А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Сару-Джейн всегда раздражала моя ненависть к мыльным операм, и к дневным, и к полуночным, а равно ко всякого рода мини-сериалам. Я обычно готова расколотить телевизор, если сюжетные линии обрываются на полпути и спутываются в безобразный клубок. И вообще, что бы я ни делала, мною всегда властно заправляет неприязнь к несвязанным нитям и не расставленным точкам над i. Я, например, ни за что не стану читать трилогию, если под рукой нет всех трех томов. Точно так же без твердых гарантий благополучного исхода никогда не рискну приступить к какому-либо делу.
С самого раннего возраста, сколько помню себя, я твердо знала, что выйду замуж за преуспевающего супермена. Что у меня будет настоящая, стопроцентная американская семья. Как на картинке: вот мама, вот папа, а вот двое чудесных детей. Правда, Рикки нарушила это идеальное построение. Я-то не сомневалась, что первым родится мальчик.
Сара-Джейн безапелляционно утверждала, что я одержима порядком и помешана на правильности якобы потому, что выросла без матери. Чушь. По-моему, это не детский комплекс, а божье благословение.
Я прокладывала свой заранее рассчитанный маршрут по торговому залу, методично расталкивая людей и протискиваясь к нужным прилавкам. На этикетки даже не смотрела – размер своей дочери узнаю и с завязанными глазами, и плевать, какой цифрой или буквой его вздумал обозначить производитель. Шестерка, восьмерка, “Эм” или “Эс”, “малый” или “нормальный”... Я не тратила время на бессмысленное их изучение, просто сгребала одну вещь за другой, заранее зная, что именно безукоризненно подойдет к узким плечам, а что – к округляющимся бедрам Рикки.
Господи, как я истосковалась по всему этому! Я буквально воскресала в разгоряченной магазинной толпе, в этой лихорадке охоты за новым тряпьем. Дразнящий запах хлопчатобумажной ткани распалял мои инстинкты не меньше, чем горячая кровь жертвы будоражит хищника. Пальцы трепетали, ощупывая каждый узелок на шершавом льняном полотне. Уши вставали торчком, ловя порхающие между продавцами обрывки фраз и жужжание кассовых аппаратов. Это мой мир, здесь я как дома! Но когда же вернется стройность, без которой мне нет входа в этот Эдем?
Мало-помалу воодушевление сменилось усталостью, даже колени подогнулись. Пришлось навалиться на монументальную гору камуфляжных безрукавок, чтобы не упасть под ноги равнодушной толпы.
– Простите, нельзя ли отойти? Вы закрываете товар.
До жути знакомый прокуренный голос... Ивонна Розин, моя давняя приятельница по клубу книголюбов. Сорок лет, а параметры – как у школьницы. Волосы у меня на загривке встали дыбом. Нелепо вывернув шею в другую сторону и бормоча извинения, я бочком двинулась прочь.
– Извините... Уже ухожу... Здесь самый маленький размер...
Еле-еле доковыляв до нашей кабинки, я выгрузила на руки дочери кучу одежды и нервно приказала пошевеливаться. Из магазина будто разом выкачали весь воздух. Я задыхалась, бессильно привалившись к дверце. В голове взрывались алые вспышки в ритме грохочущего на весь зал рок-н-ролла и возбужденных возгласов покупателей. Набравшись духу, я подняла глаза. Ивонна шуровала на прилавке, по уши зарывшись в разворошенную кипу безрукавок. Она не узнала меня.
Еще раз поторопив Рикки, я оторвалась от спасительной кабинки и пристроилась в хвост очереди в кассу.
Очередь казалась бесконечной и почти не двигалась. Я стояла на всеобщем обозрении, как живая мишень. Любуйтесь все, вот она, Барбара Аверс в своем новом теле! Две смутно знакомые бабы уже посматривали на меня искоса, перешептываясь и кивая в мою сторону. Спорят – я это или не я? (Ради всего святого, не узнавайте меня!)
Отвернувшись, я уткнулась взглядом в двух юных продавщиц. Девицы чавкали жвачкой и сплетничали в полный голос. А попутно с прохладцей освобождали вещи от булавок и ярлыков, устремив все свои духовные и физические силы на одно: как бы не сломать длиннейшие кроваво-красные когти.
Перед глазами вдруг все поплыло и закачалось, реальность ускользала, точно дурной сон. Я старалась зацепиться за болтовню продавщиц, но лишь выхватывала отдельные возгласы: “Так-то!”, “Вообрази!”, “А тут он...” Лишенные смысла слова тонули в общем гуле.
Крепись, Барбара, ты справишься.
Конца моей пытке не предвиделось. Подлые бабы – ведь простаивают в очереди по полчаса. Неужели трудно заранее собрать чеки или откопать кредитку на дне сумочки? Так нет, до последней минуты витают в облаках, а лихорадочную деятельность развивают уже возле кассы, когда все упаковано и остается лишь расплатиться.
Только не вздумай зарычать!
Подоспела Рикки. Я втолкнула ее в очередь, сунула в руки кредитку и позорно сбежала. В тихой, прохладной наружной галерее я рухнула на скамейку.
Неудивительно, что меня шатает и перед глазами пелена, – всю ночь не сомкнула глаз. Слишком перенервничала из-за предстоящего шопинга. Это, черт возьми, мой торговый центр. Едва был вырыт котлован и заложен первый камень, мы с Сарой-Джейн ежедневно приезжали полюбоваться, как растут его мраморные стены. А уж после открытия не упустили ни единой возможности заглянуть сюда.
На этой страсти к покупкам мое неблагодарное семейство выигрывало больше меня самой: я ни разу не выходила из магазина без подарков. Но сколько жестоких насмешек мне пришлось от них претерпеть! Еще бы, такое тупое, бездуховное увлечение.
Как-то раз, за ужином, я невзначай обронила:
– Сара-Джейн тут шепнула мне кое-что... Фирма Стэнфорда получила заказ на строительство огромного футбольного стадиона. Всего в пятнадцати минутах от нашего дома, и представьте – “Чикагские медведи” будут тренироваться именно там.
Джейсон и Фрэнклин едва не свихнулись от счастья. Выскочили из-за стола и давай скакать и вопить, дубасить друг друга по спине и выбрасывать над головой растопыренные пальцы. Пару минут я милостиво созерцала этот дикий танец, а потом хладнокровно остудила их пыл:
– Шутка. Но теперь вы, надеюсь, понимаете, что значит для меня этот торговый центр.
Не скажу, чтобы они с восторгом восприняли этот урок. Но вышучивать меня прекратили.
Целых семь лет я прилежно посещала магазин не реже трех раз в неделю. Если случалось нарушить этот режим, во мне тут же просыпалась кидающаяся на людей стерва. Ни одна достойная внимания вещица не прошла мимо меня.
Менеджеры всех отделов записывали и зубрили наизусть мой размер, цветовые пристрастия, излюбленные торговые марки, последние приобретения и мечты. Телефон трезвонил едва ли не через день: “Миссис Аверс, у меня для вас исключительная вещь”, “Миссис Аверс, поступила та самая модель от Анны Кляйн. Я придержу ее до завтра”.
Но я слишком радикально изменилась и слишком долго обходила свой магазин стороной. Перспектива очутиться в великолепии его галерей эдаким плевком на мраморном полу всю ночь отгоняла от меня сон. Около двух, извертевшись на сбитых простынях, я сдалась. Вылезла из кровати, спустилась на кухню и выискала в холодильнике засохшие объедки позавчерашней пиццы. И даже не стала разогревать ее. Просто уселась перед телевизором и просмотрела пятьдесят седьмую серию “Обманутой жены”, поглощая заледеневшие ломтики колбасы и липкие нити плавленого сыра.
Программа ночного вещания глубоко вдохновила меня. Я преисполнилась искреннего сочувствия к брошенной супруге и всем сердцем уверовала в чуткость внешне нелюдимого соседа. Правда, досаждал неохватный бюст наивной юной героини. Поначалу все во мне взбунтовалось – слишком уж красноречивое было зрелище. Вот во что превращает меня пожираемая в данный момент пицца! Но остановиться, не подобрав с блюда последнюю крошку теста, и не пыталась.
И вот теперь я сидела на скамейке квашня квашней, борясь с дурнотой. Сверкающие витрины двоились и качались перед глазами. Перед табачным киоском возвышалась подставка со свежими газетами, и я попыталась вчитаться в аршинные заголовки.
НАРКОКОРОЛЬ АРЕСТОВАН
ПО ОБВИНЕНИЮ В ГИБЕЛИ
КОММЕРСАНТА
Кэмерон никогда бы не пустил на передовицу шрифт такой величины. Любопытно, глубоко ли Мак увяз во всей этой истории? На днях я встретила его во время утренней прогулки – он покорно вышагивал положенные круги вокруг дома – и пригласила выпить кофе. София окружила гостя нежнейшей заботой: подливала кофе, угощала рулетами с джемом. Она ценила мужчин с хорошим аппетитом.
Мак оказался прирожденным рассказчиком, ну а я – любительницей послушать. Он кормил меня байками о месяцах, проведенных вместе с Кэмероном во Вьетнаме, и в лицах представлял весь криминальный бомонд Феникса. Не утерпев, я спросила, кого он приехал хоронить в Чикаго. Хороший человек, сдержанно пояснил Мак, мелкооптовый торговец, погиб от передозировки. Было очевидно, насколько мучительно для Мака обсуждать эту тему. Уж я-то, как никто другой, понимала, каково терять друга.
Тошнота слегка отпустила, я осмотрелась. Наискось от меня, в бутике Роксаны, висели трикотажные платья в “резинку” – длинные, элегантно-простые, нежных пастельных оттенков. Долговязые манекены смотрелись в них великолепно – аппетитное фруктовое мороженое на длинной палочке. Мои цвета, мой стиль, все мое как на заказ – только два месяца и четырнадцать килограммов тому назад. Я обожала модели от Роксаны, одевалась у нее с ног до головы, подбирая целые ансамбли. Она особенно умела позаботиться о клиентках – предусматривала все, вплоть до пепельниц в примерочных.
Пепельница мне больше ни к чему. Как и сама Роксана. Очутиться между зеркальными стенами ее просторной примерочной кабинки? Зрелище не для слабонервных. Роксана твердо придерживается священного принципа – не одевать женщин хоть с намеком на грудь и ляжки. Продает она почти исключительно модели от Алайи. А его сексуальные одеяния специально шьются с таким расчетом, чтобы льнуть к телу, обволакивать его, плотно охватывать зад, словно жадная мужская ладонь. “Не вздумайте пукнуть в моей одежде, подол заходит ходуном, – говаривала, бывало, Роксана, посасывая «Честерфилд» через антикварный золотой мундштук и порочно кривя уголки губ. – Если баба желает у меня одеваться, пускай сперва избавится от жопы и втянет живот”.
Я содрогнулась. Обильный пот струился по шее и спине. Виски сжало тисками, и отдаленный гул торгового зала пробивался как через вату. В магазинчике “Спортивный трикотаж” по соседству с Роксаной качались на вешалках костюмы, в которые я вообще-то еще могла бы влезть. Я попыталась трезво оценить достоинства цельнокроеных блекло-лиловых фуфаек, скомпонованных в тон с носками и эластичной головной повязкой. В понедельник мы с Кэтлин приступаем к тренировкам по системе “Наутилус”, а мне и надеть нечего.
– Сгодится любое старье, – убеждал нас инструктор на вводном теоретическом занятии.
Но я попросту не влезу в действительно старое старье! Придется обзавестись новым. Боже мой... Я закачалась, уши заложило от высокого пронзительного писка – таким тоскливым воем захлебывается больничный монитор, когда пациент переходит в мир иной. Сложившись пополам, словно от удара под дых, я уронила голову между коленей.
Испуганный голос Рикки выдернул меня обратно в жизнь.
– Мама? – Прохладная ладонь коснулась моей взмокшей шеи. – Что с тобой? Позвать кого-нибудь?
Я попыталась глотнуть воздуха и выдавила, едва шевеля непокорным языком:
– Все в порядке. Мне бы воды...
– Сейчас принесу. Ты только посиди здесь, не вставай. Я мигом!
Дурнота нехотя отступила, и я осмелилась разогнуться. Рикки вложила в мои вялые пальцы бумажный стаканчик и присела на краешек скамейки, напряженно следя, как я прихлебываю воду.
– Не волнуйся, милая. Все хорошо. Слегка подташнивает, только и всего. Здесь слишком душно.
– Хочешь домой?
– Неплохая мысль.
– Сейчас найду Джейсона.
Я забралась на заднее сиденье “Понтиака” и растеклась по нему, запрокинув голову. Давно настало время ланча. Оголодавший Джейсон совсем достал Рикки своим нытьем, и она свернула к “Макдоналдсу”. Я не протестовала. В последнее время мое предубеждение против “несъедобных отбросов из забегаловок” как-то поутихло – и немудрено, я ведь пройти не могла мимо всего жареного, сладкого или острого.
Но на сей раз, приподняв чугунные веки и окинув меню туманным взором умирающей, я не ощутила тяги ни к чему. Похоже, это грипп. А что, если удастся проваляться в постели в жару и бреду достаточно долго, чтобы сбросить вес?
Через полчаса Рикки кое-как загнала машину в гараж, выгребла из салона пакеты с покупками и вместе с Джейсоном поволокла их в дом. Я отстала. Повсюду вдоль стен гаража громоздились кипы свежеотпечатанных рекламных плакатов. Сверху ярко-синие рубленые буквы объявляли: “ФРЭНКЛИН АВЕРС”. Под ними, крупным планом, сдержанно улыбалось во всю ширь плаката его надежное, честное лицо. “СКРОЕН ДЛЯ РУКОВОДСТВА” – это уже внизу, под волевым подбородком.
– “Скроен” здесь ключевое слово. Увидишь, Барбара, оно добудет мне победу, – разъяснял Фрэнклин в те дни, когда еще снисходил до общения со мной. – Только глянь на моего соперника, на этого Курца! Замшелый старый пень! Как он одет, как держится – сама расхлябанность. Про него уж точно можно сказать, что он скроен кое-как, а в моей кампании все идеально пригнано и работает как часы.
Пронзительные глаза Фрэнклина в упор смотрели на меня с плаката. Интересный мужчина, спорить нечего. И с каждым годом становится все интереснее. Не удивлюсь, если мой муж, подобно Дориану Грею, прячет в каком-нибудь пыльном чулане уродливый портрет, стареющий вместо него.
Я страдала и маялась, стоило лишь вспомнить о Фрэнклине. Забыть бы раз и навсегда, с какой безнадежностью с некоторых пор он смотрит на меня! Впрочем, нет, это даже не безнадежность. Это пустота! Словно он дал зарок вообще не замечать меня, пока не вернусь в нормальную форму.
Еще до свадьбы, обмениваясь брачными клятвами, мы вполне могли пообещать друг другу:
– Я, Фрэнклин Аверс, никогда не буду курить сигары и болтать в кинозале.
– А я, Барбара Марлоу, облицую для тебя ванную зеркалами и до гробовой доски сохраню свой девичий вес.
Господь свидетель, я искренне верила, что исполню свое обещание. В никотиновом дыму оно представлялось таким простым.
– Фрэнклин, Фрэнклин... – виновато попеняла я, вглядываясь в красивое лицо, “скроенное для руководства”. – Ну почему тебе не досталось любимой толстой матери? Почему только ненавистная?
Плакат хранил свою тайну. Я подобрала за детьми пустые пакеты из “Макдоналдса”, подъела остатки картофеля и огрызки от гамбургеров. Раз у меня грипп, жар и все такое прочее, скоро эти лишние калории выгорят дотла, от них и тени не останется. Так какого черта мучить себя запретами?
МАЙ, 66-77 кг
– Я тоже так делала, – шепнула Кэтлин и погрузилась в обычную возню. Я терпеливо следила, как она щелкает замком сумки, выуживает шариковую ручку, закрывает сумку и тотчас снова открывает, томительно долго роется в поисках очков и, водрузив их на нос, в сотый раз перечитывает бланк заказа на готовые диетические обеды.
Мы сидели в приемной “Системы здорового питания”. Кэтлин не спешила с пояснениями. Я успела пробежать список дозволенных блюд и тоскливо прикинуть, сколько еще коробок с томатными супами-пюре вынесет моя хрупкая психика.
– Ты-то как? Все еще пучит? – поинтересовалась Кэтлин.
– Еще как! Дети вопят: “Ложись, газы!” Знаешь, забавно – они словно бы в растерянности. Как же так, у мамы вдруг обнаружился обычный человеческий организм, а у него – естественные человеческие функции! Бабушка не допускала их проявления в своем доме. Добропорядочные юные леди уж конечно не страдают от вздутия живота.
– Хочешь сказать, они не пукают?
– Только не в приличных домах!
Кэтлин внимательно вгляделась в меня:
– Это многое в тебе объясняет.
– Спасибо. С удовольствием спишу все свои заскоки на трудное детство. – Я вновь пробежала по диагонали свой пищевой рацион. – Считала, что всему виной эта гнусная говядина на пару, но вот попробовала перейти на цыплят, а толку чуть. Разве что живот поменьше сводит.
– А я думаю, дело в силосе, – авторитетно заявила Кэтлин. – Сырая брокколи, отварная цветная капуста... фу! Неудивительно, что в желудке бродят газы, как у травоядных.
– И не смущаешься?
– Вот еще!
Мы наконец сладили с бланками заказов и оплатили продукты за неделю. Потом настал черед неизбежного взвешивания. Я потянула на шестьдесят шесть с небольшим. Кэтлин с гордостью указала на стрелку, остановившуюся на девяноста шести. Со времени наших занятий в “Заслоне” она продолжала медленно, но верно сбрасывать вес, и результаты уже были заметны.
Следующим пунктом программы шла групповая беседа. Инструкторша распахнула дверь уютной комнатки, и мы, восемь страдалиц, расселись вокруг большого стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37