– Шурочка рассеянно пощелкала зажигалкой и снова закурила. – Хорошая как будто была женщина. И теперь Глеб находится в ужасном, отчаянном положении. Он так и сказал по телефону: «Шуренок, я в полном отчаянии!» А я ему ответила коротко, одним словом: «Выезжаю…» Ну зачем нам лишние слова? Глебушка и так знает, что теперь я буду для него и матерью, и сестрой, и женой. Там я сейчас нужнее, понимаете? Хотя я все же не представляла, что переезд связан с такими ужасными хлопотами: нужно что-то срочно продавать, увольняться…
– Но может, вам лучше туда для начала просто так съездить, на разведку? – не удержалась от вопроса Люба.
Она сама себя не узнавала. С какой радости ей-то удерживать здесь жену Павлуши? Ведь чем быстрее, тем… Но вопрос вырвался сам собой, и Бабочкиной почему-то он сильно не понравился.
– Все так говорят! Нет, это просто удивительно: все говорят одно и то же. Как это примитивно. Почему, почему люди привыкли мыслить штампами? – возмутилась Шурочка. – Вы все так говорите, потому что не можете себе представить по-настоящему высоких, не подвластных времени отношений. Несчастные люди, мне вас жаль. Вы уже допили свой кофе, ангел мой? Тогда пойдемте смотреть диван, пока вы меня окончательно не разочаровали.
Шурочка первой забежала в комнату и принялась показывать обстановку.
По отдельности это были старые, давно отслужившие свой век вещи. Но все вместе каким-то непостижимым образом они составляли дом, создавали домашний уют.
– Продается – все! – объявила она торжественно. – Хочу обратить внимание на кресло, очень удобное. Не смотрите, что у него нет одного подлокотника. Когда-то у нас была собака. Но так даже удобнее сидеть, можно под себя ноги поджать. Я всегда здесь телевизор смотрю, это мое любимое место.
И Шурочка показала, как ловко она умеет сворачиваться в кресле. Она на самом деле была не по возрасту гибкой и ловкой.
– А муж где обычно сидит? – с деланным равнодушием поинтересовалась Люба.
– Вот здесь, за спиной. И все время что-то рисует в своем блокнотике. Он не любит смотреть телевизор. Иногда я ему что-нибудь рассказываю, а он молча кивает. Кстати, и стол тоже очень хороший, с полировкой… Правда, он уже не раздвигается. Но зачем его лишний раз двигать? Когда-то у нас были шумные праздники. Представляете, ангел мой, в этих самых стенах мы устраивали что-то вроде художественного салона, и за этим столом собирались самые известные люди в городе, настоящие знаменитости: художники, писатели, артисты.
– А сейчас куда они подевались?
– Все в прошлом, ангел мой, все в прошлом, – вздохнула Шурочка. – И потом, мой муж… как бы вам сказать… он очень занятой человек, и ему жалко тратить время, как он сам говорит, на пустую болтовню. Так вы берете этот стол?
– Если артисты – то подумаю…
– Да, чуть не забыла: вы же спрашивали о диване. Вот же он! Сейчас я уберу с него зимние вещи и чемоданы, и можно будет убедиться, что он за эти годы отлично сохранился…
– Сколько же вашему дивану лет? – поинтересовалась Люба. – Наверное, ваш ровесник?
– Хотела бы я быть в его возрасте! – нисколько не обиделась Шурочка. – Ему же всего лет тридцать. На нем спит муж, когда не ночует в своей мастерской, а я – в другой комнате, поэтому им редко пользовались… Там, внизу, и ящик есть, где мы старую обувь храним. Хотите покажу?
– Ой, нет, лучше не надо! – испугалась Люба. – Я вам и так верю. Лучше не открывайте. И за сколько вы продаете диван?
– Мне кажется, он стоит не меньше тысячи рублей, – серьезно сообщила Шурочка, делая вид, будто что-то подсчитывает в уме. – Дело в том, что мне сейчас срочно, в первую очередь, нужно три тысячи рублей на билет. Но если бы вы в придачу взяли еще кресло и стол…
– Беру, – решительно махнула рукой Люба. – Я у вас здесь все покупаю. Все до единой вещи. Три тысячи отдаю сразу как задаток, а остальные деньги – позже, по частям. Договорились?
– Ой, договорились, – растерялась от неожиданности Шурочка, недоверчиво принимая протянутые деньги. – Значит, я уже сегодня смогу билет купить? Но ведь потом, может быть, очень скоро, я вернусь, и мы закончим свои дела. Только бы уехать…
– У меня есть одна маленькая проблема, – сказала Люба. – Дело в том, что я сейчас делаю дома ремонт и не могу сразу забрать весь ваш замечательный… антиквариат.
– Ну, уж скажете тоже… антиквариат, – с сомнением покачала головой Шурочка.
В настоящем антиквариате она, похоже, разбиралась. Все-таки искусствовед, не зря столько лет в музее работала.
– Для меня важнее всего, что все ваши вещи выдержали проверку временем, – бодро пояснила Люба. – Современную мебель делают такой ненадежной, непрочной, она под руками рассыпается. Конечно, на диване и кресле придется сменить обивку…
Люба посмотрела на потертый, скособоченный диван, и в голову ей пришла еще более гениальная идея.
– Да ведь я как раз у себя в квартире красить начала… Ужасно голова от краски болит. Вы не будете возражать, если я одну ночь, пока дома у меня проветривается, здесь переночую? На своем собственном диване?
– Ну да, вы же его купили, – пожала плечами Шурочка. – Я думаю, это ваше законное право. Но только я хотела сегодня уехать… Погодите, но как же тогда? Что же делать? Оставить вам запасной ключ?
– Конечно, я здесь ничего не украду! Не могу же я сама у себя украсть. Здесь же все теперь мое, – засмеялась Люба. – А деньги я вам постепенно, по частям отдавать буду.
Похоже, у Шурочки окончательно все перепуталось в голове.
– Ну да, правильно. Но только… Мне бы мужа все-таки предупредить, – вдруг вспомнила она. – Или – наоборот, не нужно? Он обещал зайти вечером. Да, но это вовсе не значит, что он меня здесь застанет. Хотя… Как мне все надоело!
Шурочка задумалась, вставила в рот очередную сигарету и машинально закурила.
– В принципе я уже двадцать лет назад сказала ему, что это когда-нибудь случится, и тогда он не сможет меня удержать. Но он даже не пытается, ему все равно… Он и не заметит, что меня уже нет! – воскликнула она, словно продолжая перед кем-то оправдываться.
– Скажите, а ваш муж – он кто, робот? – неожиданно спросила Люба.
– В каком смысле? – удивилась Шурочка. – Я же говорила – художник.
– Такое чувство, что он не умеет ни есть, ни пить, ни говорить, ни смотреть…
– Опять вы про свой супчик, – по-детски скривилась Шурочка. – В каком-то смысле вы недалеки от истины. Не робот, конечно… Но иногда мне кажется, что он существует по определенной программе, и я давно ему только мешаю. Конечно, я все понимаю: искусство требует жертв. Но ведь он и не отказывается от меня, помогает материально… Нет, не подумайте, я его нисколько не осуждаю. Он такой человек, в своем роде уникальный. Сейчас мало таких художников, я это как раз хорошо, лучше других принимаю…
– А вдруг ваш муж снова захочет жениться? – поинтересовалась Люба. – Тогда ему и стол, и диван могут пригодиться.
– Он? Жениться? Это исключено.
– Почему? Может, он себе студентку способную найдет?
– Глупости. У него принцип: никаких близких отношений с ученицами, насчет этого я спокойна. Он уже двадцать с лишним лет преподает, и за все это время не было ни одного случая. Потому что у него такой принцип. Вы, ангел мой, совсем не знаете этого человека. У него есть железные принципы. Работа и принципы.
– А если он в кого-нибудь влюбится?
– Почти невероятно. Может быть, я даже за него обрадовалась бы. Иногда Павлик бывает таким славным… Но я его сейчас почти не вижу. Наверное, ему пора подстричь бороду. Знаете, ангел мой, но вы все-таки какая-то странная покупательница. Я вас не понимаю: сами же хотели купить диван, а теперь уговариваете его не продавать, а оставить для какой-то студентки. Мой муж мечтает устроить здесь свою мастерскую, и, кроме творчества, его больше никто не интересует: ни я, ни любые другие женщины. Вы не помните, на железнодорожном вокзале билеты продаются круглосуточно?
И Шурочка быстро побежала к двери – обуваться.
Они с Павлушей действительно были похожи: оба – сумасшедшие, и еще неизвестно, кого из них можно было вылечить.
***
Вечером в мастерскую прибежал встревоженный Сережа Маркелов.
– Ты что, переезжаешь? – спросил он с порога.
– Вообще-то я думала остаться здесь до конца недели, – удивилась Люба. – Ты же сам разрешил. Что-то изменилось?
– А диван тебе тогда зачем?
– Вот ты о чем… Так, про запас.
– Врешь ты все! Так и скажи, что другую квартиру нашла.
– Может, и нашла.
Люба вспомнила, как Шурочка продавала ей кресло без подлокотника, и невольно улыбнулась.
– А диван зачем? Там что, мебели нет? – снова спросил Сережа.
На него было жалко смотреть.
– Хорошо, если ты так хочешь, я тебе скажу всю правду. Дело в том, что мне, кажется, очень нравится один человек. Но он женат…
Сергей растерянно кивнул. Должно быть, подумал, что Люба говорит о нем.
– Ну и что такого? Мало ли…
– …поэтому я купила у его жены диван, – продолжила Люба. – Чтобы они на нем вместе больше не спали, понимаешь? Чтобы мне больше его не ревновать… Сам подумай, а что мне еще оставалось делать?
Сергей открыл от удивления рот. Вид у него в этот момент был на редкость идиотский.
– А… а… но где же она теперь будет спать? Жена, я хочу сказать?
– Меня это ровным счетом не волнует.
– А… он? Ну, муж?
– Возможно, что со мной. Но это пока еще тоже остается под вопросом. Теперь все понял? – спросила Люба. И не выдержала – рассмеялась.
– А-а-а, все подкалываешь меня, – вздохнул Сергей. – Все понятно.
– Не подкалываю, а испытываю. Это – большая разница, – сказала Люба.
Правильно люди говорят: если хочешь, чтобы тебе никто не поверил – скажи правду, и успех будет обеспечен.
– Приглядываешься, да? – помолчав, спросил Сергей. – Ну-ну… Кстати, на проспекте ты меня сегодня случайно встретила, я давно уже сам картинами не торгую. Просто парень один заболел, нужно было срочно подменить. А на самом деле я в этой фирме арт-директор. Руководитель проекта. Кстати, завтра в одном месте будет классная акция, тусовка для избранных. Хочу тебя привлечь. Ты там у нас будешь ключевой фигурой.
– Но может, я не хочу?
– Согласишься.
– С чего ты взял?
– Сразу захочешь, когда узнаешь, какие там люди соберутся. Только иностранцы и художественная богема. Ну и еще кое-кто из местных деловых ребятишек, одни только самые крутые.
Люба подумала о том, что, если на вечере на самом деле соберется серьезная публика, можно будет еще раз попробовать навести справки о Денисе. Вдруг кто-нибудь что-то слышал? И конечно же, сразу торопливо кивнула.
Сергей внимательно посмотрел ей в лицо и усмехнулся.
– Я так и знал, что мы обо всем договоримся. Потому что мы с тобой – как инь и янь. Одно целое.
– Чего-чего?
– Ты ведь тоже – авантюристка.
– Может быть.
– И деньги любишь. В этом мы с тобой тоже полностью совпадаем.
– Верну я тебе скоро эти три тысячи, не бойся.
– На первый взгляд простая, как три копейки. А на самом деле – себе на уме, – продолжал Сергей, гипнотизируя Любу странным взглядом. – Я тебя сразу раскусил. Круто ты за меня взялась. Видела бы ты, как у тебя сразу глазки заблестели, когда я про деньги сказал. Но я и сам такой, если как следует разобраться.
– С какой стати ты вдруг взялся меня разбирать? Может, ты мне прямо здесь какую-нибудь акцию устроишь? – спросила Люба, опасливо покосившись на дырку в стене. – Разберись сначала лучше со своей женой.
– А я уже разобрался, – усмехнулся Сергей. – Сегодня утром я ей сказал, что ухожу от нее. Мы расстаемся. Сама догадываешься почему, из-за кого. Нет, погоди, но все-таки диван тебе зачем?
Он был так взволнован, что все время, как попугай, повторял одно и то же.
Интересно, что сейчас сказала бы, глядя на него, Полина?
Глава шестая
Сюрприз
В первый момент Люба почувствовала себя воровкой. Она открыла ключом входную дверь в квартиру Павлуши и нерешительно остановилась на пороге.
В каждом доме живут свои неведомые духи, обитают неповторимые звуки и запахи. Они охраняют хозяев и отпугивают всех, кто самовольно вторгается на чужую территорию. Это чувствует любой человек, когда заходит в чужую квартиру, а тем более – проникает в нее тайно, попадая в особое пространство, где властвуют свои законы и порядки.
Внутренний голос подсказывал Любе, что она делает что-то совсем не то. Чужая квартира выталкивала, не пускала, отпугивала…
Но это продолжалось не больше минуты.
Люба включила в коридоре свет и по-хозяйски огляделась. Шурочкиной куртки на вешалке уже не было, можно было не сомневаться, что сумасбродная жена Павлуши уже в пути.
В квартире до сих держался едва уловимый аромат кофе и застоявшийся запах сигаретного дыма.
Первым делом Люба открыла на кухне форточку и перемыла всю посуду.
Чашки, из которых они пили кофе, совершая знаменательную «куплю-продажу», до сих пор стояли грязными на столе, повсюду красовались закопченные кастрюли и прочая никому не нужная дребедень.
«И это все – теперь мое, – усмехнулась про себя Люба. – Вот счастье-то привалило!»
Что и говорить, с ремонтом она придумала вполне достоверно, у Шурочки никаких сомнений на этот счет не возникло, в том числе – насчет покраски. Как-то они красили с мамой в своей однокомнатной квартире полы, и тогда тоже на три дня уходили ночевать к маминой подружке. Почему бы и нет?
«Сегодня для Павлуши будет сюрприз, – решила Люба. – Я сделаю так, что это будет самый счастливый вечер в его жизни».
Люба постелила на кухонный стол нарядную одноразовую скатерть и принялась вдумчиво выгружать из сумки продукты, опасаясь, что могла все же забыть что-то купить. Почти час ей пришлось провести в супермаркете, чтобы при минимуме денежных знаков приобрести все необходимое для праздничного ужина и не забыть ни одной мелочи.
Картошка, конечно, – это главное. Павлуша сам говорил, что мечтает о жареной картошечке. И сегодня Люба покажет ему высший класс – как нужно правильно готовить, чтобы картошка не подгорала и не превращалась в малоаппетитную кашу. К основному блюду желательно добавить еще кое-что: соленые огурчики, жареные грибы, оливки, зелень.
Отдельно, на красивых тарелках, следует подать немного копченого мяса, колбасы и сыра – пусть немного, но самых лучших и дорогих сортов.
Денис всегда так говорил: лучше меньше, да лучше. А еще он любил, чтобы все блюда были непременно украшены свежей зеленью и со вкусом оформлены. Хорошо, что в свое время она в совершенстве научилась делать всякие розочки из моркови и свежих огурцов, и знала, как за пять минут изобрести экзотический соус.
Наконец Люба достала из сумки и поставила на стол бутылку сухого красного вина. Без хорошего вина весь ужин насмарку. Вино помогает создать романтическое настроение и одновременно бодрит, толкает на подвиги.
Только легкое вино! Пиво за ужином – это пошлость. Пусть пиво пьют семейные, уставшие от жизни толстяки с пивными животами или одуревшие от рекламы подростки.
Вечер должен получиться непринужденным, красивым и изящным.
Никакого пота, исколотых пальцев, рыбьей чешуи, бытовых подробностей, разговоров о ценах. Мужчины не любят читать кулинарные книги и слушать магазинные истории.
Дети в душе, они все одинаково хотят праздника и верят в сказку о скатерти-самобранке.
Если разобраться, Денис многому за полгода ее научил. Разве Люба не устраивала ему каждый вечер маленький праздник? Ведь он сам называл свою кухню – самым лучшим рестораном в городе, сразу и китайским, и французским, и итальянским… А ей хотелось без устали восхищать его своей хозяйственностью, вниманием, фантазией. Ведь все это было!
Чтобы очнуться от воспоминаний, Люба даже помотала головой и украдкой вздохнула. Нужно было как можно скорее избавляться от привычки мысленно разговаривать с Денисом и что-то ему все время доказывать.
Его больше нет и никогда не будет.
Зато скоро должен прийти Павлуша.
Хуже всего, что Люба не знала точного времени, когда художник должен был вернуться домой, и ей приходилось торопиться.
Впрочем, гостиничная выучка ее и сейчас не подвела, и Люба действовала на первой «кухонной скорости».
Одной рукой она мешала шипящую на сковороде картошку, а другой – мыла, резала, крошила, расставляла, искала штопор…
Сколько раз так было: только она закрывала свою «харчевню» и отправлялась спать, как сразу же раздавался стук в дверь, и в кафе вваливалась целая толпа гаишников, которых нужно было кормить, поить, обслуживать.
Наконец в общих чертах все было готово. Как настоящий художник, Люба в последний раз оглядела стол, даже с разных позиций – от двери, от плиты и даже от окна, любуясь своим произведением домашнего искусства.
Кухонный стол теперь был похож на маленький оазис, который выглядел почти вызывающе среди окружающей разрухи.
«Пусть знает, как я умею платить добром за добро», – улыбнулась про себя Люба, поспешно снимая замызганный Шурочкин фартук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13