А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Оставайтесь. Вы ляжете на диване, а мы с Юркой сейчас пойдем в лес. Мы хотели всю ночь гулять в лесу, а он меня заманил на дачу! Но сначала мы выпьем.— Я не хочу пить, — отказался Егорышев, но Долгов силой усадил его за стол и налил ему полный стакан коньяку. Егорышев выпил коньяк, как воду.— Неплохо, — сказала Таня. — А я только что хотела произнести тост. Я хотела выпить за то, чтобы всегда светила луна. За то, чтобы умереть молодыми! За то, чтобы всем было легко! За любовь!— Слишком много тостов, — усмехнулся Долгов. — Степан сделал правильно, что не стал тебя ждать.— Любить не всегда легко, — тихо сказал Егорышев.— Люди сами придумывают себе трудности, — снисходительно ответил Долгов. — А жизнь и так коротка. Таня хорошо сказала, надо умирать молодыми.— Если все будут умирать молодыми, кто же будет рожать детей? — спросил Егорышев, ощущая странную пустоту во всем теле. — Вас страшно слушать!— А на вас скучно смотреть! — запальчиво ответила Таня. — Я знаю, вы меня осуждаете. Но права я, а не вы. Это во времена Шекспира люди вешались и стрелялись из-за любви… Причем даже не из-за любви вовсе, это им только так казалось, а из-за того, что было оскорблено их чувство собственников!— Правильно! — одобрительно вставил Долгов.— Вы не подумайте, я не за распущенность! — покачала головой Таня. — Но просто сейчас время другое. Каждый век имеет свою мораль. То, что Шекспиру показалось бы ужаснейшим легкомыслием, в наш век стало нормой поведения. Еще Энгельс предсказал, что любовь станет непритязательной, как дружба, ревность исчезнет, а детей будет воспитывать государство.— Правильно! — опять сказал Долгов и подмигнул Егорышеву.Таня торжествующе засмеялась и заглянула в рюмку.— Я так не могу, — медленно сказал Егорышев.— Ты просто пережиток, — ответил Долгов. — Ты осколок прошлого. Тебе нужно было родиться во времена Тургенева. Не веришь? Ну, ничего, жизнь тебя научит. Она тебя, по-моему, уже начала учить. Я, конечно, о чужой жизни судить не берусь, но по-моему, чем расходиться, лучше вообще не связываться.— Двадцатый век — это век потерь, — сказала Таня заплетающимся языком. — Люди привыкли все терять… Но они боятся терять и предпочитают ничего не иметь.Она накинула на плечи платок, всунула босые ноги в туфли и вышла на веранду.— Ложись спи, — сказал Долгов. — Свет потушить?— А вы? — сказал Егорышев.— В лес пойдем… Луной любоваться.С Танькой не соскучишься. Она умная.— Умная, — согласился Егорышев и сел на кровать. — Любит она тебя?Долгов усмехнулся и потушил свет. 6 В Институте цветных металлов и золота имени Калинина Егорышеву ничего не удалось узнать. Строганова там помнили, но, где он, не знали. На всякий случай Егорышев еще сходил в студенческое общежитие. Комендант, пожилая спокойная женщина в очках, услышав фамилию Строганова, улыбнулась и сказала:— Как же, помню. Чернявый такой, цыган. Карикатуры все рисовал. Меня раз нарисовал… А под Первое мая уборщица заболела, он за тридцатку все полы на этаже вымыл. Прилично вымыл, без дураков.— А дружил он с кем-нибудь? — спросил Егорышев.
— Об этом он мне не докладывал… Егорышев вернулся на дачу расстроенный. Долгов оставил ему ключ, а сам жил в Москве. Воздух на даче действительно был чудесный. Каждый день Егорышев звонил Наташе на работу.— Алло, — говорила она. Послушав ее голос, он осторожно вешал трубку. Раз она на работе, значит здорова.— Алло, почему ты дышишь в трубку и молчишь? — спросила она на четвертый день. Егорышев не ответил.— Ну, как хочешь, — тихо сказала Наташа. — Вчера приезжала Анастасия Ивановна, спрашивала про тебя. Я ответила, что ты задержался на собрании. Так что имей в виду, она ничего не знает.Егорышев закрыл глаза и положил трубку.Больше идти было некуда. Разве только снова в Министерство геологии. Эта мысль мелькнула у Егорышева утром, на работе. Можно было сходить опять в Министерство геологии и спросить адреса геологов, участвовавших в экспедициях Гольдберга. Кто-нибудь из них мог знать Строганова.На этот раз Егорышев не стал беспокоить заместителя министра. Он разыскал секретаршу, которая приносила личные дела, и попросил сказать адреса геологов, которые ездили с Гольдбергом. Был конец дня, секретарша куда-то спешила, и Егорышеву пришлось долго ее упрашивать. В конце концов она смилостивилась, и они спустились в подвал, где находился архив. Суровый, небритый архивариус достал с полки знакомые папки.Егорышев записал на листочке, вырванном из блокнота, фамилии: Паторжинский, Мальков, Коровин и Николаенко. Архивариус хорошо знал их всех и тут же сообщил Егорышеву, что Паторжинский месяц назад уехал за границу, Коровин и Николаенко живут в Ленинграде, а Мальков в прошлом году вышел на пенсию и проживает у дочки, артистки театра имени Вахтангова, в Староконюшенном переулке. Про Гольдберга архивариус сказал, что это был человек огромного роста, такой же, как Егорышев, только весь обросший буйными черными волосами, которые торчали у него даже из ноздрей и из ушей. В свои шестьдесят пять лет он носился по коридорам министерства как вихрь, топая ногами и пугая секретарш своим зычным голосом, похожим на рыканье рассерженного льва.— Да ведь недаром и имя было ему дано — Лев! — сказал архивариус. — Львиной повадки был мужчина. Многим не по нутру. Хотели его согнуть, да не вышло, он и в клетке себя показал.— В какой клетке? — спросил Егорышев.— Очень просто, в какой, — неохотно ответил архивариус. — Поехал он в сорок восьмом году на Север искать свой Алый камень, а спутник его, паршивенький один человечек, донос написал, будто Гольдберг задумал за границу убежать и унести с собой план важных месторождений. Там же, на Севере, арестовали Гольдберга и засадили в тюрьму.— Но ведь это клевета была.— В то время клевете верили. На Гольдберга давно косились. Из-за его фамилии, а главное, конечно, из-за того, что он за правду стоял, ничего не боялся и о пользе государственной пекся. Такие люди у Берия да у Кагановича поперек горла стояли… Многих честных коммунистов они тогда уничтожили. Только у Гольдберга характер оказался особого сплава. Не иначе как с примесью того самого Алого камня, который он всю жизнь искал. Сидя в тюрьме, написал он научный труд об Алом камне, и такой этот труд оказался .важный, что через три года его освободили. В тот же час собрался он и уехал в новую экспедицию.— Ну и что же, нашел он свой Алый камень? — с любопытством спросил Егорышев.— Про то никому не известно,—сухо ответил архивариус. — Это дело секретное, особой государственной важности.Так Егорышев впервые услышал об Алом камне.…Спрятав в карман бумажку с адресом Малькова , он отправился в Староконюшенный переулок.Роман Сергеевич Мальков был мужчина еще не старый, широкоплечий, крупный, с коричневым бритым черепом и узловатыми руками, похожими на корни могучего дуба. Увидев его, Егорышев подумал, что, должно быть, Гольдберг подбирал людей под стать себе.Мальков провел гостя в светлую квадратную комнатку, где почти совсем не было мебели. У стены стояла походная алюминиевая кровать, накрытая байковым одеялом, у окна — письменный стол, заваленный разноцветными —кусочками проводов, какими-то проволочками, катушками и обрывками изоляционной ленты. Стены до потолка были обклеены зелеными, оранжевыми и красными квитанциями, которые выдаются любителям-коротковолновикам за установленные связи. Судя по количеству квитанций, Мальков был заядлым радиолюбителем. Так оно и оказалось. Разговорившись, Роман Сергеевич с гордостью сообщил, что имел двустороннюю связь с Германом Титовым, когда тот пролетал над Москвой на своем корабле «Восток-2».О Строганове Мальков сразу же сказал, что знает его, они вместе были в экспедиции в пятьдесят втором и в пятьдесят третьем годах в Красноярском крае. Услышав это, Егорышев обмер и несколько минут не мог произнести ни слова, а Мальков, сидя на кровати, спокойно смотрел на него маленькими мудрыми серыми глазами.В одну секунду буря мыслей пронеслась в голове Егорышева. Ответ Малькова не был неожиданным, и все же этот ответ ошеломил его. До сих пор Матвей Строганов, хотя и появился из небытия, находился где-то очень далеко, сейчас он сразу приблизился, приблизилось и то грозное, неотвратимое, что нависло над жизнью Егорышева.Кое-как придя в себя, он спросил первое, что пришло ему в голову:— Почему же фамилии Строганова нет в списке, который хранится в министерстве?— Очень просто, — ответил Мальков, — потому что нашу партию Гольдберг комплектовал в Москве, а Строганов присоединился к нам в Борске, где мы остановились, поджидая свой багаж.— Как же получилось, что он к вам присоединился?— У Паторжинского в Москве тяжело заболела жена, Он получил телеграмму и уехал. Мы хотели отправиться дальше вчетвером, но тут Гольдберг случайно познакомился со Строгановым и сразу взял его, потому что Строганов, так же как и все мы, специализировался на никеле и кобальте. Нам просто повезло, что мы натолкнулись на него.— Но ведь, кажется, он состоял в какой-то другой партии?— Да, он числился в партии профессора Алексеева, но по какой-то причине отстал от этой партии и пришел в Управление геологии просить, чтобы его отправили вслед за Алексеевым. Отправить его почему-то не смогли, и Гольдберг предложил ему поехать с нами.— А Строганов вам ее говорил, почему отстал от своей партии?— Нет. Он вообще показался нам каким-то замкнутым и мрачным. Мы догадывались, что у него произошло несчастье. На его лице виднелись свежие следы ожогов… В Управление геологии он явился, выписавшись из больницы.— Расскажите, пожалуйста, еще что-нибудь о нем, — попросил Егорышев.— Ну что же вам рассказать… Я с ним работал только один сезон, причем этот сезон был нетипичным, мы все находились в особых условиях, и настоящего характера Строганова я не мог узнать…— Почему?— Видите ли, некоторые обстоятельства давали нам основание предполагать, что мы найдем в избранном районе то, что искали, на деле же получилось иначе — мы ничего не нашли, и так как это была не первая наша неудача и даже не десятая, а, наверно, уже тридцатая или даже сороковая, мы все упали духом, расстроились. Кроме Льва Алексеевича, конечно… Он-то был бодр, полон энергии и, как всегда, успокаивал нас… Упал духом и Строганов. Для него такая неудача была непривычной. К тому же он и вообще был подавлен…— Вы искали Алый камень? —спросил Егорышев, Мальков опустил глаза, помолчал и спросил:— Откуда вы знаете об Алом камне?— Я ничего не знаю. Просто слышал в министерстве.— Да. Мы искали Алый камень.— А что такое Алый камень? Почему прежде я никогда не слышал о нем?Мальков встал, прошелся по комнате и остановился у окна, за которым был виден силуэт Министерства иностранных дел.— Мне трудно вам объяснить… В общем это то, что в наше тревожное время принято называть стратегическим сырьем… — медленно, выбирая слова, ответил он. — Мы, геологи, между собой называем так металл, открытый около трехсот лет назад, но только недавно начавший широко применяться в некоторых отраслях промышленности. — Мальков посмотрел «а Егорышева, подумал и продолжал: — Ну, чтобы для вас сразу стало все ясно, скажу, что этот металл добавляется в сталь, из которой изготовляются ракеты, спутники Земли и оболочки для атомных реакторов. Этот металл придает стали высокую прочность, позволяющую ей выдерживать огромные космические перегрузки…— Понимаю, — тихо сказал Егорышев.— Но этим не исчерпывается значение так называемого Алого камня, — увлеченно сказал Роман Сергеевич. — Он настоящий металл будущего. Недавно им заинтересовались биологи. Они обнаружили, что этот металл, примешанный в пищу, стимулирует развитие живых организмов. Домашние животные — коровы, свиньи, овцы, которым назначался специальный рацион с примесью Алого камня, — быстро прибавляли в весе и, что еще важнее, приносили обильное и необыкновенно жизнеустойчивое потомство…— Действительно, металл будущего!— Да! — гордо ответил Мальков. — И это еще не все! Ленинградский онколог профессор Петровский использовал для лечения раковой опухоли радиоактивные свойства Алого камня и получил хороший результат. Конечно, до полной победы над раком еще далеко, но не исключено, что именно Алый камень спасет жизнь людям, умирающим от этой тяжелой болезни…Егорышев слушал затаив дыхание.— А, ведь когда-то этот металл считали ненужным, даже вредным. В восемнадцатом веке на одном шведском медноплавильном предприятии плохо выходила медь из печи, несмотря на богатое содержание ее в породе. Медь исследовали и обнаружили посторонний, до сих пор неизвестный металл, который и мешал нормальному течению плавки. Раздосадованные рабочие назвали открытый металл Злым духом, и это название, собственно, сохранилось до сих пор. Но Злой дух оказался добрым!— Он может быть, наверно, и злым, раз его так назвали? — улыбнулся Егорышев.— Разумеется. Все зависит от того, как использовать этот металл. Поэтому-то он и считается сейчас стратегическим сырьем.— А кто первый придумал такое чудесное название?— Гольдберг. Он ведь был романтиком, любил стихи и даже сам писал их, только скрывал от всех… Собирал в горах цветы, любовался звездами… Металл, о котором идет речь, в чистом виде почти не встречается. На вид он белого цвета, с розоватым оттенком. Вот Гольдберг и придумал — Алый камень… Алый камень был мечтой всей его жизни, его страстью. Он сорок лет искал его.— И не нашел?— Этот металл очень редок, — уклончиво ответил Мальков. — Крупные месторождения имеются лишь в Канаде и в Центральной Африке. Вновь открытые месторождения на Западе держатся в строгом секрете. У нас в Советском Союзе Алый камень добывается в небольшом количестве. В нем постоянно испытывается нужда… Но мы с вами отвлеклись. Вернемся к Матвею Строганову. Что вы хотели бы еще узнать о нем?Егорышев понял, что Роман Сергеевич не желает больше говорить об Алом камне.— Где сейчас находится Строганов? — спросил он.— Этого я не знаю, — ответил Мальков. — После окончания летней кампании Строганов остался в Красноярске, а мы вернулись в Москву. Той же зимой я ушел на пенсию, заболел, и дочка увезла меня к себе в Среднюю Азию. Она тогда работала в алма-атинском театре… В прошлом году ее перевели в театр Вахтангова. Гольдберга уже не было в живых, Паторжинского, Коровина и Николаенко я в Москве не застал. Я больше не встречался с ними. Поэтому затрудняюсь вам ответить. Думаю, впрочем, что Матвей Михайлович остался где-нибудь в тех краях. Он ведь художник, любит природу. Тамошние места ему очень понравились. Да и для геолога там работы предостаточно.Поблагодарив Романа Сергеевича, Егорышев поехал на дачу. Он добрался туда незадолго до полуночи, голодный и усталый, с жестокой головной болью. Он вскипятил чайник, жадно выпил несколько стаканов, заедая чай черствой булкой, и до рассвета расхаживал по веранде, спускался с крыльца под моросящий теплый дождик и пытался привести в порядок мысли. Он был взбудоражен тем, что услышал от Малькова.Раньше он ничего не знал о Матвее, о его профессии и не думал, что он собой представляет, как выглядит, какие у него голос, характер, привычки. Матвей для Егорышева был бесплотным, отвлеченным понятием, чем-то вроде призрака. С призраком нельзя было спорить, считаться, к нему нельзя было даже ревновать. Ревновать, вообще говоря, было можно, но сама ревность тоже оказывалась бесплотной и какой-то отвлеченной.После разговора с Мальковым все стало по-другому. Егорышев был потрясен величием тех целей, которые поставили перед собой эти люди, ищущие Алый камень, металл будущего. В его представлении и сами эти люди должны были быть какими-то особенными, не такими, как все. Дело, которое они делали, было прекрасным, важным, государственным делом, достойным мужчины. И Матвей Строганов был причастен к этому прекрасному делу. Он тоже искал Алый камень, тоже был в числе избранных, он был одним из тех, кому завидовал и перед кем всегда преклонялся Егорышев.Из рассказов Наташи, из того, что он узнал сегодня от Малькова, в душе Егорышева возник живой образ Матвея Строганова — коммуниста, искателя, настоящего человека. Этот образ был таким привлекательным, чистым и благородным, что Егорышев чуть не заплакал от любви к Матвею, от жгучей ревности и от зависти к нему.На следующий день, явившись на работу, Егорышев дождался, когда за стеклянной перегородкой мелькнул бежевый плащ Лебедянского, и мимо Зои Александровны, не обращая внимания на ее изумленный и негодующий взгляд, прошел в кабинет.— Здравствуйте, Евгений Борисович, — сказал он Лебедянскому. — Не можете ли вы мне предоставить сейчас очередной отпуск?— Почему такая срочность? — спросил заведующий отделом, мельком взглянув на Егорышева и с досадой шаря рукой по письменному столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16