Они должны были покинуть борт судна только ночью, на широте северной банки Сьерра Мадре, где им предстояло брать курс на восток.“Санта Вероника” вышла из бухты последней.“Ибекс” и “Торо” уже поймали ветер, когда Генрих дал приказ привести к ветру реи и ставить паруса. Ряды матросов сломались, они облепили мачты, с обезьяньей ловкостью взбирались по вантам, повисли в вышине на качающемся рангоуте, развернули огромные полотнища, скатились вниз и стали вытравлять шкоты. Паруса хлопали, вздувались, полнились ветром. Судно лавировало, идя против дневного бриза, дувшего с моря.Покрикивали боцманы, хотя команда работала в охотку, наперегонки, шуточками подначивая друг друга. Закончив работу, разошлись по палубе, явно в хорошем настроении от ощущения, что наконец-то возвращаются в Европу. Никто даже не смотрел в сторону берега. Пристань беглецов они покидали без сожалений.Только Генрих не сводил взгляда с удалявшихся мангровых зарослей и цепочки черных скалистых островков. На прямой за теми двумя, из которых один походил на двугорбого верблюда, а другой на шлем, украшенный пером, над берегом лагуны укрывались шанцы, отсыпанные Броером Ворстом, плотником с “Зефира”, и вооруженные орудиями Мартена.“ — Отсюда можно уничтожить их огнем тяжелых пушек, — подумал Шульц. — Не нужно даже входить в бухту, если знать, куда целиться. Если их подавить, река будет открыта, и тогда…”Он резко обернулся, заметив странную тень на досках палубы. Это была тень Педро Альваро, стоявшего за ним.— Святой отец, вы ходите бесшумно, как кот, — заметил Генрих.— Да, у меня легкая походка, — согласился иезуит. — Это те самые островки, что указывают дорогу? — спросил он, понижая голос.— Да, — кивнул Шульц, — но это не все…Обратите внимание: если с того места, где мы сейчас находимся, навести пушку прямо между ними и рассчитать угол возвышения так, чтобы ядро упало в лес на триста ярдов от берега, оно угодит в самую середину укреплений.— Понимаю, — шепнул Альваро. — И не забуду.Ночь пала на берег, все ещё видневшийся по левому борту, а потом на море, которое вмиг погасло, меняя цвет. Ветер стих, словно ожидая появления луны. И лишь когда край серебряного диска вынырнул над горизонтом, легкое дыхание вечернего бриза потянуло с запада. Одновременно на палубе “Санта Вероники” началось движение, затопали босые ноги матросов, раздались голоса боцманов и окрики, всегда сопровождающие перекладку рей на противоположный галс.Бриз наморщил поверхность воды, которая теперь слегка шипела у форштевня и фосфоресцировала за кормой, паруса напряглись, заскрипели блоки топенантов. Луна поднималась все выше, и её холодный влажный блеск широкой полосой разливался по морю, омывая правый борт корабля. Паруса, черные как сажа, если на них смотреть с кормы, и белые, с атласным блеском со стороны носа, возвышались на фоне темного неба, полного звезд. Силуэты мачт раскачивались взад-вперед, рассекая палубу сеткой теней, отбрасываемых вантами и штагами.По окончании маневра все стихло. Только морская волна все громче журчала у носа. Генрих некоторое время прислушивался к этому однообразному звуку, а потом вернулся в надстройку на корме, чтоб закончить исповедь.Опустившись на колени возле кресла, в котором восседал Педро Альваро и торопливо перекрестившись, стал перечислять нарушенные посты и святые праздники, в которые приходилось работать, нарушая третью заповедь. Умолк, задумался, пробежав в памяти счет прегрешений, набежавших за те две недели, что прошли с последней исповеди, и не обнаружив ничего больше, заявил, что других грехов не помнит.Ego te absolvo in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, amen, — торопливо пробормотал иезуит, сделав знак креста.Когда Генрих встал, очистившись и окрепнув духом, а монах собрал обрядовые приборы в шкатулку, оба сели ужинать. Генрих был голоден — ничего не ел весь день, чтобы вечером принять причастие. Альваро заставил себя проглотить пару кексов и выпил немного вина с водой. Он едва мог скрыть охватившее его беспокойство. Спросил, христиане ли те двое индейских рыбаков из лагуны Амахи.— Нет, — ответил Шульц, — но им можно доверять, если речь идет о…— Понимаю, — перебил его Альваро.Генрих задумчиво крутил в пальцах бокал с вином. Взглянув исподлобья на своего исповедника, облизнул губы, словно пытаясь облегчить им произнесение слов, от которых сам содрогался.— Я обещал, что святой отец о них позаботится, — наконец выговорил он. — Не хотел бы…— Чтобы они умерли язычниками? — торопливо перебил Альваро. — Будь спокоен, сын мой. Если выполнят то, чего я ожидаю, сделаю все, чтобы души их обрели спасение. Дело ведь только в этом, не правда ли?— Да-а, — протянул Генрих.Это была первая ложь, совершенная им с момента исповеди.Незадолго до полуночи Шульц вышел на палубу и стал прогуливаться вдоль левого борта, затененного сейчас нижними парусами. Вахтенные подремывали на своих местах, исключая рулевого и впередсмотрящего высоко на марсе фокмачты. Еще несколько матросов громко храпели под носовой надстройкой. У гротмачты никого не было, как он и надеялся.Задержавшись там, нащупал закрепленные шкоты, огляделся и, убедившись, что никто не может его видеть в глубокой тени, начал ослаблять узлы, чтобы потом перевязать их на другое место. Закончив, привалился к мачте, запыхавшись от усилий, вытирая вспотевшие лоб и шею. Выждал, пока сердце успокоится настолько, чтобы смог встать на ноги. Перевел дух.Вернувшись на корму, перекинулся несколькими словами с рулевым, и окинув взглядом силуэты “Ибекса” и “Торо”, хорошо теперь видные в свете луны, приказал ему дать знать, если те вдруг переменят курс. Под конец спросил, где рыбаки, чью лодку он разрешил взять на буксир до банки Сьерра Мадре, и велел прислать их к себе в каюту за письмом, которое они должны были вручить Мартену, вернувшись в Амаху. Индейцы явились немедленно. Им не нужно было объяснять, что делать, покинув корабль. Устрашающие инструкции они получили ещё от Уатолока; были преданными и молчаливыми, а их сонные лица, неподвижные, словно вырезанные из красного дерева, вообще ничего не выражали. Без единого слова забрали они два небольших пакета, заключавших в себе вещи Альваро, и младший сунул их в свой мешок.Генрих ещё раз напомнил, каким образом подтянуть лодку под корму, чтобы та оказалась точно под окном его каюты. Пройдя с ними, показал веревочную лестницу, которая свисала до самой воды.— Теперь идите, — заключил он. — Когда начнем поворот, я задержу корабль, чтобы выиграть для вас время. Помните, что если белый жрец благополучно доберется до Матаморос, вас в Амахе ждет большая награда. А в противном случае — смерть.— Да, — кивнул старший рыбак, — мы это знаем.Забрав мешок, они вышли на палубу.Альваро взглянул на Шульца и, поймав его взгляд, заметил:— Было бы крайним легкомыслием позволить им вернуться. Слишком много знают…— Слишком много, — согласился Генрих с легкой ухмылкой.При выполнении поворота для смены галса, понадобившегося получасом позднее, на палубе “Санта Вероники” возникло замешательство. По невыясненным причинам неожиданно ослабли шкоты нижней реи на гротмачте, а потом выбрали не те, что следовало, в результате судно потеряло ход, остановилось и даже начало дрейфовать бортом, сносимое ветром. Прошла четверть часа, пока Шульцу со старшим боцманом удалось исправить дело и навести относительный порядок.Среди общей суеты никто, разумеется, не обратил внимания на индейцев-рыбаков, которые тем временем сели в свою лодку и уплыли. Только когда “Вероника” снова двинулась вперед, с палубы заметили удаляющуюся лодку по раздутым косым парусом. ГЛАВА XV “Зефир” покинул Пристань беглецов через два дня после ухода кораблей, увозящих добычу корсаров в Англию.У Мартена осталось всего несколько человек из прежнего экипажа, и в том числе — Томаш Поцеха, на которого теперь легли обязанности помошника, Броер Ворст, Тессари-Цирюльник и Перси Барнс, прозванный Славном. Двое последних были произведены в боцманы, а Ворст соединил в одних руках обязанности главного боцмана, плотника и парусных дел мастера. Четыре пятых нынешнего экипажа составили добровольцы-индейцы и негры из Амахи, хотя и толково обученные обращению с парусами, но уж никак не сравнимые с белыми по части боя.Мартен не слишком волновался: пока что он не собирался кого-нибудь атаковать, а пользуясь защитной тактикой легко мог уходить от боя благодаря скорости “Зефира”. К тому же он располагал весьма недурной артиллерией, обслугу которой Ворст с Поцехой школили непрестанно, не жалея пороха и ядер.По пути в залив Гондурас за пять дней плавания ничего существенного не произошло. “Зефир” вплотную миновал мыс Катаче в Юкатанском проливе и, сменив курс юго-восточный, на шестой день к восходу солнца оказался на траверзе группы небольших островов, разбросанных как льдинки на обширном пространстве моря. Все они были необитаемы, и только на одном, — Лебедином острове, — имелась пресная вода, годная для питья.Но Мартен не собирался там высаживаться; якорь он бросил у дорого острова, впрочем, ничем не отличавшегося ни формой, ни размерами, заросшего буйной растительностью и прорезанного глубоким оврагом с крутыми краями и каменистыми осыпями.Этот овраг, или скорее расщелину в скалистой возвышенности, заслоняли со стороны моря густые заросли, а кусты и лианы, свешивавшиеся по краям выветренных откосов, ещё пуще маскировали его, так что лишь стоя на берегу можно было догадаться о его существовании. Но если даже кто-то незваный высадился бы на острове и заметил осыпи, поросшие колючим кустарником, наверняка не заподозрил бы, что под тонким слоем земли и камня скрываются ряды дубовых бочек с ромом, а рядом с ними, в подземельи — сундуки, полные европейских товаров, и мешки из бараньей шкуры, наполненные ртутью из Альмадены.Мартен нашел это укрытие случайно, в поисках воды, а позднее, захватив во время одного из плаваний испанский корабль в водах Ямайки и не сумев забрать все трофеи с собой, оставил их тут.Тайник оказался надежным: лишь только начав рыть землю, лопаты уткнулись в почерневшие клепки бочек. Матросы перекатили их на берег и под руководством Ворста в шлюпках переправили на борт корабля, после чего таким же образом перевезли сундуки и тяжеленные мешки, и наконец опять засыпали расщелину, ведущую к укрытию. Дальнейшее должна была довершить сама природа; Мартен верно полагал, что через пару недель буйная растительность скроет все следы и овраг снова приобретет столь же невинный вид, как и тогда, когда “Зефир” впервые бросил тут якорь.Обеспечив себе подобным образом использование укрытия на будущее, Мартен направился на северо-восток, к Каймановым островам, где в то время пребывало немало корсаров — и французских, и английских — кормившихся в основном контрабандой или нелегальной торговлей невольниками. Его особенно интересовала встреча с капитаном Пьером Кароттом, который командовал быстроходным фрегатом “Ванно”.Каротт имел репутацию величайшего ловкача на всем Карибском море, и заодно лучшего компаньона среди французских моряков. Был дружелюбен, говорлив и остроумен, кроме того, знал лично едва не всех испанских таможенников, комендантов портов и коррехидоров приморских городов от устья Рио Гранде дель Норте на северо-западе до дельты Ориноко на юго-востоке. Он торговал и пил с ними, давал им взятки и бессовестно их надувал, обогащаясь больше контрабандой, чем обычным разбоем и грабежом.В открытом море он обычно пользовался французским флагом, поскольку был патриотом и обладал каперским дипломом, выданным Генрихом де Бурбоном, герцогом Наваррским. Однако входя в порт, поднимал флаг Кастилии, на который имел некие не слишком ясные права, якобы полученные от вицекороля в Лиме. Он никогда им не злоупотреблял в преступных целях и не влезал в рискованные авантюры, которые могли бы повредить его добрым отношениям с испанскими властями. Не принимал участия в налетах на порты, которые устраивали другие корсары, с целью получения выкупа, зато охотно поручался за тех, кто как и он желали что-то там продать, отремонтировать свои корабли или запастись водой и продуктами.Каротт казался человеком весьма уравновешенным — словно природа соблюла все пропорции, наградив его всеми достоинствами характера. Если какая-то черта из отличавших его и доминировала над другими, так это искусство приготовить пунш из pulke de mahis с ромом и провозглашать тосты за выпивкой в веселой компании.Знакомство их с Мартеном началось как раз в такой компании, в одной пульхерии в Тампико. Мартен зашел туда, чтоб утолить жажду и дождаться возвращения Шульца, который улаживал вопросы продажи фернамбукового дерева, а капитан Каротт угощал нескольких английских корсаров, живо обсуждая различные рецепты приготовления пунша. Ян несколько минут прислушивался к их беседе, раз-другой громко рассмеялся, позабавленный шутками француза, потом и сам вставил реплику, и тут же был приглашен в компанию.Они сразу прониклись взаимной симпатией. Каротт был живым толстячком, округлым, как солидный бочонок, наполненный игристым бургундским вином. На его полном румяном лице, чуть искаженном шрамом, пересекавшим щеку и верхнюю губу под маленьким вздернутым носиком, вечно сияла дружеская улыбка. Не деланная гримаса, какой обычно прикрывают свои деревянные физиономии англичане, а настоящая, сердечная и искренняя улыбка — примета доброго характера и цветущего здоровья души и тела. Мартен смеялся столь же откровенно и столь же часто.Не прошло и четверти часа, как они побились на полсотни песо, кто приготовит кувшин лучшего пунша и кто быстрее выпьет полную кварту.Каротт, по мнению свидетелей и судей спора, выиграл первый раунд, зато Мартен победил во втором, проглотив свою кварту на две секунды раньше. Ввиду такого результата они выпили ещё по одной за здоровье друг друга и с тех пор стали друзьями.Отправляясь за ромом и ртутью, оставленными на Лебединых островах, Мартен знал, что Каротт собирается в Мексиканский залив; хотел воспользоваться его протекцией, чтобы вместе с “Ванно” вновь заглянуть в Тампико и по-мирному провернуть там задуманные торговые операции.Его планы исполнились: бросив якорь на северном рейде бухты Кайман минор, среди множества других судов он сразу разглядел силуэт “Ванно”, а часом позже взошел на его палубу, приветствуемый необычайным красноречием гостеприимного француза.Тампико переживал в то время короткую пору своего наивысшего рассвета. Вера Крус ещё не успели восстановить после пожара, который пару лет назад вспыхнул от руки Генриха Шульца после ограбления города и уничтожил три четверти строений, не пощадив складов и портовых сооружений. Поэтому торговля и морские перевозки, а также множество компаний, всяческих учреждений и состоятельных семейств перебралось в отстоящий на сто сорок миль Тампико, на границу округа Тамаулипас. Теперь и все связи между метрополией и всей Новой Испанией шли через этот порт. Посланцы Филиппа II, вновь назначенные правители, члены посольств, прибывающие из Мадрида, Кадиса и Севильи, высаживались в Тампико, чтобы оттуда отправляться сушей до самой Мексики.Город развивался хаотично, вставали новые, наспех построенные кварталы, постоялые дворы, пульхерии; устраивались шумные ярмарки, зрелища, бои быков и петухов, карнавалы, балы — маскарады и приемы. Губернатор округа Тамаулипас, алькальд и управитель Тампико желали соперничать с Мехико — если не величием строений, дворцов и святынь, то по крайней мере в развитии торговли и числе развлечений.Такая ситуация привлекала в богатевший город и богачей, и бедняков; людей моря — купцов, землепроходцев и авантюристов — и людей суши — аристократов, земледельцев, художников и нищих. Певцы — индейцы и метисы — распевали corridos о знаменитых сальтеадоров и народных героях или импровизировали новые песни и поэмы, аккомпанируя себе на гитарах и маримбах. Живописцы украшали стены пульхерий сценами боя быков или житий святых, а также малевали и продавали для пожертвований в костелы картины на тему чудесных исцелений, избавлений от смерти, огня, змеиных укусов и так далее — и все это с бесспорным участием соответствующих небесных патронов. На крикливых индейских рынках, куда съезжались высокие повозки ранчеро из льянос с плодами земли, среди лавок и корзин с чили, томатами, тортильями и дульчес проходили петушиные бои, а в соседнем Пануко — бои быков, corridas de toros, не уступавшие подобным столичным зрелищам.Соборы, торговые площади и улицы, за исключением кварталов богачей, заполнялись нищими и прокаженными — leperos, выставлявшими на вид свои гнойные раны, культи и гниющие тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30