Вот и все.
— Но ты же знаешь, не можешь не знать… — Данила сделал еще один шаг назад. — Люди будут слагать о твоей смерти легенды, но никто не скажет им правды. А даже если и сказал бы… они ее не поймут. Зачем тогда, Иосия? Почему тебе не прекратить все это?
— Люди уже сейчас говорят обо мне разные вещи, — улыбнулся Иосия и как-то смущенно пожал плечами, оглядывая людское море, застывшее у подножия холма. — Но пока они еще не понимают этого. Каждый уверен, что он знает правду. Но ведь это только его правда — каждого отдельного человека, его зеркало, его отражение. Это не Истина. Но придет время, и обо мне будет сказано столько, что всякое произнесенное слово потеряет какой-либо смысл. И только тогда люди узнают то, что должно. А пока же все делают то, что должны. Возьми, — Иосия протянул Даниле молоток и гвозди. — Помоги мне.
— Я не могу… — прошептал Данила, задыхаясь слезами, пятясь назад.
— Но мне больше некого просить, — сказал улыбающийся Иосия. — Видишь, со мной нет никого. Ни одного ученика. Ни одного. Я один. Одни спят сном забвения, другие — бодрствуют в страхе. А эта толпа под ногами хочет видеть, но не хочет делать. Никто не придет, чтобы помочь мне. Неужели и ты откажешь Иосии, мой воин?
— Я… Я… — шептал Данила, не в силах произнести ни слова.
— Ты смотришь в мои глаза, — тихо, но уверенно продолжал Иосия. — Видишь ли ты в них грусть, печаль или страдание?
— Нет, Иосия, — прошептал Данила и заговорил вдруг быстро и уверенно: — Я никогда в жизни не видел более чистых и счастливых глаз, Иосия. Никогда! В них нет ничего, кроме силы великой радости! Ничего, кроме радости!
— Значит, я не обманываю тебя и не лукавлю? — рассмеялся Иосия. — И если прошу, значит, так нужно… Правда?
— Правда… — прошептал Данила, слезы градом катились из его глаз.
— Тогда просто помоги мне, — Иосия улыбнулся, взял Данилу двумя руками за голову и коснулся своим лбом его лба. — Просто помоги Иосии…
Вот сюда нужно будет погрузить крест… — рассказывал Иосия, показывая Даниле на яму. Он придвинул основание креста к отверстию в земле и убедился, что тот встанет туда без проблем.
— Это веревки. За них нужно будет потащить, чтобы поднять крест, — говорил Иосия, привязывая концы толстых грубых веревок к поперечной перекладине креста.
— Ты обопрешься ногами вон о тот камень, — Иосия показал на большой валун метрах в четырех от креста. — И потащишь.
Данила смотрел за приготовлениями Иосии, не понимая, что происходит. Как такое возможно? Неужели он согласился?!
— Поможешь?.. — Иосия нагнулся, поднял молоток, гвоздь и подал их Даниле.
— И нет другого пути?.. — сказал Данила, протягивая вперед дрожащие руки.
— Ты искал Скрижали, чтобы узнать истину, способную освободить людей от страха смерти, — улыбаясь все ярче, все светлее, сказал Иосия. — Сейчас ты открываешь тайну Печатей, чтобы обретенная тобой истина о победе жизни над смертью наполнилась силой. Все так? Я не ошибаюсь?..
— Нет, не ошибаешься… — замотал головой Данила, потрясенный услышанным. — Все так.
— Ты хочешь победить страх смерти, чтобы освободить людей для счастливой жизни… — говорил Иосия, а на его устах светилась одаряющая улыбка. — Так?
— Так, — с замиранием сердца ответил Данила.
— И теперь я спрашиваю тебя… — Иосия чуть склонил голову набок. — Задумайся, Данила, моей ли смерти ты сейчас боишься? Неужели ты боишься смерти того, о ком всю свою жизнь ты думал как о мертвом?.. Или, может быть, ты боишься толпы, что будет осуждать тебя? Или… Ответь себе на вопрос — не твой ли это страх смерти связывает тебе руки, не собственной ли смерти ты сейчас боишься?
Слушая эти слова Иосии, Данила пережил шок. Настоящий шок! Чего он боится? Смерти Иосии?.. Страх чужой смерти — это иллюзия, заблуждение, самообман. Достаточно сравнить его со страхом перед собственной смертью, и сомнений не останется никаких. Это разные, разные чувства! Мы переживаем за себя, когда умирает тот, кто нам дорог. В этом правда. О нем мы скорбим, да. Но мы уже не можем ему сочувствовать — он умер. Мы сочувствуем себе… Или, может быть, Данила боится осуждения? Что он-де убил Христа?.. Как вечно гонимый по земле Каин, проклятый Богом за убийство Авеля. Но разве Даниле есть до этого дело? Разве его интересует, что скажут другие? Что они знают о том, что он переживает сейчас, чтобы говорить и высказывать свое мнение? Они видели глаза Иосии, когда он просил Данилу о помощи? Нет. Они видели его глаза, когда он говорил: «Вокруг меня ни одного ученика. Одни спят сном забвения, другие — бодрствуют в страхе»? Нет, они не видели. И поэтому пусть говорят что угодно! Плевать!
Так чего же он боится?! Чего боится Данила?!
Данила посмотрел на тяжелый молоток и большой грубый гвоздь, вложенные Иосией в его руки.
Да! Он — Данила — боится собственной смерти! Да!!! В этом правда.
— Ответил?.. — рассмеялся Иосия. — И теперь скажи мне, что не позволяет тебе сделать то, о чем просит Иосия?
— Мой собственный страх смерти… — прошептал Данила. — Это мой враг останавливает меня?..
— Не враг. Твои путы… — поправил его Иосия и улыбнулся. — Страх смерти.
— Мой страх… Мои путы, — повторил Данила, и тут в его голове мелькнула шальная мысль. — Иосия, а можно, я?.. Я… за тебя.
Данила показал глазами на крест. Иосия рассмеялся:
— Данила, а если бы я любил, ты бы сказал мне: «А можно, я буду любить вместо тебя?»
— Нет, — ответил Данила. — Я бы не стал просить тебя об этом.
— Но почему же ты думаешь, что можешь просить сейчас? — улыбнулся Иосия. — Ты боишься, Данила, и хочешь ринуться навстречу своему страху. Но разве отчаяние этого поступка говорит о том, что ты победил свой страх? Нет. Броситься навстречу страху — легче простого. Раз, и все. Конец. Но конец тебе, а не твоему страху. А твои путы не ты сам, но твой страх.
Данила закрыл лицо руками. Иосия прав…
— Но ты же Бог, ты не можешь умереть… — с едва различимой надеждой в голосе спросил Данила, понимая, что это его последний шаг к отступлению, последний шаг в угоду своему страху. — Так?..
Иосия ничего на это не ответил. Он подошел к кресту, лег на него, вытянул вдоль поперечной перекладины левую руку, занес над ней огромный гвоздь и… Данила в ужасе зажмурился.
Удар!
Ни крика, ни звука больше. Абсолютная тишина. Данила открыл глаза.
— Видишь, мне будет тяжело без тебя… — Иосия смотрел на Данилу и по-прежнему улыбался, только чуть грустно, совсем чуть-чуть, едва заметно.
Немного выше левого запястья из его руки торчал глубоко воткнутый гвоздь.
Данила сделал шаг и встал на колени рядом с крестом. Он смотрел в улыбающееся глаза Иосии, утирая набегающие слезы со своих глаз…
— Ты мой воин… — прошептал Иосия. — Будь мужественным. Улыбайся!
И Данила улыбнулся. Он улыбнулся Иосии, потому что тот просил его. Он улыбнулся ему…
Удар!
Кровь брызнула во все стороны. Гвоздь вошел глубоко в дерево.
— Не плачь, — попросил Иосия. — Улыбайся!
Дрожащими, непослушными руками Данила взял другой гвоздь.
— Не плачь. Улыбайся! — повторил Иосия, и он сам улыбался.
В его глазах была благодарность.
Данила подтолкнул крест. Тот скользнул по песку и уперся в отверстие, проделанное для него в земле.
— Молодец, — сказал Иосия, глядя Даниле в глаза. — А теперь возьми веревки, обопрись о камень и тяни.
Данила взял веревки, оперся ногами о валун перед крестом и что есть силы потянул крест на себя. Он старался не плакать. Очень старался…
— А-а! — единым возгласом в тысячи голосов воскликнула стоящая внизу толпа, и тут же смолкла.
Крест медленно и плавно поднялся над Голгофой.
— И только не уходи теперь, — попросил Иосия, глядя на Данилу с креста. — Не уходи, ладно? Просто побудь со мной. Просто побудь…
— Я никуда не уйду, Иосия, — ответил Данила. — Не волнуйся. Я никуда не уйду. Я буду здесь, с тобой. Что бы ни случилось… Я буду здесь.
— Спасибо…
Иосия закрыл глаза и, все еще улыбаясь, что-то забормотал себе под нос. Как будто молился…
Прошло несколько минут, Иосия открыл глаза и посмотрел на Данилу.
— Ты спрашивал меня — Бог ли Иосия? — сказал он. Данила вздрогнул. — Бог, Данила, это тот, кто исполняет наши желания. Вот кто такой Бог. Что человек хочет, то и исполнится.
От дикого пронзающего его ужаса Данила перестал чувствовать под ногами землю.
— Но нет в человеке правды о себе и о своих желаниях, — продолжал Иосия. — Не ведает он, что творит, но действует. И получит все, о чем спрашивает, ибо таков Бог — он исполняет наши желания.
— Я не понимаю… — прошептал Данила. — Я же не хотел вбивать гвозди в твое тело, но вбивал. Или ты хочешь сказать, что я желал твоей муки? — слезы лились из глаз, но нет, Данила уже не плакал, плакали его глаза. — Я не понимаю! Не понимаю!
— Но ты ищешь истину, — улыбнулся Иосия, и алые капли его крови капали на желтый песок.
— Да, но…
— Ты ищешь истину, Данила. И это правда о тебе. Ты таков. А Бог дает всякому то, что тот хочет. Кто хочет найти истину, тот узрит ее. Кто боится ее сияния, тот останется слепым вовеки веков. Таков Бог, Данила.
— Но почему я… — Данила, все еще не веря в то, что это может быть правдой, открыл свои окровавленные ладони. — Я прибил тебя к кресту… Я поднял крест… Я этого хотел?!
— Ты ищешь истину, Данила, — повторил Иосия. — И ты найдешь ее. А это… — Иосия покосился на свои руки. — Это — ничто. Это только отражение, которое ты должен был разбить в себе. Оно — неправда. Правда в том, что ты хочешь. Однако же о том, чего человек хочет на самом деле, он узнает лишь в конце пути, когда придет к своей цели.
— Неправда… — машинально повторил за Иосией Данила, и какие-то другие, прежние слова Иосии всплыли у него в памяти. — Это только отражение. Множество отражений… Придет время, и о тебе будет сказано столько, что всякое произнесенное слово потеряет какой-либо смысл. И только тогда люди узнают то, что должно.
— И только тогда… — Иосия улыбнулся Даниле с креста.
— Они поймут, что зеркало — только зеркало? — начал понимать Данила. — Только отражающая поверхность и ничего более?
— Да, мой воин, — рассмеялся Иосия. — Ты понимаешь.
— Но они испытают отчаяние, узнав, что то, что они искали, — есть Пустота! Что же случится дальше?
— Дальше?.. — удивленно улыбнулся Иосия. — Дальше они захотят заглянуть за зеркало…
— Заглянуть за зеркало? — не понял Данила. — Но там ведь ничего нет…
— Там нет ничего, что можно увидеть глазами, — Иосия едва заметно кивнул головой. — Но что-то же отражает свет… Ведь так?
— Да.
— Отполированная до блеска поверхность… — Иосия как-то совсем по-особенному улыбнулся Даниле глазами.
— Чистая душа! — воскликнул Данила. Это было как озарение! Как вспышка света!
Что такое — само зеркало? Это душа человека, лишенная всяких примесей и наслоений! Это чистая душа, никак не связанная с видимым миром, лишь отражающая его и знающая, что все в ней, кроме нее самой, есть отражение.
— Именно! — рассмеялся Иосия. — Чистая душа Мира, которая есть в каждом!
— И поэтому нет ни неба, ни земли, ни царей, ни слуг… — прошептал Данила, понимая всем своим существом то, о чем говорил ему Иосия. Понимая эту истину каждой своей клеточкой, каждой частичкой себя. — И смерти нет?.. — Данила недоуменно развел руками.
— Как может умереть зеркало ? — рассмеялся Иосия.
— Умирают лишь отражения? — догадался Данила.
— И не может умереть то, что лишь отражает, — улыбнулся Иосия.
— И что же там?.. — Данила поднял вверх одну бровь, словно бы показывая ее изгибом на небо.
— Гармония Света! — счастливо рассмеялся Иосия. — Миллиарды, несчетные миллиарды зеркал, отражающихся друг в друге!
— Отполированные до блеска?.. — у Данилы поднялась вторая бровь, и он почувствовал, как его губы оттаяли, потеплели и начали улыбаться — сами, сами собой.
— Не зря же ты искал Скрижали… — улыбнулся Иосия и сошел с креста — спокойно, ровно, словно и не был к нему прикован, словно просто раскинул руки, готовясь к полету, и теперь — полетел.
Пространство под ногами Иосии сгустилось. Он шел по тонкой полоске света — так, словно бы летел по воздуху. Он шел и смеялся…
— Ты смеешься, Иосия? — прокричал Данила, глядя ему вслед. — Не уходи! Постой! Скажи мне все-таки — почему ты смеешься?!
— Ты знаешь, — не оборачиваясь, ответил Иосия.
— Нет, я не знаю! — закричал Данила. Иосия обернулся и посмотрел на Данилу.
— Иди ко мне, — крикнул он.
— Я?.. — не понял Данила.
— Иди, — Иосия поманил его рукой. — Вставай на свет…
Данила неловко, испуганно пошарил ногой в воздухе и нащупал твердую поверхность. Ступил на нее и увидел перед собой линию света.
— У меня получилось! — засмеялся Данила.
— Что ты чувствуешь? — улыбнулся Иосия.
— Что я чувствую? — задумался Данила. — Я чувствую благодарность…
Иосия чуть склонил голову набок и с лукавством прищурился:
— Бог дал тебе то, что ты хотел?
— Да! Теперь я понял это! Да! — прокричал Данила, ускоряя шаг. — Да, Бог дал мне то, что я хотел. Я понял. Я все понял!
— Вот почему я учу о радости, — ответил Иосия. — Ведь Бог поступает так со всеми. Каждый получает то, что хочет.
— Ты смеешься из благодарности… — Данила остановился как вкопанный.
— Я же говорил, что ты знаешь! — рассмеялся Иосия. — Спасибо, мой воин!
Круговерть прерванного, но не закончившегося сна. Данилу крутило как в центрифуге, словно бы он летел по гигантскому извилистому водопроводу. «Теперь я должен проснуться! Я должен проснуться!» — повторял он как заклинание. Параллельные сновидения… Сейчас он снова окажется в замке… Должен быть общий элемент. Один для этих двух снов. Невидимый снаружи, видимый лишь изнутри… Один элемент.
Какой?!
Cтоп! Глаза Иосии и Марии! Но если так, то почему же Данила до сих пор во сне? Он же давно заметил, что их глаза одинаковы… Нет-нет… Стоп. Не одинаковы. Глаза Иосии всегда улыбаются, глаза Марии никогда не знали радости. Ни на секунду глаза Иосии не становились грустными — даже тогда, у креста, на кресте. И ни разу Мария не улыбнулась Даниле глазами.
Да, радость и грусть человеческих глаз Данила может увидеть только изнутри сна…
Так что же, Данила должен заставить Марию улыбнуться? Но как?! Разве это возможно?
Разве можно заставить человека улыбнуться?! Разве можно вменить человеку радость?! Бог дает человеку только то, что тот хочет. Только то, что он хочет… Если Мария не знает радости, как она может хотеть улыбаться?..
Данила огляделся. Это была его комната в замке.
— Марк! — Данила забарабанил в дверь. — Марк, я согласен! Слышишь меня, я согласен!!!
Через минут дверь отворилась, на пороге появился Марк.
— Согласен? — переспросил он.
— Да, я согласен.
— С чем? — Марк недоверчиво повел головой.
— Я хочу заботиться о матери своего ребенка, — строго и спокойно сказал Данила. — О нем и о его матери. И я понял, что у меня нет другого выбора, кроме как играть по вашим правилам. Вы все правильно рассчитали, Марк. Вы знали, что я не смогу иначе. Вы знали…
Марк недовольно скривился, слушая признания Данилы. Он не верил ни одному его слову. Но ведь и у самого Марка не было выбора. Мария с беременностью полностью переменилась. Она более не следовала его указаниям и требовала к себе Данилу.
Она ждала человека, который поселил в ней сомнения. И раз виновником появления этих сомнений был Данила, он же и должен был развеять их. По-другому невозможно… А поэтому Марк был вынужден согласиться.
— Хорошо, — прошептал Марк. — Но поверьте, если вы мне солгали, Данила… Если вы еще хоть раз нарушите свои обязательства… Если вы хоть что-то сделаете не так… Поверьте, я заставлю вас пожалеть об этом!!! Поверьте!!!
Марк ввел Данилу в огромный зал. В тот самый, где Данила впервые встретился с Марией.
Мария сидела за небольшим столиком, стоявшим в самом углу, рядом с иконостасом и множеством свечей.
Благородная Анна, как всегда, была рядом. Они читали книгу.
— Блаженная Святая Мария! — пропел Марк. — Что вы читаете?
Но Мария молчала. Искоса она смотрела на Данилу, который стоял чуть поодаль.
— О страданиях Иисуса Христа, принимающего на себя тяжкие крестные муки, — ответила за нее Анна.
— Понятно. Это очень поучительно, — отозвался Марк. — И очень кстати. Я ведь, Блаженная Святая Мария, привел Данилу. Он почти поправился. И будет говорить с тобой ровно столько, сколько ты захочешь… Пожалуйста. Развей свои подозрения! Мы все желаем тебе только добра! Тебе и твоему ребенку! Да, это правда…
Мария встала и подошла к Даниле.
— Прошлый раз ты поняла его неправильно, — продолжал щебетать Марк. — Он говорил вовсе не то, что тебе почудилось. Ведь правда, Данила?
Данила ничего не ответил. Как ему быть?.. Марк и Анна ни за что не оставят его наедине с Марией. А при них он не сможет ничего ей объяснить! Он не сможет сказать ни слова правды! Одно слово — и их растащат, и тогда все, конец.
«Так, стоп! — подумал Данила. — Бог дает мне все, что я хочу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12