А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Одни причитали и плакали, у других в глазах застыл безумный страх. Сквозь распахнутые двери следом хлынул резкий запах дыма и гари.И все так же, не двигаясь с места, Ихазель изумленно смотрела на женщин, словно не понимая, о чем они плачут и чего страшатся, когда Он возглавляет народ.Он…Одна из женщин, завидя внучку старого священника стоящей в распахнутых дверях собора, схватила ее за широкий рукав, торопливо и запальчиво о чем-то толкуя, а о чем, Ихазель так и не поняла. Другие звали ее, тянули в сумрачную глубину собора, но Ихазель вырвалась и даже вышла на паперть. На площади было пусто, на паперти валялась пострадавшая мантия, вся в растоптанных жемчужинах и раздавленных коралловых бусинах.Ихазель подхватила мантию, накинула на плечи, вошла в собор. Женщины набились в дальние притворы, отчасти — в подземелье. В зале было пусто. Она пересекла зал, миновала амвон и свернула налево, где крутая винтовая лестница вокруг колонны вела на высоко вознесенную кровлю.Она шла по лестнице, не торопясь, все ближе был расписной свод, и ни о чем она больше не думала, только улыбалась тому, как отдаляется мозаичный пол и все отчетливей становятся видны цветы и фигуры на потолке.Всякий раз, как она оказывалась против одного из окон, делался слышен шум и крик в той стороне, где кипело сражение. Но она не обращала на это внимания, по-детски радуясь, что забирается все выше и выше.Она очнулась, только очутившись на кровле, когда в лицо повеяло морской прохладой. В первый миг даже удивилась, как попала сюда, на эту высь надо всем городком и окрестностями. Только сейчас обратила внимание, что у нее на плечах истоптанная мантия, и с внезапным отвращением отшвырнула ее. Внезапной судорогой перехватило горло, Ихазель едва удерживалась, чтобы не разрыдаться, хотя сама не знала, отчего так хочется плакать и что мешает дать волю слезам.А ширь морская рокотала, золотясь бегучими блестками в той стороне, где над нею стояло солнце. Близясь к берегу, волны вскидывали белые буруны и с глухим ревом обрушивались на песок, разметываясь серебристыми полукружиями. Их гнал ветер, он зарождался где-то в дальней дали, там, откуда взошло солнце, за еле видным на горизонте островом, который зовут Кладбищенским, потому что, по преданию, на нем похоронены останки первых людей, прибывших на Луну вместе со Старым Человеком. Подойдя к самому парапету, Ихазель смотрела на море и на остров, а тот виделся черно-синим пятнышком на серебристом разливе.Дивен был этот ветер, дивен был неустанный прибой при ясном солнце на погожих небесах, которое, едва успев подняться, уже обжигало лицо, подставленное беспощадному соленому бризу. Полуоткрытыми, алыми, пересохшими губами Ихазель с наслаждением ловила свежее дыхание моря. Под приспущенными веками в переполненных светом глазах все мешалось и плыло: золотое, играющее море, небо и дальний темный остров, словно бы скользящий по волнам все ближе и ближе.«Со звезды далекой, что сверкает над пустынями, явились люди во время оно» — припомнилось на слух.И внезапно она обернулась. Но ведь Он же там, Он сражается! Словно только теперь поняв, зачем сюда забралась, Ихазель бегом бросилась на другую сторону плоской кровли, откуда были видны город и прилегающая равнина. Звуки битвы уже стихали, и над гаснущими пепелищами медленно расплывался дым…Как ни рвались к победе шерны, ободренные успехом первого натиска, им пришлось обратиться в постыдное бегство. И прежде всего — из-за того, что при виде великана, бегущего на помощь людям, в рядах верных выворотней вспыхнуло замешательство. Охваченные ужасом, выворотни бросали оружие и спешили под защиту крепостных стен, начисто позабыв, какое жестокое наказание ждет их за это отступничество. Покинутая в одиночестве горсточка шернов сражалась остервенело, но силы были слишком неравны. Тяжело и неуклюжа витая над шеренгами людей, шерны осыпали их сверху огнем и стрелами, но то и дело кто-нибудь из них падал, настигнутый либо ужасным огнестрельным оружием Победоносца, либо камнем от руки удачливого пращника. Однако, как ни чувствительны были потери, шерны держались, пока не начали подводить перетруженные крылья, одного за другим делая своих хозяев добычей разъяренной толпы.Сверху Ихазель видела, как те из шернов, кто был поближе к замку, грузно набирая высоту, внезапно повернули к стенам, перевалив через которые, камнем падали вниз от ран и усталости. Но те, кто слишком далеко проник в глубь поселка, будучи не в силах достичь безопасного места, падали на крыши домов и на мостовые, где их ждала мгновенная беспощадная смерть от рук одолевающих победителей. Им ломали крылья, их добивали камнями или, спутанных, бросали на раскаленные пепелища догорающих домов. Но ни один шерн не просил пощады, то ли зная, что эти просьбы напрасны, то ли до последнего издыхания презирая род людской.Но взоры Ихазели скользили мимо этих, — на ее взгляд, вполне естественных, — завершающих картин боя. Ее глаза искали одного Победоносца. Тот стоял поодаль, опустив, но еще не пряча свое страшное оружие, судя по движениям, выжидающий и сосредоточенный. Оглядывался по сторонам, подавая жестом и голосом какие-то команды. Слов не было слышно, но легко было догадаться, что речь шла о том, чтобы отрезать путь отступления трем шернам, в гуще боя отбившимся от своих и теперь норовящим добраться до замка. Один из них от усталости уже не в силах был взлететь, только перепархивал с крыши на крышу, когда его настигали. Другой сел на конек какой-то кровли и замер, ожидая смерти от руки Победоносца, который целился в него из своего смертоносного оружия. За третьим с криками гнались.А тот, видя, что путь к отступлению отрезан, а взлететь повыше, куда не достанут стрелы, пущенные руками людей, уже не хватит сил, метнулся туда, где воинов не было, в сторону моря и собора, и канул среди домов. Маневр не остался незамечен, шерн вполне мог пробраться в крепость, обогнув поселок со стороны моря, и вслед ему кинулась шумная погоня.В ней принял участие и Победоносец, который успел пристрелить второго шерна и теперь бежал по направлению к собору, зорко посматривая по сторонам.Ихазель неотрывно следила за ним, невольно надеясь поймать его взгляд, как вдруг у нее за спиной раздался шум падающего тела. Она оглянулась — от ужаса кровь застыла в жилах. В нескольких шагах от нее на плоской кровле собора лежал преследуемый шерн. На вид — как при смерти: из продырявленного в нескольких местах крыла сочилась желто-зеленая кровь, на груди и ногах — зияющие раны от стрел, — но все еще живой: грудь тяжело дышала, а обе пары красных сверкающих глаз устремлены на девушку.Ихазель хотела крикнуть и не могла, завороженная этим ужасным взглядом. По золотым браслетам на руках и лодыжках она узнала наместника Авия и в бессильном страхе, соединенном с неодолимым любопытством, разглядывала его. Отвратительный, израненный, впервые в жизни видимый вблизи, шерн несмотря ни на что поразил ее диковинной, устрашающей красотой.Он был само олицетворение зла и вероломства, устрашающее, но вместе с тем и прекрасное. Он лежал на сломанном крыле. Другое крыло, длинное, черное, блестящее, с сизым отливом, распластано по каменным плитам. Голова приподнята, лоб слабо фосфоресцирует, сверкают две пары ужасных, налитых кровью глаз.— Спрячь! — прохрипел он на человеческом языке. То была не просьба, а властный приказ.Ихазель безотчетно сделала шаг к нему.— Сука, спрячь! Шевелись! — снова отозвался шерн. А она полуобморочными, механическими шажками близилась к нему, не в силах отвести глаз от сверкающего взора. Их разделял теперь всего лишь шаг, как вдруг раненый шерн из последних сил взметнулся и выставил из-под крыльев ужасные белые ладони.С криком ужаса Ихазель отпрянула, уклоняясь от губительного прикосновения. Сознание вернулось к ней. Она схватила лежавшую рядом рваную первосвященническую мантию и внезапным броском накинула на голову врагу. Больше ничего под рукой не было, и она сорвала с себя одежду, чтобы понадежней опутать ослепленного шерна.Тем временем толпа воинов во главе с Победоносцем добралась до собора. Ихазель услышала топот на паперти и громкие крики. Не обращая внимания на собственную наготу, бросилась к парапету, перегнулась вниз и закричала:— Сюда! Сюда!Что убегающий наместник пойман, договорить не хватило дыхания.Но по ее голосу внизу поняли: шерн на крыше, — и воины бросились наверх.— Живьем! Живьем! — кричал бегущий впереди Ерет. — Победоносец приказал брать живьем!Во мгновение ока Авий исчез под грудой копошащихся тел. Ослабевший от ран, запутавшийся когтями в женском платье, он не мог отбиваться. Но и неподвижный был страшен. Люди знали, что за оружие белые и мягкие ладони шерна, способные по его капризу молниеносным разрядом либо поразить противника насмерть, либо превратить в калеку. Шерна перевернули ничком, чтобы управиться с его руками по отдельности.Левую, из-под раненого крыла, стянули веревкой быстро, но до правой, оказавшейся под пленником, можно было добраться, только освободив его от пут. После короткого совещания Ерет приказал четырем мужикам поздоровее — усесться сверху, а сам с помощью двух парней принялся заламывать неповрежденное правое крыло, чтобы извлечь ладонь, спрятанную под ним и придавленную грудью.Шерн, все это время презрительно молчавший, взвизгнул от боли и резко дернулся, разбросав всю насевшую сверху четверку, но распластался, оглушенный могучим ударом дубины по затылку. Так добрались до правой руки и одолели ее.Ерет пнул лежащего ничком шерна.— Вставай, гаденыш! — крикнул он.Авий поднял голову, моргнул налитыми кровью бельмами, но с места не двинулся. И тогда силачи, по трое с каждой стороны натянули веревки, которыми были обмотаны запястья шерна, и, приглядывая, чтобы он не изловчился сомкнуть ладони на ком-нибудь, поволокли на край кровли, откуда была видна площадь, кишащая народом. Ерет приказал продеть шерну под мышки по рогатине и перебросить на них за парапет, чтобы пленник повис перед фронтоном собора.Внизу узнали наместника и раздался победный вопль. Мальчишки схватились за камни, но пленник висел слишком высоко, издевательств и ругани он будто не слышал, а плевки не доставали. Безмолвный, распятый на фронтоне с бессильно обвисшими крыльями и заведенными назад руками, шерн уставился на толпу четверкой глаз, полных ненависти и презрения.На кровле появился Победоносец, ведомый неотлучным Элемом.— Вот он, владыка, вот он! — кричал новый первосвященник, мечась между своим идолом и парапетом.Марк перегнулся через парапет, увидел шерна и с отвращением отшатнулся — настолько жутким и омерзительным оказалось зрелище.— Поднимите его сюда! — крикнул Марк.Неохотно, но не смея ослушаться приказа, добровольные палачи подняли шерна на кровлю и на растянутых веревках подтащили к Победоносцу.У Элема загорелись глаза.— Владыка, как прикажешь умертвить? — пустился выспрашивать он, суетясь под ногами у Марка. — Хочешь, зажарим его живьем на вертеле? Или отдадим на съедение рыбам? Ты не знаешь, как это делается? Вспарывают ноги, чтобы кровь текла рыбам на приманку, и оставляют по пояс в воде…— Пшел вон! — процедил Марк сквозь зубы и огляделся. — Кто его изловил?Ответом было молчание. Одни оглядывались на других, пришедшие позже указывали на пришедших раньше, и наконец все взоры обратились на девушку, забившуюся в угол парапета.— Кто его изловил? — повторил Марк.— Я!Ихазель вышла вперед, по пояс нагая, как осталась, спутав шерна собственной одеждой; от пояса до полу на ней была глянцевитая, широкая, темно-лиловая юбка. Марк глянул на девушку. И, залившись румянцем от внезапной стыдливости, Ихазель непроизвольным движением перебросила распущенные волосы на грудь, словно прячась под ними.— Ты? — изумился Марк.— Это внучка Крохабенны, — зашумели в толпе. — Последняя в роду прежнего первосвященника.Ихазель замерла над связанным шерном, не сводя глаз с Победоносца и чувствуя, что еще миг и она не выдержит, рухнет на каменные плиты кровли. Кровь отлила от побелевших губ куда-то в грудь, глаза наполнились слезами, слабеющие ноги готовы были подогнуться. Изо всех сил напрягла она волю, чтобы не упасть.И тут кто-то обнял ее за плечи.— Это моя невеста, — сказал Ерет, помогая ей устоять. Она отпрянула и с внезапной силой вырвалась из объятий Ерета.— Неправда! — выкрикнула она. Прижала руки к груди и зачастила, словно ее ложно обвинили в смертном грехе: — Не слушай его, это неправда, это раньше было, а теперь…И осеклась.— Что «теперь»? — спросил Марк, не поняв, что происходит.— А теперь, — договорила она дрожащим и слабеющим голосом, — ты один мне владыка, о Победоносец, прибывший с далекой звезды, да будет имя твое благословенно во веки веков!Опустилась на колени и прижалась лбом к его стопам, покрыв их рассыпным, сверкающим золотом своих волос.Тем временем вокруг нарастал ропот и вдруг вихрем взвились неразборчивые крики. Не успев ответить девушке, припавшей к его ногам, Марк вскинул голову и повел вокруг вопрошающим взглядом, не в силах понять, о чем кричат и чего добиваются обступившие их двоих люди.— Владыка! — объяснил Элем. — Народ требует смерти Ихазели, внучки Крохабенны.Марк почувствовал, как охваченная страхом девушка всей грудью прильнула к его ногам.— Что-о? — изумился он. — Чем она провинилась?Ответа не было. Во внезапной тишине на золотоволосую девушку обратились угрюмые взгляды, в которых читался один и тот же беспощадный приговор. Марк глянул на Ерета: ведь тот, родич первосвященника, сам только что назвал себя женихом Ихазели. Молодой воитель, насупившись, кусал губы, но не произнес ни единого слова протеста.— Смерть ей! — выкрикнул наконец Элем.— Смерть ей! — грянуло со всех сторон.— Чем она провинилась? За что? — повторил Марк и, как бы защищая, положил ей руку на голову.— Ничем, — ответил Элем. — Но таков закон. Она была наедине с шерном, — указал он на Авия, — и поэтому должна умереть.— Но ведь она его поймала! — воскликнул Марк.— Да, поймала. Но пока ловила, была с ним наедине и поэтому должна умереть, живьем зарытая в песок по шею. Таков закон.— Закон! — зашумело со всех сторон. — Смерть ей! Смерть!— Да плевать мне на ваши законы! — вскипел от ярости Победоносец. — Вы сами признали меня властелином, и теперь законы устанавливаю я! Желаю, чтобы она жила!Элем смиренно поклонился:— Все тебе дозволено, Победоносец, но неужто ты хочешь того, чего не хотим мы? Неужто хочешь, чтобы у шернов рождались дети нашей крови?Ихазель одним прыжком вскочила на ноги.— Нет на мне скверны! — выкрикнула она, окидывая толпу горящим взглядом. — Слышите? Нет на мне скверны! Кто посмеет…И захлебнулась рыданием. Закрыла глаза, снова припала к ногам Марка и повторила тихим, молящим голосом:— Нет на мне скверны. Вели казнить, Победоносец, но верь: нет на мне скверны.Марк нагнулся и поднял ее, залившуюся слезами, на руки, как ребенка.— Она под моей защитой, поняли? — сказал он. — Не сметь ее трогать! Я за нее отвечаю!Над толпой пронесся ропот, но никто не посмел возразить. А Марк добавил, обратясь к Элему:— А передо мной за нее отвечаешь ты! Если у нее хоть волосок с головы упадет, я прикажу зарыть живьем в землю тебя!Он говорил решительно и властно. Никто бы не подумал, что он так скоро привыкнет распоряжаться порядками у лунного народа.Элем молча потупился.— А что прикажешь насчет шерна, владыка? — спросил он, помолчав.— Пока пусть живет. Заприте его понадежней. А теперь ступайте прочь и оставьте меня одного.Кровля мигом опустела. Авия поволокли вниз по винтовой лестнице и по приказу Элема приковали с распростертыми руками в подземелье собора, который отныне был объявлен жилищем Победоносца, поскольку иного здания ему по росту не было во всей округе.На кровле осталась одна Ихазель, да еще медливший с уходом Ерет.Победоносец вопросительно глянул на него.— Владыка, — сказал Ерет. — Я хотел взять ее в жены…— А согласился, чтобы ее казнили.— Нет. Не согласился я. Но такой закон.— Был, да сплыл.— Тем лучше для нее, что сплыл. Но все равно никто не женится на женщине, к которой прикасался шерн.— Не веришь, что на ней нет скверны?— Хотел бы верить, и раз ты, радость очей наших, со звезд нам ниспосланная, так говоришь, я тебе верю. Но если так, то прошу тебя! Как верный пес, прошу, вели, что хочешь — исполню, но прошу. Не отбирай ее у меня, владыка! Я ее люблю.Марк рассмеялся свободно, по-земному:— Да я и в детстве в куклы не играл! На что она мне?Ихазель, до этого мига равнодушно внимавшая разговору, вскинула на него глазаВ них заметался какой-то мучительный вопрос, но она промолчала, закусила губы и отвернулась, глядя на море. Марк окинул ее взглядом и только тут заметил, что она полуобнажена. И стало не по себе оттого, что Ерет смотрит на нее, такую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32