А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Верона была очень молода, и, казалось, у нее не было сил, чтобы выдержать этот острый приступ. Это были, конечно, последствия другого несчастья. Бедная маленькая Верона, думал доктор. Если бы только она могла пройти через это и иметь ребенка, как многие другие девушки, все было бы по-другому. Это было ужасное зрелище. Выживет она или нет, она будет инвалидом на несколько месяцев, и это еще долгое время будет мешать ей завести ребенка. Верона сильно потеряла в весе за эти дни. Если все-таки этот кризис, который был послан ей Богом, минует, она будет должна… Стефан Колдер задумался. Форбс должен будет сразу же отправить ее домой. Колдер, который был близким другом Вероны и хранил все ее тайны, знал, насколько выросла ее ненависть к Фэйду. Фэйд навсегда останется для нее местом, где она потеряла ребенка, и где подвергалась постоянным приступам дизентерии.
Колдер надеялся. На мгновение у него появилось сомнение в способности Форбса все понять в этой печальной истории правильно.
Форбс был хорошим парнем. Но он был лишен обаяния творческой личности и слишком склонен воспринимать посланный ему судьбой подарок – Верону и ее любовь – как обыденное, само собой разумеющееся дело. Он никогда не сомневался до сего момента, когда Верона начала звать Стефана, и это ввергло его в подозрения. Внешне Верона выглядела привязанной к мужу и любящей женой, и он принял ее любовь, не вникая глубоко в то, что происходит. Это было вполне в стиле Форбса.
Полковник Колдер понимал, что творится в душе Вероны, знал, как она страдает в течение двух последних месяцев болезни, чувствовал ее депрессию. Верона уже начала немного рисовать, чтобы порадовать его, но скоро она оставила это занятие и убрала холсты и кисти в саквояж. Однажды она получила письмо, которое ее сильно огорчило. Колдер тихо проклинал его автора. Письмо было от бывшей подруги Маргарет Шо. После долгого молчания Маргарет написала, что помолвлена со студентом-медиком на год или два моложе ее. Они надеются пожениться, как только он получит свою степень. Маргарет думала, что Верона обрадуется, узнав, как она счастлива. В то же время она писала Вероне, что почти совсем не видит Стефана Беста, которому сейчас во всем сопутствует успех. Чтобы «развлечь» Верону, Маргарет сообщила, что имя Стефана часто упоминается с именем одной светской дамы, портрет которой он сейчас рисует и что, судя по слухам, он привязан к этой даме так же крепко, как когда-то к Вероне.
Это письмо показалось Колдеру очень тупым и довольно злобным. Конечно же, Маргарет добилась желаемого. Письмо пришло к Вероне сразу же после того, как она выписалась из больницы после операции. В ее тяжелом состоянии и мрачном состоянии духа вряд ли нужны были новости подобного плана. Казалось, это дошло до самого ее сердца – и сломало ту философию, которую Верона уже выработала, и жить с которой ей было проще. Она все рассказала об этом Стефану Колдеру.
– Мне ни к чему об этом беспокоиться, – сказала она и ухмыльнулась, – но мне обидно, что Стефан ведет такую жизнь. Я думаю, что эта женщина преследовала его. Он чертовски привлекателен.
Это было все, что она сказала. Затем она развернула письмо Маргарет и добавила:
– Я не удивлена, что Маргарет выходит замуж за парня, который моложе ее. Она любит командовать людьми. Я рада, что она нашла счастье. Я знаю, что она была в отчаянии, когда я покинула Лондон. Она тоже была влюблена в Стефана.
Полковник Колдер тихо воскликнул:
– О, чертов Стефан!
Он почувствовал яростную антипатию к молодому художнику, которого он не знал и не хотел бы с ним знаться. А что если все эти желания и страсти прекратятся, прекратятся смертью бедной маленькой Вероны. Она выглядела очень плохо, когда они сидели возле нее с Форбсом.
Полковник Колдер не мог не думать о Вероне и за Рождественским ужином, который он разделил с несчастным Форбсом. Колдер удивительно сильно привязался к этой молодой несчастной семье. И, стоя возле умирающей Вероны, он все время думал о своей Лоре. Неужели и это бедное милое дитя уйдет вслед за ней и растворится в страшной тишине, назад из которой никто не возвращается.
Форбс впервые за время службы не встретился в этот торжественный день со своими друзьями. Друзья все поняли правильно и от души сочувствовали майору. Супруги Кинтелы взяли его под свою опеку. Брауни играла роль матери, суетилась вокруг него. Новость о плохом состоянии Вероны омрачила души всех, кто знал ее. Ничего нельзя было сделать, кроме как успокаивать несчастного мужа, пытаться облегчить его страдания.
Был момент, когда Форбсу казалось, что все уже кончено. И вызови он сейчас мать Вероны, она уже не застанет дочь живой. Верона была в полу сознании и совсем затихшей. Медицина сделала все, что могла: переливание крови, кислородная подушка. Но ничего не помогало.
Форбс был в полном отчаянии, и ему предложили уйти. Верона, если к ней вернется сознание, не должна видеть его обезумевшее от несчастья лицо. Стефан Колдер остался.
Даже, когда он потерял женщину, которую любил, он не чувствовал себя таким взволнованным, как сейчас, в этой маленькой больничной палате. Ставни были закрыты и защищали комнату от безжалостно ярких солнечных лучей. В тусклом свете лицо Вероны казалось серым. Ее глаза глубоко впали. Она уже не принимала со вчерашнего дня никакого питания и даже воду.
Пульс едва прослушивался.
Стефан Колдер держал руку Вероны в своих сильных и теплых руках, его взволнованные глаза смотрели из-за роговой оправы.
Недавно он проконсультировался с двумя самыми толковыми врачами больницы. Они были уверены, что больше ничего нельзя сделать. Вопрос был только в том, когда именно остановится ее сердце.
Вдруг Верона открыла глаза. Она что-то прошептала. Колдер нагнулся над ней.
– Да, что случилось, дорогая?
Потрескавшиеся губы с болезненно голубоватым оттенком прошептали имя: «Стефан».
Колдер благодарил Бога за то, что рядом не было Форбса. Затем он взял инициативу в свои руки. Он приподнял каштановую голову Вероны и очень осторожно дотронулся губами до ее лба. Он заговорил так, как будто бы говорил с Лорой, своей единственной любимой женщиной. Колдер сказал:
– Да, моя дорогая… моя дорогая… Я здесь. Ты слышишь меня, Верона? Это Стефан говорит с тобой. Я здесь.
В ее глазах не было никакой жизни. Ее дыхание стало тяжелым, прерывистым, как будто что-то мешало ей дышать.
– Стефан, я хочу тебя видеть, – вновь сказала она.
Колдер еще ближе прижался к Вероне.
– Я здесь, моя дорогая Верона. Я здесь. Тебе нужно отдохнуть. Попробуй уснуть. О, моя дорогая, попробуй. Не отчаивайся Держись! Пожалуйста, мое дорогое дитя, держись.
Колдеру показалось, что его слова дошли до ее сознания.
Верона сделала длинный вдох. Она расслабилась в его руках.
– О, Стефан, дорогой. Я так хотела тебя видеть.
Сострадание Колдера вызвало ответную реакцию. Верона отозвалась на его сочувствие к ней. С бесконечным желанием спасти ее, помочь ей, вырвать ее из самих челюстей смерти, он продолжал делать то, что наметил. Но это было очень сложно.
– Я тоже хотел увидеть тебя, моя дорогая, – сказал Стефан над самым ухом Вероны, молясь про себя о том, чтобы сейчас никто не вошел в комнату, а то они могут не правильно понять действия старого офицера-медика.
Слова Колдера, казалось, дошли до сознания Вероны и успокоили ее. Жалкое тонкое тело стало совершенно влажным. Полковник положил ее голову на подушку и увидел, как на ее щеках появляется оттенок цвета. Даже ее губы неожиданно стали набирать красноту. И она улыбнулась. Это была душераздирающая улыбка, которую Стефан Колдер никогда не забудет. Верона сделала еще один глубокий вдох и прошептала:
– О, дорогой, дорогой Стефан, останься со мной.
– Я останусь, – сказал Колдер. – Поспи.
Обещай мне, что ты заснешь. Спи… Спи, Верона…
Колдер все повторял и повторял эти слова, успокаивал Верону, гладил ее волосы. Ее пальцы слабо обхватили его руку. Она опять заговорила.
– Как… чудесно – прошептала Верона. Больше она ничего не сказала. Закрыла глаза. Стефан смотрел на ее веки в голубых прожилках вен, на черные шелковистые ресницы, покоившиеся на впалых щеках. Им овладел внезапный страх, и он решил проверить ее пульс. И вдруг его сердце забилось от огромного облегчения. Пульс стал сильнее, определенно сильнее, чем минуту назад. Верона уснула. Бедное, несчастное дитя, подумал полковник. Его обман удался. Она приняла его за того, другого Стефана. Верона спала, держась за его руку. Тогда Стефан Колдер понял, что она будет жить.
Открылась дверь, в комнату вошла сиделка.
Колдер знаком руки подозвал ее поближе. Сиделка посмотрела на Верону и тоже приложила пальцы к ее тонкому запястью. И вдруг удивленно и вместе с тем радостно прошептала:
– Ей лучше. А, полковник, какое чудо… ей лучше…
В ту ночь Форбс Джеффертон тоже поверил, что Верона будет жить. Однако, она все еще была в критическом состоянии и только спустя неделю Форбс окончательно уверился в том, что Верона не покинет его навсегда.
Весь Фэйд был взбудоражен этой новостью. Все поздравляли майора Джеффертона. Подробностей, судя по всему, никто не знал, но все говорили только о том, что маленькая миссис Джеффертон выкарабкалась из кризиса. Как считала одна из дам, супруга генерала Борна, Бог услышал их молитвы. Кэтрин Борн, женщина глубоко религиозная, все тревожные дни Рождества, когда жизнь ее юной подруги Вероны висела на волоске, проводила в церкви – брала своих друзей молиться вместе с ней. Все радовались доброму известию. К концу рождественских каникул Форбс снова приступил к выполнению своих обязанностей по службе. Он чувствовал большой подъем, с него спало то ужасное напряжение и тревога, которые изводили его с той самой ночи, когда Верона попала в больницу. Но во всем Фэйде только двое знали всю правду об этом кризисе, когда душа Вероны находилась между жизнью и смертью. Стефан Колдер молчал до тех пор, пока Верона сама не завела разговор на эту тему.
Это произошло десять дней спустя. После того, как кризис был преодолен, состояние больной быстро улучшалось. Она уже могла сидеть и есть нормальную пищу. Верона была еще совсем прозрачной, с ввалившимися глазами, но начала проявлять интерес к жизни. В тот вечер, когда полковник Колдер курил сигарету, сидя у ее постели, она решилась на серьезный разговор.
– Это вы спасли мою жизнь, доктор, правда? Я знаю, что это вы… Колдер улыбнулся.
– Какая разница, кто ваш спаситель. Ваше дело поскорей поправляться. Больше от вас ничего не нужно.
– Но я хочу знать, – настаивала Верона.
– Что знать, капризный вы ребенок?
– Знать, что вы такого сделали – что говорили – что так помогло мне. Ведь я чуть не умерла, правда?
– Правда.
– И вы все время были со мной. Форбс тоже был около меня, но недолго, он словно испарился куда-то, я перестала его видеть. Все представлялось мне ужасно смутно, вроде повторяющегося кошмара.
Полковник Колдер приподнял одну бровь.
– Это мое лицо представлялось вам кошмаром, милочка.
– Ах, доктор, дорогой, не надо шутить. Я хочу знать… – Верона осеклась и умоляюще протянула к нему руку.
Колдер снял свои роговые очки тем жестом, который так напоминал ей Стефана Беста. Верона смотрела, как он протирает стекла, как закладывает за уши изогнутые дужки. Неожиданно для себя она заметила, что Стефан Колдер выглядел уставшим, постаревшим, что в его волосах прибавилось седины. Верона была всей душой преданна ему – и не только потому, что доктор напоминал Стефана, а потому что относился к ней с теплотой и пониманием.
С того памятного дня рождения, когда Верона с большими надеждами решилась строить семью с Форбсом и стать матерью, жизнь повернулась к ней не самой радужной стороной. Казалось, все пошло не так, как надо. Начать с того, что она вообще плохо чувствовала себя на новом месте. Здесь надо было быть сильной, и Форбсу, с его любовью к спорту и к общественной жизни приходилось нелегко с женой, которая большую часть времени проводила в постели. Он был очень терпелив с ней, внимателен. Но настоящую Верону знал один только доктор, и только в его присутствии она ощущала себя прежней Вероной.
Верона снова протянула к нему руку. На этот раз он взял ее и стал поглаживать длинные пальцы.
– А вы упрямая, – сказал Стефан Колдер. В ее глазах появилась нежность.
– Как-то раз я приняла вас за Стефана, да? Я слышала свой голос, зовущий его. Я ничего не могла с собой поделать – мне показалось, что он пришел ко мне, и я уснула в его объятиях. Это спасло меня. Я это помню. Когда я проснулась, мне сказали, что дела мои пошли лучше. Но я поняла, что это был не Стефан. Это были вы, правда?
Вдруг доктор смутился и рассмеялся.
– Ну – в общем, да – я так и подумал, что вы приняли меня за своего художника.
Верона кивнула и откинула голову на подушку, с отрешенным видом глядя в потолок.
– Спасибо вам, дорогой доктор. Вы всегда так хорошо относились ко мне. Спасибо вам за все.
– Не стоит, милочка. Признаюсь, вы здорово напугали меня.
– А я-то думала, что это Стефан, – Верона глубоко вздохнула.
– Это на ваших руках я тогда уснула. Как вы терпеливы были со мной.
– Ерунда, – сказал Колдер и сжал ее руку.
– Но это так, вы, наверное, утешали беднягу Форбса.
– Я делал все, что мог, но позвольте сказать вам, теперь, когда вы пошли на поправку, дитя мое, что этот молодой человек страшно переживал из-за вас. Он очень любит вас, знаете ли.
Верона вдруг погрустнела.
– Ах, да, я знаю.
– А один раз я был свидетелем того, как вы в его присутствии звали Стефана.
– Какой ужас! – вспыхнула Верона.
– Да, получилось очень неловко, но я сказал ему, что вы имели в виду меня, потому что верили, что я могу спасти вашу жизнь. Я наговорил ему какую-то чушь, вроде того, что я тоже Стефан. Это сработало.
Верона с трудом сглотнула. В ее глазах стояла глубокая печаль.
– Какой ужас! – снова повторила она, – как же это все сложно. Но как благородно с вашей стороны. Я в таком долгу перед вами.
– Мне не нужно благодарностей. Единственное, чего я хочу, это немного счастья для вас с Форбсом.
Верона обратила на него свои огромные прекрасные глаза с тем выражением тоски, которое он замечал и прежде, и которого страшился. Такой взгляд юного и прекрасного существа не предвещал ничего хорошего. Оставалось только сожалеть о том, что Верона была такой эмоциональной.
– Нельзя ли вам как-нибудь примириться с Форбсом, милочка? – неожиданно, почти умоляющим голосом спросил доктор. – Я понимаю ваши чувства, но Форбс отличный парень и…
– Ах, доктор! – перебила Верона и отняла свою руку. Ее губы чуть дрогнули. – Я все прекрасно понимаю. Форбс относится ко мне замечательно. Я так надеялась, что мы с ним поладим и все будет как нельзя лучше. Что говорить, в тот вечер после моего дня рождения я почти поверила, что снова влюблена в него. Я была готова отдать ему все. И отдала.
Колдер кивнул головой.
– Я знаю. Вы были на краю пропасти. Правда, ваши намерения были исключительно добрыми. Боюсь, что вся эта история с ребенком и ваша болезнь сломили вас.
Верона изо всех сил закусила нижнюю губу. Сейчас, когда она так ослабела, ее глаза часто были на мокром месте.
– Это все так ужасно, – прошептала она. – Наверное, теперь у меня вообще никогда не будет детей.
– Я уже говорил вам, вы ошибаетесь. У вас просто болезненное отношение к этому. Вы нездоровы. А когда тело болеет, разум тоже страдает от мрачных мыслей. Но вы поправитесь. Я понимаю, болезнь выбила вас из колеи. Но вы, слава Богу, живы и даже очень, и, если вы немного постараетесь, выздоровеете окончательно, окрепнете, и я не вижу никаких причин к тому, чтобы вам не попытаться снова родить – скажем, через полгода.
Верона покачала головой. Большие глаза смотрели обреченно.
– Я в это не верю.
– Это все из-за вашего нынешнего состояния, Верона. Подождите, когда поправитесь.
– Это не из-за моего здоровья. Это гораздо серьезнее. Я поняла, что не могу быть вместе с Форбсом. Просто не могу – и все. Я люблю его, как брата. А мысль о том, чтобы жить с ним, как с мужем вызывает во мне отвращение. Ах, доктор, что мне теперь делать?
Стефан Колдер не умел притворяться – он откровенно был озадачен. Он в самом деле не знал, что ответить на это.
«Она была слишком верна себе самой, – с иронией подумал он, – той, настоящей, которая любила Стефана Беста. Она дала увлечь себя в замужество. (Какая глупость со стороны Форбса жениться на ней). Время ничуть не улучшило положение, хотя общеизвестно, что время все лечит. Видимо, это касается не всех».
Верона не виделась со Стефаном Бестом и не получала о нем известий вот уже почти три года, но ее страсть к нему сейчас была даже сильней, чем раньше, и Стефан Колдер это знал.
Он загасил сигарету в пепельнице на столике у кровати и поджал губы.
– Не знаю, что и сказать вам на это, милочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21