Он был из тех немногих мужчин, которые признают, что женщины тоже имеют право на свободу; он не ждал, что она будет сидеть дома и готовить ему горячие ужины, пока он сам будет носиться по городу в поисках, с кем бы еще потрахаться. И его желание жить вместе с Мирандой не было, как это часто бывает, результатом отчаяния (чтобы было с кем поговорить). Он хорош собой, остроумен, умен; он внимательный и деликатный, у него интересная и насыщенная жизнь, его постоянно зовут в компании, причем приглашений обычно столько, что на все не хватает времени. Он говорит о том, как нужно стараться, когда живешь вместе, чтобы обоим было хорошо, и что совместное существование требует жертв, но это приятные жертвы. Причем это не просто красивые слова. Ему даже нравится мыть посуду.
Миранда понимала, что она – непробиваемая эгоистка, что он достоин гораздо лучшего, и что он мог бы найти себе женщину, с которой он был бы по-настоящему счастлив; жить с Оуэном – это как использовать под пепельницу редкую вазу династии Мин: расточительно и неэкономно; или как если бы убежденный вегетарианец выиграл в лотерею запас парной говядины на целую жизнь вперед: совсем ни к чему.
После Хедстоуна она сделала для себя три вывода: если бы всем остальным это нравилось так же, как нравится ей, цивилизация бы погибла уже давно; у каждого в Лондоне есть свой Хедстоун; и наконец, что это большая ошибка – жить с человеком, который тебе приятен, и что с ней этого больше не повторится.
* * *
Весь день у Миранды ушел на то, чтобы найти подходящее определение для понятия «смешное» и придумать, как лучше держать микрофон. Они жили на третьем этаже, и выглянув из окна, она увидела Тони. Очень вовремя. Она быстренько улеглась обратно в постель и напустила на себя болезненно вялый вид. Тому было две причины: потому что Тони был склонен поверить, что если по возвращении домой он найдет ее лежащей в постели, значит, ей действительно плохо (его бесило, что она целыми днями бездельничает; то есть это он думал, что она бездельничает), и еще потому, что ей не хотелось, чтобы он или кто-то еще узнал, как сильно она напрягалась.
Он нашел ее в спальне.
– Тяжелый день?
– М-мм.
– Ты не забыла, что мы идем в гости?
– М-мм, – отозвалась она, натянув одеяло к самому подбородку. Он пошел на кухню, и через пару минут она встала и поплелась в ванную, набрала себе горячую ванну и возмутительно долго там отмокала. Обычно она никогда не опаздывала и всегда успевала собраться вовремя, но Тони так всегда напрягался насчет того, чтобы не опоздать, что она не могла устоять перед искушением немножечко помотать ему нервы. Пока она плескалась в ванне, она слышала, как Тони из последних сил сдерживает себя, чтобы не начать нетерпеливо ходить по комнате из угла в угол, и глотает слова праведной ярости и укора. Миранда выходит из ванной, завернутая в полотенце.
– Ты не видел мой пинцет?
– А в ванной разве нету?
– Который в ванной, он плохой. А мне нужен хороший.
– Ничем не могу помочь. Могу я тебе ненавязчиво указать – ни в коем случае не придираясь, не раздражаясь и не желая давить, – что нам выходить через десять минут?
– Думаешь, это поможет?
– В таком случае я молчу.
Миранда наблюдает за тем, как Тони делает вид, что он читает журнал и вовсе ее не ждет. Не отрываясь от чтения, он говорит:
– Я молчу.
Уже не в первый раз она перебирает в уме причины, почему ей не нравится Тони. Тони-пони. Надежный. Управляемый. Такой, которого очень легко забыть. Но именно поэтому она с ним и живет. Почему мужчины патологически не способны быть мужчинами? Почему он просто не вмажет ей кулаком, так чтобы она пошла в гости с фингалом под глазом? Эта мысль доставляет ей удовольствие, но тут она вспоминает единственного мужчину, который поставил-таки ей фингал (водопроводчик-ирландец, у которого в Ирландии остались жена и дети и который набросился на нее с кулаками, когда она заявила, что будет делать аборт, чтобы избавиться от его неумышленного ребенка, дабы избегнуть унылой участи матери-одиночки), после чего ему пришлось сигануть из окна на первом этаже, натягивая на ходу штаны, дабы избегнуть кухонного ножа, с которым она на него набросилась.
Миранда возвращается в ванную, где плохой пинцет из бесплатного маникюрного набора. Он худо-бедно работает, но удовольствия не доставляет. У нее где-то был и хороший пинцет: когда выдираешь им волосок, кажется, что выдираешь его навсегда.
Она надевает черное платье, снимает с него белый пух и какие-то нитки и чистит зубы специальной зубной ниткой, на что уходит значительно больше времени, чем потребовалось бы самому въедливому дантисту в плохом настроении.
– И как я выгляжу?
Она поворачивается к нему, чтобы он заценил. Тони знает, что ему никогда не выиграть; это такой тест на выносливость. И этак, и так – безнадежно. Зная, что он уже проиграл, будет ли он бороться до конца?
– Замечательно. Ты выглядишь замечательно.
– Ты так говоришь, только чтобы меня не расстраивать, чтобы сделать мне приятное.
– Но это же, кажется, бесполезно: пытаться сделать тебе приятное? Тут как ни пытайся…
На мгновение ей кажется, что он рассмеется, но он надевает пальто и выходит на лестничную площадку. В том, как он выходит, присутствует некое окончательное или-или: или иди, или оставайся. Вот он, момент проявленного достоинства, но достоинство слишком слабенькое, чтобы активизировать восхищение.
Люди не меняются, думает она, усаживаясь в машину. Если как следует приглядеться к кому-то, никаких неожиданностей не будет – ничего, что могло бы тебя удивить. Люди не то чтобы предсказуемые, вовсе нет. Просто они не меняются. Старые холодильники тоже скачут по кухне, когда включаются, но это не значит, что они кенгуру. Вот в чем подлинная проблема.
– Вон там, за нами, действительно нетерпеливый мужик, – говорит Тони, лишний раз подтверждая ее оценку. Тони часто так говорит, хотя иногда он говорит: «Вон там, за нами, действительно нетерпеливая баба», – или, если погода плохая и видимости никакой: «Вон там, за нами, действительно нетерпеливый водитель». Как правило, нетерпеливый водитель бывает за Тони почти всегда, поскольку он ездит со скоростью 32-35 миль в час. А у Миранды было стойкое подозрение, что это – последний раз, когда она едет куда-то с Тони. С нее уже хватит. Она этого больше не выдержит. И ее бесит вовсе не то, что средняя скорость Тони не превышает 33 миль в час: при таком плотном движении и постоянных пробках у тебя редко бывает возможность выйти за этот предел. Его тормознутость и вялость – это еще не самое страшное. И даже если бы дело было в его чрезмерной законопослушности, она бы это пережила. Нет, ее раздражало другое. А именно: Тони действительно не понимает, что он ездит значительно медленнее, чем все остальные, и что в мире полно нетерпеливых людей вовсе не потому, что их полно объективно, а потому что он сам вынуждает их проявлять нетерпение.
Она начала напрягаться, когда они подъехали к нужному месту. Еще одно любимое выражение Тони, когда надо поставить машину: «Здесь мало места». Для Тони всегда было мало места, если только на этом месте не могли разместиться в ряд три машины. Невероятно, но в этот вечер места обнаружилось предостаточно – вполне хватило бы, чтобы припарковать грузовик с прицепом. Миранда не помнила, чтобы она вообще видела столько свободного места для парковки. Разве что в раннем детстве. А в последнее время тротуары, похоже, обозначают не классическими поребриками, а припаркованными вдоль машинами.
Миранда задумалась о домовых пауках. Где они жили до того, как появились люди и начали строить дома? Ведь пауки появились на свете задолго до людей – на несколько миллионов лет раньше. Может быть, пауки и создали человека, чтобы он оберегал их от дождя? И как насчет того сообщения в газете, как истребители грызунов обнаружили, что в некоторых районах Лондона местные мыши едят исключительно гамбургеры из «Макдоналдса». Сыр, фрукты-овощи, шоколад, мюсли, любая другая еда: они воротят носы. Может быть, в этом и заключается истинная цель засорения окружающей урбанистической среды – генерировать объедки и снабжать грызунов пищей? Что-то в этом есть. Потом она вспомнила двух лисиц, которых видела как-то на днях: как они грелись на солнышке в саду на заднем дворе. Они ее видели, но не испугались, буквально внаглую не испугались; довольные и счастливые, они себя чувствовали совершенно непринужденно в большом шумном городе. Она сама себя так не чувствовала. И никто из ее знакомых. Они лениво скакали, играя друг с другом; наверное, у них были какие-то лисьи каникулы. Отпуск на пляже. Человек не справляется с городом, а дикие звери посмеиваются над ним. Что-то в этом есть.
Хотя Хедер и Имран были друзьями Тони, общаться с ними было приятно. Также присутствовали Лили с Деймианом. Лили работала вместе с Хедер, и для Миранды она была идеальной слушательницей, поскольку смеялась буквально на каждую фразу: «Добрый вечер», «Чего будешь пить?», «Картошка просто объедение». Миранда встречалась с ней раньше, и она ей не понравилась. В основном потому, что Лили была такая же, как она. Она тоже жила ради члена. Это бесило Миранду, потому что Лили было всего девятнадцать.
Прежде чем Миранда пришла к пониманию, что в жизни есть только одна подлинная и стоящая валюта, она успела попробовать все. Она принимала наркотики – и пригодные, и непригодные. Она получила высшее образование (пусть даже и кое-как, худо-бедно). Ходила к психотерапевту. Много путешествовала. Она прошла долгий путь, длиной в двадцать семь лет; ее жизненная позиция была выбрана вполне осознанно. А то, что делала Лили, давая всем мужикам без разбору – это все равно что прожить всю жизнь в одном и том же доме.
Деймиан был далеко не уродом. Он был намного старше Лили, примерно в возрасте Христа; и хотя в плане секса у них было все зашибись (всегда можно понять, довольна ли пара своими интимными отношениями), ему все-таки было слегка неуютно, что он живет с такой шлюхой.
– Миранда, я слышала, ты комическая актриса, выступаешь на эстраде.
– Иногда выступаю, иногда отступаю.
– И что, хватает на жизнь? – Деймиан был страховым агентом, специалистом по оценке убытков, и, как и всякого «правильного» человека, у которого есть нормальная, хорошо оплачиваемая, но при этом безмерно скучная работа, его пугала и настораживала мысль о том, что у кого-то, кто занимается необычным, интересным и очень не нудным делом (причем без страховки), еще и хватает наглости делать деньги. Ему хотелось услышать, что не умереть с голоду. Тут Тони мог бы вставить саркастическое замечание, что на жизнь ей хватает, но почти за все платит он. Миранда не участвовала в оплате счетов за аренду квартиры, за газ, электричество и воду. Продукты они покупали тоже на деньги Тони. Свои деньги Миранда тратила исключительно на одежду. Но Тони не возмущался. Тони – пони, и пони рассчитывал на свою порцию овса. Когда-нибудь в будущем.
– Пока хватает.
После этого люди, как правило, напрягаются и решают, что ты, наверное, очень знаменитая, но тебе просто не хочется об этом рассказывать. «А вы, наверное, известная?» – этот вопрос ей задают постоянно, вероятно, за тем, чтобы еще раз спросить, как ее зовут, и запомнить для последующих упоминаний в беседе с другими, если ответ будет да . Она, кстати, так и не придумала по-настоящему остроумный, достойный ответ. Скорее всего потому, что если такой вопрос задают, то хорошего, по-настоящему остроумного ответа не может быть по определению. Был еще и другой вопрос, и Деймиан, разумеется, его задал: «А тебе не показывали по телику?» – только этот вопрос был всего лишь вариацией первого. Для большинства людей телевидение – это совсем уже круто. Это нечто, что говорит о твоей значительности, делает тебе имя и дает тебе право на существование. Верно, и в то же время неверно: чаще всего это вообще не имеет значения.
Подтверждение: Кэтфорд Стен («Мне надо было родиться в Стенморе, но я родился совсем в другом месте»). Среди юмористов, работающих в разговорном жанре, он был одним из немногих, кто сделал себе состояние на этом поприще, хотя даже среди юмористов, работающих в разговорном жанре, очень немногие знают, кто это; а среди остальных так и вовсе никто не знает, кто это, хотя кое-кто наверняка бывал на его выступлениях. Никто не помнит его самого, но зато многие помнят его анекдоты и шутки. Шутки у него пошлые – такие пошлые, что даже стены, и те краснеют от отвращения. Анекдоты – всегда бородатые. Причем не настолько еще бородатые, чтобы они успели забыться, и их можно было бы выдать за новые. Как говорит сам Стен: «Я не смешу людей. Я делаю шутки». Эстрадный комик, который своими дурацкими шутками уже заработал больше, чем кто-либо еще из актеров такого же профиля, он выступает в основном на мальчишниках и холостяцких пирушках. Ему и не надо собирать стадионы. На самом деле слава – она почти ничего не дает. Все происходит так: либо ты вообще ничего не добиваешься и держишься исключительно за счет злости, ненависти, раздражения или любого другого токсина, который помогает тебе держаться, либо ты кое-чего добиваешься, но потом долго исходишь говном и пребываешь в тягостных размышлениях, сколько еще это продлится – эта борьба за место под солнцем, – и есть ли у тебя истинные друзья, а не только подлые завистники.
Стен был доволен и счастлив. Он загребал деньги лопатой, не платил налоги (наличные + никто никогда про него не слышал), спал почти со всеми стриптизерками, которых конферировал, и не заморачивался вопросом сколько все это продлится, поскольку пользовался большим спросом в качестве мастера по ремонту мебели, причем ремонтировать мебель ему нравилось значительно больше, чем выступать перед публикой. Он по-прежнему живет в своей двухкомнатной квартирке в Кэтфорде, причем не самой уютной квартирке, что приводит людей в замешательство, хотя ходят упорные слухи, что он владеет каким-то там островом рядом с Корнуоллом.
– А скажи что-нибудь смешное, – просит Лили и хихикает, потому что Тони попросил ее передать соль.
– Что-нибудь смешное, – говорит Миранда, но Лили не смеется. После этого Миранда вообще умолкает. Она больше не выступает на дружеских вечеринках в качестве массовика-затейника; она не развлекает народ, если за это не платят. Она водит ногой по ноге Деймиана. Он изо всех сил старается сохранять невозмутимое выражение, и у него получается. Тони рассказывает о своих идеях, о том, как насадить среди граждан Британии чувство вины и душещипательные устремления, дабы они принимали участие в его благотворительной программе в пользу неизлечимо больных детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
На компьютер Миранда все-таки посмотрела. Его было очень неплохо видно с кровати, особенно в позе «мужчина сзади», а потом с ней случился оргазм, и она больше уже ничего не видела – ни компьютера, ничего. Удовольствие превзошло все ожидания, даже несмотря на то, что актер дважды отвлекался – переговорить со своим солиситором насчет предъявления иска одному продюсеру, который не взял его на работу, и другому продюсеру, который взял его на работу.
Когда Миранда вышла из квартиры, она налетела на Оуэна, который как раз выходил из квартиры напротив. Раньше Оуэн не был в Хедстоуне ни разу, ни разу про него не слышал и никогда больше туда не поедет. Он потратил час на дорогу от офиса, чтобы встретиться с клиентом. И в довершение ко всему – чтобы совсем уже не оставалось сомнений – актер вывалился на лестницу в одних красных боксерских трусах, дабы вручить Миранде ее бюстгальтер, который она забыла.
– А я собирался сделать тебе предложение, – вот все, что сказал Оуэн.
Какова была вероятность встречи? Миранда вообще не умела считать, хотя математика всегда приводила ее в благоговейный восторг. Население Большого Лондона составляет семь миллионов человек, не считая туристов, неучтенных нелегальных эмигрантов, тех, кто бывает тут только проездом, и «диких» торговцев, не имеющих разрешения на торговлю. Так какова вероятность? Двести миллионов к одному? Пятьсот миллионов к одному? Два миллиарда к одному? Как падение метеорита. Как выигрыш в лотерею.
Она не смутилась, потому что вообще никогда не смущалась. Но ей было жалко Оуэна, и жалко, что она сделала ему больно. Он был из тех немногих мужчин, которые признают, что женщины тоже имеют право на свободу; он не ждал, что она будет сидеть дома и готовить ему горячие ужины, пока он сам будет носиться по городу в поисках, с кем бы еще потрахаться. И его желание жить вместе с Мирандой не было, как это часто бывает, результатом отчаяния (чтобы было с кем поговорить). Он хорош собой, остроумен, умен; он внимательный и деликатный, у него интересная и насыщенная жизнь, его постоянно зовут в компании, причем приглашений обычно столько, что на все не хватает времени. Он говорит о том, как нужно стараться, когда живешь вместе, чтобы обоим было хорошо, и что совместное существование требует жертв, но это приятные жертвы. Причем это не просто красивые слова. Ему даже нравится мыть посуду.
Миранда понимала, что она – непробиваемая эгоистка, что он достоин гораздо лучшего, и что он мог бы найти себе женщину, с которой он был бы по-настоящему счастлив; жить с Оуэном – это как использовать под пепельницу редкую вазу династии Мин: расточительно и неэкономно; или как если бы убежденный вегетарианец выиграл в лотерею запас парной говядины на целую жизнь вперед: совсем ни к чему.
После Хедстоуна она сделала для себя три вывода: если бы всем остальным это нравилось так же, как нравится ей, цивилизация бы погибла уже давно; у каждого в Лондоне есть свой Хедстоун; и наконец, что это большая ошибка – жить с человеком, который тебе приятен, и что с ней этого больше не повторится.
* * *
Весь день у Миранды ушел на то, чтобы найти подходящее определение для понятия «смешное» и придумать, как лучше держать микрофон. Они жили на третьем этаже, и выглянув из окна, она увидела Тони. Очень вовремя. Она быстренько улеглась обратно в постель и напустила на себя болезненно вялый вид. Тому было две причины: потому что Тони был склонен поверить, что если по возвращении домой он найдет ее лежащей в постели, значит, ей действительно плохо (его бесило, что она целыми днями бездельничает; то есть это он думал, что она бездельничает), и еще потому, что ей не хотелось, чтобы он или кто-то еще узнал, как сильно она напрягалась.
Он нашел ее в спальне.
– Тяжелый день?
– М-мм.
– Ты не забыла, что мы идем в гости?
– М-мм, – отозвалась она, натянув одеяло к самому подбородку. Он пошел на кухню, и через пару минут она встала и поплелась в ванную, набрала себе горячую ванну и возмутительно долго там отмокала. Обычно она никогда не опаздывала и всегда успевала собраться вовремя, но Тони так всегда напрягался насчет того, чтобы не опоздать, что она не могла устоять перед искушением немножечко помотать ему нервы. Пока она плескалась в ванне, она слышала, как Тони из последних сил сдерживает себя, чтобы не начать нетерпеливо ходить по комнате из угла в угол, и глотает слова праведной ярости и укора. Миранда выходит из ванной, завернутая в полотенце.
– Ты не видел мой пинцет?
– А в ванной разве нету?
– Который в ванной, он плохой. А мне нужен хороший.
– Ничем не могу помочь. Могу я тебе ненавязчиво указать – ни в коем случае не придираясь, не раздражаясь и не желая давить, – что нам выходить через десять минут?
– Думаешь, это поможет?
– В таком случае я молчу.
Миранда наблюдает за тем, как Тони делает вид, что он читает журнал и вовсе ее не ждет. Не отрываясь от чтения, он говорит:
– Я молчу.
Уже не в первый раз она перебирает в уме причины, почему ей не нравится Тони. Тони-пони. Надежный. Управляемый. Такой, которого очень легко забыть. Но именно поэтому она с ним и живет. Почему мужчины патологически не способны быть мужчинами? Почему он просто не вмажет ей кулаком, так чтобы она пошла в гости с фингалом под глазом? Эта мысль доставляет ей удовольствие, но тут она вспоминает единственного мужчину, который поставил-таки ей фингал (водопроводчик-ирландец, у которого в Ирландии остались жена и дети и который набросился на нее с кулаками, когда она заявила, что будет делать аборт, чтобы избавиться от его неумышленного ребенка, дабы избегнуть унылой участи матери-одиночки), после чего ему пришлось сигануть из окна на первом этаже, натягивая на ходу штаны, дабы избегнуть кухонного ножа, с которым она на него набросилась.
Миранда возвращается в ванную, где плохой пинцет из бесплатного маникюрного набора. Он худо-бедно работает, но удовольствия не доставляет. У нее где-то был и хороший пинцет: когда выдираешь им волосок, кажется, что выдираешь его навсегда.
Она надевает черное платье, снимает с него белый пух и какие-то нитки и чистит зубы специальной зубной ниткой, на что уходит значительно больше времени, чем потребовалось бы самому въедливому дантисту в плохом настроении.
– И как я выгляжу?
Она поворачивается к нему, чтобы он заценил. Тони знает, что ему никогда не выиграть; это такой тест на выносливость. И этак, и так – безнадежно. Зная, что он уже проиграл, будет ли он бороться до конца?
– Замечательно. Ты выглядишь замечательно.
– Ты так говоришь, только чтобы меня не расстраивать, чтобы сделать мне приятное.
– Но это же, кажется, бесполезно: пытаться сделать тебе приятное? Тут как ни пытайся…
На мгновение ей кажется, что он рассмеется, но он надевает пальто и выходит на лестничную площадку. В том, как он выходит, присутствует некое окончательное или-или: или иди, или оставайся. Вот он, момент проявленного достоинства, но достоинство слишком слабенькое, чтобы активизировать восхищение.
Люди не меняются, думает она, усаживаясь в машину. Если как следует приглядеться к кому-то, никаких неожиданностей не будет – ничего, что могло бы тебя удивить. Люди не то чтобы предсказуемые, вовсе нет. Просто они не меняются. Старые холодильники тоже скачут по кухне, когда включаются, но это не значит, что они кенгуру. Вот в чем подлинная проблема.
– Вон там, за нами, действительно нетерпеливый мужик, – говорит Тони, лишний раз подтверждая ее оценку. Тони часто так говорит, хотя иногда он говорит: «Вон там, за нами, действительно нетерпеливая баба», – или, если погода плохая и видимости никакой: «Вон там, за нами, действительно нетерпеливый водитель». Как правило, нетерпеливый водитель бывает за Тони почти всегда, поскольку он ездит со скоростью 32-35 миль в час. А у Миранды было стойкое подозрение, что это – последний раз, когда она едет куда-то с Тони. С нее уже хватит. Она этого больше не выдержит. И ее бесит вовсе не то, что средняя скорость Тони не превышает 33 миль в час: при таком плотном движении и постоянных пробках у тебя редко бывает возможность выйти за этот предел. Его тормознутость и вялость – это еще не самое страшное. И даже если бы дело было в его чрезмерной законопослушности, она бы это пережила. Нет, ее раздражало другое. А именно: Тони действительно не понимает, что он ездит значительно медленнее, чем все остальные, и что в мире полно нетерпеливых людей вовсе не потому, что их полно объективно, а потому что он сам вынуждает их проявлять нетерпение.
Она начала напрягаться, когда они подъехали к нужному месту. Еще одно любимое выражение Тони, когда надо поставить машину: «Здесь мало места». Для Тони всегда было мало места, если только на этом месте не могли разместиться в ряд три машины. Невероятно, но в этот вечер места обнаружилось предостаточно – вполне хватило бы, чтобы припарковать грузовик с прицепом. Миранда не помнила, чтобы она вообще видела столько свободного места для парковки. Разве что в раннем детстве. А в последнее время тротуары, похоже, обозначают не классическими поребриками, а припаркованными вдоль машинами.
Миранда задумалась о домовых пауках. Где они жили до того, как появились люди и начали строить дома? Ведь пауки появились на свете задолго до людей – на несколько миллионов лет раньше. Может быть, пауки и создали человека, чтобы он оберегал их от дождя? И как насчет того сообщения в газете, как истребители грызунов обнаружили, что в некоторых районах Лондона местные мыши едят исключительно гамбургеры из «Макдоналдса». Сыр, фрукты-овощи, шоколад, мюсли, любая другая еда: они воротят носы. Может быть, в этом и заключается истинная цель засорения окружающей урбанистической среды – генерировать объедки и снабжать грызунов пищей? Что-то в этом есть. Потом она вспомнила двух лисиц, которых видела как-то на днях: как они грелись на солнышке в саду на заднем дворе. Они ее видели, но не испугались, буквально внаглую не испугались; довольные и счастливые, они себя чувствовали совершенно непринужденно в большом шумном городе. Она сама себя так не чувствовала. И никто из ее знакомых. Они лениво скакали, играя друг с другом; наверное, у них были какие-то лисьи каникулы. Отпуск на пляже. Человек не справляется с городом, а дикие звери посмеиваются над ним. Что-то в этом есть.
Хотя Хедер и Имран были друзьями Тони, общаться с ними было приятно. Также присутствовали Лили с Деймианом. Лили работала вместе с Хедер, и для Миранды она была идеальной слушательницей, поскольку смеялась буквально на каждую фразу: «Добрый вечер», «Чего будешь пить?», «Картошка просто объедение». Миранда встречалась с ней раньше, и она ей не понравилась. В основном потому, что Лили была такая же, как она. Она тоже жила ради члена. Это бесило Миранду, потому что Лили было всего девятнадцать.
Прежде чем Миранда пришла к пониманию, что в жизни есть только одна подлинная и стоящая валюта, она успела попробовать все. Она принимала наркотики – и пригодные, и непригодные. Она получила высшее образование (пусть даже и кое-как, худо-бедно). Ходила к психотерапевту. Много путешествовала. Она прошла долгий путь, длиной в двадцать семь лет; ее жизненная позиция была выбрана вполне осознанно. А то, что делала Лили, давая всем мужикам без разбору – это все равно что прожить всю жизнь в одном и том же доме.
Деймиан был далеко не уродом. Он был намного старше Лили, примерно в возрасте Христа; и хотя в плане секса у них было все зашибись (всегда можно понять, довольна ли пара своими интимными отношениями), ему все-таки было слегка неуютно, что он живет с такой шлюхой.
– Миранда, я слышала, ты комическая актриса, выступаешь на эстраде.
– Иногда выступаю, иногда отступаю.
– И что, хватает на жизнь? – Деймиан был страховым агентом, специалистом по оценке убытков, и, как и всякого «правильного» человека, у которого есть нормальная, хорошо оплачиваемая, но при этом безмерно скучная работа, его пугала и настораживала мысль о том, что у кого-то, кто занимается необычным, интересным и очень не нудным делом (причем без страховки), еще и хватает наглости делать деньги. Ему хотелось услышать, что не умереть с голоду. Тут Тони мог бы вставить саркастическое замечание, что на жизнь ей хватает, но почти за все платит он. Миранда не участвовала в оплате счетов за аренду квартиры, за газ, электричество и воду. Продукты они покупали тоже на деньги Тони. Свои деньги Миранда тратила исключительно на одежду. Но Тони не возмущался. Тони – пони, и пони рассчитывал на свою порцию овса. Когда-нибудь в будущем.
– Пока хватает.
После этого люди, как правило, напрягаются и решают, что ты, наверное, очень знаменитая, но тебе просто не хочется об этом рассказывать. «А вы, наверное, известная?» – этот вопрос ей задают постоянно, вероятно, за тем, чтобы еще раз спросить, как ее зовут, и запомнить для последующих упоминаний в беседе с другими, если ответ будет да . Она, кстати, так и не придумала по-настоящему остроумный, достойный ответ. Скорее всего потому, что если такой вопрос задают, то хорошего, по-настоящему остроумного ответа не может быть по определению. Был еще и другой вопрос, и Деймиан, разумеется, его задал: «А тебе не показывали по телику?» – только этот вопрос был всего лишь вариацией первого. Для большинства людей телевидение – это совсем уже круто. Это нечто, что говорит о твоей значительности, делает тебе имя и дает тебе право на существование. Верно, и в то же время неверно: чаще всего это вообще не имеет значения.
Подтверждение: Кэтфорд Стен («Мне надо было родиться в Стенморе, но я родился совсем в другом месте»). Среди юмористов, работающих в разговорном жанре, он был одним из немногих, кто сделал себе состояние на этом поприще, хотя даже среди юмористов, работающих в разговорном жанре, очень немногие знают, кто это; а среди остальных так и вовсе никто не знает, кто это, хотя кое-кто наверняка бывал на его выступлениях. Никто не помнит его самого, но зато многие помнят его анекдоты и шутки. Шутки у него пошлые – такие пошлые, что даже стены, и те краснеют от отвращения. Анекдоты – всегда бородатые. Причем не настолько еще бородатые, чтобы они успели забыться, и их можно было бы выдать за новые. Как говорит сам Стен: «Я не смешу людей. Я делаю шутки». Эстрадный комик, который своими дурацкими шутками уже заработал больше, чем кто-либо еще из актеров такого же профиля, он выступает в основном на мальчишниках и холостяцких пирушках. Ему и не надо собирать стадионы. На самом деле слава – она почти ничего не дает. Все происходит так: либо ты вообще ничего не добиваешься и держишься исключительно за счет злости, ненависти, раздражения или любого другого токсина, который помогает тебе держаться, либо ты кое-чего добиваешься, но потом долго исходишь говном и пребываешь в тягостных размышлениях, сколько еще это продлится – эта борьба за место под солнцем, – и есть ли у тебя истинные друзья, а не только подлые завистники.
Стен был доволен и счастлив. Он загребал деньги лопатой, не платил налоги (наличные + никто никогда про него не слышал), спал почти со всеми стриптизерками, которых конферировал, и не заморачивался вопросом сколько все это продлится, поскольку пользовался большим спросом в качестве мастера по ремонту мебели, причем ремонтировать мебель ему нравилось значительно больше, чем выступать перед публикой. Он по-прежнему живет в своей двухкомнатной квартирке в Кэтфорде, причем не самой уютной квартирке, что приводит людей в замешательство, хотя ходят упорные слухи, что он владеет каким-то там островом рядом с Корнуоллом.
– А скажи что-нибудь смешное, – просит Лили и хихикает, потому что Тони попросил ее передать соль.
– Что-нибудь смешное, – говорит Миранда, но Лили не смеется. После этого Миранда вообще умолкает. Она больше не выступает на дружеских вечеринках в качестве массовика-затейника; она не развлекает народ, если за это не платят. Она водит ногой по ноге Деймиана. Он изо всех сил старается сохранять невозмутимое выражение, и у него получается. Тони рассказывает о своих идеях, о том, как насадить среди граждан Британии чувство вины и душещипательные устремления, дабы они принимали участие в его благотворительной программе в пользу неизлечимо больных детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32