— Но послушайте… Виноват не я один.
— И слушать не хочу. Не будь вас, ничего бы не случилось.
Сэм уставился на нее. С последним заявлением, пожалуй, не поспоришь. Он и не пытался.
— Но ведь мы оба знаем, что ваши волосы и мой свитер отнюдь не самое главное в том, что сейчас происходило.
— Неужели? Не заметила.
Вот ведьма. Откуда столько упрямства!
— Если вы невзначай запамятовали, миз Дункан, я вас поцеловал, и вы чуть не умерли от счастья. Нет, не стоит благодарности. У меня широкая натура, но такого тяжелого случая, как ваш, я давно не встречал. Ну да ладно. Как же отсюда выбраться? Кажется, вот эта стена слева, что еще держится, и есть дверь, да?
Он повернулся к ней спиной и нагнулся, чтобы выйти. Лучшего приглашения Мэгги не требовалось. Тщательно прицелившись сапогом в дюйме от мишени, она резко разогнула колено и выпихнула его из двери.
Сэм приземлился на корточки, упершись рукой в землю. Потом быстро выпрямился и гневно посмотрел на нее.
— Ваши родственнички-барыги…
— Бутлегеры!
— ..Видимо, не научили вас хорошим манерам. Вам следовало всего лишь попросить меня уйти.
Мэгги закрыла глаза, стиснула зубы, сжала кулаки, собрала всю решимость.
— Так уйдите. Я лично возмещу вам до цента арендную плату, чтобы вы только убрались отсюда в другое место до конца вашего отпуска.
Глава 5
Стало смеркаться, полил дождь, зависая над рекой серым атласным занавесом. Мэгги едва успела набросить на поленницу пленку и прижать ее камнями, чтобы не унесло ветром. Битый день она просидела в мастерской, корпя над чайкой, принуждая себя сосредоточиться на плавном изгибе дерева и не думать о том, что произошло утром, а теперь была готова запустить чертову деревяшку в огонь. Чем усердней она трудилась, тем сильнее птица смахивала на цыпленка-переростка с уродливо огромным клювом.
Измученная и раздраженная, Мэгги кинулась на кухню и принялась рыться в запасах продуктов в поисках чего-нибудь вкусного, желательно шоколада и желательно побольше. Прежде чем включить свет, она бросила взгляд в окно. Дождь унялся, и на горизонте обнажилась узкая блеклая полоска, заката, на фоне которой четко проступал силуэт Башни. Лишь в одном из окон горел свет, из трубы не выбивалось ни единого облачка.
— Спеси-то, спеси! — взорвалась она. — А у самого мозгов не хватает печку в дождь растопить. Или хоть спасти от дождя дрова. А вывеска-то! И тебе четырехцилиндровый «ровер», и гардероб из банановой республики, и бьющая в нос самцовость. Небось какой-нибудь клерк, у которого представления о шикарной жизни ограничиваются манерой эффектно пить пиво из банки.
Мэгги с размаху грохнула на плиту чугунную сковороду. Почему бы не побаловать себя соленой кефалью? Однажды она обмолвилась, что эта рыба ей нравится, и теперь старый покерный приятель деда при каждом удобном случае приносил ей столько, что хватило бы накормить полк. Запах рыбы приятным не назовешь, но весь дом и так уже благоухал кипящей на плите листовой капустой. Первый обед, предложенный ей в этом доме, состоял из соленой кефали, капусты и дедовского крепчайшего кофе — все это было сервировано в мятой-перемятой алюминиевой посуде. Капуста была от души сдобрена уксусом и жгучим перцем. К ней были поданы кукурузные клецки, клейкие и тяжелые, как сырой цемент.
Она тогда дочиста опустошила тарелку, а после не спала всю ночь, мучаясь животом. Зато дед сиял от гордости. Если бы мать была при ней, ничего подобного не произошло бы, но мать так никогда и не смирилась с Дунканским перешейком. В год замужества она посетила Джубала Дункана — его сын тогда только начинал финансовую карьеру — и, наверное, рисовала в воображении шикарный курорт типа Лонг-Айленда. Этого визита оказалось достаточно, чтобы одно упоминание о Перешейке повергало ее в дрожь, но — надо отдать ей должное — она не стала чинить препятствий, когда Макгаффи Дункан пожелал познакомить их единственное дитя с родной деревней.
Жир в сковороде дымился, и Мэгги, подхватив ее чапельником, отодвинула на более холодную часть плитки, а потом потянулась прикрыть заслонку. До чего же она стала рассеянной в последнее время. Это прискорбно, когда готовишь на дровяной печке и пользуешься электроинструментами. Но ее рассеянность была вполне понятна: не успела она уладить обычные для конца сезона проблемы с угоревшими постояльцами, как начались досадные телефонные звонки. А потом — развешанная по деревьям туалетная бумага и надпись на двери.
— А тут еще этот, — в сердцах буркнула она, швыряя филе в жир. Ведь уже было успокоилась, решила, что способна справиться с любой напастью, и — на тебе, явился. Не успела она уверить себя в том, что эмоции и инстинкт не заглушают в ней более голос разума, как обнаружилось, что владеть собой ей труднее, чем когда-либо.
Когда она была подростком, отец подтрунивал над ее сентиментальной привычкой плакать на парадах и прятаться под одеялом с фонариком и любовным романом. Позднее он подшучивал над ней, когда она, повинуясь интуиции, покупала акции, а после обосновывала свой выбор расчетами и исследованиями, несмотря на то что чутье почти никогда ее не подводило.
Но ни инстинкт, ни интеллект не уберегли ее от ужасной ошибки, которую она совершила, выйдя замуж за Карлайла.
И, черт побери, говорила она себе, тыча вилкой в шипящее филе, не нужно большого ума, чтобы понять: связываться с Сэмом Кенеди нельзя. Она не могла объяснить почему, так же как никогда не знала, что подсказывало ей решение, когда она, проводя пальцем по списку, останавливалась на каких-нибудь акциях и знала, что через год они удвоятся в цене. В нем было что-то такое, что задевало ее за живое, и, чем скорее он уедет, тем лучше для нее.
Мэгги погрузилась в задумчивость, и перед ее глазами возникали то седые кудри и искривленный рот, то серые перья и кривой клюв чайки; она и не заметила, как выросла целая гора перченых и обвалянных в муке кусков рыбного филе. Этого еще не хватало! Она собиралась поджарить пару кусочков, а теперь придется всю неделю питаться рыбой.
Рыбное филе напомнило о Джубале, что всегда поднимало ей настроение. Он любил повторять, что мотовство до добра не доводит. Что блестяще подтверждал собственным примером: Мэгги удивлялась, сколько можно прожить на фунте капустных листьев и пятидесятифунтовом мешке фасоли. При том, что лишних денег никогда не было, он умудрился отдать сыновей в колледж и выучиться сам — заслуга немалая.
Воспоминания о деде прогнали все прочие мысли, и Мэгги, уворачиваясь от брызг горячего жира, стреляющих из сковороды с рыбой, уже напевала себе под нос какой-то мотивчик. И в этот самый миг постучал Сэм. Не дожидаясь, пока она откроет, он просунул голову в дверь, и все теплые ностальгические думы моментально улетучились при виде его мокрой ухмыляющейся физиономии.
— Привет. Ужасно не хотелось вас беспокоить, но мои дрова, кажется, совсем промокли, — сказал он так, словно они расстались лучшими друзьями. — Можно призанять у вас поленце-другое, а то суп нечем разогреть?
Зря Мэгги надеялась, что сбросила Сэма Кенеди со счетов. Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы повергнуть ее в полное смятение. Обнаружив завидную выдержку, Мэгги произнесла:
— Возьмите сколько вам надо. Поднимите пленку, только не забудьте потом положить ее на место.
И бросила в кипящий жир следующий кусочек филе.
— Как здесь уютно, — протянул Сэм через порог. — И пахнет вкусно.
Мэгги метнула в него насмешливый взгляд. Иногда кухонные запахи и впрямь бывают приятными, но жареная кефаль и вареная капуста отнюдь не благоухали.
Мэгги ловко переворачивала хрустящие золотистые кусочки, а Сэм не сводил с нее глаз. Заметив это, она занервничала. Подумать только! Женщина тридцати четырех лет, побывавшая замужем и пережившая развод, женщина, в тридцать лет ставшая помощником вице-президента компании, и вдруг такая робость.
— У вас что, заслонка застряла? — выпалила она наконец.
Сэм несколько раз обескураженно моргнул, словно очнувшийся лунатик.
— Заслонка? Ах, вы хотите сказать, печная заслонка.
— Разумеется, печная. — Мэгги не произнесла вслух слово «идиот», но в этом не было необходимости. — Если дымоход хоть немного прогнется или осядет, заслонка может застрять. Скорее всего, именно это у вас и случилось.
Заслонка. Эта корявая железка, которая торчит из дымохода. А ведь он даже не вспомнил о ее существовании. Когда он последний раз видел дровяную печку, ему было лет десять. Родители взяли его на лыжный курорт в Вермонт, где был снят отдельный домик; отец с утра до вечера разъезжал по горным склонам, а вечера проводил в спокойной атмосфере гостиной, в то время как мать, не сумевшая настоять на поездке в Каниль-Бэй, просиживала в спальне, утоляя страдания коктейлем из водки с мартини. Сэм виновато топтался около нее: кормил поленьями печку да листал зачитанные комиксы, В прошлом году он освоил акваланг, и теперь ему ужасно хотелось научиться кататься на лыжах.
— Да, наверное, виновата заслонка. Попробую ее подергать, может, и сумею выдернуть.
— Только не выдерните вместе с трубой. Вообще-то здесь каждый год проверяют и чистят дымоходы. Но если у вас и в самом деле непорядок, можете переселиться в другой дом.
— Я вам сообщу. — Сэм уже успел проникнуть в кухню и закрыть за собой дверь. Заглянув Мэгги через плечо, он потянул носом воздух. — Пахнет неплохо.
— Пахнет отвратительно. А вот на вкус и впрямь неплохо, — поправила Мэгги, стараясь не обращать внимания на жаркую близость его тела. Ее лицо и без того пылало, обдаваемое жаром печки.
— Так вот она, соленая кефаль. Вы обваляли ее в муке?
Мэгги не собиралась ничего ему объяснять. И вообще с ним разговаривать. Она ловко подхватила очередной кусок рыбы, уложила его к остальным на коричневый бумажный пакет, потом бросила последний кусок на сковородку и подняла ее над огнем, чтобы жир не сгорел раньше времени. Регулировать огонь в дровяной печи — занятие слишком уж мудреное.
— Помните, вы сказали, что она соленая? — не унимался Сэм.
Мэгги выставила локоть против его живота. Он дышал ей прямо в шею, и это раздражало.
— Я сказала, что это соленая кефаль, а это значит, что ее засолили, — с подчеркнутым терпением произнесла она. — Разве вы не знаете, что такое солонина?
— Конечно, знаю. Вот оно что, теперь понятно. Смешное слово, правда?
— Не знаю! — воскликнула Мэгги, размахивая лопаткой. — Вы хотите есть или нет? Хотите — так доставайте тарелки и ставьте их на полку греться!
Пригласить его к столу вполне естественно, убеждала себя Мэгги. Вот если бы она схватила швабру и выставила его вон, он мог бы усмотреть в этом эмоциональный всплеск.
Сэм поспешно повиновался. После утреннего инцидента он было решил не связываться с ней, но, черт побери, человек имеет право на пару поленьев! К тому же она чересчур задается. Если что-то и могло вывести его из равновесия, так это женщина, которой независимость в принципе пристала как корове седло.
Она еще у него попляшет. Он не милостыню просить пришел. Он пришел просто занять несколько поленьев, и она по доброй воле пригласила его ужинать. А какой дурак откажется от жареной рыбки с капустой, когда дома ничего, кроме банки холодной лапши? Он поест, заберет поленья, вежливо поблагодарит и удалится. А уж потом постарается держаться от нее подальше. Не далее как сегодня утром она чуть не убила его, а все потому, что он не так ее понял и решил, будто она хочет, чтобы он ее поцеловал.
А ведь если как следует подумать, то не исключено, что он понял именно так. Может, она просто получила больше, чем хотела, и испугалась. Он только помнил, как она обратила к нему большие жадные глаза, помнил ее мягкие полные губы, помнил тесноту ее идиотского шалашика…
Сэм растерянно вздохнул и с интересом уставился в свою полную тарелку. Потом перевел взгляд на сидевшую напротив женщину. Ее волосы, обычно блестящие, покрывал слой, очевидно, древесной пыли, что, однако, не портило естественной красоты ее лица. Решить, что более соблазнительно, было нелегко, но он твердо знал, что более безопасно. К несварению желудка он уже привык. Но без переломов и обморожений вполне можно обойтись.
— Сто лет ничего подобного не ел, — произнес он спустя некоторое время, откидываясь на стуле и с сожалением глядя в пустую чашку.
Мэгги поникла. Она-то надеялась, что забористый черный кофе ее деда и обильно сдобренные уксусом и жгучим перцем деревенские яства окажут на него такое же действие, что и на нее двадцать пять лет назад. Но тогда вечер только начинался. У нее было время прийти в себя.
— Удивительно, что вам так понравилось, — любезно произнесла она. — Некоторые находят соленую кефаль слишком грубой, и листовая капуста не всем по вкусу.
— А вы пробовали копченую селедку? Почти то же самое. Что до овощей, то кухарка, работавшая на моих родителей, когда я был ребенком, ни одного блюда без них не подавала. И мать, и отец были врачи и хозяйством особенно не интересовались. Если бы не Арвилла, мы умерли бы с голоду.
Мэгги тщетно пыталась отвести взгляд от слегка искривленной линии его усмехающегося рта.
— Неужели?
— Мать родом из Коннектикута. Они с Арвиллой любили спорить, какие овощи следует есть и как их готовить. Спорам пришел конец, когда Ар-вилла однажды взяла свежую спаржу и полдня тушила ее с соленой свининой. А мать ждала к ужину гостей.
Неожиданно для себя Мэгги засмеялась. При звуке ее низкого мелодичного голоса Сэм вздрогнул.
— Наши матери в чем-то похожи, — заметила она. — Моя считала, что список овощей, достойных стола приличного общества, не включает ни листовую капусту, ни турнепс.
— А соленую кефаль?
— Какой же это овощ!
— А разве для рыбы другие мерки? — Сэм подцепил с блюда последний кусок филе и сунул в рот, размышляя, осилил бы он еще чашку жидкого мазута, который она называла кофе. Хотелось курить.
— Мать считает, что кефаль — это не рыба, а издевательство. Рыба для нее — хотя мать коренная бостонка — это лососина, морские языки, горная форель, зажаренная на вертеле, отварная или припущенная в масле. Любая рыба, имеющая настоящий вкус рыбы, с позором изгнана со стола.
— Кстати, о рыбе. Я видел на причале лодку.
Может ею воспользоваться горожанин, в чьем генеалогическом древе в обозримом родстве деревенских жителей не наблюдается?
— Да пожалуйста, берите. В сарае лежит навесной двигатель, но он слабый — всего три лошадиные силы. Когда-то имелся и более мощный, но я его продала.
— Значит, можно кататься на водных лыжах! Мэгги на миг представила загорелого стройного Сэма на водных лыжах: сильные бедра напряжены, мускулистый торс влажно поблескивает над узкими…
— В сарае есть рыболовные снасти, — поспешно сказала она. — Возьмите, если хотите. Наживку можно купить у моста на шоссе.
— Вас не затруднит поехать со мной и показать, где самые рыбные места?
Поехать с ним на рыбалку? Сидеть в тесной лодочке вдвоем, когда кругом на много миль ни души? Нет, она достаточно себя изучила и доверия к себе не питала.
— Нет, Сэм, спасибо. Ближайшие несколько дней я буду очень занята. Собственно, даже ближайшие несколько недель, — поспешно прибавила она, испугавшись, что ради нее он отложит рыбалку. Ее взгляд скользнул по его густым непослушным волосам, чей цвет так разительно контрастировал с загорелым лицом; она почти физически почувствовала, как удаляется в свою защитную скорлупу. Даже черепахи знают, что, когда грозит опасность, надо спрятаться.
Сэм поднялся из-за стола — медленно, словно нарочно демонстрируя ей свой длинный сухощавый торс. Свитер он снял — тот, что был на нем утром, — и теперь его широкие плечи обтягивала синяя рубашка «шамбре». У Карлайла была почти такая же — сплошь из карманов, клапанов и нашивок. Только Карлайл выглядел в ней по-дурацки. На Сэме она сидела просто здорово.
— Красивая рубашка.
— Спасибо. Подарок моей жены.
Эти слова всю ночь эхом отдавались в сознании Мэгги. Когда он их произносил, его голос звучал тяжело. Словно камни бросал. Словно предупреждал ее. Как будто она нуждалась в предупреждении.
Она вспыхивала при одном воспоминании о тех кратких мгновеньях в его объятиях в то утро — его губы, прижатые к ее губам, его язык, овладевающий ее ртом, словно имел на это полное право.
Забудь, приказала она себе. Но, к сожалению, исполнение приказов всегда давалось ей плохо — даже собственных. Не успев вовремя остановиться, она уже предавалась воспоминаниям о его сильных руках и длинных пальцах с квадратными ногтями, о лучиках у его глаз, о солнечных бликах, смягчавших резкие черты лица. И даже о терпком запахе его тела и сладком мятном вкусе губ.
Ты одержима похотью к женатому мужчине, вот до чего ты дошла, Мэри Маргарет Дункан!
Я не одержима! Если мужчина хорошо сложен, если мне иногда до боли хочется ласки рук, поцелуев и… и…
Мэгги вполголоса выругалась и отшвырнула подушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17