КОНЕЦ ГРОМОБОЯКанадскому охотнику метис уже не страшен,И в Патагонии крестьян никто не гонит с пашен.Купец китайский мирно считает свой барыш —Полиция не дремлет, и с ней не пошалишь.Кому же мы обязаны идиллией такой?ТОМУ, КТО НА ПОЛУЛЕЖИТ С ПРОБИТОЙ ГОЛОВОЙ.В парламенте раздолье для плута и глупца,Там радикал— сентиментал поносит храбреца,Там правит тряпка «реалист», что действия боится,А тот, кто дело делает, — «ах, преступил границы».Да, кто-то дело делает — одним мы рукоплещем,Как Китченеру, на других, как Коллингтон, — клевещем.Пусть радуются радикал и «реалист» гнилой —ЛЕЖИТ НЕДВИЖЕН КОЛЛИНГТОН С ПРОБИТОЙ ГОЛОВОЙ.Немало мест на свете есть, где бритт как дома ныне,Но где вчера кочевник злой лишь крался по пустыне.Туземец мирный сеет, жнет, спускается в забой —Собратьям его диким дал острастку Громобой.За нас крушил их Громобой — нам вопли режут слух.Огнем палил их Громобой — претит нам гари дух.За нас лупил их Громобой — нас пробирает дрожь.За нас рубил их Громобой — пустились мы в скулеж.Как обожает домосед покой, пристойность, меру!Датчан он Дрейку предпочтет, а буйных негров — Эйру.Плывут на родину суда с зерном, скотом, рудой…СЭР ОБРИ НА ПОЛУЛЕЖИТ С ПРОБИТОЙ ГОЛОВОЙ.После подобного панегирика будет только справедливо, если мы приведем два менее лестных косвенных упоминания о Коллингтоне. В 1846 г., когда Диккенс писал роман «Домби и сын», стало известно о роковой выходке Коллингтона в Сандхерсте. Отсюда — разговор на набережной в Брайтоне, где майор Бэгсток спрашивает Домби, пошлет ли он сына в школу.— Я еще не решил, — отвечал мистер Домби. — Вряд ли. Он слабого здоровья.— Если слабого здоровья, — сказал майор, — то вы правы. Только крепкие ребята могли выдержать жизнь у нас в Сандхерсте, сэр. Мы там друг друга пытали, сэр. Новичков поджаривали на медленном огне, подвешивали вниз головой за окном четвертого этажа. Джозефа Бэгстока, сэр, так вот продержали за пятки-башмаков ровно тринадцать минут по школьным часам.Наконец, прототипом капитана Пли из стихотворной карикатуры Хилэра Беллока на строителя империи в такой же степени, как Сесила Родса, можно считать генерала Коллингтона:Пли знал туземные замашки.«Будь добр, но не давай поблажки», —Любил он говорить.В итоге — смута. Помню ясно,Как Пли всех нас в тот день ужасныйОт гибели спасал.Он, стоя на холме зеленом,Обвел округу взглядом соннымИ тихо так сказал:«Что б ни случилось, худо имПридется, ведь у нас «максим».Гл.24, стр.115 Не желая ломать ему суставы, я заказал гроб в форме куба…Если бы доктор Свичнет терпеливо подождал, пока начнется разложение, тело его друга Бакстера вышло бы из трупного затвердения и, размягчившись, поместилось бы в гроб обычной формы. Но, возможно, диковинный обмен веществ Бакстера препятствовал нормальным процессам разложения.ПИСЬМО ВИКТОРИИ СВИЧНЕТ, стр.117Он проводил все больше времени в своем кабинете, кропая книги, которые потом печатал за свой счет, поскольку ни один издатель не хотел на них раскошеливаться.Помимо этой, за свою жизнь доктор Свичнет напечатал еще четыре книги за собственный счет. В отличие от «Бедных-несчастных», он послал экземпляры перечисленных ниже произведений в Эдинбург в Шотландскую национальную библиотеку, где они каталогизированы под его псевдонимом «Галлоуэйский простофиля».1886 г. «Где бродили мы вдвоем»Сборник стихотворений, навеянных теми местами в Глазго, что связаны с его ухаживаньями за будущей женой. Одно из стихотворений (озаглавленное «Мемориальный фонтан в честь водопроводной системы Лох-Катрин, Западный парк») приведено в гл. 8 «Бедных-несчастных» и, безусловно, является лучшим.1892 г. «Торговцы трупами»Эта пятиактная пьеса о преступлениях Берка и Хэара <Речь идет о громком деле 20-х годов XIX века: Уильям Берк и Уильям Хэар душили людей и продавали тела эдинбургскому анатому Роберту Ноксу.> нисколько не лучше, чем многие другие драмы XIX века на тот же самый весьма популярный сюжет. К Роберту Ноксу, покупавшему трупы хирургу, наш автор относится более сочувственно, чем прочие, так что пьеса, возможно, повлияла на «Анатома» Джеймса Брайди.1897 г. «Уопхиллские деньки»Воспоминания о детстве на галлоуэйской ферме. Хотя книга претендует на автоби-рграфичность, в ней так мало говорится об отце, матери и друзьях автора, словно у него никогда их не было. Единственный персонаж, описанный во всех чувствительных подробностях, — чудовищно строгий «господин учитель», чье одобрение успехов автора в постижении наук отнюдь не умеряло жестокости назидательных побоев. Но главным образом книга описывает такие радости, как ловля форели руками, облавы на кроликов и более мелких вредителей, опустошение птичьих гнезд.1905 г. «Завещание Соуни Бина»Эта длинная поэма, написанная бернсовской строфой, начинается с того, что Бин лежит в вереске на вершине горы Меррик, откуда он обозревает страну, завлекшую и ввергшую его в людоедство. Время действия — 1603 год, незадолго до объединения корон. Бин страдает от пищевого отравления, поскольку недавно заел бродягу-кальвиниста куском сборщика налогов — епископала. Упор делается не на комизме, а на символическом смысле этой желудочно-кишечной свары. В безумии своем Бин взывает к теням всех шотландских правителей, начиная от Калгака и кончая Яковом VI. Ему являются призраки из прошлого и будущего Шотландии: Фингал, Дженни Геддес, Джеймс Уатт, Уильям Юарт Гладстон и т.д.; наконец, «поэт грядущих дней,/ Что Родину, подобно мне,/ Терял, искал, обрел…» Тут становится ясно, что Бин и его голодное семейство (которые вскоре будут арестованы королевскими солдатами и сожжены живьем в эдинбургском Грассмаркете) символизируют шотландский народ. Главная трудность для читателя, помимо чрезмерной длины этой поэмы и нудного языка, состоит в невозможности точно установить, символом чего является людоедство. Возможно, низкой культуры питания, которая, как считал доктор Свичнет, некогда отличала Шотландию; как бы то ни было, он пишет так, словно клан Бинов действительно существовал. Небольшое исследование показало бы ему, что это имя не встречается ни в шотландской истории, ни в легендах, ни в народных сказаниях, ни в художественной литературе. Оно впервые появилось в издании «Ньюгейтский альманах, или Летопись кровавых злодеяний», вышедшем в Лондоне около 1775 г. Прочие собранные в этой книге истории — опирающиеся на факты описания самых мрачных преступлений, совершенных в Англии на памяти жившего тогда поколения. История Соуни Бина рассказана в таком же фактографическом стиле, но совершается на диком шотландском берегу почти двумя веками раньше. Это небылица, основанная на сказках, бытовавших в Англии, — страшных сказках, выдуманных англичанами о шотландцах в те столетия, когда два народа были либо в состоянии войны друг с другом, либо на грани ее.Я так подробно описал эти четыре не стоящие внимания книги лишь для того, чтобы читатели не тратили на них время. Они, среди прочего, показывают, что доктор Свичнет не обладал ни творческим воображением, ни памятью на диалоги, и поэтому он, безусловно, писал «Бедных-несчастных», пользуясь очень подробными дневниками. Сожженная его женой рукопись наверняка бы это подтвердила.Стр.118 Жизнь для нас с мамой главным образом сводилась к борьбе за чистоту жилья и самих себя, однако мы никогда не чувствовали себя чистыми, пока… отец… не перевез нас в трехэтажный дом… сказав: «Теперь я это могу себе позволить». Думаю, он позволял себе это уже год, не меньше.Есть основания думать, что он позволял себе это уже четырнадцать лет. В гл. 22 Блайдон Хаттерсли похваляется, что он «давал работу половине квалифицированной рабочей силы Манчестера и Бирмингема» через десять лет после того, как он «стер в порошок Короля Хадсона». Джордж Хадсон, прозванный «рельсовым кролем», был очень удачливым спекулянтом акциями и недвижимостью, пока железнодорожная лихорадка 1847 — 1848 гг. не привела его к разорению. Это означает, что отец Беллы стал миллионером, когда ей было три года.Стр.119 — Что заимел? — Патент. — И патент, и до черта всего прочего.Патент на парные направляющие муфты Макгрегора Шанда дал паровозостроительной компании Блайдона Хаттерсли преимущество над конкурентами, которое длилось до 1889 г., когда трубчатый клапан Белфрейджа сделал муфты излишними. Макгрегор Шанд умер от чахотки влалате для неимущих Манчестерского королевского приюта для умалишенных в 1856 г.Стр.122 …я… сыграла одну из простеньких песен Бернса. Может, это и вправду был «Зеленый берег Лох-Ломонд».Доктор Виктория ошиблась. Эта народная песня не была ни сочинена, ни записана Робертом Бернсом.Стр. 126 Но почему же он не позаботился сделать вымысел еще более убедительным? В двадцать второй главе… он пишет: «К счастью, пуля прошла навылет, ПРОБИВ ПЕРЕПОНКУ МЕЖДУ ПЯТОЧНОЙ И МАЛОБЕРЦОВОЙ КОСТЯМИ ПЛЮСНЫ и даже не задев кость». Выделенные слова… вздор, чушь, чепуха, бессмыслица и ахинея.Если бы доктор Виктория больше любила своего мужа, ей легко было бы понять, почему он написал эту ахинею. Арчибальд Свичнет явно хотел, чтобы она отредактировала книгу для публикации. Ей, с ее опытом и.медицинским образованием, это место должно было броситься в глаза, так что его можно считать своеобразным приглашением к сотрудничеству. Но приглашение пропало втуне.Стр. 126 …я счастлива, что дожила до XX столетия.Последующая жизнь Беллы Бакстер прошла под именем Виктория; в 1886 г. под этим именем она поступила в женское медицинское училище Джекс-Блейк в Эдинбурге, под ним же в 1890 г. в университете Глазго она получила диплом доктора медицины. В этом же году она открыла Гинекологическую клинику имени Боглоу Бакстера в Доббис-лоун близ Каукэдденса. Это было чисто благотворительное заведение, и она управлялась с ним при помощи очень небольшого штата местных женщин, которых сама же и обучала. Они постоянно уходили и заменялись новыми, потому что после обучения она никого не держала дольше года. Одной преданной сотруднице, которая не хотела уходить, она сказала: «Вы замечательная помощница, но учить вас мне больше нечему. Мне нравится обучать новых людей. Ступайте, помогайте вашим соседкам или найдите другого врача, который научит вас чему-нибудь новому».Некоторые из ее бывших помощниц поступили сестрами в городские больницы, но мало кто преуспел, потому что, как сказала одна палатная сестра, «они слишком много задают вопросов».Между 1892 и 1898 гг. доктор Виктория родила троих сыновей с интервалом в два года, каждый раз прерывая работу в клинике только за два-три дня до родов и возобновляя ее очень скоро после них. Она говорила: «Именно так приходится поступать мо"ш неимущим пациенткам — для них слишком большая роскошь быть горизонталистками. А у меня к тому же есть перед ними преимущество. Мой муж — великолепная жена».В 1899 г. Фабианское общество опубликовало ее брошюру по общественной гигиене. Она называлась «Против горизонтализма»; в ней говорилось, что врачи любят укладывать пациентов в постель, потому что это помогает врачам (не пациентам) чувствовать себя сильными. Признавая, что для лечения многих болезней постельный режим необходим, доктор Виктория утверждала, что роды, как бы ни было при них больно, болезнью назвать нельзя и что рожать легче, сидя на корточках. Она пропагандировала родильные скамеечки, какие были в ходу в XVIII веке. Горизонтализм, продолжала она, — это состояние не только тела, но не в меньшей степени и духа. Горизонтализм видит во внутренних телесных отправлениях священные тайны, проникнуть в которые могут лишь врачи, поэтому хороший пациент должен иметь нерассуждающую веру в докторов. Она писала:«Когда священники и политики требуют от нас нерассуждающей веры, мы знаем, что они думают прежде всего о себе. Но почему мы, люди науки, ТОЖЕ хотим, чтобы те, кому мы служим, отключили свои мыслительные органы и пали перед нами ниц? Нет, пациенты обретут истинное уважение к врачам, врачи обретут истинное уважение к пациентам, лишь когда все будут знакомы с разумными повседневными основами врачебного искусства».Она настаивала, чтобы в начальной школе всех детей обучали основам гигиены и первой помощи («там они легко освоят это в игре»), а в старших классах — начаткам медицины. Благодаря этому люди будут знать не только, как и в каком случае врач может оказать им помощь, но и как вести более здоровый образ жизни, как лучше заботиться друг о друге и почему не следует мириться с условиями жизни и труда, вредными для здоровья их самих, их детей и всего общества.А вот типичные отклики газет того времени:«Создается впечатление, что доктор Виктория Свичнет хочет сделать каждую британскую школу — да, каждую, включая начальные школы! — базой для подготовки революционеров-социалистов».«Тайме»«Мы прослышали, что доктор Виктория Свичнет — замужняя женщина, мать троих сыновей. Это ошеломляющая новость — в нее просто невозможно поверить! Из ее писаний возникает образ одной из тех костлявых, мужеподобных женщин, которым небольшой курс „горизонтализма“ пошел бы на пользу. В данных обстоятельствах мы можем только выразить ее мужу наше сердечное сочувствие».«Дейли телеграф»«Мы не сомневаемся ни в квалификации доктора Виктории Свичнет, ни в доброте ее сердца. Ее клиника расположена в очень бедной части Глазго и, вероятно, приносит больше пользы, чем вреда, тем несчастным, кто туда обращается. Но клиника для нее — хобби: она не живет на доходы от своих пациенток. Мы, зарабатывающие на жизнь стетоскопом и скальпелем, мягко улыбнемся в ответ на ее утопические прожекты и вернемся на грешную землю — к нашим больным».«Ланцет»«Доктор Свичнет хочет превратить мир из поля битвы в санаторий, где все по очереди, как в детской игре, становятся то врачами, то пациентами. Совершенно очевидно, что в подобном мире процветать будет только одно — недуг!»«Скоте обсервер»Начиная с 1900 г. доктор Вик (так ее окрестили газеты) была активной суфражисткой, и ее имя сохранилось в истории этого движения. Война 1914 г. нанесла ей удар, от которого она так и не оправилась. Она рассчитывала, что рабочие и солдаты остановят войну, объявив забастовку, а на деле два ее младших сына почти сразу же пошли в армию и вскоре были убиты на Сомме. Она порвала с фабианцами из-за того, что она назвала их «бесхребетной терпимостью к преступной бойне», и стала появляться на одной трибуне с Киром Харди, Джимми Макстоном, Джоном Маклином и другими социалистами Клайдсайда (и сторонниками шотландской автономии), которые были против войны. Она поссорилась со старшим сыном Бакстером, который работал на войну за своим письменным столом в Департаменте имперской статистики. В письме Патрику Геддесу она писала:«Бакстер совершает чудеса фальсификации, доказывая, что огромное количество убитых и искалеченных во Франции не столь ужасно, как думают, потому что оно включает в себя многие тысячи тех, кто был бы убит или искалечен в мирное время из-за несчастных случаев. Это, видимо, успокаивает совесть дельцов и воротил, жиреющих на военном производстве. Это означает, что миллионы убитых молодых солдат будут вскоре так же забыты, как те, кто погиб в промышленных и дорожных авариях».По иронии судьбы, Бакстер Свичнет погиб, не оставив потомства, в 1919 г. в возрасте двадцати семи лет — его сбило парижское такси во время Версальской мирной конференции, на которую он приехал в качестве помощника Ллойд Джорджа.Как многие в те годы, она долго и тяжело размышляла, почему богатейшие народы мира — народы, с гордостью называвшие себя самыми цивилизованными на том основании, что у них была самая развитая индустрия, — развязали самую жестокую, самую кровавую войну в истории. Она не могла постичь, почему миллионы людей, которые, взятые по отдельности, не были ни кровожадными, ни глупыми (она вспоминала своих сыновей), повиновались правительствам, приказавшим им убивать и идти на смерть в столь невероятных, катастрофических масштабах. Она разделяла мысль Толстого о том, что человеческое животное подвержено эпидемиям безумия; пример тому — орды французов, вторгшихся в Россию с Наполеоном и сгинувших там, хотя, покори они даже ее, их страна не получила бы от этого никаких выгод. Как врач она знала, что, поняв причины эпидемии, ее можно предотвратить. Она знала, что люди, которые живут и работают в перенаселенных кварталах, так же предрасположены к эпидемическим вспышкам враждебности, как любые лишенные жизненного пространства существа, — но ведь по меньшей мере четверть из тех, кто сражался и погиб в мировой войне, были обеспечены и имели просторные жилища, и к этому же классу принадлежали почти все, кто затеял и направлял смертоубийство. Она заключила, что, хотя мировую войну породили те же национальные и коммерческие свары, которые были причиной британских войн с Францией, Испанией, Голландией и Соединенными Штатами, участвовавшие в ней и поддерживавшие ее люди пали жертвой «эпидемии самоубийственного послушания», потому что родительское воспитание посеяло в их душах ощущение малоценности собственной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30