.. И уже ? за все надо платить самому... Все реже извлекались на свет Божий атрибуты былых утех, лежалые, потертые, обмахрившиеся, отдающие химчисткой и нафталином, - и все чаще со вздохом отправлялись так и не востребованными назад, во тьму чулана. Да и на кой ляд сдались этот Лондон, эта ночная клубная жизнь? Ему бы теперь что-нибудь поближе, поспокойнее... подешевле, наконец. Сообразно возрасту и положению. Сосед-бухгалтер с полудюжиной друзей-приятелей из "геронтологической секции" местного гей-сообщества, изредка - залетный смазливый юнец из числа провинциальных экскурсантов... А в остальном как у всех: дом - автобус - служба - автобус - дом. Диван, халат, телевизор, бокал шерри на сон грядущий...
Выйдя на пенсию, мама Джулианна стала на вид типичной сельской дамой, обещая в недалеком будущем превратиться в близкое подобие Джоан Хиксон в роли мисс Марпл. Носила нелепые шляпки, судачила с подружками за чашечкой чая с молоком, посещала цветочные и собачьи выставки. Только в церковь ни ногой, да на первомайский Бельтайн и Лито, канун Янова дня, исчезала с раннего утра, прихватив метлу и мешок с потребной утварью, возвращалась через сутки, потом еще сутки отсыпалась. И, конечно же, в конце каждого года гостиную украшала нарядная "йолька", стоявшая там вплоть до второго февраля, священного дня Имбольк, когда сухое йольское деревце предавалось ритуальному огню.
* * *
Этот день выдался для Александра тяжелым - навалилось много работы, пришлось выписать рекордное количество архивных справок, и на каждой ставить число "2 февраля 1979 года". Поэтому он при всем желании не мог забыть, что за день сегодня, и возвращался домой в предвкушении праздничного ужина с особым пудингом и чашей ритуального пряного пунша с обязательным изюмом. Однако, к удивлению своему и разочарованию, не застал он на столе ни пудинга, ни пунша, только перевернутую чашку с остатками чая да рассыпавшееся овсяное печенье. Не было и предписанных в этот день белых цветов и оранжевых свечей, зато в углу сиротливо торчала лысая "йолька".
Александр не на шутку встревожился. Пальто матери и ее зимние сапожки были на своих местах в прихожей, когда он входил в гостиную, свет там уже горел, стало быть, мать дома... Что-то с ней приключилось...
- Мама! - крикнул Ильич. - Мама!
Никакой реакции. Ни даже стона.
Он пересек гостиную, рванул на себя дверь, ведущую на когда-то запретную для него "женскую половину".
Заперто.
- Мама!
Тишина.
Но не совсем... Лерман прислушался - с той стороны доносилось тихое монотонное бормотание. Он сразу узнал много лет не слышанный басовитый голос. Причем на этот раз голос, похоже, бухтел по-английски, но настолько тихо и невнятно, что отдельных слов было не разобрать...
- Вот ведь!..
Александр Ильич негромко выругался, пошел на кухню, достал из буфета бутылку испанского вина, из холодильника - пластиковую упаковку с копченым лососем, возвратился в гостиную и включил телевизор на громкость, близкую к полной...
Поутру спускаясь по лестнице из своей спальни, он застал мать посреди прибранной гостиной. Одетая на выход и, вопреки обыкновению, тщательно подкрашенная, с самым решительным и деловитым выражением лица, она застегивала молнию на дорожной сумке, а у ног ее стоял клетчатый чемодан.
- Доброе утро, мама! - нарочито громко сказал он.
- А, это ты... - Она даже не обернулась. - Завтрак на столе, ужин в холодильнике.
- А куда ты собралась?
- В Лондон.
Александр присвистнул от удивления. На его памяти дальше Сент-Леонардхилла, района Эдинбурга, где находилась больница, в которой она прежде работала, мать никуда не выезжала. Разве что в мифическую рощу на речке Шаумэй, куда его не взяли на похороны бабки, или на шабаши, проходившие явно не очень далеко от Грэнджа - и на них его тоже не брали.
- Зачем тебе понадобилось в Лондон?
- У меня там деловая встреча.
- С кем, позволь спросить?
- С министром иностранных дел.
Александр так и сел на ступеньки.
- Но, мама, какие у тебя могут быль дела с министром?
- Крайне срочные и важные. Я должна выполнить волю Дейрдры и привезти из России Анну.
- Какую еще Анну?... Ах да, голос... Я так понимаю, он вчера возобновил контакт? Я слышал, как вы вчера общалась...
- Да, это была Анна. Она сказала, что теперь ее миссия выполнена и она вольна ехать на все четыре стороны... Можешь не провожать, Хэмиш довезет меня до вокзала...
И действительно, буквально через минуту на новеньком "форде" прикатил Хэмиш - тот самый краснощекий ведьмак, единственный мужчина в их ковене. Он проворно загрузил в машину багаж миссис Лерман, усадил ее саму и предложил Александру подбросить его до архива. Тот отказался под тем предлогом, что не успел ни побриться, ни позавтракать, да и архив еще закрыт в такую рань...
Ему ничуть не улыбалось, чтобы в доме появилась еще одна полоумная старуха, но он не сильно сокрушался по поводу такой перспективы, ибо она была абсолютно нереальна. Поэтому-то он спокойно отпустил мать в Лондон. Ну, прокатится, развеется, посмотрит столицу Соединенного Королевства - на худой конец, отдохнет недельку-другую в дурке - после вчерашнего, да и сегодняшнего тоже, ей это только на пользу пойдет... Даже если предположить, что ее пропустят в МИД и примут заявление, - кто станет искать среди четверти миллиарда жителей громадного СССР какую-то там Анну, пропавшую шестьдесят лет назад? Да она за это время могла сто раз помереть, сменить фамилию, укатить за границу... или и то, и другое, и третье разом... А вдруг его дурная мамаша самостоятельно рванет на розыски? Ай, ладно, скатертью дорожка...
Вопреки расхожему мнению, будто бы все гомосексуалисты нежно и трепетно боготворят собственных матерей, Александр свою в последнее время только терпел. Уж больно много от нее хлопот и расходов, а толку все меньше и меньше...
Через три дня мама Джулианна вернулась. На вопросы сына отвечала лишь загадочной, довольной улыбкой.
(4)
Спустя полгода Джулианна вновь укатила в Лондон, попросив сына лично встретить ее послезавтра на перроне Эдинбургского вокзала.
Вслед за матерью из вагона медленно, с трудом переступая со ступеньки на ступеньку, спустилась крупная сухопарая старуха в длинном, непривычного покроя, пальто. Сначала Александр подумал, что это случайная попутчица, но тут же его пронзила догадка, которой он просто не хотел верить. На негнущихся ногах он приблизился к женщинам, между тем проводник спустил из вагона два громадных чемодана, которые тут же принял и пристроил на тележку про верный носильщик.
- Что ж ты застыл, как статуя?! - крикнула Александру мать. - Иди сюда, познакомься. Это твоя тетя Анна.
- Ой! - вырвалось у Лермана, но он совладал с нахлынувшими чувствами и, героически улыбаясь, сделал несколько шагов в их направлении.
- Ну, здравствуй, Александр Ильич. - Анна протянула ему руку в перчатке.
В ее взгляде, в мимике ему почудилось разочарование, это укололо, но не удивило: что ж поделать, да, не красавец, да, не герой, так что ж теперь, стреляться, что ли?
- Добро пожаловать в Шотландию... - процедил он сквозь зубы, принимая протянутую руку...
Внешне Анна была точной копией своей матери Дейрдры, вплоть до такой же одинокой седой прядки в море густых черных волос, но оказалась намного проще, теплей и общительней Дейрдры. Или, возможно, сказывалось действие нового места и новых людей. Как бы то ни было, она весьма охотно заводила разговоры с Александром, много и интересно рассказывала про страну, в которой ей выпало прожить, считай, всю жизнь, про самых разных людей, с которыми довелось пересекаться. Только про себя, про свою личную жизнь рассказывать воздерживалась, тут же переходила к расспросам о здешнем местах, событиях, нравах. Интересовалась живо, подчас показывая удивительную осведомленность. По-английски говорила бегло, с добротным здешним прононсом, правда, язык ее был заметно архаичен, времен не то чтобы Вальтера Скотта, но примерно Стивенсона.
Вопреки опасениям Лермана, с появлением Анны жизнь в доме сделалась значительно уютнее.
- Анна, говорят, из СССР никому не разрешается выезжать, как же вас так легко выпустили?
- Кому нужна одинокая старуха? А в Sobes даже обрадовались, как-никак, на одну пенсию экономия...
Слова "собес" он не знал, но догадался, что это государственное учреждение, ответственное за пенсионное обслуживание. А вот слово "одинокая" заставило призадуматься. Не из рассказов Анны, скорее, из обмолвок и уточняющих ремарок он знал, что в городе Ленинграде у Анны есть дочь с мужем-ученым и двумя детьми, мальчиком Никитой и девочкой Татьяной, и что когда-то давным-давно Анна жила в этой семье, а потом вдруг оказалась совсем одна на другом краю страны, в Азии, в Таджикистане, что граничит с Афганистаном. Как это произошло и почему, Александр Ильич не спрашивал - все равно не ответит...
Вскоре выяснилось, что при всей своей уживчивости и легком, не в мать, характере Анна - очень сильная викка-колдунья, при этом отлично разбирающаяся во всех тонкостях традиции и ритуала. Она быстро нашла общий язык с ковеном Дейрдры, обзавелась метлой и прочим инструментарием и принимала активнейшее участие во всех сходках и шабашах. Впрочем, все это, как и раньше, при Дейрдре, происходило вдали от подслеповатых глаз Александра Лермана. Возобновила Анна и материн промысел, потихоньку в дом вновь потянулся клиент, и не только из Грэнджа и ближайших пригородных поселков, но и из самого Эдинбурга, бывало, и из других городов. Потек ли денежки, семейный достаток возрос настолько, что теперь они могли себе позволить постоянную прислугу, а в сезон еще и садовника нанимали. Александр стал уже подумывать о приобретении личного автомобиля, но затем решил, что это ни к чему - сам он за долгие годы крепко-накрепко привык на службу и обратно добираться на автобусе, маму Джулианну на шабаши возили подруги-ведьмы, а не по годам легкую на подъем Анну охотно катал на своей тачке по-прежнему краснощекий, неунывающий и нестареющий ведьмак Хэмиш.
А потом заболела мама Джулианна, тяжело и неизлечимо. Она наотрез отказалась ехать в больницу и лежала дома. Анна находилась при ней практически неотлучно, и благодаря ее умениям и стараниям Джулианна без особых мучений и болей протянула еще три года, хотя вначале врачи давали ей сроку не более трех месяцев. Но все-таки природа взяла свое. Вновь, как и при кончине Дейрдры, собрался весь ковен, и вновь вершили над телом обряд перехода, не допустив к нему Александра, и вновь пили и веселились до утра, и Александр страшно напился и рыдал на плече у Анны, пока не заснул, а тело Джулианны на рассвете увезли в священную рощу, и во второй раз не взяли с собой Александра...
А потом жизнь вернулась в прежнюю колею, только уже без мамы. Александру стукнуло сорок пять, потом сорок шесть, Анне - девяносто, девяносто один... Казалось, что так оно и будет течь до скончания времен. Но все перевернулось в один день.
Накануне вечером Анна вдруг уселась смотреть телевизор, что случалось с нею крайне редко. Более того, взяла в руки пульт и стала переключать каналы, напряженно вглядываясь в меняющуюся картинку на экране. Остановилась на программе местного вещания. Передавали городские новости. Александр зевнул и уткнулся в газету.
- ...экспозиция этих оригинальных работ слепого нигерийского скульптора развернута в двух парадных залах королевского замка Холируд, - вещал бодрый женский голос. - Торжественное открытие выставки состоится завтра в два часа пополудни при участии Его Королевского высочества принца Филиппа, под патронажем которого она проходит, нашего уважаемого мэра, почетных гостей баронессы Маргарет Тэтчер и лорда Эндрю Морвена - и, разумеется, главного организатора и спонсора этой выставки, президента международного фонда гуманитарных технологий мисс Дарлин Теннисон...
- Анна, может, переключим? - предложил Александр, не отрываясь от спортивной странички. - Неужели тебе интересно про слепого скульптора?
Она даже не слышала его, все ее внимание было устремлено на экран.
Александр оторвал недоумевающий взгляд от газе ты. В телевизоре он увидел примелькавшееся лицо известной телеведущей, сияющее белейшими лошадиными зубами.
- И сейчас мисс Теннисон у нас в студии... Дарлин, расскажите, пожалуйста, о вашем фонде и о том, чем именно вас привлекло творчество Амоса Татумбы?
Камера отъехала, показав общий план студии и двух женщин, расположившихся под цветной панорамой города, потом совершила обратный маневр, выдав крупный план рыжеволосой ухоженной красотки в элегантном синем блейзере.
Александр вновь зевнул - красотки были не по его части.
- Наш фонд очень молод, он существует чуть больше года... - приятным низким голосом начала рыжая красавица.
- Татьяна! - вскрикнула Анна и поникла без чувств в своем кресле...
Утро она встретила бодрой и энергичной как никогда.
- Будь добр, позвони Хэмишу и попроси подать автомобиль к половине двенадцатого. Если он не сможет, вызови такси, - заявила старуха изумленному Александру. - Сегодня я должна быть в замке Холируд!
- И не подумаю! Вчера так разволновалась из-за этой выставки, что даже сознание потеряла, сегодня вынь да положь ехать. Дался тебе этот негр со своими поделками!.. Или тут что-то ваше, ведьминское?
- Тебе знать не обязательно! - отрезала Анна. - Так позвонишь или нет?
- Позвоню... - вздохнул Александр. - Или вот что, я даже поеду с тобой. На всякий случай. Вдруг опять в обморок грохнешься или чего похуже.
- Не грохнусь. Впрочем, как хочешь. Поедем вместе, коли тебе делать нечего...
* * *
Народу вокруг замка было, как всегда, полно. К привычному туристическому стаду - неотличимых друг от друга японцев с одинаковыми миниатюрными кинокамерами, горластых немцев и американцев, гомонящих стаек школьников со всей Британии - добавилось изрядное количество местной публики, которой явно не было никакого дела ни до постоянной экспозиции Холируда, ни, тем более, до сегодняшней выставки. Все они пришли поглазеть на принца, супруга Ее Величества Елизаветы Второй, с его блестящей свитой, на "Железную Мэгги", совсем недавно передавшую премьерский пост своему клеврету Мейджору, на других знаменитостей, в число которых, возможно, входила и ранее неведомая Александру, но теперь весьма интересовавшая его мисс Дарлин Теннисон, чье появление на телевизионном экране свалило в обморок древнюю, но сверхъестественно крепкую телом и духом ведьму.
Татьяна.
А ведь это имя, редкое для его шотландского уха и потому запомнившееся, он не впервые слышал из уст старой Анны...
Лерман взял старуху покрепче за локоток и сказал:
- Ну что, Анна, будет прорываться к кассам?..
Очередь двигалась быстро, и через пять минут они поднялись по замковым ступеням и вошли внутрь.
Справившись с указателями, Лерман повел Анну в просторную королевскую "переднюю", переоборудованную в конференц-зал. Там и должно было состояться торжественное открытие выставки Амоса Татумбы.
Несмотря на то, что до начала церемонии оставалось больше часа, все сидячие места, за исключением президиума и первых рядов, забронированных для прессы и особо приглашенных гостей, были заняты. Кто сидел, лениво обмахиваясь рекламными буклетами, кто, оставив на сидении платочек, сумочку или чехол от фотоаппарата, слонялся по залу, разглядывая развешанные по стенкам фотографии, чертежи и пояснительные тексты.
Александр нашел небольшую нишу, из которой был хорошо виден президиум, и поставил туда предусмотрительно захваченный из дому складной стульчик.
Анна уселась. Он встал рядом, переминаясь с ноги на ногу.
- Иди погуляй, - сказала Анна. - А хочешь, так и вовсе езжай домой. Ты мне здесь не нужен, Хэмиш меня встретит и довезет...
- Я вернусь, - уходя, сказал Лерман.
Он знал один укромный скверик с небольшим открытым кафе в нескольких минутах ходьбы и решил скоротать там часок за пинтой-другой легкого эля...
(5)
Посетителей в кафе не было. Александр Ильич заказал себе пива, уселся за пластмассовый столик и от нечего делать принялся разглядывать окрестности.
Вот за металлическим ограждением живописный, поросший кустами склон Лох-Нора. Вот фигурно подстриженная живая изгородь из терновника. Вот клумба, на которую высаживает с тележки рассаду садовник в зеленом комбинезоне.
Совсем еще мальчик.
Какие грациозные движения, какие позы, какая фигурка... И светло-русые локоны из-под форменной каскетки... Северный Адонис...
Вот юноша разогнулся, утер лоб. Лерман ахнул про себя от свежей, чистой красоты лица-Взгляды их встретились. Сердце Александра учащенно забилось.
- И не тяжело вам так, весь день в наклонку? - срывающимся от волнения голосом спросил он.
Северный Адонис улыбнулся в ответ. Зубы были так себе.
"К дантисту, - бухнуло в голове Лермана. - К самому лучшему.
1 2 3 4 5
Выйдя на пенсию, мама Джулианна стала на вид типичной сельской дамой, обещая в недалеком будущем превратиться в близкое подобие Джоан Хиксон в роли мисс Марпл. Носила нелепые шляпки, судачила с подружками за чашечкой чая с молоком, посещала цветочные и собачьи выставки. Только в церковь ни ногой, да на первомайский Бельтайн и Лито, канун Янова дня, исчезала с раннего утра, прихватив метлу и мешок с потребной утварью, возвращалась через сутки, потом еще сутки отсыпалась. И, конечно же, в конце каждого года гостиную украшала нарядная "йолька", стоявшая там вплоть до второго февраля, священного дня Имбольк, когда сухое йольское деревце предавалось ритуальному огню.
* * *
Этот день выдался для Александра тяжелым - навалилось много работы, пришлось выписать рекордное количество архивных справок, и на каждой ставить число "2 февраля 1979 года". Поэтому он при всем желании не мог забыть, что за день сегодня, и возвращался домой в предвкушении праздничного ужина с особым пудингом и чашей ритуального пряного пунша с обязательным изюмом. Однако, к удивлению своему и разочарованию, не застал он на столе ни пудинга, ни пунша, только перевернутую чашку с остатками чая да рассыпавшееся овсяное печенье. Не было и предписанных в этот день белых цветов и оранжевых свечей, зато в углу сиротливо торчала лысая "йолька".
Александр не на шутку встревожился. Пальто матери и ее зимние сапожки были на своих местах в прихожей, когда он входил в гостиную, свет там уже горел, стало быть, мать дома... Что-то с ней приключилось...
- Мама! - крикнул Ильич. - Мама!
Никакой реакции. Ни даже стона.
Он пересек гостиную, рванул на себя дверь, ведущую на когда-то запретную для него "женскую половину".
Заперто.
- Мама!
Тишина.
Но не совсем... Лерман прислушался - с той стороны доносилось тихое монотонное бормотание. Он сразу узнал много лет не слышанный басовитый голос. Причем на этот раз голос, похоже, бухтел по-английски, но настолько тихо и невнятно, что отдельных слов было не разобрать...
- Вот ведь!..
Александр Ильич негромко выругался, пошел на кухню, достал из буфета бутылку испанского вина, из холодильника - пластиковую упаковку с копченым лососем, возвратился в гостиную и включил телевизор на громкость, близкую к полной...
Поутру спускаясь по лестнице из своей спальни, он застал мать посреди прибранной гостиной. Одетая на выход и, вопреки обыкновению, тщательно подкрашенная, с самым решительным и деловитым выражением лица, она застегивала молнию на дорожной сумке, а у ног ее стоял клетчатый чемодан.
- Доброе утро, мама! - нарочито громко сказал он.
- А, это ты... - Она даже не обернулась. - Завтрак на столе, ужин в холодильнике.
- А куда ты собралась?
- В Лондон.
Александр присвистнул от удивления. На его памяти дальше Сент-Леонардхилла, района Эдинбурга, где находилась больница, в которой она прежде работала, мать никуда не выезжала. Разве что в мифическую рощу на речке Шаумэй, куда его не взяли на похороны бабки, или на шабаши, проходившие явно не очень далеко от Грэнджа - и на них его тоже не брали.
- Зачем тебе понадобилось в Лондон?
- У меня там деловая встреча.
- С кем, позволь спросить?
- С министром иностранных дел.
Александр так и сел на ступеньки.
- Но, мама, какие у тебя могут быль дела с министром?
- Крайне срочные и важные. Я должна выполнить волю Дейрдры и привезти из России Анну.
- Какую еще Анну?... Ах да, голос... Я так понимаю, он вчера возобновил контакт? Я слышал, как вы вчера общалась...
- Да, это была Анна. Она сказала, что теперь ее миссия выполнена и она вольна ехать на все четыре стороны... Можешь не провожать, Хэмиш довезет меня до вокзала...
И действительно, буквально через минуту на новеньком "форде" прикатил Хэмиш - тот самый краснощекий ведьмак, единственный мужчина в их ковене. Он проворно загрузил в машину багаж миссис Лерман, усадил ее саму и предложил Александру подбросить его до архива. Тот отказался под тем предлогом, что не успел ни побриться, ни позавтракать, да и архив еще закрыт в такую рань...
Ему ничуть не улыбалось, чтобы в доме появилась еще одна полоумная старуха, но он не сильно сокрушался по поводу такой перспективы, ибо она была абсолютно нереальна. Поэтому-то он спокойно отпустил мать в Лондон. Ну, прокатится, развеется, посмотрит столицу Соединенного Королевства - на худой конец, отдохнет недельку-другую в дурке - после вчерашнего, да и сегодняшнего тоже, ей это только на пользу пойдет... Даже если предположить, что ее пропустят в МИД и примут заявление, - кто станет искать среди четверти миллиарда жителей громадного СССР какую-то там Анну, пропавшую шестьдесят лет назад? Да она за это время могла сто раз помереть, сменить фамилию, укатить за границу... или и то, и другое, и третье разом... А вдруг его дурная мамаша самостоятельно рванет на розыски? Ай, ладно, скатертью дорожка...
Вопреки расхожему мнению, будто бы все гомосексуалисты нежно и трепетно боготворят собственных матерей, Александр свою в последнее время только терпел. Уж больно много от нее хлопот и расходов, а толку все меньше и меньше...
Через три дня мама Джулианна вернулась. На вопросы сына отвечала лишь загадочной, довольной улыбкой.
(4)
Спустя полгода Джулианна вновь укатила в Лондон, попросив сына лично встретить ее послезавтра на перроне Эдинбургского вокзала.
Вслед за матерью из вагона медленно, с трудом переступая со ступеньки на ступеньку, спустилась крупная сухопарая старуха в длинном, непривычного покроя, пальто. Сначала Александр подумал, что это случайная попутчица, но тут же его пронзила догадка, которой он просто не хотел верить. На негнущихся ногах он приблизился к женщинам, между тем проводник спустил из вагона два громадных чемодана, которые тут же принял и пристроил на тележку про верный носильщик.
- Что ж ты застыл, как статуя?! - крикнула Александру мать. - Иди сюда, познакомься. Это твоя тетя Анна.
- Ой! - вырвалось у Лермана, но он совладал с нахлынувшими чувствами и, героически улыбаясь, сделал несколько шагов в их направлении.
- Ну, здравствуй, Александр Ильич. - Анна протянула ему руку в перчатке.
В ее взгляде, в мимике ему почудилось разочарование, это укололо, но не удивило: что ж поделать, да, не красавец, да, не герой, так что ж теперь, стреляться, что ли?
- Добро пожаловать в Шотландию... - процедил он сквозь зубы, принимая протянутую руку...
Внешне Анна была точной копией своей матери Дейрдры, вплоть до такой же одинокой седой прядки в море густых черных волос, но оказалась намного проще, теплей и общительней Дейрдры. Или, возможно, сказывалось действие нового места и новых людей. Как бы то ни было, она весьма охотно заводила разговоры с Александром, много и интересно рассказывала про страну, в которой ей выпало прожить, считай, всю жизнь, про самых разных людей, с которыми довелось пересекаться. Только про себя, про свою личную жизнь рассказывать воздерживалась, тут же переходила к расспросам о здешнем местах, событиях, нравах. Интересовалась живо, подчас показывая удивительную осведомленность. По-английски говорила бегло, с добротным здешним прононсом, правда, язык ее был заметно архаичен, времен не то чтобы Вальтера Скотта, но примерно Стивенсона.
Вопреки опасениям Лермана, с появлением Анны жизнь в доме сделалась значительно уютнее.
- Анна, говорят, из СССР никому не разрешается выезжать, как же вас так легко выпустили?
- Кому нужна одинокая старуха? А в Sobes даже обрадовались, как-никак, на одну пенсию экономия...
Слова "собес" он не знал, но догадался, что это государственное учреждение, ответственное за пенсионное обслуживание. А вот слово "одинокая" заставило призадуматься. Не из рассказов Анны, скорее, из обмолвок и уточняющих ремарок он знал, что в городе Ленинграде у Анны есть дочь с мужем-ученым и двумя детьми, мальчиком Никитой и девочкой Татьяной, и что когда-то давным-давно Анна жила в этой семье, а потом вдруг оказалась совсем одна на другом краю страны, в Азии, в Таджикистане, что граничит с Афганистаном. Как это произошло и почему, Александр Ильич не спрашивал - все равно не ответит...
Вскоре выяснилось, что при всей своей уживчивости и легком, не в мать, характере Анна - очень сильная викка-колдунья, при этом отлично разбирающаяся во всех тонкостях традиции и ритуала. Она быстро нашла общий язык с ковеном Дейрдры, обзавелась метлой и прочим инструментарием и принимала активнейшее участие во всех сходках и шабашах. Впрочем, все это, как и раньше, при Дейрдре, происходило вдали от подслеповатых глаз Александра Лермана. Возобновила Анна и материн промысел, потихоньку в дом вновь потянулся клиент, и не только из Грэнджа и ближайших пригородных поселков, но и из самого Эдинбурга, бывало, и из других городов. Потек ли денежки, семейный достаток возрос настолько, что теперь они могли себе позволить постоянную прислугу, а в сезон еще и садовника нанимали. Александр стал уже подумывать о приобретении личного автомобиля, но затем решил, что это ни к чему - сам он за долгие годы крепко-накрепко привык на службу и обратно добираться на автобусе, маму Джулианну на шабаши возили подруги-ведьмы, а не по годам легкую на подъем Анну охотно катал на своей тачке по-прежнему краснощекий, неунывающий и нестареющий ведьмак Хэмиш.
А потом заболела мама Джулианна, тяжело и неизлечимо. Она наотрез отказалась ехать в больницу и лежала дома. Анна находилась при ней практически неотлучно, и благодаря ее умениям и стараниям Джулианна без особых мучений и болей протянула еще три года, хотя вначале врачи давали ей сроку не более трех месяцев. Но все-таки природа взяла свое. Вновь, как и при кончине Дейрдры, собрался весь ковен, и вновь вершили над телом обряд перехода, не допустив к нему Александра, и вновь пили и веселились до утра, и Александр страшно напился и рыдал на плече у Анны, пока не заснул, а тело Джулианны на рассвете увезли в священную рощу, и во второй раз не взяли с собой Александра...
А потом жизнь вернулась в прежнюю колею, только уже без мамы. Александру стукнуло сорок пять, потом сорок шесть, Анне - девяносто, девяносто один... Казалось, что так оно и будет течь до скончания времен. Но все перевернулось в один день.
Накануне вечером Анна вдруг уселась смотреть телевизор, что случалось с нею крайне редко. Более того, взяла в руки пульт и стала переключать каналы, напряженно вглядываясь в меняющуюся картинку на экране. Остановилась на программе местного вещания. Передавали городские новости. Александр зевнул и уткнулся в газету.
- ...экспозиция этих оригинальных работ слепого нигерийского скульптора развернута в двух парадных залах королевского замка Холируд, - вещал бодрый женский голос. - Торжественное открытие выставки состоится завтра в два часа пополудни при участии Его Королевского высочества принца Филиппа, под патронажем которого она проходит, нашего уважаемого мэра, почетных гостей баронессы Маргарет Тэтчер и лорда Эндрю Морвена - и, разумеется, главного организатора и спонсора этой выставки, президента международного фонда гуманитарных технологий мисс Дарлин Теннисон...
- Анна, может, переключим? - предложил Александр, не отрываясь от спортивной странички. - Неужели тебе интересно про слепого скульптора?
Она даже не слышала его, все ее внимание было устремлено на экран.
Александр оторвал недоумевающий взгляд от газе ты. В телевизоре он увидел примелькавшееся лицо известной телеведущей, сияющее белейшими лошадиными зубами.
- И сейчас мисс Теннисон у нас в студии... Дарлин, расскажите, пожалуйста, о вашем фонде и о том, чем именно вас привлекло творчество Амоса Татумбы?
Камера отъехала, показав общий план студии и двух женщин, расположившихся под цветной панорамой города, потом совершила обратный маневр, выдав крупный план рыжеволосой ухоженной красотки в элегантном синем блейзере.
Александр вновь зевнул - красотки были не по его части.
- Наш фонд очень молод, он существует чуть больше года... - приятным низким голосом начала рыжая красавица.
- Татьяна! - вскрикнула Анна и поникла без чувств в своем кресле...
Утро она встретила бодрой и энергичной как никогда.
- Будь добр, позвони Хэмишу и попроси подать автомобиль к половине двенадцатого. Если он не сможет, вызови такси, - заявила старуха изумленному Александру. - Сегодня я должна быть в замке Холируд!
- И не подумаю! Вчера так разволновалась из-за этой выставки, что даже сознание потеряла, сегодня вынь да положь ехать. Дался тебе этот негр со своими поделками!.. Или тут что-то ваше, ведьминское?
- Тебе знать не обязательно! - отрезала Анна. - Так позвонишь или нет?
- Позвоню... - вздохнул Александр. - Или вот что, я даже поеду с тобой. На всякий случай. Вдруг опять в обморок грохнешься или чего похуже.
- Не грохнусь. Впрочем, как хочешь. Поедем вместе, коли тебе делать нечего...
* * *
Народу вокруг замка было, как всегда, полно. К привычному туристическому стаду - неотличимых друг от друга японцев с одинаковыми миниатюрными кинокамерами, горластых немцев и американцев, гомонящих стаек школьников со всей Британии - добавилось изрядное количество местной публики, которой явно не было никакого дела ни до постоянной экспозиции Холируда, ни, тем более, до сегодняшней выставки. Все они пришли поглазеть на принца, супруга Ее Величества Елизаветы Второй, с его блестящей свитой, на "Железную Мэгги", совсем недавно передавшую премьерский пост своему клеврету Мейджору, на других знаменитостей, в число которых, возможно, входила и ранее неведомая Александру, но теперь весьма интересовавшая его мисс Дарлин Теннисон, чье появление на телевизионном экране свалило в обморок древнюю, но сверхъестественно крепкую телом и духом ведьму.
Татьяна.
А ведь это имя, редкое для его шотландского уха и потому запомнившееся, он не впервые слышал из уст старой Анны...
Лерман взял старуху покрепче за локоток и сказал:
- Ну что, Анна, будет прорываться к кассам?..
Очередь двигалась быстро, и через пять минут они поднялись по замковым ступеням и вошли внутрь.
Справившись с указателями, Лерман повел Анну в просторную королевскую "переднюю", переоборудованную в конференц-зал. Там и должно было состояться торжественное открытие выставки Амоса Татумбы.
Несмотря на то, что до начала церемонии оставалось больше часа, все сидячие места, за исключением президиума и первых рядов, забронированных для прессы и особо приглашенных гостей, были заняты. Кто сидел, лениво обмахиваясь рекламными буклетами, кто, оставив на сидении платочек, сумочку или чехол от фотоаппарата, слонялся по залу, разглядывая развешанные по стенкам фотографии, чертежи и пояснительные тексты.
Александр нашел небольшую нишу, из которой был хорошо виден президиум, и поставил туда предусмотрительно захваченный из дому складной стульчик.
Анна уселась. Он встал рядом, переминаясь с ноги на ногу.
- Иди погуляй, - сказала Анна. - А хочешь, так и вовсе езжай домой. Ты мне здесь не нужен, Хэмиш меня встретит и довезет...
- Я вернусь, - уходя, сказал Лерман.
Он знал один укромный скверик с небольшим открытым кафе в нескольких минутах ходьбы и решил скоротать там часок за пинтой-другой легкого эля...
(5)
Посетителей в кафе не было. Александр Ильич заказал себе пива, уселся за пластмассовый столик и от нечего делать принялся разглядывать окрестности.
Вот за металлическим ограждением живописный, поросший кустами склон Лох-Нора. Вот фигурно подстриженная живая изгородь из терновника. Вот клумба, на которую высаживает с тележки рассаду садовник в зеленом комбинезоне.
Совсем еще мальчик.
Какие грациозные движения, какие позы, какая фигурка... И светло-русые локоны из-под форменной каскетки... Северный Адонис...
Вот юноша разогнулся, утер лоб. Лерман ахнул про себя от свежей, чистой красоты лица-Взгляды их встретились. Сердце Александра учащенно забилось.
- И не тяжело вам так, весь день в наклонку? - срывающимся от волнения голосом спросил он.
Северный Адонис улыбнулся в ответ. Зубы были так себе.
"К дантисту, - бухнуло в голове Лермана. - К самому лучшему.
1 2 3 4 5