А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– О, дорогой, – растерянно сказала я, – что случилось? Что не так?
– Я испробовал все, что мог, – сквозь слезы сказал он, – но моя жена категорически отказывается дать мне развод. Я не знаю, что еще можно сделать. Кажется, ей не важно, что я делаю или что говорю.
Тошё был на грани отчаяния. Он проговорил со мной несколько часов: рассказывал про жену, про детей, про свои мучения из-за сложившейся ситуации. Я была слишком поглощена его проблемами, чтобы думать о себе. Я не могла видеть его боль и прикоснулась к нему. Впервые. Я положила руки ему на плечи и нежно обняла. «Это и есть близость, – подумала я, – это любовь. Да, это она».
Я поставила только два условия.
– Я останусь с тобой столько, сколько нужно, пока ты не убедишь жену, – сказала я. – Но ты должен пообещать мне две вещи: во-первых, у тебя никогда не будет от меня секретов, а во-вторых, ты никогда не будешь врать мне. Если ты сделаешь это, все закончится. Без вопросов, без объяснений. Ты пойдешь своим путем, а я – своим.
Он обещал, и я осталась с ним. Я была поражена животной страстью, которая охватила нас. Без малейшего стеснения или стыда, я отдалась ему, как голодная львица. Случившееся в далеком прошлом нападение моего племянника было забыто.
Мое сердце радостно запрыгало, когда после всего я посмотрела вниз и увидела кровь на простыне. Я отдала Тошё самое драгоценное, что у меня имелось, и сделала это по любви. В какой-то мере для нас обоих это оказался первый раз. Тошё сказал мне, что никогда раньше не был с девственницей. Я была счастлива.
В тот вечер некоторые фанаты Тошё приготовили для него прием. Он был готов к выходу раньше меня, так что я предложила ему идти первым, пока я принимаю ванну. Мне нужно было одеться и накраситься, я пообещала присоединиться к нему через полчаса.
Выйдя из ванны, я попыталась открыть дверь, но ручка не поворачивалась. Она была сломана. Я крутила ее и так и сяк, но она не двигалась. Я начала стучать в дверь. Но Тошё уже ушел, а больше никто не мог меня услышать. Я огляделась вокруг и рядом с зеркалом заметила телефон. Я подняла трубку. Гудка не было. Я несколько раз нажала на рычаг, но ничего не изменилось. Я не могла поверить, что в гостинице ранга «Уол-дорф Астории» могут одновременно сломаться и телефон, и дверная ручка.
Я просидела в ванной три часа, замерзла и чувствовала себя совсем несчастной. Наконец я услышала в комнате какой-то шум. В дверь постучал Тошё.
– Минеко, что ты там делаешь?
Хоть кто-то из нас был спокоен!
Он быстро среагировал на истерику в моем голосе и нашел кого-то, кто помог открыть дверь. Я была невероятно рада выбраться из ванной, но чувствовала страшную усталость. Бедный Тошё! Он был так растерян на вечеринке, что совершенно потерял счет времени. Он чувствовал себя ужасно. Это было забавно. Он действительно был очень внимательным человеком. Невзирая на этот маленький инцидент, мы провели в Нью-Йорке четыре чудесных дня.
Я нашла то, что искала. Я была безумно влюблена, и сила нашей страсти глубоко изменила мою жизнь. Больше всего она повлияла на мой танец; он наконец обрел ту экспрессивность, которую я так долго пыталась внести в него. Эмоции рвались из моего сердца, это проявлялось в каждом движении, каждом жесте, делая их глубже и обворожительнее.
Тошё сознательно принимал участие в этом процессе. Он был серьезным критиком. Наша страсть переплеталась с нашей преданностью искусству, и так было до самого конца. У нас были не те отношения, при которых парочкам достаточно просто сидеть рядышком и шептать на ушко всякие сладкие глупости.
Как актер Тошё учился самовыражаться гораздо дольше, чем я танцевала. В этом деле он был опытнее меня. Несмотря на то что предметы, которые мы изучали, были разными, он мог давать мне и давал профессиональные советы.
Стиль Иноуэ отличается потрясающей способностью свободно выражать любые эмоции с помощью точных, деликатных жестов. Это наиболее сложная деталь во всей форме танца, и Тоше понимал, как можно научиться этому. Если старшая учительница обучала меня с точки зрения парадигмы, то Тошё мог научить меня чему-то помимо этого.
Иногда, проходя мимо зеркала, я подсознательно делала какие-то едва заметные движения. Тошё ловил меня на этом и предлагал попробовать сделать то же самое немного иначе. Его предложения часто бывали очень обоснованными. Я останавливалась и, следуя его идее, повторяла движение по-новому снова и снова.
Мы жили вместе как пара, однако должны были держать наши отношения в тайне от всех, кроме самых близких людей. Тошё все еще был женат. Мы никогда не выказывали никаких чувств на публике. Это было тяжело, так что мы иногда ездили куда-нибудь отдохнуть. Мы никогда не фотографировались вместе, даже если отдыхали на каком-нибудь экзотическом курорте. (У меня осталась только одна фотография.)
В 1973 году мы снова поехали в Нью-Йорк. В этот раз мы остановились в гостинице «Хилтон». Мистер Р. А. устроил для нас вечеринку, и Тошё представил меня в качестве невесты. Я ликовала. Я была уверена, что наша свадьба – это всего лишь вопрос времени. Представители прессы догадались по моему сияющему лицу, что у меня какое-то радостное событие, и несколько недель за мной охотились папарацци. Но самым смешным было то, что они считали, что я встречаюсь с другим мужчиной. Как они ошибались! У Тошё был большой дом в пригороде Киото и еще один в Токио, но почти каждую ночь он проводил со мной. Моя квартира стала нашим любовным гнездышком.
Он вел себя как дома, и вскоре я открыла те черты его характера, о которых никогда бы не узнала, если бы мы не жили вместе. У него была самая натуральная мания чистоты. Учитывая полное отсутствие у меня навыков домохозяйки, это было счастьем для нас обоих. Когда Тошё бывал у меня, он брал на себя все заботы по дому: вычищал его сверху донизу, подметал внутри и на крыльце, мыл кухню и ванную, вытирал пыль сухой тряпкой так, как учила меня моя мать. И все у него получалось очень быстро и ловко, в то время как мои попытки навести порядок в доме обычно заканчивались тем, что я пылесосила гостиную, размазывала пыль по столу и считала дом убранным.
Моим оправданием служило то, что я была очень занята. Мой график был забит до отказа – так, будто я продолжала жить в окия, но теперь я еще должна была самостоятельно о себе заботиться. Каждый день я шла в окия, чтобы подготовиться к работе, но у меня не было служанок, которые бы все делали.
Большую часть времени мы старались проводить вместе. А потом мои чувства подверглись серьезной проверке, когда Тошё стал сниматься в фильме, в одной из студий Киото. Он стал возвращаться домой поздно ночью, и не один, а с друзьями. Я приходила домой после долгого рабочего дня, а Тошё мог запросто спросить, чем мы будем кормить его гостей.
Я засовывала все имеющиеся в доме продукты в кастрюлю и варила их. Мои первые попытки не увенчались особым успехом, однако со временем я стала готовить немного лучше. Тошё всегда следил за тем, чтобы ни у кого не было пустого стакана или тарелки. Никто не уходил от нас голодным. Со временем я полюбила такие импровизированные вечеринки.
Тошё был привлекательный и очень общительный. Он с любовью говорил о своих детях, и я не понимала, почему ему было плохо дома.
32
В начале мая в городе Хаката на Кюсю проводится ежегодный фестиваль, известный как Дон-таку. Меня приглашали туда каждый год. В тот раз я отправилась в компании еще нескольких гейко. Обычно я останавливалась в одной и той же гостинице, ела в одних и тех же ресторанах и встречалась со своими знакомыми гейко из местной общины. Я всегда делила комнату с моей ближайшей подругой Юрико.
Как-то мы разговаривали о том, откуда появилось молчаливое паломничество. Это случается во время фестиваля Гион, однако знают о нем очень немногие. Я слышала разговор, что Юрико принимала в нем участие, и хотела узнать правду.
Фестиваль Гион проводится в Киото уже более тысячи лет и считается одним из трех самых значимых в Японии. Он начинается в конце июня и продолжается до двадцать четвертого июля.
Фестиваль Гион включает в себя несколько синтоистских церемоний и ритуалов. Семнадцатого июля местных богов приглашают войти в их священный паланкин, известный как омикоши. В этом паланкине их относят в общину на всю последнюю неделю фестиваля. Паланкин с богами несут на плечах представители главной резиденции святыни Ясака, что на улице Синдзё, к временным святыням на Шинкёгоку-авеню. Это молчаливое паломничество проходит всю оставшуюся неделю.
– Я тоже хотела бы принять участие в молчаливом паломничестве, – сказала я и тут же спросила: – Что нужно сделать, чтобы меня включили в список?
– Это не совсем то, к чему надо присоединяться. Это то, что каждый должен решить для себя сам. Но все равно, если хочешь, чтобы твои желания исполнились, это надо делать три года подряд, – ответила Юрико. – И тебе нельзя рассказывать никому о том, что ты делаешь. От этого зависит успех этого паломничества. Ты должна совершить его в тишине. Опустить глаза, ни на кого не смотреть, полностью сконцентрироваться на том, что скрыто в твоем сердце. Подумай над тем, является ли твое желание достойным паломничества.
Меня очень тронуло ее объяснение. У Юрико были своеобразные черты лица в отличие от стандартных японских лиц. Ее глаза выглядели необыкновенно красивыми – большие, нежно-карие. Она не рассказала мне того, что я хотела знать в деталях, но в качестве извинения подарила мне улыбку.
Я не могла не строить догадки, почему Юрико все-таки совершает паломничество. Чего она так неистово желает? При малейшей возможности я заводила разговоры на эту тему, но она всегда уходила от ответа и умело меняла тему разговора. В конце концов моя настойчивость дала результат, и Юрико рассказала свою историю.
Это было впервые, когда я слышала что-то о ее детстве.
Юрико родилась в январе 1943 года в городке под названием Сузуши, расположенном на побережье Японского моря. Семья ее отца занималась рыболовным бизнесом из поколения в поколение. Ее отец основал весьма успешную компанию по производству и поставкам морских продуктов. В молодости ее отец часто посещал Гион Кобу.
Мать Юрико умерла вскоре после рождения дочери, и девочку отправили жить к дальним родственникам. Во время войны компания ее отца была реквизирована военными и перестроена в оружейную фабрику. Но отец продолжал ловить рыбу. После войны он сумел возродить свой бизнес, и дела его шли вполне успешно. Однако он не забрал к себе дочь. Она продолжала переезжать от родственников к родственникам.
Когда финансовое положение ее отца более менее устоялось, он снова стал посещать Гион Кобу и влюбился в одну из гейко. Они поженились, и у Юрико появилась мачеха. Юрико позволили вернуться к отцу, только когда на свет появилась ее младшая сестра. Думаю, это было единственное время в ее жизни, когда она чувствовала себя защищенной и согретой теплом любящей семьи. Однако счастье ее продолжалось недолго. Компания отца обанкротилась. Отец впал в депрессию, запил и пил до тех пор, пока однажды не повесился прямо на глазах у младшей дочери.
Мачеха Юрико была растеряна и не знала, что делать, поэтому отправила Юрико к родственникам умершего мужа. Те же видели в девочке лишь ненужную обузу, жалели на нее денег, и в итоге у Юрико не было даже обуви. В конце концов они продали ее работорговцу (зеген, человек, который путешествовал по стране и покупал девушек для работы проститутками). (Позже, в 1959 году, такая практика была признана незаконной.) Юрико продали в Шимабара, называемую также «район удовольствий» в Киото.
Шимабара был тем районом, где продавались женщины, известные как ойран и тайю (лучшие куртизанки и проститутки), и это несмотря на то, что они были прекрасно обучены современному искусству. Молодая ойран также подвергалась ритуалу, называемому «мизуагэ», при котором ее церемониально дефлорировал хозяин, который платил за эту привилегию довольно крупную сумму. (Слухи о «мизуагэ» и поверхностное знакомство с терминами явилось причиной того, что многие иностранцы не понимали разницу между проституткой и гейшей.) Тайю и ойран тоже работали по контракту, но были ограничены в передвижении и привязаны к району до тех пор, пока не заканчивался срок.
Когда мачеха Юрико узнала о случившемся, она немедленно обратилась к окасан Уай окия в Гион Кобу и попросила о помощи. Владелица связалась с отокоши, и тот умело перевел Юрико из Шимабара в окия. Юрико не хотела возвращаться к мачехе, и окия решил взять на себя всю заботу о девочке.
Это случилось, когда ей было двенадцать лет.
Юрико была очень прилежным ребенком, она всецело отдалась урокам и впоследствии стала одной из лучших гейко Гион Кобу. Когда она рассказывала о том, насколько лучше стала ее жизнь в Гион Кобу по сравнению с теми двенадцатью годами лишений, ее большие красивые глаза наполнялись слезами.
Через два года мы снова были вместе в Хаката, и Юрико рассказала мне свою историю. Объяснила мне и причину, по которой совершает молчаливое паломничество. Уже много лет она была влюблена в одного человека и очень хотела выйти за него замуж. Это было причиной. Об этом она молилась каждое лето на молчаливом паломничестве. Она любила только его и, несмотря на то что многие предлагали ей руку и сердце, она отвергала все предложения.
Однако, по политическим причинам, ее любимый женился на другой, но их отношения продолжались. В мае 1980 года ей поставили страшный диагноз: рак. Не знаю, из-за чего она заболела, но ее любовь только усилилась во время болезни. Словно услышав ее молитвы, любимый нежно нянчился с ней все время, пока она умирала. К сожалению, его попытки вылечить ее ни к чему не привели, она скончалась двадцать второго сентября 1981 года. Совсем молодой, в тридцать семь лет. Я верю, что ее любовь к нему все еще живет, и так будет продолжаться тысячелетия. Или целую вечность.
Сетцубун пришелся на середину февраля. Этот праздник знаменует начало весны по старому лунному календарю. Празднуя это событие, мы разбрасываем вокруг дома бобы, дабы отогнать злых демонов и привлечь удачу.
В Гион Кобу на Сетцубун устраивается что-то вроде карнавала, мы надеваем яркие костюмы и веселимся. Мы с подругами всегда выбирали костюмы, изображающие какие-то события минувшего года. В 1972 году Соединенные Штаты вернули Японии Окинаву, так что в тот год мы были одеты в народные костюмы Окинавы.
Я и мои подруги любили использовать чаевые, заработанные на вечеринках в Сетцубун, чтобы отдохнуть на Гавайях. Мы посещали почти сорок озашики, проводя на каждом из них менее трех минут, чтобы собрать побольше чаевых. В тот вечер мы заработали больше тридцати тысяч долларов.
Организовывать поездку была моя очередь. Я должна была заказать места. Кроме того, я отвечала за деньги и паспорта, находившиеся в моем кошельке, когда мы покидали Киото. Мы собирались провести ночь в Токио и на следующий день улететь в Гонолулу.
Обидно, но я забыла свой кошелек в такси по дороге в гостиницу. Мои спутницы были очень недовольны.
– Ох, Минеко, – сказали они, – как это на тебя похоже.
Я всегда старалась быть ответственной и была уязвлена их реакцией.
Мне необходимо было достать нам деньги и паспорта до следующего дня. Я позвонила одному из своих клиентов, объяснила ситуацию, и он любезно согласился одолжить мне тридцать тысяч долларов наличными. Я попросила его принести деньги в гостиницу на следующее утро. В тот момент, когда я раздумывала над тем, кому из моих знакомых в правительстве можно позвонить, чтобы срочно заказать паспорта, мне сообщили, что найден мой кошелек: водитель такси отвез его в полицию, куда я и явилась на следующее утро. В суматохе я забыла сообщить своему клиенту, что тридцать тысяч мне больше не нужны, а он пришел вскоре после того, как я ушла. Наверное, я все-таки была не очень ответственной.
Несмотря на такое зловещее начало, мы прекрасно провели время. В конце мои подруги поблагодарили меня за то, что я была прекрасным организатором тура. Однажды, прямо на солнечном берегу, мы взяли урок местных танцев, и учительница сразу распознала в нас танцовщиц. Она попросила нас станцевать что-нибудь для нее. Это было так весело, что мы давали уроки танцев в стиле Иноуэ следующие три дня. Многие из наших клиентов имели связи на Гавайях и организовывали нам прекрасные обеды в Куай и Оаху.
Однажды легкий ветерок растрепал волосы мисс М. и я увидела то, чего не замечала никогда раньше: лысинку на ее голове. Затем я пристально оглядела двух других своих подруг и себя. У всех нас прямо на макушке была довольно большая лысина. Это общая проблема майко, и причиной является прическа, так как сначала волосы закрепляются на макушке. Пучок удерживается на месте бамбуковой палочкой, которая явно наносит вред.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28