А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 



«Э.Багиров «Гастарбайтер»»: «Популярная литература»; Москва; 2007
ISBN 978-5-903396-05-4
Аннотация
Роман московского писателя и публициста Эдуарда Багирова целиком основан на реальных событиях. Книга не просто во многом автобиографична, это ещё и биография миллионов людей, после развала СССР потерявших всё – дом, родных и саму родину. Обстоятельства вынудили главного героя приехать в Москву, где ему выпало в полной мере пережить и головокружительные взлёты, и глубокие падения. Всё то, чем встречает приезжих гордая, независимая и негостеприимная столица.
Эдуард Багиров
Гастарбайтер
Это искренняя книга, читатель. Она с самого начала предуведомляет тебя, что я не ставил себе никаких иных целей, кроме частных. Я нисколько не помышлял ни о твоей пользе, ни о своей славе. Силы мои недостаточны для подобной задачи.
Монтень
Не забывай свои корни, помни – есть вещи на порядок выше.
«Каста»

Посвящается Анне Зейликман
Введение
– Проснись! Проснись, говорю, почти приехали! – голос Миши, моего дяди, вывел меня из состояния оцепенения. Сном это полузабытьё уставшего до полусмерти человека назвать было невозможно.
Я с трудом разлепил веки. Тягач-лесовоз натужно взвыл – миновали последний пост на въезде в Москву. Триста пятьдесят километров, разделяющие столицу и заброшенный городишко в Нижегородской губернии, мы одолели почти за сутки – перегруженный досками старый, полумёртвый «КамАЗ» дышал на ладан, и даже на самых свободных участках трассы не мог разогнаться быстрее пятидесяти километров в час. К тому же мы, естественно, останавливались у каждого поста, где инспекторы жадными глазами въедливо изучали все возможные документы, и, шмоная, заглядывали чуть ли не в бензобак. Серым февральским вечером шоссе Энтузиастов выглядело пугающе уныло, его не красили даже многочисленные, щедро подсвеченные рекламные щиты. Спешащие после рабочего дня к метро безликие люди, сгорбившиеся и избегающие взглядов друг друга, тоже не добавляли общей картине дружелюбия. Я поёжился и прикрыл глаза…
Городишко в нижегородской глуши именовался Кулебяки. Именно туда, на свою родину, переехала года полтора назад моя мать.
До этого мы жили в Туркменистане, в голом, диком, затерянном в каракумской пустыне городе Мары. Помните уроки географии в советской школе? Самая южная точка Союза, Кушка, находится как раз в Марыйской области. В 1995 году президент Сапармурат Туркменбаши с помпой отметил 2500-летие нашего городишки, более известного в истории, как Древний Мерв, через который в незапамятные времена проходил Великий Шёлковый путь. На праздник, по слухам, съехалось огромное количество иностранных учёных и журналистов – недооценить важность события было невозможно, не каждый день случаются исторические юбилеи такого масштаба. Иностранцы отпраздновали, разъехались, и Туркменбаши завернул гайки окончательно – нетуркменам в стране жить стало совершенно невыносимо.
В Туркменистан моя глубоко русская мать приехала по какой-то разнарядке в начале семидесятых, строить дома на окраине Советского Союза – за три месяца работы давали однокомнатную квартиру, так что мать, ради собственной жилплощади, охотно сменила поволжскую глухомань на глухомань среднеазиатскую. Встретила там моего отца, азербайджанца по национальности, вышла замуж, и родилось у них двое детей: в семьдесят пятом году я, чуть позже – мой младший брат. Всё бы ничего, но отец скоро сел в тюрьму и довольно быстро умер там от туберкулёза, а потом начались девяностые, и на материну зарплату продавца не то что жить – даже существовать стало невозможно. Помыкавшись по республике и поняв, что мечта детства – исторический факультет государственного университета Туркменистана – мне, нищему нетуркмену, не светит, а мелкой торговлей наркотиками и прочими подобными делишками я долго пробавляться не смогу, я ушёл в армию, а через два месяца бежал оттуда и уехал в Москву, искать счастья. Тогда многие так делали – кровавый беспредел Туркменбаши только начинался, но многие уже поняли, что перспектив в этой стране для них больше нет. Искомое счастье оказалось субстанцией эфемерной и неуловимой – не промотавшись по вокзалам и трёх месяцев, в апреле 94 года я получил двухлетний срок и сел в тюрьму. А за эти два года мать успела перебраться в Россию окончательно.
Итак, давайте знакомиться. Я – Евгений Алиев. Мне двадцать лет. В Азии я – гонимый русский, в России же – не менее гонимый «чёрный», в просторечии «чурка». Неважно, что на азербайджанца, благодаря русской маме, я похож весьма условно, плевать, что говорю я по-русски без акцента – я же родился в «чуркистане», да ещё и ношу такую неудобную фамилию! В современной России этого вполне хватает, чтобы нередко чувствовать себя синклер-льюисовским Кингсбладом.
Кулебяки
На деньги, в спешке вырученные от продажи отличной марыйской четырёхкомнатной квартиры, в Кулебяках мать смогла купить лишь тёмный однокомнатный угол на втором этаже полусгнившего двухэтажного деревянного барака, 1927 года постройки. И я, после освобождения приехавший в эту жуткую глухомань, обнаружил мать и младшего брата-школьника в состоянии полной нищеты и неприкаянности. У них не было денег даже на дрова, и они собирали по вечерам на городском рынке картонные коробки, дабы хоть как-то обогреть свой мрачный угол. Многочисленная родня по материнской линии была такой же нищей, в основном безработной, и совершенно ничем не могла помочь новоявленным переселенцам. Мать работала на городском рынке, торговала сахарным песком за 20 тысяч неденоминированных ещё рублей в день – четыре доллара. Вот в эту удручающую обстановку я и попал после освобождения – никому не нужный, переполненный амбициями мальчишка.
Даже и сейчас, спустя десятилетие, мне сложно оформить тогдашние чувства в слова. Увидеть собственную мать, изнурённую фактически неоплачиваемой, бесполезной, тяжёлой работой (полуцентнерные мешки с сахаром она вынуждена была таскать со склада на рынок сама, при помощи ветхой тачки с разными колёсиками), и младшего братишку, вся убогая одежонка на котором по стоимости едва дотягивала до блока средних сигарет… Вспоминать это вовсе не легко, а уж почувствовать на себе – врагу не пожелаю.
Естественно, я начал помогать матери таскать со склада эти самые пресловутые мешки – делать-то было нечего. И в один прекрасный день меня приметил на этом рынке некий барыга, имени которого я не помню, а потому стану трактовать его Барыгой и далее. И вот этот Барыга, о чудо, предлагает мне работу! Небывалое везенье! Попёрло, как утопленнику. Стоит ли говорить, что согласился я моментально, даже толком и не дослушав, о чём идёт речь. Не до того было, знаете ли. Тем более, что Барыга предложил мне целых тридцать тысяч рублей ежедневного оклада. По тем временам пять долларов – сумма! Так везло далеко не всем.
Обязанность моя состояла в следующем: продавать в розницу репчатый лук, который Барыга оптом возил из соседнего Арзамаса. И с этого момента судьба повернулась ко мне куда более весёлой и фартовой своей стороной.
Лук этот стоил, кажется, три с половиной тысячи рублей за килограмм. То есть три пятьдесят по сегодняшнему курсу. В распоряжении своём я имел примитивные весы – две чашки-противовеса, а ещё комплект опломбированных гирек и небольшой пластиковый тазик, в который, собственно, и загружался для взвешивания репчатый лук. Сказать, что распродажа проходила бойко – вообще ничего не сказать. Ко мне, в отличие от других торгашей, почему-то выстраивались целые очереди бабушек с авоськами, наперебой бубнящих и тщательно отслеживающих каждые десять граммов. А я предпочитал этих граммов не считать, потому наваливал всегда с верхом и, если чаша весов немного не дотягивала до заказанной кондиции, кидал сверху луковицу бесплатно, только бы эти въедливые бабушки от меня скорее отстали. И каково же было моё удивление, когда, расторговавшись после первого рабочего дня и подсчитав барыши, я понял, что имею в кармане личными деньгами чуть ли не столько же, сколько составляла вся дневная выручка!
Трижды всё пересчитав, я убедился, что деньги эти реально мои, без обмана и подвоха. «Ничего себе! На ровном месте такая куча бабла!» – подумал я и купил себе не санкционированную бытовыми нуждами бутылку пива.
И так прошли целых две недели. Ежедневно я убеждался, что заработал почти столько же, сколько выдавал Барыге. Не понимая, что происходит, я припрятывал изрядные суммы в заначку и – вы не поверите! – каждый день покупал себе бутылку пива. Потом сезон торговли луком закончился, и Барыга исчез с горизонта, а я снова остался без работы и снова начал помогать матери таскать мешки.
Вы спросите – откуда же падали мне эти непонятные деньги? Проще всего было бы объяснить это божьим промыслом, но, увы, в наше время бог крайне редко заглядывает на эту планету, да и не верю я в него. О происхождении сумм я догадался в последний день своей славной торговли, буквально за несколько минут до последнего отчёта Барыге.
Помните, я упоминал о пластиковом тазике? Так вот – тазик сей весил около четырёхсот граммов. А в промозгло нищих Кулебяках мало кто покупал более двух кило лука. А теперь представьте – с каждой продажи я имел навара целых четыреста граммов! Четыреста граммов репчатого лука, ценою в три рубля пятьдесят копеек… Сейчас вспоминать об этом грустно.
Самое удивительное было не в этом тазике. А в том, что въедливым кулебякским бабулькам ни разу не пришло в голову просто перевесить покупку на контрольных рыночных весах. Я склоняюсь к мысли, что дело было в той самой несчастной луковице, которую я всегда с улыбкой добавлял сверху веса. И каковая, в конце концов, перевешивала чашу в мою пользу, притупляя бдительность этих престарелых церберов с авоськами.
Поняв суть дела, я уяснил себе вывод: не стоит быть мелочным и жадным. Не надо. Жадность сгубила не одного фраера. Эту луковую историю я запомнил тогда на всю жизнь. И принесла она мне несравнимо больше дивидендов, нежели был бы я рвачом и стяжателем.
Кабак
Как-то раз, делая очередной заход на склад за мешками сахара, вместо обычного завскладом я обнаружил там какого-то неизвестного мне мужика. Здоровенный, лет сорока, в засаленном тренировочном костюме, с толстенной золотой цепью на бычьей шее и откровенно бандитской физиономией. Он смачно жрал арбуз, прочно вцепившись пальцами в корку, вытирал рукавом стекающий по физиономии сок и совершенно по-свински сплёвывал косточки прямо на пол. «Фу, блин, мерзость какая», – подумал я, отвернулся и начал грузить мешки в тачку.
– Ну, чего, щегол, тяжело небось? – боров смачно рыгнул и ехидно подмигнул мне.
– Да ну, что ты, – в тон ему ответствовал я. – Это же легче лёгкого. Попробуй сам, если не веришь. Полцентнера всего, ерунда какая.
– А чо, и попробую, – неожиданно ответил мужик, вытер ладони о треники и легко, как пуховые подушки, небрежно набросал на заскрипевшую тачку пять мешков.
– Ты в своём уме, дядя? А переть на рынок двести пятьдесят кэгэ кто будет? – я сам весил тогда шестьдесят пять, немногим более одного-единственного такого мешка, и возил, соответственно, не более трёх штук зараз. Мужик оглядел меня с ног до головы и сконфуженно почесал затылок.
– Да, в натуре. Ну, да чего уж теперь. Не обратно же их выкладывать. Примета плохая. Не ссы, пацан, я помогу. На тебе ключ, двери запри.
Видимо, первое впечатление о нём у меня сложилось несколько ошибочное. Склад находился примерно в полукилометре от рынка. Мужик без труда, одной рукой влёк тачку за собой, и мы неспешно беседовали.
– Тебя звать-то как, щегол?
– Евгением. А тебя?
– Меня Вован. Ты Ольги сын, что ли?
– Угу. А ты-то откуда её знаешь?
– Да знаю… я всех тут знаю. Ты ж сидел вроде? За что?
– Да так. Сумку на вокзале украл. Бомжевал. Жрать хотелось.
– Чего, совсем худо в чуркистане твоём было, что в Москве бомжевать сказкой казалось?
– Ну… да, не сладко. Слушай, Вован, а откуда ты все это знаешь? Мент, что ль?
– Да не, не мент я, не ссы. Чего по рынкам-то ошиваешься? Молодой, не дурной вроде.
– Видишь ли, Вован, в городе довольно напряжённая ситуация на рынке труда.
– Чо-чо? Ты проще говори, чего ты… как нерусский, – мой собеседник, видимо, не привык «базарить по беспонту».
– Я говорю, работы нет никакой.
– А, ну да. Херово сейчас тут у нас с этим делом. Бухаешь?
– Вообще не пью спиртного. Ну, бутылку пива иногда. – Я не врал, тогда я действительно совсем не употреблял алкоголя. В солнечном Туркменистане в ходу были совсем другие способы расслабиться – анаша и её производные, а также терьяк – опиум-сырец. Водку в Туркмении почти не пили. А в Кулебяках мне было не до алкоголя, прокормиться бы.
Тут мы дошли до рынка. Мать обернулась, увидела нас и… ахнула.
– Здравствуйте, Владимир Викторович, – она даже, кажется, чего-то немного испугалась.
– Здравствуй, Оль. Принимай товар, – и мужик с той же лёгкостью снял мешки с тачки. – Бывай, Женёк, – махнул мне рукой и растворился в толпе.
– Женька, чего ты ему наговорил? Что с ним случилось-то вообще? – мать была в полном изумлении.
– Да ничего вроде. Так, мужик просто помог дотащить мешки…
– Да что ты, – прервала меня мать, всплеснув руками. – Это же сам Синдеев был! А он так запросто разнорабочим на базар мешки таскать не помогает!
Я остолбенел. Синдееву принадлежала тогда добрая половина города. Несколько магазинов, какая-то автобаза, несколько пилорам и один из самых лучших в городе баров – «Собеседник». Ну, возможно, это сказано сильно, баров всего-то было тогда в Кулебяках три штуки, но дело было даже не в этом. А в том, что Синдеева, в прошлом матёрого и кровожадного местечкового бандита, страшно боялся весь город. И если бы я знал, что за деятель пожирает на складе арбуз, то уж точно пересидел бы это время мышью где-нибудь в кустах. Но всё оказалось не так страшно – через пару недель я был вызван к Викторычу в «офис» на разговор.
Офис представлял собой пугающе огромное, полупустое помещение на втором этаже здания, в котором располагался один из синдеевских магазинов. Синдеев сидел за видавшим виды конторским столом советского образца, на старом скрипучем стуле – офисной мебели в Кулебяках отродясь не водилось – и поедал грецкие орехи, с хрустом давя скорлупу между большим и указательным пальцами. На нём была засаленная, растянутая футболка, поверх неё синий двубортный пиджак, снизу – зелёные тренировочные штаны с пузырями на коленках, а венчали весь этот гротескный casual давленые китайские кроссовки. Крупному бизнесмену полагаются и солидные аксессуары, посему украсил он себя в этот день не только толстенной повседневной золотой цепью – он, наверное, даже мылся в ней, ибо без неё я Викторыча впоследствии не видел вообще ни разу, – правую руку ему оттягивал золотой же браслет, по виду тянущий граммов на триста, а на среднем пальце этой же руки Синдеев имел громоздкую печатку, украшенную инкрустацией и россыпью каких-то прозрачных камушков, похожих на прыщики пэтэушницы.
– Орехов хочешь? – вопросил он, жестом указывая мне на стоящий напротив стола такой же убогий, как и под ним, стул.
– Нет, благодарю. Вы приглашали, и я вот… пришёл…
– Да хорош тушеваться-то, не съем, небось. Я вот тут чего прикинул. Бармена моего, Кольку, завалили тут на днях в Навашине из-за бабы по пьянке. А ты вроде ничего, подходишь. Рожа у тебя интеллигентная, треплешься, что Якубович в «Поле чудес», культурно… Давай-ка, попробуй за стойкой постоять. Кассовый аппарат там простой, научишься быстро. Водку разлить – небось справишься. А чего! Надо и тебе в люди выходить. Хоть и чурка ты наполовину, а все ж – живой человек. Не бухаешь вот, тем более. А что воровать будешь, дык все бармены воруют, но коли поймаешься, я тебе махом яйца вырву… Свинину-то жрёшь ай нет?
Я судорожно сглотнул и нервно кивнул головой. Кольку, синдеевского бармена, знал весь городишко, и всё младое кулебякское население мужеского пола ему жутко завидовало. Ещё бы – работал Колька в шикарном заведении, курил хорошие сигареты, каждый день пил водку, спал с самыми красивыми девками в округе и щеголял в малиновом пиджаке и кепке с пуговкой. Высшее общество! Неудивительно, что такая блестящая перспектива мне, нерегулярно питавшемуся, безработному эмигранту, казалась настоящим подарком судьбы. И, надо сказать, оказанное доверие я оправдал.
Через месяц бар уже держался фактически на мне одном, ибо ведал я там абсолютно всеми делами – от закупки продуктов для кухни до снабжения уборщицы хлоркой и половыми тряпками. Зарплата была символической, но она мне была особо и не нужна, ибо эквивалент этой зарплаты я зарабатывал в течение одного вечера даже в будни, не говоря уж о выходных, и купюры каждое утро после работы просто и незатейливо бросал в ящик комода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20