В этом аргументе правительства подразумевается, что 19-летние парни, совершенно незнакомые с военными порядками, должны не только анализировать всё, что вербовщик им говорит, но также и понимать, что вербовщик имеет право обещать. Все это довольно тяжёлая ноша для юношей, которые хотят доверять своему правительству — правительству, за которое они должны идти в бой.
Далее командование заявило, что без его согласия не может быть возбуждено судебное дело. Естественно, в данном случае согласия не последовало, и судья не принял иск Гаусмана.
Официальные инстанции считали, что, если даже судья настоит на слушании дела, он бессилен решить его в пользу Гаусмана.
Контракт на вербовку, каким бы обманным путём он ни был заключён, может признать недействительным только министр сухопутных войск. Федеральный суд, как сказал помощник государственного прокурора США Джон Бартко, не облечён властью увольнять кого-либо со службы в вооружённых силах.
Судья Альберт С. Волленберг выразил возмущение тем, что военные власти обманули юношу с целью вербовки. Тем не менее он заявил, что пункт о «военной необходимости» разрешает командованию сухопутных войск назначить Гаусмана куда угодно, независимо от того, при каких условиях происходило его зачисление в вооружённые силы. «Назначение подателя петиции командованием сухопутных войск на военную базу в Окленде, штат Калифорния, с целью дальнейшей отправки во Вьетнам, является именно таким условием (военной необходимостью), которое не может обсуждаться гражданскими судами». Прошение Гаусмана о рассмотрении дела в суде было отклонено.
Дело Гаусмана важно не тем, что оно показывает неприятности, к которым привели действия сержанта Болла, всего-навсего выполнявшего свои обязанности. Оно вскрыло наличие особой, непреодолимой власти, которую военное командование распространяет над людьми не только после подписания контракта, но и до его подписания. С того самого момента, как молодой человек вступает в контакт с вооружёнными силами, с первого рекламного объявления, увиденного им, с первого посещения вербовочного бюро его шансы защитить себя действительно ничтожны. Солдат, возможно, поймёт, что его обманули, или сочтёт, что ему дали плохой совет, но в любом случае, когда он это выяснит, будет слишком поздно что-либо предпринять. Солдат, подобно Гаусману, начавший борьбу, рано или поздно откроет истину. Независимо от того, в какой степени на его стороне справедливость, человечность или просто логика, он не сможет оказаться сильнее существующей системы.
Глава III
ПЕРЕВОСПИТАНИЕ ГРАЖДАНСКИХ ЛИЦ
Во второй мировой войне у наших ребят был моральный стимул. В этой же войне его у них нет…
Вот почему так остро ставится вопрос о дисциплине.
Контр-адмирал в отставке Арнольд Е. Тру
1
Вармейском наставлении 350-1 говорится, что целью начальной общевойсковой подготовки является «превращение человека, впервые пришедшего на военную службу, в дисциплинированного, сильного духом и физически хорошо подготовленного солдата, владеющего своим оружием и приученного беспрекословно повиноваться». Из трех названных основных целей начальной подготовки — дисциплины, высокого морального духа и боевой выучки — простейшей в достижении является последняя, а обеспечить боевой дух солдат и их дисциплинированность значительно сложнее.
Высокий моральный дух и крепкая дисциплина в условиях войны важны по двум очевидным причинам. Во-первых, для человека не является естественным в нормальных условиях входить в простреливаемое противником пространство, где любой выстрел может оказаться смертельным, а во-вторых, действуя по единому плану, все вместе, солдаты имеют больше шансов сохранить свою жизнь, не говоря уж о возможности победить в бою, будь то наступление или оборона. Но нужно ли добиваться высокого морального духа и дисциплинированности солдат, если это не получается на добровольной основе? Если да, то как это следует делать?
2
Курс начальной общевойсковой подготовки почти одинаков во всех видах американских вооружённых сил, и процесс перевоспитания человека строится по однотипной схеме. Вначале стремятся заглушить индивидуальность солдата, а затем превратить его в послушный «винтик» военной машины, в человека, готового убивать по первому слову командира или, по крайней мере, охотно идущего на это дело.
В рекрутском депо морской пехоты начальная общевойсковая подготовка ведётся в наиболее простой и,увы, наиболее изощрённой по жестокости форме. Новобранцы, прибывающие со всей страны в рекрутское депо Пэррис-Айленд в штате Южная Каролина или в рекрутское депо Сан-Диего в штате Калифорния, встречаются с этой грубостью и жестокостью в первый же день.
— Эй вы, бараны! Как там у вас? Порядочек? Десять секунд на то, чтобы выбраться из автобуса. Учтите, что пять из них уже прошли.
Голос гремящий, пугающий, властный. Он исходит от странного волосатого человека в широкополой шляпе. Но забавный головной убор и внешность не шутка. Все это вполне серьёзно. Парень и не думает представляться. Он сержант-инструктор морской пехоты и чувствует себя чертовски важной персоной.
— Прекратить болтовню и выплюнуть свои жвачки! Как вывалитесь из автобуса, построиться вдоль жёлтой линии и стоять смирно. Знаете, что значит «смирно»?
Это значит, что стоять прямо, как штык! Я поймаю всякого, кто попробует куда-либо отлучиться и уж тогда вышибу из него дурь. А сейчас пошевеливайтесь!
Будущие морские пехотинцы вываливаются из автобуса и бросаются к длинной линии, образованной из нарисованных на тротуаре жёлтых следов от армейских ботинок. Иногда им приходится стоять так часами, дожидаясь прибытия других новобранцев, с тем чтобы укомплектовать полный взвод — около восьмидесяти человек. Затем начинается стрижка. На одного рекрута полагается всего сорок секунд.
От парикмахера испуганные молодые солдаты бегут к стойке, из-за которой капрал выбрасывает им обмундирование. Спотыкаясь, с узлами в руках, они все так же .бегом направляются в длинную комнату, вдоль стен которой стоят дощатые столы. Здесь новобранцы складывают свою гражданскую одежду и ждут дальнейших распоряжений.
— Шевели задницами, болваны! — грохочет тот же голос. Инструктор объясняет, как необходимо упаковать и отправить вещи домой и как делать всё остальное в соответствии с его распоряжениями.
— Почему вы такие тупые? — то и дело раздаётся окрик.
Действительно, все сразу как-то поглупели. Один парень даже упал в обморок от испуга: он не мог слышать голоса инструктора.
Из душевой опять бегом в длинную комнату со столами. Теперь новобранцы надевают военную форму, которая всем оказывается не по размеру.
Но вот, подхватив все свои вещевые мешки, молодые солдаты становятся в строй, и перед ними появляется новый начальник — старший инструктор, который и будет постоянно заниматься с ними до окончания срока обучения в рекрутском депо.
— С этого момента, — грохочет он, — первым словом, которое выйдет из ваших глоток, будет слово «сэр».
— Так точно, сэр! — кричат в ответ новобранцы, не обращая внимания на противоречие указанию.
— Громче! — требует инструктор.
— Так точно, сэр! — ревут солдаты.
— Все, что от вас требуется, солдаты, — точно выполнять приказы, черт подери. Ясно?
— Так точно, сэр!
Атака на личность новобранца началась. Эта атака принимает различные формы, но она всегда направлена прежде всего на то, чтобы разрушить представление новобранца о себе как о личности. Его заставляют выглядеть так же, как и все остальные, и, хотя он может питать отвращение к своей внешности, он уже не в состоянии что-либо предпринять для её изменения. Здесь его никогда не называют по имени или фамилии, а зовут «болваном», «бараном», «глистой», «Нигером» или «мешком фасоли» — в зависимости от словарного запаса сержанта-инструктора и физических или расовых характеристик новобранца.
Как-то в Пэррис-Айленд прибыл из Нью-Йорка новобранец, закончивший Пенсильванский университет и специальную деловую школу. В один из первых дней пребывания в депо сержант-инструктор строго спросил его перед строем:
— Ты еврей?
— Так точно, сэр! — прокричал в ответ испуганный солдат.
— А ты старообрядческий еврей?
— Нет, сэр!
— О'кей! Тогда можешь встать в строй.
После этого инструктор не называл его иначе как «клёцкой», а однажды, когда был в мрачном настроении, нарисовал у солдата на лбу шестиконечную звезду.
От постоянных насмешек у молодого морского пехотинца вскоре начались галлюцинации: ему казалось, что он находится в концентрационном лагере. Через полтора месяца он совершенно вышел из колеи, и его демобилизовали в связи с острым психическим расстройством. Расследовавший этот случай конгрессмен Марио Биаджи заявил тогда, что «во многих отношениях с солдатом обращались, как с заключённым в концлагере».
Новобранец должен привыкнуть, обращаясь к инструктору, никогда не говорить в первом лице.
«Сэр, — должен он говорить, — рядовой просит разрешения обратиться к старшему инструктору штаб-сержанту Вилкоку».
Все контакты с внешним миром — с друзьями и родными, а также все прочие личные связи для новобранца отрезаны, если не считать тех нескольких минут в сутки, когда он может написать или прочитать полученное письмо. Телефонные разговоры запрещены. В рекрутском депо нет ни телевизоров, ни радио, ни газет.
Даже подойти к почтовому ящику солдат может только с разрешения сержанта-инструктора. Во время вечерней раздачи почты солдаты должны стоять по стойке «смирно» у своих коек. Инструктор сидит в центре казарменного помещения и называет фамилии тех, на чьё имя прибыла почта. Названный должен подбежать к инструктору и, щёлкнув каблуками, принять стойку «смирно». Инструктор берет письмо и, отведя руку в сторону, растопыривает пальцы так, что письмо падает на пол. Солдат должен, хлопнув ладонями, подхватить его на лету. Если же это ему не удаётся, то следующую попытку ему позволят сделать лишь на следующий день. По почте запрещено получать книги, журналы, продукты и любые другие подарки. Один из новобранцев в Пэррис-Айленде получил пачку жевательной резинки, и инструктор заставил его съесть всю пачку сразу прямо в обёртке.
Не менее унизительна и процедура писания писем домой. По распорядку дня солдаты имеют вечером час свободного времени. Однако получат они его или нет, зависит от инструктора, который имеет право отобрать это время в наказание пли рассматривать как время, необходимое для чистки обуви и приведения в порядок других предметов обмундирования.
Такое обращение с новобранцем должно убедить его в том, что он, как личность, совершенно ничего не представляет, что он безгласная гражданская тряпка, возможно, немного чудак, но во всяком случае — не мужчина и не может называться морским пехотинцем. Молодому солдату постоянно твердят, что он тупица, что он ничего не может сделать правильно и достаточно быстро. Студентов колледжей дразнят «кошечками», не закончивших среднюю школу — «дум-дум».
— Я никогда не встречал такую жалкую кучку людей за всю жизнь, — говорит сержант-инструктор, обращаясь к своему взводу. — Мои взводы всегда пользовались всеобщим уважением. А сейчас!.. Взгляните на это стадо оболтусов.Ї В его голосе только злоба и отвращение.
Недостаток мужественности у молодых солдат служит постоянной темой для издевательств над ними. «Ну что же, девочки…» или «А ну, дамочки…» — так обычно обращается к ним инструктор.
Взвод недостаточно чётко щёлкает каблуками при повороте в строю на месте.
— Вы что, хотите маршировать на носочках, как в туфельках на высоких каблуках? — зловеще изрекает сержант-инструктор. —О'кей, дамочки, это просто замечательно! Согните в локте правую руку, словно несёте сумочку! Так! Теперь встаньте на носки и идите, повторяя за мной, — он перешёл на высокий фальцет: — «Мы девочки-подружки, ходить в строю не можем, учи нас, святый боже!»
Весь процесс ломки гражданских привычек и формирования солдата становится процессом кастрации воли. Перестав быть застенчивыми и робкими, молодые солдаты обычно становятся полуживотными, теряют человеческий облик.
В ходе занятий солдат часто заставляют ползать в песке. После этого им для развлечения сержантов приказывают переворачиваться на спину и, подобно свиньям в хлеву, кататься, издавая нечеловеческие звуки, хрюкать, чавкать и т. п.
Психологическая деградация дополняется и усиливается физическими наказаниями. «Что? Взвод слишком медленно возвращается в бараки? Пусть каждый выжмется на руках по сто раз и ещё сто раз, разделённые на всех». «Что? Рекрут чешет затылок в строю? Проделать „к ноге“ и „на плечо“ тысячу раз». «Что? Кто-то болтает в душевой?..» И взвод заставили вываляться в песке, целый час делать гимнастические упражнения, а затем отправили солдат спать грязными и потными.
— Мы собирались обращаться с вами по-хорошему, — говорит инструктор ухмыляясь, — но теперь придётся показать, что такое тяжело. Чем тяжелее для вас, тем легче нам. Легче вам-труднее нам.
Дисциплинарные взыскания для отдельных новобранцев часто ещё более ужасны, нежели групповые наказания. Несмотря на то что правилами морской пехоты запрещено «грубое обращение, притеснение или жестокость по отношению к новобранцу», избиения новобранцев или, как здесь говорят, «раздача оплеух» являются второй натурой львиного характера инструктора и незаменимы для морской пехоты. Солдату, высказывающему недовольство, инструктор приказывает явиться в инструкторскую. Там ему «промоют мозги» и «обласкают». Часто наказания носят совершенно невероятный характер. Например, распространённым наказанием в рекрутском депо является выполнение физических упражнений в стенном шкафчике для одежды. Для солдата, которого заметили курящим в неположенном месте, наказанием может быть надетое на голову ведро, приказ съесть пачку сигарет или выпить воду из консервной банки, используемой вместо пепельницы. Один из конгрессменов США был поставлен в известность об издевательском наказании в рекрутском депо, которое носит название «Демпсей-Дампстер» — «оглушающий мусорный ящик». «Демпсей-Дампстер» представляет собой металлический, контейнер для отходов высотой 180 см и с основанием 150X150 см. Когда наказываемого солдата помещают внутрь, снаружи по стенкам колотят битами для игры в бейсбол, создавая оглушительный грохот. Солдат, подвергшийся такому обращению, редко пытается жаловаться, слишком велика угроза возмездия.
Несколько дней пребывания в депо создают у молодого солдата впечатление, что он подопытный кролик в каком-то кошмарном эксперименте. Депо представляется ему огромным крысиным лабиринтом, из которого невозможно выбраться и в котором солдаты, измазанные до ушей, непрерывно подгоняемые и непонимающие значения всего происходящего, все бегут, бегут и бегут. Солдат начинает сознавать, что существуют какие-то неписаные правила для этих крысиных гонок и что для него будет лучше, если он их поймёт.
Правило первое. Существует только один способ выбраться— продолжать делать то, что от тебя требуют. Побег немыслим, об этом даже не мечтай. Ты постоянно под наблюдением.
Правило второе. Инструктор — бог в этом «ящике живодёра». Он вездесущ, он — сверхчеловек: все видит, все знает. Если он ударил тебя, значит, ты заслужил этого, это для твоей же пользы.
Каждое движение на занятиях повторяется по команде бесконечное число раз и надёжно закрепляется. Даже процессы приёма пищи, естественного отправления и курения используются как средство воспитания. Новобранцы строем подходят к раздаточному окну столовой, держа подносы прямо перед глазами. Затем, делая чёткий шаг в сторону с громким щелчком каблуков, они переступают линию «еды» и идут к длинным столам, где молча стоят до тех пор, пока весь ряд не заполнится и у каждого места не будет стоять человек. По команде «Готовы, сесть!» солдаты одновременно садятся и складывают руки одна на другую на столе перед собой. Все это требуется проделать чрезвычайно чётко и слаженно, в противном случае раздастся сердитый голос инструктора и будет преподнесён ещё один урок.
«Ай-ай-ай! Кто-то запаздывает. Нам придётся проделать все это ещё, до тех пор пока не будет получаться слаженно. Не имеет смысла что-либо делать, если делать не как следует. Готовы, встать! Готовы, сесть!»
Наконец раздаётся команда: «Приступить к еде». Разговоров не слышно. Солдаты жадно глотают пищу и вот уже снова бегут в строй. На приём пищи отводится семь минут.
Койки в бараках стоят по левую и правую стороны. Инструктор объявляет: «Правая сторона, проситесь в туалет». И правая сторона дружно орёт в ответ: «Сэр, правая сторона просится в туалет», но инструктор не удовлетворён.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Далее командование заявило, что без его согласия не может быть возбуждено судебное дело. Естественно, в данном случае согласия не последовало, и судья не принял иск Гаусмана.
Официальные инстанции считали, что, если даже судья настоит на слушании дела, он бессилен решить его в пользу Гаусмана.
Контракт на вербовку, каким бы обманным путём он ни был заключён, может признать недействительным только министр сухопутных войск. Федеральный суд, как сказал помощник государственного прокурора США Джон Бартко, не облечён властью увольнять кого-либо со службы в вооружённых силах.
Судья Альберт С. Волленберг выразил возмущение тем, что военные власти обманули юношу с целью вербовки. Тем не менее он заявил, что пункт о «военной необходимости» разрешает командованию сухопутных войск назначить Гаусмана куда угодно, независимо от того, при каких условиях происходило его зачисление в вооружённые силы. «Назначение подателя петиции командованием сухопутных войск на военную базу в Окленде, штат Калифорния, с целью дальнейшей отправки во Вьетнам, является именно таким условием (военной необходимостью), которое не может обсуждаться гражданскими судами». Прошение Гаусмана о рассмотрении дела в суде было отклонено.
Дело Гаусмана важно не тем, что оно показывает неприятности, к которым привели действия сержанта Болла, всего-навсего выполнявшего свои обязанности. Оно вскрыло наличие особой, непреодолимой власти, которую военное командование распространяет над людьми не только после подписания контракта, но и до его подписания. С того самого момента, как молодой человек вступает в контакт с вооружёнными силами, с первого рекламного объявления, увиденного им, с первого посещения вербовочного бюро его шансы защитить себя действительно ничтожны. Солдат, возможно, поймёт, что его обманули, или сочтёт, что ему дали плохой совет, но в любом случае, когда он это выяснит, будет слишком поздно что-либо предпринять. Солдат, подобно Гаусману, начавший борьбу, рано или поздно откроет истину. Независимо от того, в какой степени на его стороне справедливость, человечность или просто логика, он не сможет оказаться сильнее существующей системы.
Глава III
ПЕРЕВОСПИТАНИЕ ГРАЖДАНСКИХ ЛИЦ
Во второй мировой войне у наших ребят был моральный стимул. В этой же войне его у них нет…
Вот почему так остро ставится вопрос о дисциплине.
Контр-адмирал в отставке Арнольд Е. Тру
1
Вармейском наставлении 350-1 говорится, что целью начальной общевойсковой подготовки является «превращение человека, впервые пришедшего на военную службу, в дисциплинированного, сильного духом и физически хорошо подготовленного солдата, владеющего своим оружием и приученного беспрекословно повиноваться». Из трех названных основных целей начальной подготовки — дисциплины, высокого морального духа и боевой выучки — простейшей в достижении является последняя, а обеспечить боевой дух солдат и их дисциплинированность значительно сложнее.
Высокий моральный дух и крепкая дисциплина в условиях войны важны по двум очевидным причинам. Во-первых, для человека не является естественным в нормальных условиях входить в простреливаемое противником пространство, где любой выстрел может оказаться смертельным, а во-вторых, действуя по единому плану, все вместе, солдаты имеют больше шансов сохранить свою жизнь, не говоря уж о возможности победить в бою, будь то наступление или оборона. Но нужно ли добиваться высокого морального духа и дисциплинированности солдат, если это не получается на добровольной основе? Если да, то как это следует делать?
2
Курс начальной общевойсковой подготовки почти одинаков во всех видах американских вооружённых сил, и процесс перевоспитания человека строится по однотипной схеме. Вначале стремятся заглушить индивидуальность солдата, а затем превратить его в послушный «винтик» военной машины, в человека, готового убивать по первому слову командира или, по крайней мере, охотно идущего на это дело.
В рекрутском депо морской пехоты начальная общевойсковая подготовка ведётся в наиболее простой и,увы, наиболее изощрённой по жестокости форме. Новобранцы, прибывающие со всей страны в рекрутское депо Пэррис-Айленд в штате Южная Каролина или в рекрутское депо Сан-Диего в штате Калифорния, встречаются с этой грубостью и жестокостью в первый же день.
— Эй вы, бараны! Как там у вас? Порядочек? Десять секунд на то, чтобы выбраться из автобуса. Учтите, что пять из них уже прошли.
Голос гремящий, пугающий, властный. Он исходит от странного волосатого человека в широкополой шляпе. Но забавный головной убор и внешность не шутка. Все это вполне серьёзно. Парень и не думает представляться. Он сержант-инструктор морской пехоты и чувствует себя чертовски важной персоной.
— Прекратить болтовню и выплюнуть свои жвачки! Как вывалитесь из автобуса, построиться вдоль жёлтой линии и стоять смирно. Знаете, что значит «смирно»?
Это значит, что стоять прямо, как штык! Я поймаю всякого, кто попробует куда-либо отлучиться и уж тогда вышибу из него дурь. А сейчас пошевеливайтесь!
Будущие морские пехотинцы вываливаются из автобуса и бросаются к длинной линии, образованной из нарисованных на тротуаре жёлтых следов от армейских ботинок. Иногда им приходится стоять так часами, дожидаясь прибытия других новобранцев, с тем чтобы укомплектовать полный взвод — около восьмидесяти человек. Затем начинается стрижка. На одного рекрута полагается всего сорок секунд.
От парикмахера испуганные молодые солдаты бегут к стойке, из-за которой капрал выбрасывает им обмундирование. Спотыкаясь, с узлами в руках, они все так же .бегом направляются в длинную комнату, вдоль стен которой стоят дощатые столы. Здесь новобранцы складывают свою гражданскую одежду и ждут дальнейших распоряжений.
— Шевели задницами, болваны! — грохочет тот же голос. Инструктор объясняет, как необходимо упаковать и отправить вещи домой и как делать всё остальное в соответствии с его распоряжениями.
— Почему вы такие тупые? — то и дело раздаётся окрик.
Действительно, все сразу как-то поглупели. Один парень даже упал в обморок от испуга: он не мог слышать голоса инструктора.
Из душевой опять бегом в длинную комнату со столами. Теперь новобранцы надевают военную форму, которая всем оказывается не по размеру.
Но вот, подхватив все свои вещевые мешки, молодые солдаты становятся в строй, и перед ними появляется новый начальник — старший инструктор, который и будет постоянно заниматься с ними до окончания срока обучения в рекрутском депо.
— С этого момента, — грохочет он, — первым словом, которое выйдет из ваших глоток, будет слово «сэр».
— Так точно, сэр! — кричат в ответ новобранцы, не обращая внимания на противоречие указанию.
— Громче! — требует инструктор.
— Так точно, сэр! — ревут солдаты.
— Все, что от вас требуется, солдаты, — точно выполнять приказы, черт подери. Ясно?
— Так точно, сэр!
Атака на личность новобранца началась. Эта атака принимает различные формы, но она всегда направлена прежде всего на то, чтобы разрушить представление новобранца о себе как о личности. Его заставляют выглядеть так же, как и все остальные, и, хотя он может питать отвращение к своей внешности, он уже не в состоянии что-либо предпринять для её изменения. Здесь его никогда не называют по имени или фамилии, а зовут «болваном», «бараном», «глистой», «Нигером» или «мешком фасоли» — в зависимости от словарного запаса сержанта-инструктора и физических или расовых характеристик новобранца.
Как-то в Пэррис-Айленд прибыл из Нью-Йорка новобранец, закончивший Пенсильванский университет и специальную деловую школу. В один из первых дней пребывания в депо сержант-инструктор строго спросил его перед строем:
— Ты еврей?
— Так точно, сэр! — прокричал в ответ испуганный солдат.
— А ты старообрядческий еврей?
— Нет, сэр!
— О'кей! Тогда можешь встать в строй.
После этого инструктор не называл его иначе как «клёцкой», а однажды, когда был в мрачном настроении, нарисовал у солдата на лбу шестиконечную звезду.
От постоянных насмешек у молодого морского пехотинца вскоре начались галлюцинации: ему казалось, что он находится в концентрационном лагере. Через полтора месяца он совершенно вышел из колеи, и его демобилизовали в связи с острым психическим расстройством. Расследовавший этот случай конгрессмен Марио Биаджи заявил тогда, что «во многих отношениях с солдатом обращались, как с заключённым в концлагере».
Новобранец должен привыкнуть, обращаясь к инструктору, никогда не говорить в первом лице.
«Сэр, — должен он говорить, — рядовой просит разрешения обратиться к старшему инструктору штаб-сержанту Вилкоку».
Все контакты с внешним миром — с друзьями и родными, а также все прочие личные связи для новобранца отрезаны, если не считать тех нескольких минут в сутки, когда он может написать или прочитать полученное письмо. Телефонные разговоры запрещены. В рекрутском депо нет ни телевизоров, ни радио, ни газет.
Даже подойти к почтовому ящику солдат может только с разрешения сержанта-инструктора. Во время вечерней раздачи почты солдаты должны стоять по стойке «смирно» у своих коек. Инструктор сидит в центре казарменного помещения и называет фамилии тех, на чьё имя прибыла почта. Названный должен подбежать к инструктору и, щёлкнув каблуками, принять стойку «смирно». Инструктор берет письмо и, отведя руку в сторону, растопыривает пальцы так, что письмо падает на пол. Солдат должен, хлопнув ладонями, подхватить его на лету. Если же это ему не удаётся, то следующую попытку ему позволят сделать лишь на следующий день. По почте запрещено получать книги, журналы, продукты и любые другие подарки. Один из новобранцев в Пэррис-Айленде получил пачку жевательной резинки, и инструктор заставил его съесть всю пачку сразу прямо в обёртке.
Не менее унизительна и процедура писания писем домой. По распорядку дня солдаты имеют вечером час свободного времени. Однако получат они его или нет, зависит от инструктора, который имеет право отобрать это время в наказание пли рассматривать как время, необходимое для чистки обуви и приведения в порядок других предметов обмундирования.
Такое обращение с новобранцем должно убедить его в том, что он, как личность, совершенно ничего не представляет, что он безгласная гражданская тряпка, возможно, немного чудак, но во всяком случае — не мужчина и не может называться морским пехотинцем. Молодому солдату постоянно твердят, что он тупица, что он ничего не может сделать правильно и достаточно быстро. Студентов колледжей дразнят «кошечками», не закончивших среднюю школу — «дум-дум».
— Я никогда не встречал такую жалкую кучку людей за всю жизнь, — говорит сержант-инструктор, обращаясь к своему взводу. — Мои взводы всегда пользовались всеобщим уважением. А сейчас!.. Взгляните на это стадо оболтусов.Ї В его голосе только злоба и отвращение.
Недостаток мужественности у молодых солдат служит постоянной темой для издевательств над ними. «Ну что же, девочки…» или «А ну, дамочки…» — так обычно обращается к ним инструктор.
Взвод недостаточно чётко щёлкает каблуками при повороте в строю на месте.
— Вы что, хотите маршировать на носочках, как в туфельках на высоких каблуках? — зловеще изрекает сержант-инструктор. —О'кей, дамочки, это просто замечательно! Согните в локте правую руку, словно несёте сумочку! Так! Теперь встаньте на носки и идите, повторяя за мной, — он перешёл на высокий фальцет: — «Мы девочки-подружки, ходить в строю не можем, учи нас, святый боже!»
Весь процесс ломки гражданских привычек и формирования солдата становится процессом кастрации воли. Перестав быть застенчивыми и робкими, молодые солдаты обычно становятся полуживотными, теряют человеческий облик.
В ходе занятий солдат часто заставляют ползать в песке. После этого им для развлечения сержантов приказывают переворачиваться на спину и, подобно свиньям в хлеву, кататься, издавая нечеловеческие звуки, хрюкать, чавкать и т. п.
Психологическая деградация дополняется и усиливается физическими наказаниями. «Что? Взвод слишком медленно возвращается в бараки? Пусть каждый выжмется на руках по сто раз и ещё сто раз, разделённые на всех». «Что? Рекрут чешет затылок в строю? Проделать „к ноге“ и „на плечо“ тысячу раз». «Что? Кто-то болтает в душевой?..» И взвод заставили вываляться в песке, целый час делать гимнастические упражнения, а затем отправили солдат спать грязными и потными.
— Мы собирались обращаться с вами по-хорошему, — говорит инструктор ухмыляясь, — но теперь придётся показать, что такое тяжело. Чем тяжелее для вас, тем легче нам. Легче вам-труднее нам.
Дисциплинарные взыскания для отдельных новобранцев часто ещё более ужасны, нежели групповые наказания. Несмотря на то что правилами морской пехоты запрещено «грубое обращение, притеснение или жестокость по отношению к новобранцу», избиения новобранцев или, как здесь говорят, «раздача оплеух» являются второй натурой львиного характера инструктора и незаменимы для морской пехоты. Солдату, высказывающему недовольство, инструктор приказывает явиться в инструкторскую. Там ему «промоют мозги» и «обласкают». Часто наказания носят совершенно невероятный характер. Например, распространённым наказанием в рекрутском депо является выполнение физических упражнений в стенном шкафчике для одежды. Для солдата, которого заметили курящим в неположенном месте, наказанием может быть надетое на голову ведро, приказ съесть пачку сигарет или выпить воду из консервной банки, используемой вместо пепельницы. Один из конгрессменов США был поставлен в известность об издевательском наказании в рекрутском депо, которое носит название «Демпсей-Дампстер» — «оглушающий мусорный ящик». «Демпсей-Дампстер» представляет собой металлический, контейнер для отходов высотой 180 см и с основанием 150X150 см. Когда наказываемого солдата помещают внутрь, снаружи по стенкам колотят битами для игры в бейсбол, создавая оглушительный грохот. Солдат, подвергшийся такому обращению, редко пытается жаловаться, слишком велика угроза возмездия.
Несколько дней пребывания в депо создают у молодого солдата впечатление, что он подопытный кролик в каком-то кошмарном эксперименте. Депо представляется ему огромным крысиным лабиринтом, из которого невозможно выбраться и в котором солдаты, измазанные до ушей, непрерывно подгоняемые и непонимающие значения всего происходящего, все бегут, бегут и бегут. Солдат начинает сознавать, что существуют какие-то неписаные правила для этих крысиных гонок и что для него будет лучше, если он их поймёт.
Правило первое. Существует только один способ выбраться— продолжать делать то, что от тебя требуют. Побег немыслим, об этом даже не мечтай. Ты постоянно под наблюдением.
Правило второе. Инструктор — бог в этом «ящике живодёра». Он вездесущ, он — сверхчеловек: все видит, все знает. Если он ударил тебя, значит, ты заслужил этого, это для твоей же пользы.
Каждое движение на занятиях повторяется по команде бесконечное число раз и надёжно закрепляется. Даже процессы приёма пищи, естественного отправления и курения используются как средство воспитания. Новобранцы строем подходят к раздаточному окну столовой, держа подносы прямо перед глазами. Затем, делая чёткий шаг в сторону с громким щелчком каблуков, они переступают линию «еды» и идут к длинным столам, где молча стоят до тех пор, пока весь ряд не заполнится и у каждого места не будет стоять человек. По команде «Готовы, сесть!» солдаты одновременно садятся и складывают руки одна на другую на столе перед собой. Все это требуется проделать чрезвычайно чётко и слаженно, в противном случае раздастся сердитый голос инструктора и будет преподнесён ещё один урок.
«Ай-ай-ай! Кто-то запаздывает. Нам придётся проделать все это ещё, до тех пор пока не будет получаться слаженно. Не имеет смысла что-либо делать, если делать не как следует. Готовы, встать! Готовы, сесть!»
Наконец раздаётся команда: «Приступить к еде». Разговоров не слышно. Солдаты жадно глотают пищу и вот уже снова бегут в строй. На приём пищи отводится семь минут.
Койки в бараках стоят по левую и правую стороны. Инструктор объявляет: «Правая сторона, проситесь в туалет». И правая сторона дружно орёт в ответ: «Сэр, правая сторона просится в туалет», но инструктор не удовлетворён.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27