А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И Ванда мстила ему за это всю жизнь. А он, не ведая причин, все время наступал на одни и те же грабли. Обращался с ней мягко и подобострастно. Она старательно выводила его из себя. И когда, наконец, ей это удавалось, он обрушивался на нее, как ниагарский водопад, с ужасом понимая, что теперь развод неминуем. Но все заканчивалось как раз наоборот — идиллическим затишьем.
Странность заключалась в том, что научный склад ума так и не позволил Марлену Андреевичу сделать логические умозаключения о природе их вечного конфликта.
И на этот раз он опять не понимал, как это у них получилось. Когда дочь Альбина ушла в школу, он еще только собирался на службу. Он точно помнил, как, глядя в ванной в глаза своему недобритому отражению, он повторял: «Спокойно, терпение, мой друг». Кряжистый, как медведь, Марлен Андреевич каждое утро давал себе подобное обещание. И все опять понеслось в тартарары. Сначала слишком долгие паузы в разговоре, потом слишком громко опустилась чашка на блюдце, потом она слишком резко встала, и грохнула упавшая табуретка.
«Раунд», — подытожил Марлен Андреевич. «Развестись?» — мрачно подумал он. Хотел закурить, не глядя пошарил ладонью по подоконнику, но вспомнил, что вроде как бросил. А еще, что разведенные живут на десять лет меньше, чем женатые. Взглянул на часы и начал собираться на отделение.
Когда он уже был в прихожей и, сидя на стуле, резкими гневными движениями шнуровал ботинки, из комнаты медленно вышла Ванда. Она молча стояла рядом и «провожала» его.
Ей на работу нужно было на полчаса позже.
Когда он, не поднимая на нее глаз, с желчным выражением на лице путался в петлях своего тяжелого зимнего пальто, она вдруг взяла его за пальцы, развела руки и припала к мягкому пыжиковому воротнику. Он стоял и боялся шевельнуться. Он всегда ждал ее ласки, как школьник ждет наступления каникул. Казалось, после этого будет что-то невероятное. Может, у школьников оно и наступало. А вот Марлен Андреевич, или Map, как его называла жена, раз за разом испытывал жестокое разочарование. Поэтому сейчас он боялся пошевелиться и спугнуть зыбкую супружескую гармонию. Он научился извлекать свою гомеопатическую дозу семейного счастья из ничего. Ему приходилось собирать его по одной бусинке и терпеливо нанизывать на четки своих глубоко личных воспоминаний.
— Map, не уходи. Поедем вместе. Я сейчас.
Ванда, изящная, с блестящими черными волосами, убранными в валик, торопливо надела перед зеркалом синюю вязаную шапочку, обмотала шею длинным, синим же шарфом и, по очереди грациозно ставя ноги на тумбочку, натянула новенькие сапоги-чулки. Map уже держал наготове пальто. Она обернулась и одарила его виноватым взглядом накрашенных махровой тушью карих глаз. Получать удовольствие одновременно у них получалось только в течение пятнадцати минут после ссоры. В остальное время их представления о счастье не пересекались.
— Мама, мы ушли! — громко прокричала она куда-то в глубину квартиры.
У парадного стояла светло-серая «Волга» с серебряным оленем на капоте. Марлен Андреевич открыл дверцу перед супругой. А сам сел за руль.
Через пару минут после того, как хлопнула входная дверь, в прихожей появилась аккуратная подтянутая седовласая дама. Она легко нагнулась, собрала разбросанные по прихожей тапки и пробормотала:
— Черти, ничего на место положить не могут. Взглянула на часы и стала собираться.
* * *
Трамвай тащился медленно. Только голубые загробные фонари проплывали за мутными окнами. Двери с грохотом открывались и закрывались. А когда на светофорах трамвай останавливался, противно гудело электричество. Альбина сидела у окна, прислонившись головой к стеклу.
Белая шапочка была надвинута до самых бровей.
А шарф закрывал лицо почти до носа. Она смотрела в окно, а большие карие глаза сверкали от наводнивших их слез. Ехать ей нужно было долго. С Елагина острова почти до Суворовского.
Но хотелось больше никогда по этому маршруту не ездить. А фигурное катание бросить…
Сейчас ее пробирал мороз, хотя всего полчаса назад щеки еще горели огнем. Но стоило Альбине остановиться, как февральский ветер пробирался под два толстых свитера и холодил взмокшую спину. Уже давно стемнело, и они тренировались в свете четырех прожекторов, ярко освещавших каток с разных сторон. Было в середине катка такое место, куда со всех сторон крест-накрест ложились одинаковые тени. Вот уже пятнадцатый раз прокатывая свою программу, именно в этом месте Альбина сосредоточенно взглядывала под ноги и делала перекидной прыжок. Получалось плохо. А честнее было бы сказать, не получалось вовсе. При приземлении конек каждый раз впивался в лед шипами и она, как корова на льду, спотыкалась. Пятнадцатый раз она внутренне собиралась, но опять ничего не могла с собой поделать. Она просто боялась приземляться так, чтобы после прыжка некоторое время ехать назад на опорной ноге.
Еще перед Новым годом она это делала. А сейчас, после травмы, место это казалось ей просто заколдованным.
— Ну, что за дела? Альбина! Соберись! — Галина Григорьевна в лохматой шапке тоже нервничала. — Лена! Геворская! Прыгни с Вихоревой в паре. Она потеряла движение…
К Альбине подкатила Ленка. С нескрываемым превосходством на нее посмотрела, кружась вокруг небрежно расслабленной задней перебежкой.
Потом раз, играючи, сделала перекидной, красиво приземлившись ласточкой.
— Ну, давай, чего стоишь? Подстраивайся.
Что я, так полчаса вокруг тебя крутить должна?
Альбина тихо и с раздражением прошипела:
«С-с-с-с-пади…» Поймала Ленкин ритм и синхронно с ней пошла на прыжок. Прыгнуть решила лучше Ленки. Чиркнула коньком и больно упала на колени.
— Ну, елки-палки! — с чувством отметила падение Галина Григорьевна. — Что-то скользкий лед сегодня…
Обидно было до слез, особенно когда она исподлобья смотрела на легко разъезжающую по катку Геворскую, которая оглянулась с гадкой улыбочкой и пожала плечами.
Прыгать Альбина не любила. Поэтому всерьез подумывала о том, чтобы уйти в парное катание. Все-таки там есть за кого уцепиться.
Единственная загвоздка заключалась в том, что прежде нужно было сдать все базовые элементы. И перекидной прыжок был в их числе.
А еще одна сложность таилась в подборе пары.
С мальчиками у них был дефицит. А те, которые имелись в наличии — Шкавранко и Май, категорически отбрыкивались от навязываемой им пары. Им-то как раз налегке было гораздо удобнее. Цепляющейся за них партнерши им сто лет не надо было. Поддержка — вещь обременительная. А Альбина — девушка увесистая.
Она подъехала к бортику, где переминалась с ноги на ногу подмерзшая Галина.
— А знаешь, почему не получается? — она с напором глядела Альбине в глаза. — Потому что ты растолстела, пока дома с ногой сидела. Тебе просто в воздухе свой вес не развернуть как надо. Ты посмотри, какие ножищи нагуляла.
Чтобы через неделю этого не было, Альбина.
Худей как хочешь.
Она говорила громко и базарно. Альбина уже давно заметила, что у тренеров существует какой-то общий тембр голоса — крикливый и беспардонный. И она невольно покосилась на тех, кто тренировался здесь же. Очень не хотелось, чтобы слова эти кто-нибудь слышал. Так не хотелось! Особенно Геворская… А она как раз проезжала близко и пялилась в их сторону.
Альбина ехала с тренировки домой и серьезно хотела все бросить. Ноги у нее, и вправду, были полноваты. Но у фигуристок это сплошь и рядом. От больших нагрузок наращиваются мышцы. Геворская худая, как палка, и на ней ничего не нарастает. А Альбина — настоящая девушка.
И талия есть, и бедра. Но лишнего жира у нее как раз нет. Ущипнуть не за что. И она уже в десятый раз яростно убеждала себя в этом неоспоримом факте. А сложением она в отца. Просто кость широкая. А сверху, так и вовсе ничего лишнего. Под ключицами даже видны ребра.
В раздевалке, когда все уже ушли, ее попыталась подбодрить подружка Катя.
— Алька, да не носи ты просто эту юбку на тренировку. Приходи в рейтузах. Юбка эта тебя полнит. И не обращай ни на кого внимания.
Но настроение от этого еще больше испортилось. Как же быть, если фигуристку полнит мини-юбочка? Как, скажите пожалуйста, тогда выступать на соревнованиях? И она придирчиво посмотрела на Катины ляжки.
— У тебя, Катюха, тоже, между прочим, о-го-го. Так, — сказала она уязвленно, — между нами девочками.
— Спорт такой, — ничуть не расстроилась Катюха. — А у пловчих, например, плечи. И я бы с ними ни за что не поменялась. Так и знайте! И она показала всем своим воображаемым оппонентам язык.
— Да как я похудею-то ей за одну неделю? Альбина продолжала негодовать.
— Лук репчатый берешь, — Катя засунула в рот карамельку и речь ее стала не совсем членораздельной, — режешь, и ложку меда кладешь.
Все в банку, и на ночь за окошко. А утром натощак ешь по столовой ложке перед завтраком. Ну, и перед обедом, и ужином. Гадость такая, что потом вообще ничего не хочется, только умереть. Зато помогает. — И добавила после паузы:
— Говорят.
— Вввя, — сморщилась Альбина. — Лук с медом? Вввяя…
* * *
Теперь она ехала домой и думала о том, что и без фигурного катания прекрасно обойдется.
Пора завязывать. Скоро в школе выпускные экзамены. Потом готовиться в институт. Мастером спорта ей, наверно, уже не бывать. Да и зачем это нужно? Уже давно ей стало понятно, что никакого большого спортивного будущего у нее нет, хоть и занималась она с пяти лет.
Среди тех, с кем она делала на льду свои первые шаги, уже есть члены сборной юниоров. Тех, кто подавал надежды, давно забрали в большой спорт. Давно. Десять лет назад. А она каталась для себя. Зато чувствовала себя настоящей королевой на катке в Таврическом саду. На разряды сдавала. Может похвастаться своим первым юношеским. Хотелось бы взрослый. Но так…
Для потомков. И без этого ведь комсомолка, спортсменка, отличница. И, конечно, красавица. «Хотела бы я встретиться с Геворской в какой-нибудь компании. Вот мы бы и посмотрели, кто чего стоит».
От этой мысли Альбине стало веселей. Она уже мечтала о том, как придет домой и накинется на макароны по-флотски, которые так здорово готовила ее бабушка Лизавета Степанна.
Или Эльжбета Стефановна, как предпочитала называть ее Альбина, которой очень нравилось то, что в ней течет польская кровь.
Как ей казалось, польские пани отличались от русских женщин в выгодную сторону. «Ище польска не сгинела», — повторяла она за сухощавой, аристократически стройной бабушкой.
А полька, по ее смутным представлениям, обязательно должна была быть гордячкой и воображалой. И Альбина эти черты в себе культивировала, как доказательство своей очаровательной национальной принадлежности.
Мечтая о макаронах, мед с луком решила не готовить. Зачем портить себе аппетит?
Спускаясь с подножки трамвая, она почувствовала, что колено, которым она столько раз ударялась сегодня об лед, больно сгибать. И еще раз утвердилась в мысли, что все, пора бросать, сколько свободного времени тогда у нее появится! А ведь в младших классах она еще умудрялась учиться в музыкальной школе. Но в четвертом, с помощью вполне профессиональной истерики, убедила родителей ее оттуда забрать.
И больше к пианино она не подходила ни разу.
А крышку его использовала как журнальный столик.
Времени ей никогда не хватало. Вернее, хватало, но только на уроки и спорт. А вот на то, чтобы ничего не делать, — не хватало. А ей иногда так хотелось просто поваляться на тахте, а потом эдак часик повертеться перед зеркалом. Посмотреть на себя со спины, приспособив маленькое зеркальце. Или просто повыпендриваться с прической и собственным выражением лица. Лица, которому Альбина активно симпатизировала.
Она не видела у себя недостатков. И любовалась собой, поворачиваясь то так, то эдак. Темные, чуть вьющиеся волосы, из которых она делала два низких хвоста прямо под ушами.
Светлая кожа, большие карие глаза в густых ресницах, от природы будто бы подведенные. Такие же, как она считала без ложной скромности, она видела в бабушкином альбоме со старинными фотографиями звезд немого кино. Пикантный вздернутый носик, темные брови, каждая волосинка которых блестела, как мех норки, и маленький рот сердечком. Просто Вера Холодная. Моя руки в ванной, она всегда себе улыбалась и научилась наполнять улыбку подтекстом. Правда, она точно не знала, каким. Но это даже хорошо. Если ты сама не знаешь, как раскрывается твоя тайна, то другие ее точно не разгадают.
Если бы ей нужно было сравнить себя с цветком, она не задумываясь выбрала бы пион. Она и вправду больше была похожа на бордовый пион, а вовсе не на розу, как ей пытался позавчера дать понять студент Миша, когда их компания собралась у Маркова.
Впрочем, это как посмотреть. Потому что ее враг Акентьев как-то выразился в том смысле, что взгляд у нее коровий. И она ему этого так и не простила.
В комнате у Альбины зеркала не было. Мама не разрешала. Но Альбина не расстраивалась.
Она прекрасно обходилась рассматриванием своего отражения в черной полировке мертвого пианино.
Альбина шла по темной улице, отворачивая лицо от порывов холодного ветра. За углом, в Калужском переулке, ремонтировали дом. Он был обнесен деревянным забором. Мостовую разобрали, чтобы добраться до каких-то там труб.
Машины здесь уже полгода не ездили. Альбина не стала сворачивать за угол, пошла мимо в обход.
Сейчас, когда прошло уже несколько месяцев, ей все еще неприятно было вспоминать о той истории, которая произошла с ней осенью.
Стоило только представить, что кто-то идет за ней в темноте, как тогда, и тут же начинало подрагивать место прикрепления рудиментарного хвоста, а сквозняк вдоль позвоночника будто бы подымал дыбом шерсть. Это странное ощущение казалось ей почти реальным. Так, наверно, чувствует себя взвинченная кошка. Она сочла это осложнением после пережитого стресса.
Оглянувшись по сторонам, Альбина зашла в подъезд и первым делом подошла к почтовому ящику. Этот невзрачный деревянный ящик в настоящее время заключал в себе один из главных интересов в ее жизни.
Только одно из трех круглых окошечек на ящике было черным. И Альбину охватило радостное предвкушение триумфа, которое регулярно испытывает рыбак, у которого клюет, и девушка, у которой в руках адресованное ей, но еще не открытое, письмо. Пальчики у Альбины были тонкие, и для нее не составило труда без всякого ключа вытолкнуть письмецо наружу.
На конверте не было обратного адреса. На нем вообще не было никакого адреса. Зато размашистым почерком, с чуть смазавшимися над высоким хвостиком буквы "б" чернилами, было написано «Альбине».
Значит, он опять принес и опустил его в ящик сам.
Она победно улыбнулась. Даже, можно сказать, просияла. Но позволила себе это только потому, что никто ее в этот момент не видел.
Сначала она хотела прочитать письмо дома.
И даже начала подниматься по лестнице, что ей давалось нелегко. Ноги после тренировки не хотели нагрузки. Может быть, поэтому, а может быть, потому, что любопытство в конце концов одержало победу над высокомерием, она остановилась и в свете тусклой лестничной лампы вскрыла конверт и пробежала глазами то, что было написано, без всяких приветствий, посередине листка из школьной тетрадки в клеточку.
И единственное, что поняла — что никаких слов, однокоренных со словом «любовь», тут нет. С его письмами она делала так всегда. Но даже себе в этом не признавалась. Она всегда сначала шарила по письму глазами, как слепой руками, в поисках выпуклого слова «любовь». И только потом, с облегчением вздохнув, читала по-настоящему.
И она прочитала.
"Среди серой толпы,
что плывет неизвестно куда,
вдруг проглянет улыбка Альбины,
сердца озаряя.
И она для меня,
как открытая мною звезда,
бесконечно далекая
и бесконечно живая".
Ничего не видящими глазами посмотрела вниз, в лестничный пролет. Ей казалось, что она только что узнала что-то такое важное, такое…
Что-то, к чему она неосознанно все это время стремилась. Она прочла еще раз, медленнее, осмысливая каждое слово. И ей очень хотелось верить, что каждое из них было выбрано неслучайно и потому единственно правильно выражало то, что хотели ей сказать.
«Это мне, — подумала она, пытаясь отстранение увидеть этот момент своей жизни и запомнить, как фотографию. — Это мне. Я — звезда среди серой толпы. Я всегда это чувствовала, и вот я узнала, как это можно сказать словами».
И она прочла еще раз. Третий.
Потом спрятала письмо в карман и взлетела на последний этаж, даже не заметив усталости.
И уже открывая дверь, подумала, что, наверное, от человека, который написал ей такое, большего ждать неразумно. Это и есть апогей. За которым последует неминуемый спад. Ей было немного жаль.
Но такова жизнь.
Ей казалось, что сегодня она получила, наконец, ту жемчужину, которая была сокрыта в их отношениях.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Белая ночь'



1 2 3 4 5