А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Словно в ответ на его слова, откуда-то из темноты донесся гулкий рык, и Майк вдруг остро ощутил запах дикой природы, которым была пропитана ночь. Где-то там бродил лев, настоящий лев! Майк мечтал о таком еще с того самого дня, когда тетя впервые отвела его в Центральный зоопарк, и мальчонка затрепетал от первобытного ужаса, услышав рев косматых желтоглазых зверюг. И вот за окном африканская ночь, а в ней бродят хищники — большеголовые, с крепкими, толстенными шкурами. Прыг на мягких лапах, хрясь, хрумк, захрустели кости и жилы — ужасно и восхитительно. Только чего это нефтью попахивает?
— Ну как, старина? Не сдрейфишь? — ухмыльнулся Паф. Из-за его туши на Майка пялились жена и дочь, их лица были похожи на ритуальные африканские маски.
Майку Бендеру, королю Энсино, нет равных. Покупатель у него цену не собьет, продавец лишку не получит. Его контракты — как клещи, деловые проекты — как танки; бизнес крепок, как стальная гора.
— Ну уж нет. — Майк провел пальцами по губам, по шевелюре, ущипнул себя за локоть, за подмышку — адреналин из него так и брызгал. — Только смажь получше мой «магнум» и покажи, куда стрелять. Я этого дня всю жизнь ждал.
Слова Майка повисли в воздухе — прозвучали как-то неубедительно. Дочь ссутулилась над тарелкой, кривясь так, словно ее кормят блевотиной. Маленькие глазки жены горели боевым азартом, как перед большим походом за покупками.
— Нет, правда, я с детства об этом мечтал. Сколько тут у вас львов? Они считанные?
Паф почесал седеющий бобрик волос. Из темноты снова донесся рык, уже тише, заполошно хохотнула гиена.
— У нас тут приличная стая — голов двенадцать, может, четырнадцать. И еще несколько самцов-одиночек.
— А здоровенные есть, с настоящими гривами? Я такого хочу. — Бендер взглянул на жену. — Представляешь, чучело в полный рост? Чтоб на задних лапах стояло, а? Поставлю в приемной, в Беверли-хиллс, а? — И закончил на шутливой ноте. — Если, конечно, секретарша не перетрусит.
Вид у Николь был вполне довольный, у Пафа тоже, но дочку мирный исход не устраивал. Она презрительно фыркнула, и взрослые разом обернулись к ней.
— Значит, пристрелишь несчастного льва, который никому ничего плохого не сделал? И что ты этим докажешь?
Паф переглянулся с Майком, как бы говоря: «Ну что за милый ребенок».
Жасмина-Фиалка-Роза отпихнула тарелку с недоеденным салатом. Ее черные волосы свисали на лоб сальными кудряшками. Салат она, собственно, не ела, а сепарировала: собрала отдельно помидоры, отдельно зелень, отдельно горошек, отдельно бобы.
— Вот Стинг, Брижит Бардо и «Нью кидс» говорят, что заведеньица вроде этого — концлагеря для животных, — прошипела она. — А вы вроде гитле-ров! В Париже — это во Франции — будет целый концерт, чтобы зверей спасти, ясно?
— Да ладно тебе, — оборвала ее Николь, поджав сочные губки. — Одним львом больше, одним меньше. Идея Майка — просто шик. Входят клиенты в офис, а там — лев в прыжке. Классная символика.
Майк не понял — серьезно она говорит или опять ехидничает.
— Слушай, Жасмина, — начал он, одновременно топнув ногой, ухватив себя за мочку уха и взмахнув вилкой.
— Не Жасмина, а Жасмина-Фиалка-Роза, — мстительно поправила его дочка.
Бендер знал, что она ненавидит свое имя — изобретение чокнутой мамаши, которая имела обыкновение на закате общаться с призраками, а Майка считала реинкарнацией Джона Д. Рокфеллера. Желая отыграться на папочке за все им содеянные и помысленные прегрешения, девчонка требовала, чтобы он называл ее только полным именем. Всегда.
— Ну хорошо. Жасмина-Фиалка-Роза, послушай-ка, что я тебе скажу. В двенадцать лет можно воспринимать всерьез всю эту хипповую лабуду про окружающую среду, но когда повзрослеешь, поймешь, что охота — один из основных человеческих инстинктов, это вроде как потребность…
— …в питье и питании, — подхватил Паф, щеголяя псевдоитонским произношением.
— Понятненько! — завопила Жасмина, вскакивая на ноги. Глаза — как две мутные дырки, уголки рта дергаются. — А также всрании, пердении и е..нии.
Она бросилась вон из увешанной охотничьими трофеями столовой, громко топая, и на прощание оглушительно хлопнула дверью.
За столом воцарилось молчание. Паф посмотрел на Николь, та закинула руки за голову — потянулась, а заодно продемонстрировала бюст и целомудренную белизну выбритых подмышек.
— Очаровательная малышка, — обронил Паф с явным сарказмом в голосе.
— Это уж точно, — подхватила Николь, и стало ясно, что они — союзники.
В этот момент в столовую вошел туземец, принес поднос с бифштексами из газели и жареными побегами маиса. Паф доверительно понизил голос и сообщил Бендеру:
— Итак, Майк, утром нас ждут зебры. Тебе они понравятся. — Водянистые глаза охотника смотрели на Бендера в упор. — А потом… — Тут туземец шмякнул об стол поднос с ошметками сочащегося кровью мяса. — Готовься к встрече со львом.
Нельзя сказать, чтобы торговец недвижимостью драпанул — Бернарду приходилось видеть трусов куда как похуже, — но был близок к тому, и даже весьма. А может, собирался в обморок бухнуться. Так или иначе, ситуация вышла препаршивая. В такие минуты Бернард мысленно проклинал и Африку, чтоб ей провалиться, и львов, и охотничьи заповедники, и торговлю недвижимостью.
На льва они набрели в старой миндальной роще. Деревья там были безлистные, мертвые, голые, как оленьи рога — выстроились ровными шеренгами до самого горизонта, а земля под ними вся в сломанных сучьях.
— Близко не подходить, — предупредил Паф, но Бендер хотел стрелять наверняка и допрыгался-таки. Застрял по колено в палых ветках и мусоре — ни туда, ни сюда, — плечи трясутся, винтовка ходуном ходит, а лев несется прямо на него, да с такой лютой яростью, что Паф и тот опешил. За четырнадцать лет существования «Африканского сафари» ничего подобного не видывал. Бернард предпочитал не вмешиваться во взаимоотношения клиента с дичью — потом обид не оберешься, — но в данном случае миссис Бендер и впрямь чуть не стала безутешной вдовой. Можно себе представить, что последовало бы дальше: стоимость страховки клиентов взмыла бы в облака, а еще судебное разбирательство… В общем, момент был не из приятных.
Накануне ночью, когда Бендеры ушли спать, Бернард отрядил Эспинозу подразнить львов, после чего их выставили из клеток, не покормив ужином. Такое обхождение любого льва, даже самого старого и беззубого, приводило в скверное расположение духа. Паф знал: за ночь они без своей конины так оголодают, что с дикостью и свирепостью у них будет все в порядке. Метода отработанная и многократно проверенная. Лозунг Бернарда был такой: клиент заплатил деньги — должен получать качественный товар. Не хватало еще, чтобы гости догадались, что лев девяносто девять процентов своей жизни проводит в клетке. Пусть думают, что царь зверей так и бегает себе с утра до вечера среди мертвых миндальных рощ и замаскированных нефтенасосов. Удрать-то львам все равно некуда — заповедник окружен рвом глубиной в двадцать футов, да еще двенадцатифутовая изгородь под током. Кто убережется от пули охотника, через денек-другой вернется в клетку сам, соскучится по конине и требухе.
Утром, когда девчонка еще спала, Бернард накормил гостей завтраком (яйца и лососина) и повез охотиться на зебр. Путь их лежал к «водопою», бывшему бассейну, которому Паф при помощи кое-каких ухищрений придал вид дикого озерка. После недолгого препирательства по поводу цены Бендеры, точнее миссис Бендер, остановились на пяти головах. Жена была шикарная штучка. Во-первых, Паф отродясь не видывал такой красотки, а во-вторых, и стреляла она куда лучше, чем муженек. Двух зебр уложила со ста пятидесяти ярдов, почти не повредив шкуру.
— Ну вы и стреляете, маленькая леди, — восхитился Бернард, когда они приблизились к подстреленной добыче.
Зебра лежала на боку, люто палило солнце, по шкуре уже ползали мухи. Бендер присел над вторым трупом, разыскивая дырку от пули, а Роланд тем временем вострил в джипе разделочный нож. Откуда-то с холмов донесся раздраженный рев льва.
Николь улыбнулась Пафу. В шортах-«бананах» и рубашке «сафари» она была чудо как хороша.
— Стараемся, — скромно потупилась Николь и расстегнула ворот, чтобы показать Бернарду золотой значок на персиковой маечке. Значок был в виде ружьеца, и, придвинувшись, Паф прочел: «Николь Бендер, Снайпер года, 1989».
Далее последовали ленч и сиеста, потом джин и пиво, партия в канасту. Нужно было убить время до вечера. Бернард из кожи вон лез, чтобы произвести на дамочку впечатление, и не только в интересах бизнеса. Что-то жаркое и упруго пульсирующее ощущалось в этом размалеванном личике, в изгибе пухлых губок. Паф и не пытался сопротивляться искушению. С тех пор как сбежала Стелла, ему жилось несладко, приходилось довольствоваться тем, что само шло в руки. Слава богу, специфика работы этому способствовала.
Стало быть, загрузили они в джип «ранглер» морозильник с пивом, «холланд энд холланд» 375 калибра мистера Бендера, «винчестер-магнум» 458 калибра миссис Бендер, гаубицу самого Пафа, «нитро»-шестисотку, и поехали в дальний конец ранчо, где по склонам холмов пластались узловатые черные ветки миндальных деревьев. Обычно львы, выгнанные из клеток, отправлялись именно туда, где меж холмов петляла речушка, весной бурливая и полноводная, летом же пересыхавшая в худосочный ручеек. Но напиться воды хватало, а заодно львы могли покататься по траве и поваляться в пол— ¦ осатой тени безжизненной рощи.
Бендер сразу же начал психовать — еще когда они потягивали джин и пиво, пережидая жару. Этот тип просто не умел сидеть спокойно. Нес какую-то ахинею про ипотечные счета, закладные и тому подобное, судорожно облизывался, дергал себя за уши, строил гримасы — прямо тренер захудалой команды во время бейсбольного матча. А все нервы. Паф столько раз водил на льва этих городских хлыщей, что научился сразу определять, для кого большая рыжая кошка не просто добыча, а способ проверить себя на вшивость — мол, мужик я или тряпка. Один тип, актер с телевидения (наверно, гомик), так накрутил себя, так нагрузился джином, что надул в штаны еще до того, как джип тронул с места. Бернард с тех пор видел этого героя раз сто по ящику. Этакий крутой парень с ямочкой на подбородке и горящим взором — все время колошматит негодяев и ловко обхватывает баб за талию. Но разве забудешь, как у него вдруг глаза стали пустыми-пустыми, а по штанинам поползло мокрое пятно?
В общем, одного взгляда на Бендера было достаточно, чтобы понять: дело швах.
Сторговались на одиннадцати с половиной за большого самца с гривой. Бернард скинул пятьсот с первоначальной цены, Потому что Бендеры заказали две лишних зебры, да и вообще совесть надо иметь. Из мало-мальски презентабельных самцов на ранчо имелся только Клод. В свое время он, надо думать, был молодцом, но по человеческим меркам ему уже перевалило за девяносто; бедолага доживал свой век, точно какой-нибудь дряхлый старичок, кушающий кашку в богадельне. Паф приобрел льва за бесценок, выкупил у занюханного бродячего цирка в Гвадалахаре. Доходяге было никак не меньше двадцати пяти лет, он плохо видел, несло от него, как от покойника, а резцы на нижней челюсти совсем сгнили — жуя, Клод выл от боли. Но стать он сохранил, кое-какие мускулы уцелели, и издалека старикан смотрелся хоть куда, а из-за больных зубов характер у него совсем испортился. Пожалуй, вполне сойдет за дикого. То что надо, подумал Паф. Самое оно.
Но идиот Бендер застрял среди сучьев — весь трясется, как под ледяным душем, а Клод мчится прямо на него. Первая пуля, отрикошетив от земли, прострелила льву заднюю лапу, и зверь взревел так свирепо (когтями разорву, клыками растерзаю!), что придурок с перепугу чуть винтовку не уронил. Бернард очень хорошо все видел, потому что они с миссис Бендер и Роландом стояли всего в пятнадцати шагах — сзади и чуть сбоку. Надо признать, Клод удивил. Вместо того чтобы завертеться на месте волчком, а потом сигануть в заросли, он, взревев, ринулся вперед — только комья глины полетели из-под когтей. Словно кто подпалил старичка. А Бендер только дергается, вихляется да губами шлепает. В таком состоянии он и в бочку с пивом не попал бы. У Пафа у самого чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Он вскинул к плечу свою мортиру, бухнул оглушительный выстрел, и в следующий миг Клод превратился в свернутый рыжий коврик, на который зачем-то вывалили целую корзину свежего фарша.
Бендер обернулся, лицо — белее мела.
— Что т-такое? — поперхнулся он, размахивая руками. — На хрена ты это сделал?
Классный был момент. Высоко в небе серебряной рыбкой плыл реактивный лайнер, вокруг царила полнейшая, неправдоподобная тишина, жена Бендера помалкивала, уцелевшие львы попрятались в траве, даже птички на деревьях заткнулись, напуганные перекатывающимся эхом пальбы.
— Я всего лишь спас тебе жизнь, дружище, — в царственном гневе обронил Бернард, внутренне гордясь такой по-британски эффектной фразой.
Майк Бендер был зол — так зол, что ему не лезла в горло ни рыба какого-то там посола, ни пережаренные тосты, ни сопливого вида яичница. И где, черт подери, кофе? Ведь тут, в конце концов, Бейкерсфилд, а не палаточный городок в Уганде! Он рявкнул на цветного (весь размалеванный под туземца, а говорит с калифорнийским прононсом), чтобы добыл кофе, черный и крепкий, хоть из-под земли. Если надо, пускай в Ойлдейл за ним сгоняет. Николь сидела напротив, смотрела насмешливо. Она-то своих двух зебр уложила грамотно, а он из трех остальных с двумя облажался: «Но Майк, эти шкуры на стенку не повесишь — они как решето!» И со львом такая гнусь вышла… Конечно, проявил он себя погано, а что еще паршивей — пролетел на одиннадцать с половиной тысяч, и все впустую. После выстрела Пафа от зверя одни ошметки остались. Мясо да кости. Какая там грива, и башки-то не отыщешь — вот как постарался великий белый охотничек.
— Брось, Майк, — сказала Николь и хотела похлопать его по руке, но Бендер свирепо отшатнулся. — Брось. Это еще не конец света.
Майк взглянул на нее, увидел светящиеся торжеством глаза, и ему неудержимо захотелось врезать ей по физиономии, вцепиться в горло или еще лучше — отлучиться за винтовочкой и всадить суке пару зарядов в брюхо.
Бендер открыл было рот — выдать жене на всю катушку, но тут из кухни вернулся цветной с кофейником. Роланд, вот как его зовут. Спасибо еще не назвали каким-нибудь Джамбо или Мамбо, чтобы имя получше соответствовало этим идиотским юбкам. Нашли туземца! Хорошо бы и его заодно отлупить как следует. Единственная милость судьбы — что Жасмина-Фиалка-Роза дрыхнет как убитая до самого обеда и носа не кажет.
— Ну Майк, Майк, — пыталась урезонить мужа Николь, однако он был глух к ее призывам.
Бендер пылал яростью, вынашивал кровожадные планы мести — ух и отыграется же он по возвращении на всех арендаторах, квартиросъемщиках и лавочниках. Стон будет стоять от долины Сан-Фернандо до Ханкок-парка. Майк угрюмо потягивал остывший растворимый кофе и ждал, пока явится великий белый охотник.
Паф к завтраку припозднился, зато вид у него сегодня был какой-то омолодившийся. Волосы подкрасил, что ли? Ишь как сияет, ишь как лучится.
Будто похитил священный огонь у самого повелителя Энсино.
— Добрейшего утра, — поздоровался он с липовым вест-эндским шиком, шумно втянул воздух, чуть не проглотив при этом усы, и бросил на Николь такой недвусмысленный взгляд, что у Майка внутри все закипело, забурлило и выплеснулось наружу огненной лавой.
— Что, других львов так и не обнаружилось? — сипло осведомился он.
— К сожалению. — Паф уселся во главе стола, мазнул на тост мармелада.
— Я еще вчера объяснил, Майк, что львиц у нас сколько угодно, а самцы все еще зеленые, даже не успели гривой обзавестись.
— Рассказывай сказки!
Бернард внимательно посмотрел на Майка, увидел мальчишку, который так и не стал взрослым. Богатого, балованного мальчишку, который привык хапать, командовать, делать все по-своему. У, выскочка.
Перевел взгляд на миссис Бендер. Что она нашла в этом клоуне? Бернарду явилось краткое, но мощное видение: миссис Бендер раскинулась рядом с ним в постели — сиськи, ляжки, припухшие губки и все такое.
— Послушай, Майк, забудь ты о льве, — сказал Бернард. — С кем не бывает. Я вот думаю, не поохотиться ли нам сегодня на антилоп.
— Да пошли они, твои антилопы.
— Ну тогда на дикого буйвола, а? Многие говорят, что свирепый мбого — самое опасное животное во всей Африке. Желтые глаза Бендера потемнели от злости.
— Тут не Африка, — процедил он. — Мы в Бейкерсфилде.
Вот это было уже свинство. Бернард терпеть не мог подобных заявлений. Он приложил столько усилий, чтобы создать этот волшебный мир. Ведь собственно говоря, он продавал мечту, иллюзию (закройте глаза, и вы в Африке), он из кожи вон лез, чтобы ранчо на самом деле превратилось в Африку, чтобы ожили старые легенды, возродилась великая эпоха — пусть ненадолго, хоть на пару дней.
1 2 3