«Протектор, — обратился он ко мне, — я ухожу, не исполнив до конца своей миссии. Ее придется завершить тебе». — «Но Ваше Превосходительство, — сказал я, сделав первый вдох, — в чем должна состоять она, эта миссия?» В ответ он задумчиво покачал головой: «Этого я и сам точно не знаю. Надеюсь, это выяснишь ты». Что если налить еще вина? Я полагаю…
— О да, конечно! — подтвердил Хейл. — А кем были остальные вожди? И сколько их было?
— Право, я не могу сразу припомнить. — Что-то считая про себя, Протектор медленно загибал пальцы. — Семь… или нет, восемь. Нет, девять. — Словам Протектора по-прежнему недоставало уверенности. — Или двенадцать? Им предстояло править человечеством в течение шести тысячелетий. Впрочем, почти все они не дотянули до конца этого срока.
— Я думаю, — сказал Хейл, — это очень интересная история.
— Полагаю, что да. И я мог бы даже рассказать ее от первого лица, как сделал бы мой творец, ибо он любезно передал мне свою память.
— О! — сказал Хейл. — Я весь внимание. Стоило преодолеть лишнюю сотню световых лет, чтобы это услышать.
Протектор рассеянно кивнул:
— Итак, цивилизации нашей планеты были сотворены стараниями таинственного высшего существа. Никто из нас — я имею в виду вождей — так и не смог сойтись с остальными во мнениях, как именно это высшее существо выглядело. К примеру, Хаммурапи, владыка вавилонян, утверждал, что Творец имеет две пары крыльев, человеческое туловище, львиные лапы и орлиный клюв, из которого при каждом его слове вырываются язычки пламени. Элизавета, таинственная повелительница инглиш, говорила, что он был похож на закутанного в плащ старика с ветвистыми оленьими рогами, а Чингизхан, вождь монголов, заявлял, что Великий Дух невидим и непознаваем. При этом он хитро улыбался. Эта улыбка была довольно неприятной. Хотя она не шла ни в какое сравнение с запахом. Я подозреваю, что за без малого шесть тысяч лет своего правления повелитель монголов ни разу толком не помылся. Случайные попадания под снег и дождь не в счет. — Протектор поглядел на Хейла, как это делает человек, на миг утративший нить рассказа. — Но что касается меня, то я готов под страхом смерти утверждать, что Творец выглядел обычным человеком. Я до сих пор хорошо помню тот день, когда впервые рассматривал с высоты небес созданную планету. К сожалению, в тот день была густая облачность, да и точка наблюдения оказалась не очень удачной. Будь погода получше, изменился бы ход истории и эпоха великих географических открытий наступила бы намного раньше.
— Любопытно, — сказал Хейл. — А как именно выглядела та самая точка? Как рубка космического корабля, кабина летательного аппарата или, быть может, как кормовое возвышение небесной ладьи? Или, чего доброго, седло на спине гигантской птицы?
— Эта часть прошлого для меня как в тумане, — признался Протектор, искренне пытаясь вспомнить. — Да-да, как в тумане. — Взгляд его прояснился. — Дело в том, что мы стояли на облаках.
— На облаках? — переспросил Хейл таким тоном, как будто задал этот вопрос только из вежливости.
— Именно на облаках, — подтвердил Протектор. — Творец цивилизаций выглядел как седой благообразный старик, который содержит себя в опрятности, но не обращает внимания на свой гардероб. Почти не помню, что он говорил мне. Как я уже упоминал, я рассказываю от лица своего предшественника.
— Да, вы упоминали, — сказал Хейл. — Жаль, что вы многого не помните. Что касается меня, то первый вопрос к Творцу, который пришел бы мне в голову, звучал бы так: зачем все это ему нужно?
— Вот странно, — удивился Протектор. — Вы думаете, это был бы уместный вопрос?
— Представьте себя всемогущим существом, — предложил Хейл. — Ну пусть и не абсолютно всемогущим, но могущественным настолько, что в ваших силах если не создавать планеты, то населять их людьми и по собственному вкусу ставить эксперименты, давая им вождей с шеститысячелетней продолжительностью жизни. Не знаю, как у вас, а у нас такое существо называется богом.
— У нас тоже, — подтвердил Протектор. — Но все-таки я бы не решился задавать богам вопрос о целесообразности их действий.
— А я бы задал, — сказал Хейл. — Правда заранее имея собственный ответ. Если бог творит мир, то поводом может быть только скука.
— А зачем тогда задавать вопрос?
— Чтобы в этом убедиться, — пояснил Хейл.
— Это чревато последствиями, — заявил Протектор. — Вдруг бог действительно задумается над целесообразностью своих действий.
— Ну и что?
— Он вдруг может передумать.
Хейл расхохотался.
— Да, и в самом деле! — согласился он. — Но я прервал вас.
— Далее в моих наследованных воспоминаниях следует провал, — сообщил Протектор. — Я вспоминаю себя уже на земле. Я сидел у костра, окруженный своими советниками, а вокруг нас около сотни людей устраивали лагерь на речном берегу. Если меня не подводят причуды памяти, то среди них не было ни детей, ни стариков, все женщины были дородны и грудасты, а мужчины длинноволосы и бородаты. Странно, не правда ли?
— Вероятно, да.
— Пока мы держали совет, солнце медленно спускалось к закату. Я до сих пор помню тот закат, первый закат нового мира… Или все-таки не первый?
Протектор впал в тяжелую задумчивость. Хейл решил, что не случится ничего страшного, если он прервет ее вопросом.
— Пардон, — сказал он. — А какая в тот день была повестка дня?
— Повестка дня? — переспросил Протектор, выходя из задумчивости. — Мы обсуждали место основания нашей столицы.
— Прямо так, в первый же день?
— А как надо? — поинтересовался Протектор.
— Ну, насколько мне известно, в нашем мире основанию столиц предшествовали долгие тысячелетия неторопливого развития. Начиналось с того, что в некоторых районах с благоприятным для земледелия климатом стало быстро расти население. Особенно в долинах больших рек. Чтобы получить солидный урожай, там достаточно было разбросать зерна по удобренной разливами земле, а потом несколько раз прогнать по засеянному полю стадо свиней…
— Зачем? — недоуменно спросил Протектор.
— Чтобы те втоптали зерно в землю, — объяснил Хейл. — Очень незамысловатая технология, но в ту эпоху она давала недурные результаты. А разве в вашем мире не было чего-то подобного?
— Представьте, что нет, — сказал Протектор.
— А как было?
— У нас? — Протектор недоуменно поглядел на Хейла. — Понимаете, я не могу вспомнить. Такое впечатление, что я никогда об этом даже не задумывался.
— Вы хотели сказать, что проблемами земледелия никогда не занимались?
— Нет, этого я как раз сказать не хотел. Я постоянно руководил строительством оросительных каналов, но как выглядела технология земледелия на первичном, так сказать, уровне…
— То есть на уровне тяпки?
— А что это такое?
— Ее еще называют мотыгой. — Взгляд Протектора не прояснился. — В общем, это такой индивидуальный инструмент для взрыхления земли.
— Да-да, — смущенно сказал Протектор. — Но представьте себе, я не имею представления… То есть вообще…
— Ничего страшного, — заверил Хейл. — То же самое могли сказать о себе очень многие великие правители прошлого. Среди них было много таких, которые имели об этих вещах весьма смутные представления. Другое дело — строительство каналов. Для великих вождей прокладывать каналы всегда было хорошим тоном. Так вы говорите, что, минуя промежуточные стадии, необходимые для создания всяких там исторических предпосылок, сразу начали с основания столицы?
— Именно так. Может быть, на вашей изначальной планете для возникновения государств и потребовались тысячелетия, но у нас не было времени на долгие прелюдии. Наши вожди знали, что им отпущен определенный срок на выполнение их миссии.
— Суть которой, — заметил Хейл, — им и самим была не очень понятна. Судя по вашим словам.
Протектор развел руками. Холодный огонек в его глазах погас, подозрительное выражение сменилось более добродушным. Сказывалось воздействие алкоголя.
— Ну а у ваших вождей, — спросил он, — разве у них всегда имелось четкое представление о своей исторической миссии?
— На словах — безусловно, — ответил Хейл. — Каждый из них заявлял, что именно он предназначен для роли владыки мира. В древности в таких случаях придерживались стойкой моды ссылаться на интимно услышанную волю богов, но в новые времена настолько запутались с истинными и ложными богами, что ссылаться стали когда на волю рока, когда на объективную необходимость, а когда и просто на благо нации. Но у ваших-то вождей имелось большое преимущество. Как-никак они действительно были уполномочены творцом вашего мира. Чего нельзя сказать о тех вождях, о которых я сейчас подумал… Но мы, однако, уходим от темы нашего разговора… Еще? Разумеется!
— Итак, вы основали столицу, — сказал Хейл, сделав глоток.
— Потом последовали столетия неторопливого освоения планеты, — продолжил Протектор. — Мы разослали в разные стороны несколько отрядов разведчиков, а потом колонистов, чтобы основать новые города. Тогда же мы сделали первые открытия, например научились лить бронзу, изобрели колесо и технику каменной кладки. Уже были созданы письменность и первый свод законов, и наши мудрецы всерьез задумались над сущностью загробной жизни, когда мы впервые встретились с цивилизацией монголов.
Хейл рассмеялся. Протектор поднял бровь.
— Вам что-то показалось смешным? — спросил он.
— Меня позабавила одна мысль, — объяснил Хейл. — В вашем изложении развитие цивилизации выглядит как поступательный, просчитываемый процесс. Разве в вашей истории не было эпох, когда рушилось все, что создано, города превращались в заброшенные развалины, а накопленные знания забывались и утрачивались на целые столетия?
— У вас так случалось? — с интересом спросил Протектор.
— И много раз. Насколько я знаю древнюю историю нашей расы, периодические крушения цивилизаций были нормой, а не исключением. Цивилизации возникали, когда какой-нибудь удачливый правитель объединял соседние земли под своей властью. После этого наступал период процветания, росли города и строились оросительные каналы, возникала письменная литература и облаченные в религиозную оболочку зачатки научных знаний. Потом на какой-то точке начинался регресс: разросшийся государственный аппарат подрывал экономику непомерными налогами, династия деградировала и правящая элита увязала в борьбе за власть. — Хейл ухмыльнулся и перевел дух. — А когда все приходило в упадок, вторгались внешние враги или восставали доведенные до отчаяния массы. В итоге города пустели, население гибло, дворцы и храмы становились развалинами, а в высохших оросительных каналах принимались выть шакалы.
— Тогда как же получилось, что вам удалось пройти этот путь и достигнуть звезд? — спросил Протектор.
Хейл ответил не сразу.
— Расхожее объяснение состоит в том, — сказал он, подумав, — что крушения и потери никогда не были абсолютными и в ходе многочисленных взлетов и падений человечество сумело накопить некое культурное наследие, своего рода критическую массу, опираясь на которую сделало качественный рывок в своем прогрессе. Или же ему однажды просто повезло, как везет игроку, сумевшему после серии проигрышей сорвать банк… Вы, кажется, рассказывали, как впервые повстречались с цивилизацией монголов?
— Да, я хорошо помню этот день, — подтвердил Протектор. — Вокруг до горизонта тянулась унылая степь. В отдалении стояла какая-то одинокая кибитка и гарцевали всадники. Владыка монголов был одет в чешуйчатый доспех и золотой шлем, обрамленный соболиным мехом. За спиной у него висел колчан со стрелами, а в руке зажат лук, с которым он не расставался из ритуальных соображений. Улыбка его была неприятной. О запахе я упоминал. Подробности переговоров почти не сохранились в моей памяти. Наверное, потому, что их процедуры ничем не отличались от последующих. Но навсегда запомнилась ставшая протокольной формула скрепления мира. «Мы приветствуем мир и дружбу между нашими народами, — сказал владыка монголов, переглянувшись с лысым стариком с большой серьгой в ухе, который с хитрым видом стоял за его спиной. — Даже такими, — добавил он, — как монголы и мерканы».
Тот корабль, на который с опаской поглядывал Вольф, принадлежал уже известному нам незнакомцу, назвавшемуся Калогренаном. Ну, тому самому, который с массой извинений свернул шею смотрителю имперского вивария, похитил Большого Квидака и, совершив все эти подвиги, надолго исчез из нашей истории. Пока Вольф возился с разъемами, незнакомец неторопливо проследовал вглубь станции. Большого Квидака он нашел в плохо освещенном помещении, похожем на склад для хранения мусорных контейнеров. На этот раз тварь сосредоточенно читала отпечатанный очень крупным шрифтом «Краткий путеводитель по обитаемой Вселенной», том триста двадцать шестой. Несмотря на долгий перерыв в свиданиях, появление освободителя тварь восприняла равнодушно. Как уже упоминалось, альтруистические эмоции были чужды монстру. Чувством благодарности он тоже не страдал.
— Полагаю, — начал черный человек, не смущенный невниманием, — нам пора рассчитаться. Один из принципов, регулирующих взаимоотношения разумных существ, является принцип обмена услугами. Как мне кажется, я был для тебя более чем полезен.
Как и в прошлый раз, он был одет в черное, безмятежно спокоен, деловит и терпелив.
— Я слушаю, — произнес Квидак все тем же голосом, похожим на заезженную граммофонную пластинку.
Толстенный, глянцевито блестящий томик путеводителя застыл в неподвижной трехпалой лапе.
— Теперь ты опять на свободе, во главе своей тайной империи, и снова плетешь какие-то темные замыслы, — сказал черный незнакомец. — В общем, это не мое дело. Я только хочу получить обещанное. Итак, мне нужен артефакт.
Тварь не торопилась с ответом.
— Разумным считается существо, — проскрежетала она, — осознающее результаты своих поступков. Но для осознания результата я не имею должного числа знаний. Ты испытываешь нужду в вещи, называемой тобой артефакт. Что есть суть это за вещь?
— Разве ты не собираешься выполнить обещание?
— Я должен быть надлежаще уверен, что этот мой поступок не будет для меня неблагоприятен.
Черный человек оглянулся в поисках чего-то хотя бы отдаленно похожего на стул. Подходящий предмет нашелся в дальнем углу. Это был пластиковый ящик с надписью: «Лучшие в Галактике бритвенные лезвия!».
— Самое главное то, что эта вещь бесполезна для тебя, — вернувшись на прежнее место, сказал он. — Ты владеешь ей довольно долго, но так и не понял, даже приблизительно, что это такое. — И уселся на ящике, ожидая реплики монстра.
— Ты не дал ответа на поставленный вопрос, — проскрипел Большой Квидак. — Твое объяснение должно иметь продолжение.
Если черного человека и разозлила занудная настойчивость чудовища, то он не подал виду.
— А нужно ли тебе знание, которое не только окажется бесполезным, но и заставит пожалеть о проявленной любознательности?
— Ты еще не доказал мне, что я буду о чем-то жалеть. Черный человек пожал плечами:
— Мои объяснения могут оказаться долгими. Для ясности мне придется начать издалека.
— Я располагаю достатком времени, — парировал монстр. Спорить с ним было бесполезно. Черный человек устроился на ящике поудобней.
— Мир, в котором мы живем, невообразимо сложен, — начал он. — Причем уровень осознаваемой сложности примерно пропорционален нашему знанию о мире. Примитивному существу, вселенная которого сводится к поверхности собственной планеты и небу над головой, смена дня и ночи кажутся самым важным циклом вселенских перемен. Нужен разум, вооруженный некоторым минимумом знаний, чтобы понять, что ночь и день лишь частный случай более общих закономерностей. На следующем уровне понимания выясняется, что даже время и пространство суть такие же частные случаи. Но не стану уходить в захватывающие дух выси, а перейду к более существенному. Слышал ли ты о теории параллельных миров?
— Если это необходимо для понимания, мне будет уместно узнать от тебя, — ответствовал Большой Квидак.
— Теория параллельных миров основана на предпосылке, — тоном усталого преподавателя продолжил черный человек, — что помимо той вселенной, в которой находимся мы, есть еще некие реальности, существующие вне этого физического пространства, хотя и как-то синхронизированные вдоль общего потока времени. Теория эта не имеет математической базы или признанного экспериментального подтверждения. Как считают знакомые с сутью дела умы, первоначально она возникла в художественной литературе для удобства построения занимательных сюжетов и, таким образом, является абсолютным мифом. Но мне придется открыть тебе великую тайну. Параллельные миры существуют. И этот мир, путеводитель по которому ты держишь в руке, всего лишь один из них, причем довольно заурядный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— О да, конечно! — подтвердил Хейл. — А кем были остальные вожди? И сколько их было?
— Право, я не могу сразу припомнить. — Что-то считая про себя, Протектор медленно загибал пальцы. — Семь… или нет, восемь. Нет, девять. — Словам Протектора по-прежнему недоставало уверенности. — Или двенадцать? Им предстояло править человечеством в течение шести тысячелетий. Впрочем, почти все они не дотянули до конца этого срока.
— Я думаю, — сказал Хейл, — это очень интересная история.
— Полагаю, что да. И я мог бы даже рассказать ее от первого лица, как сделал бы мой творец, ибо он любезно передал мне свою память.
— О! — сказал Хейл. — Я весь внимание. Стоило преодолеть лишнюю сотню световых лет, чтобы это услышать.
Протектор рассеянно кивнул:
— Итак, цивилизации нашей планеты были сотворены стараниями таинственного высшего существа. Никто из нас — я имею в виду вождей — так и не смог сойтись с остальными во мнениях, как именно это высшее существо выглядело. К примеру, Хаммурапи, владыка вавилонян, утверждал, что Творец имеет две пары крыльев, человеческое туловище, львиные лапы и орлиный клюв, из которого при каждом его слове вырываются язычки пламени. Элизавета, таинственная повелительница инглиш, говорила, что он был похож на закутанного в плащ старика с ветвистыми оленьими рогами, а Чингизхан, вождь монголов, заявлял, что Великий Дух невидим и непознаваем. При этом он хитро улыбался. Эта улыбка была довольно неприятной. Хотя она не шла ни в какое сравнение с запахом. Я подозреваю, что за без малого шесть тысяч лет своего правления повелитель монголов ни разу толком не помылся. Случайные попадания под снег и дождь не в счет. — Протектор поглядел на Хейла, как это делает человек, на миг утративший нить рассказа. — Но что касается меня, то я готов под страхом смерти утверждать, что Творец выглядел обычным человеком. Я до сих пор хорошо помню тот день, когда впервые рассматривал с высоты небес созданную планету. К сожалению, в тот день была густая облачность, да и точка наблюдения оказалась не очень удачной. Будь погода получше, изменился бы ход истории и эпоха великих географических открытий наступила бы намного раньше.
— Любопытно, — сказал Хейл. — А как именно выглядела та самая точка? Как рубка космического корабля, кабина летательного аппарата или, быть может, как кормовое возвышение небесной ладьи? Или, чего доброго, седло на спине гигантской птицы?
— Эта часть прошлого для меня как в тумане, — признался Протектор, искренне пытаясь вспомнить. — Да-да, как в тумане. — Взгляд его прояснился. — Дело в том, что мы стояли на облаках.
— На облаках? — переспросил Хейл таким тоном, как будто задал этот вопрос только из вежливости.
— Именно на облаках, — подтвердил Протектор. — Творец цивилизаций выглядел как седой благообразный старик, который содержит себя в опрятности, но не обращает внимания на свой гардероб. Почти не помню, что он говорил мне. Как я уже упоминал, я рассказываю от лица своего предшественника.
— Да, вы упоминали, — сказал Хейл. — Жаль, что вы многого не помните. Что касается меня, то первый вопрос к Творцу, который пришел бы мне в голову, звучал бы так: зачем все это ему нужно?
— Вот странно, — удивился Протектор. — Вы думаете, это был бы уместный вопрос?
— Представьте себя всемогущим существом, — предложил Хейл. — Ну пусть и не абсолютно всемогущим, но могущественным настолько, что в ваших силах если не создавать планеты, то населять их людьми и по собственному вкусу ставить эксперименты, давая им вождей с шеститысячелетней продолжительностью жизни. Не знаю, как у вас, а у нас такое существо называется богом.
— У нас тоже, — подтвердил Протектор. — Но все-таки я бы не решился задавать богам вопрос о целесообразности их действий.
— А я бы задал, — сказал Хейл. — Правда заранее имея собственный ответ. Если бог творит мир, то поводом может быть только скука.
— А зачем тогда задавать вопрос?
— Чтобы в этом убедиться, — пояснил Хейл.
— Это чревато последствиями, — заявил Протектор. — Вдруг бог действительно задумается над целесообразностью своих действий.
— Ну и что?
— Он вдруг может передумать.
Хейл расхохотался.
— Да, и в самом деле! — согласился он. — Но я прервал вас.
— Далее в моих наследованных воспоминаниях следует провал, — сообщил Протектор. — Я вспоминаю себя уже на земле. Я сидел у костра, окруженный своими советниками, а вокруг нас около сотни людей устраивали лагерь на речном берегу. Если меня не подводят причуды памяти, то среди них не было ни детей, ни стариков, все женщины были дородны и грудасты, а мужчины длинноволосы и бородаты. Странно, не правда ли?
— Вероятно, да.
— Пока мы держали совет, солнце медленно спускалось к закату. Я до сих пор помню тот закат, первый закат нового мира… Или все-таки не первый?
Протектор впал в тяжелую задумчивость. Хейл решил, что не случится ничего страшного, если он прервет ее вопросом.
— Пардон, — сказал он. — А какая в тот день была повестка дня?
— Повестка дня? — переспросил Протектор, выходя из задумчивости. — Мы обсуждали место основания нашей столицы.
— Прямо так, в первый же день?
— А как надо? — поинтересовался Протектор.
— Ну, насколько мне известно, в нашем мире основанию столиц предшествовали долгие тысячелетия неторопливого развития. Начиналось с того, что в некоторых районах с благоприятным для земледелия климатом стало быстро расти население. Особенно в долинах больших рек. Чтобы получить солидный урожай, там достаточно было разбросать зерна по удобренной разливами земле, а потом несколько раз прогнать по засеянному полю стадо свиней…
— Зачем? — недоуменно спросил Протектор.
— Чтобы те втоптали зерно в землю, — объяснил Хейл. — Очень незамысловатая технология, но в ту эпоху она давала недурные результаты. А разве в вашем мире не было чего-то подобного?
— Представьте, что нет, — сказал Протектор.
— А как было?
— У нас? — Протектор недоуменно поглядел на Хейла. — Понимаете, я не могу вспомнить. Такое впечатление, что я никогда об этом даже не задумывался.
— Вы хотели сказать, что проблемами земледелия никогда не занимались?
— Нет, этого я как раз сказать не хотел. Я постоянно руководил строительством оросительных каналов, но как выглядела технология земледелия на первичном, так сказать, уровне…
— То есть на уровне тяпки?
— А что это такое?
— Ее еще называют мотыгой. — Взгляд Протектора не прояснился. — В общем, это такой индивидуальный инструмент для взрыхления земли.
— Да-да, — смущенно сказал Протектор. — Но представьте себе, я не имею представления… То есть вообще…
— Ничего страшного, — заверил Хейл. — То же самое могли сказать о себе очень многие великие правители прошлого. Среди них было много таких, которые имели об этих вещах весьма смутные представления. Другое дело — строительство каналов. Для великих вождей прокладывать каналы всегда было хорошим тоном. Так вы говорите, что, минуя промежуточные стадии, необходимые для создания всяких там исторических предпосылок, сразу начали с основания столицы?
— Именно так. Может быть, на вашей изначальной планете для возникновения государств и потребовались тысячелетия, но у нас не было времени на долгие прелюдии. Наши вожди знали, что им отпущен определенный срок на выполнение их миссии.
— Суть которой, — заметил Хейл, — им и самим была не очень понятна. Судя по вашим словам.
Протектор развел руками. Холодный огонек в его глазах погас, подозрительное выражение сменилось более добродушным. Сказывалось воздействие алкоголя.
— Ну а у ваших вождей, — спросил он, — разве у них всегда имелось четкое представление о своей исторической миссии?
— На словах — безусловно, — ответил Хейл. — Каждый из них заявлял, что именно он предназначен для роли владыки мира. В древности в таких случаях придерживались стойкой моды ссылаться на интимно услышанную волю богов, но в новые времена настолько запутались с истинными и ложными богами, что ссылаться стали когда на волю рока, когда на объективную необходимость, а когда и просто на благо нации. Но у ваших-то вождей имелось большое преимущество. Как-никак они действительно были уполномочены творцом вашего мира. Чего нельзя сказать о тех вождях, о которых я сейчас подумал… Но мы, однако, уходим от темы нашего разговора… Еще? Разумеется!
— Итак, вы основали столицу, — сказал Хейл, сделав глоток.
— Потом последовали столетия неторопливого освоения планеты, — продолжил Протектор. — Мы разослали в разные стороны несколько отрядов разведчиков, а потом колонистов, чтобы основать новые города. Тогда же мы сделали первые открытия, например научились лить бронзу, изобрели колесо и технику каменной кладки. Уже были созданы письменность и первый свод законов, и наши мудрецы всерьез задумались над сущностью загробной жизни, когда мы впервые встретились с цивилизацией монголов.
Хейл рассмеялся. Протектор поднял бровь.
— Вам что-то показалось смешным? — спросил он.
— Меня позабавила одна мысль, — объяснил Хейл. — В вашем изложении развитие цивилизации выглядит как поступательный, просчитываемый процесс. Разве в вашей истории не было эпох, когда рушилось все, что создано, города превращались в заброшенные развалины, а накопленные знания забывались и утрачивались на целые столетия?
— У вас так случалось? — с интересом спросил Протектор.
— И много раз. Насколько я знаю древнюю историю нашей расы, периодические крушения цивилизаций были нормой, а не исключением. Цивилизации возникали, когда какой-нибудь удачливый правитель объединял соседние земли под своей властью. После этого наступал период процветания, росли города и строились оросительные каналы, возникала письменная литература и облаченные в религиозную оболочку зачатки научных знаний. Потом на какой-то точке начинался регресс: разросшийся государственный аппарат подрывал экономику непомерными налогами, династия деградировала и правящая элита увязала в борьбе за власть. — Хейл ухмыльнулся и перевел дух. — А когда все приходило в упадок, вторгались внешние враги или восставали доведенные до отчаяния массы. В итоге города пустели, население гибло, дворцы и храмы становились развалинами, а в высохших оросительных каналах принимались выть шакалы.
— Тогда как же получилось, что вам удалось пройти этот путь и достигнуть звезд? — спросил Протектор.
Хейл ответил не сразу.
— Расхожее объяснение состоит в том, — сказал он, подумав, — что крушения и потери никогда не были абсолютными и в ходе многочисленных взлетов и падений человечество сумело накопить некое культурное наследие, своего рода критическую массу, опираясь на которую сделало качественный рывок в своем прогрессе. Или же ему однажды просто повезло, как везет игроку, сумевшему после серии проигрышей сорвать банк… Вы, кажется, рассказывали, как впервые повстречались с цивилизацией монголов?
— Да, я хорошо помню этот день, — подтвердил Протектор. — Вокруг до горизонта тянулась унылая степь. В отдалении стояла какая-то одинокая кибитка и гарцевали всадники. Владыка монголов был одет в чешуйчатый доспех и золотой шлем, обрамленный соболиным мехом. За спиной у него висел колчан со стрелами, а в руке зажат лук, с которым он не расставался из ритуальных соображений. Улыбка его была неприятной. О запахе я упоминал. Подробности переговоров почти не сохранились в моей памяти. Наверное, потому, что их процедуры ничем не отличались от последующих. Но навсегда запомнилась ставшая протокольной формула скрепления мира. «Мы приветствуем мир и дружбу между нашими народами, — сказал владыка монголов, переглянувшись с лысым стариком с большой серьгой в ухе, который с хитрым видом стоял за его спиной. — Даже такими, — добавил он, — как монголы и мерканы».
Тот корабль, на который с опаской поглядывал Вольф, принадлежал уже известному нам незнакомцу, назвавшемуся Калогренаном. Ну, тому самому, который с массой извинений свернул шею смотрителю имперского вивария, похитил Большого Квидака и, совершив все эти подвиги, надолго исчез из нашей истории. Пока Вольф возился с разъемами, незнакомец неторопливо проследовал вглубь станции. Большого Квидака он нашел в плохо освещенном помещении, похожем на склад для хранения мусорных контейнеров. На этот раз тварь сосредоточенно читала отпечатанный очень крупным шрифтом «Краткий путеводитель по обитаемой Вселенной», том триста двадцать шестой. Несмотря на долгий перерыв в свиданиях, появление освободителя тварь восприняла равнодушно. Как уже упоминалось, альтруистические эмоции были чужды монстру. Чувством благодарности он тоже не страдал.
— Полагаю, — начал черный человек, не смущенный невниманием, — нам пора рассчитаться. Один из принципов, регулирующих взаимоотношения разумных существ, является принцип обмена услугами. Как мне кажется, я был для тебя более чем полезен.
Как и в прошлый раз, он был одет в черное, безмятежно спокоен, деловит и терпелив.
— Я слушаю, — произнес Квидак все тем же голосом, похожим на заезженную граммофонную пластинку.
Толстенный, глянцевито блестящий томик путеводителя застыл в неподвижной трехпалой лапе.
— Теперь ты опять на свободе, во главе своей тайной империи, и снова плетешь какие-то темные замыслы, — сказал черный незнакомец. — В общем, это не мое дело. Я только хочу получить обещанное. Итак, мне нужен артефакт.
Тварь не торопилась с ответом.
— Разумным считается существо, — проскрежетала она, — осознающее результаты своих поступков. Но для осознания результата я не имею должного числа знаний. Ты испытываешь нужду в вещи, называемой тобой артефакт. Что есть суть это за вещь?
— Разве ты не собираешься выполнить обещание?
— Я должен быть надлежаще уверен, что этот мой поступок не будет для меня неблагоприятен.
Черный человек оглянулся в поисках чего-то хотя бы отдаленно похожего на стул. Подходящий предмет нашелся в дальнем углу. Это был пластиковый ящик с надписью: «Лучшие в Галактике бритвенные лезвия!».
— Самое главное то, что эта вещь бесполезна для тебя, — вернувшись на прежнее место, сказал он. — Ты владеешь ей довольно долго, но так и не понял, даже приблизительно, что это такое. — И уселся на ящике, ожидая реплики монстра.
— Ты не дал ответа на поставленный вопрос, — проскрипел Большой Квидак. — Твое объяснение должно иметь продолжение.
Если черного человека и разозлила занудная настойчивость чудовища, то он не подал виду.
— А нужно ли тебе знание, которое не только окажется бесполезным, но и заставит пожалеть о проявленной любознательности?
— Ты еще не доказал мне, что я буду о чем-то жалеть. Черный человек пожал плечами:
— Мои объяснения могут оказаться долгими. Для ясности мне придется начать издалека.
— Я располагаю достатком времени, — парировал монстр. Спорить с ним было бесполезно. Черный человек устроился на ящике поудобней.
— Мир, в котором мы живем, невообразимо сложен, — начал он. — Причем уровень осознаваемой сложности примерно пропорционален нашему знанию о мире. Примитивному существу, вселенная которого сводится к поверхности собственной планеты и небу над головой, смена дня и ночи кажутся самым важным циклом вселенских перемен. Нужен разум, вооруженный некоторым минимумом знаний, чтобы понять, что ночь и день лишь частный случай более общих закономерностей. На следующем уровне понимания выясняется, что даже время и пространство суть такие же частные случаи. Но не стану уходить в захватывающие дух выси, а перейду к более существенному. Слышал ли ты о теории параллельных миров?
— Если это необходимо для понимания, мне будет уместно узнать от тебя, — ответствовал Большой Квидак.
— Теория параллельных миров основана на предпосылке, — тоном усталого преподавателя продолжил черный человек, — что помимо той вселенной, в которой находимся мы, есть еще некие реальности, существующие вне этого физического пространства, хотя и как-то синхронизированные вдоль общего потока времени. Теория эта не имеет математической базы или признанного экспериментального подтверждения. Как считают знакомые с сутью дела умы, первоначально она возникла в художественной литературе для удобства построения занимательных сюжетов и, таким образом, является абсолютным мифом. Но мне придется открыть тебе великую тайну. Параллельные миры существуют. И этот мир, путеводитель по которому ты держишь в руке, всего лишь один из них, причем довольно заурядный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55