– Уйди, Мартын… Не до тебя! – отодвинул Игорь заурчавшего кота ногой в угол. Кот обижено мяукнул, перепрыгнул через ногу хозяина и вышмыгнул за дверь.– Репетиция, я так понимаю у нас, отменяется? – усмехнулся Аркадий, посмотрев на дверь, за которой только что исчез обиженный кот. Игорь кивнул, подошел к высокому холодильнику, на котором стоял телефон и снял трубку.– Гена! Привет! – набрал он номер басиста группы Геннадия Буркова.. – Репетиции сегодня не будет! Мы с Аркадием идем к Дому правительства, на Краснопресненскую набережную… Собирай остальных и подходите туда…Без дальнейших разъяснений он положил трубку на место. Затем прошел в комнату мимо подвешенной в коридоре кожаной боксерской груши и принялся рыться на столе в поисках чистого листа бумаги. Не обнаружив ничего подходящего, вырвал лист из нотной тетради и крупно написал на нем источенным цветным карандашом: "Буду поздно. Не волнуйтесь". Вернувшись на кухню, он поставил лист на стол, заложив его вилкой.– Твои сейчас где? – спросил Аркадий, прочитав коротенькое послание.– Жена – на работе… Сын – в саду, – буркнул Игорь. – Ну, все, кажется? Пошли?– Пошли, – согласился Аркадий.
Они вышли на серую, бесцветную улицу. Грязные облака, как огромные дирижабли медленно плыли по небу, высматривая, где бы опрокинуться надоедливым дождем. Аркадий задумчиво посмотрел на свою красную девятку, стоящую неподалеку от подъезда, и сказал:– Слушай, старик! А на машине туда, пожалуй, не добраться … В центре наверняка всё войсками запружено…Он перевел озадаченный взгляд на Игоря.– Что предлагаешь? – посмотрел на него Игорь.– Давай на метро… Так верней… Машину я пока здесь оставлю…Игорь подумал, что Аркадий скорее всего прав, но в этом случае ему придется пережить назойливые просьбы об автографе, которые были сейчас совсем некстати… Но выбора, похоже, не оставалось…– Ладно… Давай… – сказал он.Оставив машину во дворе у дома, они с Аркадием направились к метро.Пока шли вдоль широкого проспекта к подземному переходу с высокой буквой "М", Игорь, хмурясь, глядел на череду военной техники, заполонившую проезжую часть. Танки, бронетранспортеры, машины десанта, грузовики с солдатами ядовитым зеленым потоком текли по направлению к центру города. Проходя мимо стеклянной коробки универсама, Резман вдруг остановился – увидел длинную очередь, высунувшую длинный хвост из стеклянных дверей.– Смотри-ка, очередь! Неужели, выбросили чего-то? Подожди, я посмотрю…Быстрым шагом он подошел к дверям магазина.– Чего дают? – обратился к пожилой женщине, стоящей в очереди последней.– Да, вот… Чай и гречку, – сказала та, нервно комкая в руках черную полотняную сумку. – Не знаю, хватит мне иль нет… Сказали больше не занимать… Дают-то по два кило гречки и две пачки чая в одни руки… Некоторые, вон успели по два раза очередь занять, а моя-то соседка уж больно поздно мне сказала. Ох, горе, горе! – женщина расстроено покачала седой головой. – Продуктов-то в магазинах-то совсем нет… Может потом эти гречку и чай совсем не купишь…Тут Аркадий обратил внимание, что перед входом в магазин стоит небольшая группа пикетчиков. Несколько молодых людей с плакатами на груди, – по виду то ли студенты, то ли молодые специалисты, – раздавали прохожим листовки.На плакатах – простых ватмановых листах, от руки было написано:"Купи себе еды в последний раз!", "Бери больше – это последняя еда!"– Возьмите! – настойчиво предлагали молодые люди. Прохожие брали листовки и тут же начинали их читать. Вокруг собралась небольшая толпа любопытных.– Товарищи, нас пытаются купить! – вдруг начала зычно выкрикивать в мегафон дородная дама в очках, стоявшая у входа в магазин. – Задешево! За два килограмма гречки и две пачки чая! Докажем прогнившей власти, что мы не быдло поганое, которым она нас привыкла считать! Наша совесть не продается! Выйдем все организованно на митинг к Белому дому и защитим демократию!– Пошли, пошли! – нетерпеливо потянул Игорь Аркадия за рукав, но дама с мегафоном, пронзив их неприязненным взглядом из под лупоглазых очков, решительно потребовала:– Молодые люди! Возьмите листовки!Аркадий, снисходительно усмехнувшись, взял из рук рыженькой девчонки пару листовок и они с Игорем направились к подземному переходу. Не сбавляя шага, Аркадий принялся рассматривать листовки, – на стандартных писчих листах было крупно отпечатано:"Диктатура не пройдет! Все на митинг около дома правительства Российской Федерации. Москва, Краснопресненская набережная."– Свеженькие… Только что из типографии, – сказал Аркадий, показывая их Игорю. – Ещё краска не просохла…– Сохрани на память, – посоветовал Игорь. Аркадий несколько раз сложил листки пополам и сунул их в карман.Дойдя до входа в метро, они нырнули в провал подземного перехода, – спустились по ребристым ступенькам медленно тащившегося эскалатора и оказались на платформе подземной станции. Подошедшая электричка, привычно клацнув дверьми, выпустила из себя пассажиров и, заглотив новых, умчалась в темноту тоннеля. Игорь, стараясь избежать любопытных взглядов, протиснулся в самый конец вагона, но пассажирам, нервно покачивающимся вместе с ним в утробе подземной электрички, похоже, было не до того. Гомонящий люд находился во взвинчено-возбужденном состоянии. Все разговоры были только о путче. Кто-то громко спорил, кто-то внимательно слушал, но равнодушных не было.– Порядок, конечно, наводить надо было, – стараясь перекричать шум громыхающей подземки говорил один, в очках, с аккуратно подстриженной профессорской бородкой. – Но, чтоб вот так, с танками?– Какой, на фиг, порядок? – кричал ему второй, с длинным лошадиным лицом, судорожно вцепившись в хромированный поручень. – Ты Бельцина слушал? ГУЛАГ с железным занавесом нам опять готовят… Вот и весь твой порядок!– Михайлов-то, говорят, умер! – слышался возбужденный голос с противоположной стороны.– Умер… Как же… Он со своим здоровьем ещё нас переживет!– Умер! Я тебе говорю! А иначе бы не было эту всей этой заварухи…Пока Аркадий и Игорь ехали до своей остановки, накаленные страсти продолжали лихорадочно метаться в тесной толчее вагона. Перед остановкой "Краснопресненская", с трудом протиснувшись к дверям, Таликов и Резман с удивлением обнаружили, пестрый людской вал целеустремленно покатил к выходу.– Смотри-ка! – сказал Аркадий. – Не одни мы с тобой сознательные…Поднявшись вверх на тесно навьюченном эскалаторе, они вышли на промозглый уличный воздух и увидели, что людской поток течет в сторону Краснопресненской набережной. Ещё издали стало заметно, что перед Домом правительства колышется темное море из людских голов. По углам Белого дома, ощетинившись длинными пушками, словно высматривая цель для залпов, стояли темные танки. Игорь с Резманом стали протискиваться поближе к высокому фасаду белого здания.– А танки-то тут откуда? – обескуражено спросил Аркадий, разглядывая приземистый танк с пулеметом на башне. Худой парень с волосами, собранными на затылке в конский хвост, – поставив ногу на высокий бордюр, он завязывал шнурок, – ответил, не оборачиваясь:– Это наши… Из Таманской дивизии… Перешли на сторону Бельцина…У Аркадия удивленно вскинулись брови. Он наклонился, пытаясь заглянуть парню в лицо и спросил недоверчиво:– Илюха?… Ты, что ли?Парень оглянулся. Это, действительно, был Илья. Увидев старых знакомых, он ощерился в радостной улыбке:– О-о!… А, говорят, – гора с горой…Игорь с Аркадием в изумлении уставились товарища. Вид у Ильи, и вправду, был странный – его, словно, недавно вытащили из Москвы-реки. Черная полотняная куртка топорщилась мокрыми складками, потертые джинсы прилипли к тонким икрам, а над бровью алым пятном пламенела свежая ссадина.Игорь, недоуменно оглядев товарища, спросил:– Илюха, ты откуда ж такой?Илья окинул быстрым взглядом свой непрезентабельный вид и смущенно переступил с ноги на ногу. Замшевые, синие, адидассовские кроссовки его при этом жалобно хлюпнули.– Да вот, на Манежной площади был… – сказал он.На лицах Игоря и Аркадия отразилось недоумение, потому что ответ Ильи ясности не добавил. Тогда Илья с беззаботным видом махнул рукой:– Там тоже сначала митинг был… Потом приехали эти уроды с пожарными водометами и начали всех разгонять. Тогда я сюда пришел…– Митинг? – Резман озадаченно шмыгнул носом. – Что за митинг?– Да… Так… Выступали от разных партий… Подогнали грузовик – залезай, кто хочет! Сначала было даже скучно… А потом один козел забрался и давай кричать… Долой КЧС! Ну все, конечно, – "Долой! Ура!!!" Он опять – "Долой КПСС!". Все снова – "Ура!" А потом как заорет – "Долой СССР…"– Ну? – нетерпеливо дернул подбородком Аркадий.Илья бесстрастно пожал плечами.– Ну, чего… Стащили с машины и морду набили!При этом вид у него был столь невозмутимо невинный, – как у младенца, с картин эпохи Возрождения, что Игорь с Аркадием, утробно хрюкнув, рассмеялись.– Тоже поучаствовал? – спросил его Игорь, кивнув на свежую ссадину над бровью.– Так… Немножко… – Илья скромно опустил пушистые ресницы, а потом провел тонкой пятерней по влажным вьющимся волосам. На безымянном пальце при этом у него мутно блеснул тоненький ободок. Аркадий, заметив этот непривычный блеск, подозрительно сузил взгляд:– Илюха, ты что, женился что ли?Илья смущенно отвел взгляд в сторону и расплылся в плутоватой улыбке, став неуловимо похожим на юного Мефистофеля. Быстро сунув руку в карман мокрой куртки, сказал коротко:– Ага… Женился…Аркадий возмущенно посмотрел на Игоря.– Нет! Ну, ты видел? – сказал он. – Во, жучара! Не то, чтобы нас на свадьбу пригласить, – даже не сказал!Кроссовки Ильи издали протяжный виноватый хлюп.– Да не было никакой свадьбы, мужики… Какая свадьба… Ленка уже на девятом месяце была, когда расписывались… Так, только, посидели с её родителями…– А почему только с её? – в глазах у Аркадия промелькнуло короткое недоумение.– Да, она с моими сошлась… Они считают, что Ленка меня ради московской прописки охмурила. В общем, не нравится она им… Я из-за этого из дому ушел… Живем теперь с ней в общаге Гнесинки… Хорошо ей там комнату дали, – родители-то у нее в Саратове… Сейчас, правда теща сюда приехала… Нормальная тетка, но я с ней больше двух часов не выдерживаю… Поэтому вот – погулять вышел!И в глазах у Ильи снова запрыгали шаловливые чертенята.– Та-ак! – удивленно протянул Аркадий. – Значит, ты теперь у нас папа! И кто у тебя?Чертики в карих глазах Ильи враз потухли и в них появилась мягкая поволока, как у лошади которой протянули краюху хлеба.– Дочка… Иришкой назвали, – сказал он с какой-то затаенной теплотой, а потом вдруг часто зашмыгал бледным носом:– Слушайте-ка, мужики, а у вас пожрать ничего нет?Игорь с Аркадием недоуменно переглянулись.– Нет! Нету…– Жаль! – разочаровано произнес Илья и зябко поежился. – А то у меня в организме калории кончились…
В Крыму в этот день было жарко…Полуденное солнце, набрав силу, пробивалось косыми лучами сквозь тяжелые листья магнолий, падало яркими бликами в комнату президентского кабинета. Желтые пятна солнечных зайчиков утомленно ворочались на узорчатом паркете и нежно терлись об изогнутые ножки стола.За столом сидел президент. Он работал, – писал книгу о своем крымском заточении. У широкого квадрата окна, отодвинув в сторону тяжелую бархатную штору, стояла Нина Максимовна, – смотрела, как под окном, изнывая от жары, прохаживаются двое охранников. Один из них часто доставал из кармана платок и смахивал со лба липкий пот.Невдалеке, над ярко голубым морем, на одном уровне с широким окном сильно взмахивая крыльями пролетела пара больших серых чаек. Нина Максимовна отпустила портьеру и взглянула на мужа.– Тебе нужно алиби, – произнесла она негромко.Михайлов оторвался от своих мемуаров и рассеянно взглянул на супругу.– Моё алиби, это то, что я здесь, – ответил он и снова опустил взгляд, собираясь продолжить работу.Нина Максимовна отошла от окна – по паркету легко застучали ее пробковые каблучки, – остановилась, карие глаза требовательно уперлись в склоненную голову мужа.– Это не алиби, Алексей! – сказала она строго. – Человеческие поступки определяют не только человека, но и картину событий. Ты – лидер! Ты – лидер великой державы и должен оставаться лидером при любых обстоятельствах! Сальвадор Альенде, как ты помнишь, погиб на своем посту, но дал право потом утверждать, что в Чили был совершен государственный переворот! А если ты будешь спокойно сидеть здесь и ждать пока тебя освободят, то это не алиби!Михайлов удивленно посмотрел на жену из-под узких стекол очков и отложил в сторону "Паркер" с золотым пером. Уголок его рта скептически пополз вверх.– Так что ж мне теперь умереть? Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я умер? – спросил он.Но Нина Максимовна не приняла легковесного тона супруга.– Не время для шуток, Алексей! – сердито обронила она. – По твоим поступкам потом будут судить и о тебе, и о том, что это был за путч! А, если ты будешь сидеть и писать тут свои мемуары, то путч потом назовут фарсом… Сейчас ты должен доказать, что не смотря на обстоятельства, ты оставался Президентом! Поэтому… Во-первых, потребуй, чтобы тебе восстановили правительственную связь… Во-вторых, чтобы дали самолет для возвращения в Москву…Михайлов, продолжая слушать жену, недовольно снял очки и положил их на стол. "Какой смысл в требованиях, которые никто не собирается выполнять?" – с досадой думал он, стараясь не смотреть на супругу. Он попробовал откинуться на высокую спинку стула, но боль острым шилом вонзилась в поясницу и тут же заставила распрямиться. Стянув болезненные складки вокруг рта, Михайлов выдавил через силу:– Это ерунда, Нина… Это не на кого не подействует…Но Нина Максимовна тряхнула головой так, что ее короткие каштановые волосы разлетелись густым, пышным всполохом и решительно заявила:– Не подействует? Пусть! Но нельзя показывать, что ты сдался! Завтра потребуй, чтобы тебе прислали журналистов! Советских и иностранных… Потом, чтобы обеспечили телефонный разговор с американским президентом… Послезавтра – чтобы устроили встречу с Председателем Верховного Совета… И так каждый день! По нарастающей… Пусть они чувствуют, что ты не сломлен, что ты по-прежнему – президент Советского Союза!Михайлов отодвинул на край стола исписанные листы и посмотрел на супругу долгим испытывающим взглядом. Ему сейчас вдруг показалось, что эта маленькая, хрупкая женщина гораздо мудрее и сильнее его. А ещё он подумал… Нет, даже не подумал, а скорее ощутил, какое непостижимо огромное бремя она на себя взвалила. Через нервное перенапряжение, заглушая в себе страх и сомнение, она продолжала оставаться не просто женщиной, любящей и заботливой супругой, она продолжала оставаться женой президента, – первой Леди Страны! И тут Михайлов опять (в который раз!) подивился тому, какой прекрасный подарок преподнесла ему жизнь, подарив встречу с этой удивительной женщиной. Натужно сопя, он снова нацепил на нос очки и заражаясь энергичностью супруги, произнес:– Наверное ты права… Нужно будет написать заявление о моем отношении к перевороту… А затем постараться передать его в Москву…Он хотел сказать ещё что-то, но в этот момент на лестнице, ведущей на второй этаж, послышались нетерпеливые шаги. Михайлов и Нина Максимовна одновременно обернулись к двери. Широкая дверь отворилась, и в дверном проеме показался сын Сергей. За ним в кабинет вошла сноха – Ирина, – она держала на руках четырехлетнюю дочь. Увидев Михайлова, девочка соскользнула с рук матери и с радостным воплем бросилась к деду.– Деда!– Подожди, Даша! Дедушка болеет… – Сергей цепко ухватил за руку дочь и отдал ее обратно в руки супруги. Он обернулся и посмотрел на замершего за столом отца. – Папа, что происходит? Я пробую включить телевизор – не работает! Пробую позвонить – все телефоны отключены! Потом узнаю от охранника, что здесь, оказывается, уже побывали Петров с Вязовым. Зачем они прилетали? Ты что, подписал отставку?Михайлов, недовольно нахмурив высокий лоб, окинул сына угрюмым взглядом.– Во-первых, доброе утро, – произнес он бесцветным голосом. – Присаживайтесь… Я думаю, разговор будет серьёзный…Сноха беспокойно подошла к большому мягкому креслу и усадив к себе дочь на колени, прижала ее к животу, обхватив обеими руками. Девочка неудобно заерзала и, вскинув на мать узкое личико, спросила:– А можно я к дедушке? Я тихонечко… Правда, дедушка?– Нет, нельзя, Даша! – непреклонным голосом ответил Сергей. – Посиди с мамой!Сам он уселся на высоком стуле, нервно закинув ногу на ногу, и выжидательно уставился на отца. Михайлов механически вытянулся за столом, думая с чего начать. "Что сказать? Что им вообще можно сказать? – думал он, настороженно подперев рукой мелкий подбородок и смотря остановившимся взглядом на стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Они вышли на серую, бесцветную улицу. Грязные облака, как огромные дирижабли медленно плыли по небу, высматривая, где бы опрокинуться надоедливым дождем. Аркадий задумчиво посмотрел на свою красную девятку, стоящую неподалеку от подъезда, и сказал:– Слушай, старик! А на машине туда, пожалуй, не добраться … В центре наверняка всё войсками запружено…Он перевел озадаченный взгляд на Игоря.– Что предлагаешь? – посмотрел на него Игорь.– Давай на метро… Так верней… Машину я пока здесь оставлю…Игорь подумал, что Аркадий скорее всего прав, но в этом случае ему придется пережить назойливые просьбы об автографе, которые были сейчас совсем некстати… Но выбора, похоже, не оставалось…– Ладно… Давай… – сказал он.Оставив машину во дворе у дома, они с Аркадием направились к метро.Пока шли вдоль широкого проспекта к подземному переходу с высокой буквой "М", Игорь, хмурясь, глядел на череду военной техники, заполонившую проезжую часть. Танки, бронетранспортеры, машины десанта, грузовики с солдатами ядовитым зеленым потоком текли по направлению к центру города. Проходя мимо стеклянной коробки универсама, Резман вдруг остановился – увидел длинную очередь, высунувшую длинный хвост из стеклянных дверей.– Смотри-ка, очередь! Неужели, выбросили чего-то? Подожди, я посмотрю…Быстрым шагом он подошел к дверям магазина.– Чего дают? – обратился к пожилой женщине, стоящей в очереди последней.– Да, вот… Чай и гречку, – сказала та, нервно комкая в руках черную полотняную сумку. – Не знаю, хватит мне иль нет… Сказали больше не занимать… Дают-то по два кило гречки и две пачки чая в одни руки… Некоторые, вон успели по два раза очередь занять, а моя-то соседка уж больно поздно мне сказала. Ох, горе, горе! – женщина расстроено покачала седой головой. – Продуктов-то в магазинах-то совсем нет… Может потом эти гречку и чай совсем не купишь…Тут Аркадий обратил внимание, что перед входом в магазин стоит небольшая группа пикетчиков. Несколько молодых людей с плакатами на груди, – по виду то ли студенты, то ли молодые специалисты, – раздавали прохожим листовки.На плакатах – простых ватмановых листах, от руки было написано:"Купи себе еды в последний раз!", "Бери больше – это последняя еда!"– Возьмите! – настойчиво предлагали молодые люди. Прохожие брали листовки и тут же начинали их читать. Вокруг собралась небольшая толпа любопытных.– Товарищи, нас пытаются купить! – вдруг начала зычно выкрикивать в мегафон дородная дама в очках, стоявшая у входа в магазин. – Задешево! За два килограмма гречки и две пачки чая! Докажем прогнившей власти, что мы не быдло поганое, которым она нас привыкла считать! Наша совесть не продается! Выйдем все организованно на митинг к Белому дому и защитим демократию!– Пошли, пошли! – нетерпеливо потянул Игорь Аркадия за рукав, но дама с мегафоном, пронзив их неприязненным взглядом из под лупоглазых очков, решительно потребовала:– Молодые люди! Возьмите листовки!Аркадий, снисходительно усмехнувшись, взял из рук рыженькой девчонки пару листовок и они с Игорем направились к подземному переходу. Не сбавляя шага, Аркадий принялся рассматривать листовки, – на стандартных писчих листах было крупно отпечатано:"Диктатура не пройдет! Все на митинг около дома правительства Российской Федерации. Москва, Краснопресненская набережная."– Свеженькие… Только что из типографии, – сказал Аркадий, показывая их Игорю. – Ещё краска не просохла…– Сохрани на память, – посоветовал Игорь. Аркадий несколько раз сложил листки пополам и сунул их в карман.Дойдя до входа в метро, они нырнули в провал подземного перехода, – спустились по ребристым ступенькам медленно тащившегося эскалатора и оказались на платформе подземной станции. Подошедшая электричка, привычно клацнув дверьми, выпустила из себя пассажиров и, заглотив новых, умчалась в темноту тоннеля. Игорь, стараясь избежать любопытных взглядов, протиснулся в самый конец вагона, но пассажирам, нервно покачивающимся вместе с ним в утробе подземной электрички, похоже, было не до того. Гомонящий люд находился во взвинчено-возбужденном состоянии. Все разговоры были только о путче. Кто-то громко спорил, кто-то внимательно слушал, но равнодушных не было.– Порядок, конечно, наводить надо было, – стараясь перекричать шум громыхающей подземки говорил один, в очках, с аккуратно подстриженной профессорской бородкой. – Но, чтоб вот так, с танками?– Какой, на фиг, порядок? – кричал ему второй, с длинным лошадиным лицом, судорожно вцепившись в хромированный поручень. – Ты Бельцина слушал? ГУЛАГ с железным занавесом нам опять готовят… Вот и весь твой порядок!– Михайлов-то, говорят, умер! – слышался возбужденный голос с противоположной стороны.– Умер… Как же… Он со своим здоровьем ещё нас переживет!– Умер! Я тебе говорю! А иначе бы не было эту всей этой заварухи…Пока Аркадий и Игорь ехали до своей остановки, накаленные страсти продолжали лихорадочно метаться в тесной толчее вагона. Перед остановкой "Краснопресненская", с трудом протиснувшись к дверям, Таликов и Резман с удивлением обнаружили, пестрый людской вал целеустремленно покатил к выходу.– Смотри-ка! – сказал Аркадий. – Не одни мы с тобой сознательные…Поднявшись вверх на тесно навьюченном эскалаторе, они вышли на промозглый уличный воздух и увидели, что людской поток течет в сторону Краснопресненской набережной. Ещё издали стало заметно, что перед Домом правительства колышется темное море из людских голов. По углам Белого дома, ощетинившись длинными пушками, словно высматривая цель для залпов, стояли темные танки. Игорь с Резманом стали протискиваться поближе к высокому фасаду белого здания.– А танки-то тут откуда? – обескуражено спросил Аркадий, разглядывая приземистый танк с пулеметом на башне. Худой парень с волосами, собранными на затылке в конский хвост, – поставив ногу на высокий бордюр, он завязывал шнурок, – ответил, не оборачиваясь:– Это наши… Из Таманской дивизии… Перешли на сторону Бельцина…У Аркадия удивленно вскинулись брови. Он наклонился, пытаясь заглянуть парню в лицо и спросил недоверчиво:– Илюха?… Ты, что ли?Парень оглянулся. Это, действительно, был Илья. Увидев старых знакомых, он ощерился в радостной улыбке:– О-о!… А, говорят, – гора с горой…Игорь с Аркадием в изумлении уставились товарища. Вид у Ильи, и вправду, был странный – его, словно, недавно вытащили из Москвы-реки. Черная полотняная куртка топорщилась мокрыми складками, потертые джинсы прилипли к тонким икрам, а над бровью алым пятном пламенела свежая ссадина.Игорь, недоуменно оглядев товарища, спросил:– Илюха, ты откуда ж такой?Илья окинул быстрым взглядом свой непрезентабельный вид и смущенно переступил с ноги на ногу. Замшевые, синие, адидассовские кроссовки его при этом жалобно хлюпнули.– Да вот, на Манежной площади был… – сказал он.На лицах Игоря и Аркадия отразилось недоумение, потому что ответ Ильи ясности не добавил. Тогда Илья с беззаботным видом махнул рукой:– Там тоже сначала митинг был… Потом приехали эти уроды с пожарными водометами и начали всех разгонять. Тогда я сюда пришел…– Митинг? – Резман озадаченно шмыгнул носом. – Что за митинг?– Да… Так… Выступали от разных партий… Подогнали грузовик – залезай, кто хочет! Сначала было даже скучно… А потом один козел забрался и давай кричать… Долой КЧС! Ну все, конечно, – "Долой! Ура!!!" Он опять – "Долой КПСС!". Все снова – "Ура!" А потом как заорет – "Долой СССР…"– Ну? – нетерпеливо дернул подбородком Аркадий.Илья бесстрастно пожал плечами.– Ну, чего… Стащили с машины и морду набили!При этом вид у него был столь невозмутимо невинный, – как у младенца, с картин эпохи Возрождения, что Игорь с Аркадием, утробно хрюкнув, рассмеялись.– Тоже поучаствовал? – спросил его Игорь, кивнув на свежую ссадину над бровью.– Так… Немножко… – Илья скромно опустил пушистые ресницы, а потом провел тонкой пятерней по влажным вьющимся волосам. На безымянном пальце при этом у него мутно блеснул тоненький ободок. Аркадий, заметив этот непривычный блеск, подозрительно сузил взгляд:– Илюха, ты что, женился что ли?Илья смущенно отвел взгляд в сторону и расплылся в плутоватой улыбке, став неуловимо похожим на юного Мефистофеля. Быстро сунув руку в карман мокрой куртки, сказал коротко:– Ага… Женился…Аркадий возмущенно посмотрел на Игоря.– Нет! Ну, ты видел? – сказал он. – Во, жучара! Не то, чтобы нас на свадьбу пригласить, – даже не сказал!Кроссовки Ильи издали протяжный виноватый хлюп.– Да не было никакой свадьбы, мужики… Какая свадьба… Ленка уже на девятом месяце была, когда расписывались… Так, только, посидели с её родителями…– А почему только с её? – в глазах у Аркадия промелькнуло короткое недоумение.– Да, она с моими сошлась… Они считают, что Ленка меня ради московской прописки охмурила. В общем, не нравится она им… Я из-за этого из дому ушел… Живем теперь с ней в общаге Гнесинки… Хорошо ей там комнату дали, – родители-то у нее в Саратове… Сейчас, правда теща сюда приехала… Нормальная тетка, но я с ней больше двух часов не выдерживаю… Поэтому вот – погулять вышел!И в глазах у Ильи снова запрыгали шаловливые чертенята.– Та-ак! – удивленно протянул Аркадий. – Значит, ты теперь у нас папа! И кто у тебя?Чертики в карих глазах Ильи враз потухли и в них появилась мягкая поволока, как у лошади которой протянули краюху хлеба.– Дочка… Иришкой назвали, – сказал он с какой-то затаенной теплотой, а потом вдруг часто зашмыгал бледным носом:– Слушайте-ка, мужики, а у вас пожрать ничего нет?Игорь с Аркадием недоуменно переглянулись.– Нет! Нету…– Жаль! – разочаровано произнес Илья и зябко поежился. – А то у меня в организме калории кончились…
В Крыму в этот день было жарко…Полуденное солнце, набрав силу, пробивалось косыми лучами сквозь тяжелые листья магнолий, падало яркими бликами в комнату президентского кабинета. Желтые пятна солнечных зайчиков утомленно ворочались на узорчатом паркете и нежно терлись об изогнутые ножки стола.За столом сидел президент. Он работал, – писал книгу о своем крымском заточении. У широкого квадрата окна, отодвинув в сторону тяжелую бархатную штору, стояла Нина Максимовна, – смотрела, как под окном, изнывая от жары, прохаживаются двое охранников. Один из них часто доставал из кармана платок и смахивал со лба липкий пот.Невдалеке, над ярко голубым морем, на одном уровне с широким окном сильно взмахивая крыльями пролетела пара больших серых чаек. Нина Максимовна отпустила портьеру и взглянула на мужа.– Тебе нужно алиби, – произнесла она негромко.Михайлов оторвался от своих мемуаров и рассеянно взглянул на супругу.– Моё алиби, это то, что я здесь, – ответил он и снова опустил взгляд, собираясь продолжить работу.Нина Максимовна отошла от окна – по паркету легко застучали ее пробковые каблучки, – остановилась, карие глаза требовательно уперлись в склоненную голову мужа.– Это не алиби, Алексей! – сказала она строго. – Человеческие поступки определяют не только человека, но и картину событий. Ты – лидер! Ты – лидер великой державы и должен оставаться лидером при любых обстоятельствах! Сальвадор Альенде, как ты помнишь, погиб на своем посту, но дал право потом утверждать, что в Чили был совершен государственный переворот! А если ты будешь спокойно сидеть здесь и ждать пока тебя освободят, то это не алиби!Михайлов удивленно посмотрел на жену из-под узких стекол очков и отложил в сторону "Паркер" с золотым пером. Уголок его рта скептически пополз вверх.– Так что ж мне теперь умереть? Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я умер? – спросил он.Но Нина Максимовна не приняла легковесного тона супруга.– Не время для шуток, Алексей! – сердито обронила она. – По твоим поступкам потом будут судить и о тебе, и о том, что это был за путч! А, если ты будешь сидеть и писать тут свои мемуары, то путч потом назовут фарсом… Сейчас ты должен доказать, что не смотря на обстоятельства, ты оставался Президентом! Поэтому… Во-первых, потребуй, чтобы тебе восстановили правительственную связь… Во-вторых, чтобы дали самолет для возвращения в Москву…Михайлов, продолжая слушать жену, недовольно снял очки и положил их на стол. "Какой смысл в требованиях, которые никто не собирается выполнять?" – с досадой думал он, стараясь не смотреть на супругу. Он попробовал откинуться на высокую спинку стула, но боль острым шилом вонзилась в поясницу и тут же заставила распрямиться. Стянув болезненные складки вокруг рта, Михайлов выдавил через силу:– Это ерунда, Нина… Это не на кого не подействует…Но Нина Максимовна тряхнула головой так, что ее короткие каштановые волосы разлетелись густым, пышным всполохом и решительно заявила:– Не подействует? Пусть! Но нельзя показывать, что ты сдался! Завтра потребуй, чтобы тебе прислали журналистов! Советских и иностранных… Потом, чтобы обеспечили телефонный разговор с американским президентом… Послезавтра – чтобы устроили встречу с Председателем Верховного Совета… И так каждый день! По нарастающей… Пусть они чувствуют, что ты не сломлен, что ты по-прежнему – президент Советского Союза!Михайлов отодвинул на край стола исписанные листы и посмотрел на супругу долгим испытывающим взглядом. Ему сейчас вдруг показалось, что эта маленькая, хрупкая женщина гораздо мудрее и сильнее его. А ещё он подумал… Нет, даже не подумал, а скорее ощутил, какое непостижимо огромное бремя она на себя взвалила. Через нервное перенапряжение, заглушая в себе страх и сомнение, она продолжала оставаться не просто женщиной, любящей и заботливой супругой, она продолжала оставаться женой президента, – первой Леди Страны! И тут Михайлов опять (в который раз!) подивился тому, какой прекрасный подарок преподнесла ему жизнь, подарив встречу с этой удивительной женщиной. Натужно сопя, он снова нацепил на нос очки и заражаясь энергичностью супруги, произнес:– Наверное ты права… Нужно будет написать заявление о моем отношении к перевороту… А затем постараться передать его в Москву…Он хотел сказать ещё что-то, но в этот момент на лестнице, ведущей на второй этаж, послышались нетерпеливые шаги. Михайлов и Нина Максимовна одновременно обернулись к двери. Широкая дверь отворилась, и в дверном проеме показался сын Сергей. За ним в кабинет вошла сноха – Ирина, – она держала на руках четырехлетнюю дочь. Увидев Михайлова, девочка соскользнула с рук матери и с радостным воплем бросилась к деду.– Деда!– Подожди, Даша! Дедушка болеет… – Сергей цепко ухватил за руку дочь и отдал ее обратно в руки супруги. Он обернулся и посмотрел на замершего за столом отца. – Папа, что происходит? Я пробую включить телевизор – не работает! Пробую позвонить – все телефоны отключены! Потом узнаю от охранника, что здесь, оказывается, уже побывали Петров с Вязовым. Зачем они прилетали? Ты что, подписал отставку?Михайлов, недовольно нахмурив высокий лоб, окинул сына угрюмым взглядом.– Во-первых, доброе утро, – произнес он бесцветным голосом. – Присаживайтесь… Я думаю, разговор будет серьёзный…Сноха беспокойно подошла к большому мягкому креслу и усадив к себе дочь на колени, прижала ее к животу, обхватив обеими руками. Девочка неудобно заерзала и, вскинув на мать узкое личико, спросила:– А можно я к дедушке? Я тихонечко… Правда, дедушка?– Нет, нельзя, Даша! – непреклонным голосом ответил Сергей. – Посиди с мамой!Сам он уселся на высоком стуле, нервно закинув ногу на ногу, и выжидательно уставился на отца. Михайлов механически вытянулся за столом, думая с чего начать. "Что сказать? Что им вообще можно сказать? – думал он, настороженно подперев рукой мелкий подбородок и смотря остановившимся взглядом на стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62