Замки щелкают, ворота открываются и закрываются вдоль лабиринта, открывается путь, который принадлежит ему, если только у него достанет сил.
Он покормил Пса и пошел искать Зверюгу. Она в полусознательном состоянии лежала на полу перед своей комнатой, вся в моче и блевотине.
— Вставай, мама. Пора завтракать.
Она не пошевельнулась, когда он ее пнул, поэтому, обхватив ее за лодыжку, он потащил ее по коридору на кухню. Платье задралось до бедер, потом еще выше, и Стивен увидел, как открылась перемазанная липкая пизда с седыми волосами. Деревянные щепки облепили и покарябали комья жира вокруг ее задницы. Зверюга немного пришла в себя.
— Отъебись от меня, засранец. Пошел на хуй.
Хлопья засохшей блевотины свисали у нее с подбородка. Она попыталась сесть, но Стивен продолжал ее волочить.
— Еще немного осталось, мама.
Он взгромоздил ее на стул и оставил так с хрипом возвращаться к жизни, а сам ушел в ванную.
Дерьмо напоминало по цвету миндальную кожуру и было почти жидким. Оно сильной струей брызнуло из жопы и запачкало большие пальцы, которыми он держал тарелки под задницей. Мясо Люси отлично работало.
— Приятного аппетита, мама.
К говну Стивен подал нарезанный белый хлеб.
— Кушай, пока не остыло.
Зверюга подняла упавшую голову и неуклюже обмакнула кусок хлеба в дымящуюся массу.
— Думаешь выиграть, но до этого еще далеко. Силенок не хватит. Я тебя знаю, Стивен, нечего тебе и думать меня убить.
— А я не пытаюсь убить тебя, мама. Просто хочу, чтобы ты питалась правильно, а не всей этой хренью, которую ты обычно готовила.
— Педрила ебаный.
Зверюга проглотила пропитанный говном хлеб и начала блевать. Стивен тоже поел, но, к своему удивлению, счел еду почти сносной. Внезапно он понял, что голоден, высосал говно из хлеба, прежде чем проглотить, окунул еще, даже не прожевав до конца предыдущий кусок.
— Я тебе все еще могу врезать, Стивен. Тебе показать?
— Ты ешь.
— Почему ты так уверен, что тебе ничего не будет? Почему ты решил, что ты лучше меня?
— Да нипочему.
Стивен постарался не измениться в лице, но что-то холодное схватило его за яйца. Она слышит через потолок? Она знает о Люси?
Зверюгу вырвало последним куском хлеба с дерьмом. Немного вышло у нее через нос. Она откашлялась и высморкалась, потом уставилась своей мокрой физиономией на Стивена. Он вздрогнул.
— Ну да, тут что-то точно есть, пизденыш.
Я чую, как от тебя этим пахнет. Я выясню, в чем тут дело, и ты тоже это знаешь. А когда найду, отниму у тебя и засуну тебе в задницу.
— Нет тут ничего, честное слово, мама.
Зверюга продолжала есть, медленно, тщательно, кладя в рот понемногу, заставляя себя глотать. Пот прочертил дорожки на ее испачканном лбу, и под грязью белая кожа походила на воск. Она с трудом удерживала ложку.
— Пиздюлей тебе надо, Стивен. Эта хрень затянулась, тебе надо дать хороших пиздюлей, чтобы ты понял, что я все еще могу дать тебе пиздюлей.
Ее слова становились все неразборчивей, потом стихли. Она упала боком со стула и забилась в конвульсиях на полу, напустив у своей головы целую лужу пузырей из белой пенной желчи.
Пес, поскуливая от боли, пополз в комнату, освободив побольше места для Зверюги, и приблизился к Стивену. Стивен погладил животное по голове и заглянул в добрые доверчивые глаза. Он возьмет Пса с собой в новую жизнь, и Пес опять будет ходить, его хромая любовь будет вознаграждена.
Но сейчас Стивена скрючило от ужаса. Зверюга что-то подозревает. Со временем, очень скоро, она пронюхает о Люси и уничтожит ее.
Она возилась на полу, пытаясь подняться. Стивен быстро поцеловал Пса и отправился на работу, пока она не смогла до него докопаться и выудить ключи к разгадкам.
Глава девятнадцатая
В то утро ему захотелось пройтись до завода пешком, но по утрам, как и в любое другое время в городе, не считая глубокой ночи, было слишком много людей, постоянно мучительно напоминавших ему своим присутствием о том, как далек он от них. В автобусе было проще, люди находились там отдельно от него и не доматывались, их забором разделяли жесткие спинки сидений. Он занял место в самой темной части и задумался.
Они оба ждут его, в смысле Крипе и бык. Первый хочет продолжать его обучение в области самоэксплуатации, второй — в области мщения. Но ему не надо ни того, ни другого. При мысли о еще одном болте на скотобойне у него екнуло в желудке, домогательства коров не имели для его смысла. Сегодня на него будут давить с двух противоположных точек, две воли будут тянуть его то в одну, то в другую сторону. Они поделят между собой его силу, а именно сейчас она нужна ему з Целости и сохранности. Вновь прикрепленный к мясорубке, он весь день крушил говядину. Пару раз он видел Крипса на дальнем конце цеха, как тот входил в убойный цех или оттуда выходил, но к нему бригадир не подошел. Ближе к концу смены, когда Стивен уже подумал было, что день пройдет без внимания со стороны человека или скотины, Гернзеец свистнул ему из вентиляционной решетки, вернув к реальности.
— Привет, парень, ты сегодня выглядишь лучше. Поразмыслил над тем, что мы тебе сказали?
Стивен не стал слезать с табурета, просто повернулся лицом к вентиляции.
— Как-то не очень.
— Что значит «как-то не очень»?
— Ко мне это все никак не относится. Придумайте способ сделать это как-нибудь еще.
— Слушай, чувак, к тебе это очень сильно относится. Ты думаешь, он от тебя отстанет теперь, когда ты убил несколько коровок? Ты наглухо еб-нутый. Этот хрен не отстанет от тебя, пока ты не станешь одним из этих мужичков-забойщиков. Ты будешь продолжать делать это и делать. Думаешь, выдержишь? Смотри, как плохо тебе было после одного дня.
— Я оклемался.
Прозвучал гудок, и линия замерла. Рабочие покинули свои посты и потопали по домам, Стивен же остался на своем месте.
Гернзеец засмеялся:
— Подумаешь, у тебя на это ушел весь вчерашний день. Тебе следует узнать, что он припас тебе на сегодня. Убийство коровы — это только начало. Им дело не кончится, чтоб ты знал.
— А что будет сегодня вечером?
— Следующим шагом будет превращение тебя в сверхчеловека.
— Чего-чего?
— Подожди, увидишь. Окажи сам себе любезность, помоги нам от него избавиться. Тебе не понравится сегодняшний вечер. Тпру! Пора идти. Пока, пижончик. Хорошенько подумай.
Бык стремительно повернулся и исчез в трубе. Стивен услышал шаги. Это был Крипе, он стоял у его плеча и, улыбаясь, ждал.
Они молча прошли по пустынному перерабатывающему цеху в убойный.
Там никого не было, сегодня забойщики ушли вместе с остальными рабочими. Ноги Стивена хлюпали по засыхающей крови, и влажное эхо разносилось по стенам. Крипе привел его на убойную платформу; они стояли, навалившись на перила, и смотрели вниз в раскрытый проем рвача на нечто, покрытое брезентом.
— Ну, чувак, тот вечер был для тебя чересчур, так ведь? Не ссы. Я видел и раньше, что так бывает. Ты можешь через это пройти. Поверь мне, то, что сейчас кажется тебе ужасом, станет твоим триумфом. Та рвота поначалу покажется тебе малой ценой за свободу, которую это дело приносит.
Крипе сжал лицо Стивена своими шершавыми руками и посмотрел на него. Стивен ощутил себя женщиной, киношной женщиной, тающей от уговоров любовника. При этом, надо думать, он не любил Крипса, не испытывал к нему ни малейшей теплоты. Крипе был силой, превышающей силу других людей, чем-то, к чему не подходят обычные ярлыки «нравится — не нравится». Коровы сказали бы, что это зло, но это было очень приблизительным определением. Они сравнивали его с собой и другими людьми, и потому их сопоставления страдали с самого начала. Понятие «нравственность» не имело для Крипса значения.
Нет, Крипе не нравился Стивену. Он боялся его, ему были отвратительны преследования с его стороны. Но здесь, под его взглядом, в его руках, сила его воли была несомненна. В то мгновение, несмотря на ощущение оскверненности, вызванное предыдущими убийствами, невозможно было не желать, чтобы то, что говорил Крипе, оказалось правдой.
Крипе свел Стивена вниз к куче, находившейся в рваче.
— Твой следующий шаг, чувак. Может, и трудный, но необходимый.
Он нагнулся и, словно фокусник, сдернул брезент. На них смотрел Гамми, его откусанные губы в ярком свете имели неприятный оттенок. Голый, на четвереньках в луже мочи, обвязанный веревкой, словно индейка. Кости на тощей спине старика резко выпирали под бледной кожей.
— Ты, уебок! Не хер так со мной поступать. Я показал тебе, как пользовать корову, ты, ебаный сосунок, я тебе рассказал, для чего они нужны, и вот ты так со мной поступаешь! Это нечестно по отношению к старику Гамми. Просто ни хрена не честно.
Крипе проигнорировал визги Гамми.
— Вот, чувак, еще один способ обрести себя, раскрыть свой потенциал. На этот раз — человек, ну, почти человек. Больше возможностей, больше результата. Вот, возьми и заставь себя через это пройти.
Крипе сунул Стивену в руки секатор, отошел за него, прижался к его спине, ухватив за талию, и направил ножницы к заднице Гамми.
— Вскрой его, чувак. Этот старый мешок говна — твой пропуск в новый мир. Мир людей, где нет места страху.
Гамми попытался взглянуть на них через плечо.
— Крипе, ты наглухо ебнулся, урод. Ты был ебанутым, когда сюда пришел, и с тех пор тебе только похужало. Я не какой-то блядский пропуск, я старый человек. Я всего лишь старый человек…
Гамми стал ныть и повторять одно и то же.
— Чего ты ждешь, малыш? Возьми себя в руки.
Доверься мне и вскрой его.
Крипе толкнул Стивенову руку так, что одно лезвие секатора попало прямо в анус Гамми. Гамми дернулся, заныл и взмолился, чтобы они перестали. Но дело зашло слишком далеко, и Стивен не слушал. Крипе дышал ему в ухо:
— Пора, чувак. Больше не медли.
Крипе сдавил ладонь Стивена. Лезвия секатора легонько скрипнули, когда сошлись вместе и разрезали мышцы прямой кишки. Гамми визжал и блевал, кровь хлестала из разорванной задницы. Веревки врезались ему в бедра и предплечья. Стивен снова свел ножницы. Снова и снова, от жопы, по правому боку вдоль позвоночника. Поясничный отдел Гамми раскрылся, показались внутренности, вид сзади. Легко. Тут Стивен наткнулся на ребра, и работа усложнилась. Ему приходилось давить изо всех сил и делать резкий выпад вбок, чтобы ребра треснули. Попавшие в лицо струи крови каплями стекали вниз, с кончика носа, с подбородка, обратно на Гамми.
Гамми потерял сознание и перестал вопить. Стивен покромсал его так и сяк, до основания черепа.
Когда все закончилось, Стивен остановился, перевел дыхание и поглядел на дело рук своих, сознавая содеянное, не в силах поверить. Его затошнило и вырвало на разверстое тело. Вместе с блевотой силы оставили его, и он упал назад на Крипса, который помог ему опуститься так осторожно, что он сел, опираясь спиной на один конец рвача.
— Тише, чувак, тише. Посиди здесь и отдохни. Первый человек — это самый сложный барьер, и ты его одолел. Посиди здесь и почувствуй, как радость победы переполняет твое тело. Ты совершил то, на что пытаются осмелиться немногие. Ты изменил себя. Вот это и время, проведенное с коровами, изменили твою сущность. Вот увидишь. Когда тошнота пройдет, увидишь.
Стивен не слушал его. Чудовищность совершенного переполнила его чувства, и он видел и слышал только лишь черную замерзшую пустоту, укрывшую его. Снаружи он ощутил давление на кожу, когда Крипе поцеловал его в щеку. Потом он оказался наедине с мраком и тишиной. Крипе удалился, время шло. И когда прошло достаточно времени, он встал и пошел к автобусу, а потом дальше.
Пока не пришел на пятый этаж к квартире Люси и понемногу обрел способность действовать.
Он оказался в ее постели, смотрел, как она спит. Хирургические фотографии и тексты на полу выглядели красной глянцевой порнографией. Но они ничего не значили — ни безумия, ни отчаяния, ни возбуждения. Он осознавал лишь свое желание быть с Люси, свернуться рядышком калачиком. И спать.
Глава двадцатая
Его разбудило заглянувшее в раскрытое окно солнце. В его свете он почувствовал себя красивым, новым и чистым. Рядом с Люси было тепло, и он не испытывал боли — ни легкого недомогания при просыпании, ни мрачных предчувствий по поводу наступающего дня, ни страха перед массой лет, стоящих за ним, ни тревог из-за решений, которые надо принять. Он потянулся и напряг мышцы туловища; мускулы были крепки и жаждали действий. В то утро дорога в будущее была ясна и четко размечена. Убийство Гамми все еще напоминало о себе, но он уже свыкся с этим кошмаром. Все было не так, как вчера. Пока он спал, все переменилось, было усвоено так, что теперь стало полным энергии сердцем и билось сильно, уверенно, не доставляя ему никаких хлопот. Он думал, оно солитером высосет из него жизнь, а вместо этого он стал сильнее, крепче, способнее.
Стивен поглядел на все еще спящую Люси, на солнечный свет в ее волосах, и осознал, что поэтапное убийство Зверюги — это ненужное виляние. В ясных узких лучах света, заполнявших комнату, он понял, насколько был слаб и напуган, а еще увидел, что теперь эти эмоции ушли. И как внимательно он ни приглядывался, он не видел препятствий к действию.
Ему хотелось начать.
Лежа в кровати голым, он чувствовал себя богом, взмывающим высоко в воздух, теоморфным ныряльщиком, охотно выходящим на край утеса, чтобы погрузиться в изменчивые воды. Движения его были уверенны и точны, он дивился этому, пока одевался.
Люси все спала.
Спуск вниз — каждый шаг тверд и верен. Он знал, что собирается делать. Это утро вытравит прошлое, от него останется только дырявая и ломкая тень, да и та развалится на куски, а те рассыплются на многие мили позади него. Почему на это потребовалось так много времени? Путь к достижению того, что он желал, был прост и очевиден. Он не понимал.
Потом он вошел в дверь — и к черту понимание.
Он искал нож, но в кухне было темно. Зверюга занавесила окна. Стивен стоял в дверях, нащупывая выключатель и размышляя, что могла задумать эта тварь. Он что-то почуял, что-то тяжелое и выжидающее. Он услышал, как на дальнем конце комнаты что-то шевельнулось, направилось к нему, массой бросилось вперед, ужасно быстро набирая скорость. Как поезд, или бык, или носорог.
Щелкнул выключатель. Загорелся свет. И вот она уже пересекла три четверти комнаты. Слишком быстро и близко. Грохот. Руки колотят, рот засасывает воздух и харкает в эту тушу, груду, идущую прямо на него, которую невозможно остановить. Только и успел подумать: «БЛЯДЬ!» и попытаться ретироваться в коридор. Времени не было. Зверюга изо всех сил врезала ему в спину, обрушилась на него всем телом так, что он рухнул лицом в пол коридора. Навалилась, пригвоздила к месту, принялась водить мордой по доскам. Невероятная тяжесть свалилась на него. Жир, свисающий с пуза и сисек, накрыл его, дышать он не мог, воспользоваться руками и ногами — тоже.
— Поздно, Стивен! Мама выиграла у тебя, сука ты ебаная!
Зверюга лежала на нем и орала ему в затылок. Длинной грубой веревкой она затянула петлю у него на шее.
— Ты что, решил, я тебе позволю так со мной сделать, недоумок? Что я буду жрать говно, пока не сдохну? Безмозглый козел. Кишка тонка сделать все как следует, я права? Ладно, мама тебе говорила, что она все еще может тебя отлупить, и сейчас узнаешь как.
От нее невыносимо воняло — говном, затхлым потом и гниющей кровью из пизды. Стивен, дергался, вертелся, стараясь оторваться от пола, но движения тонули в ее жире, и вырваться он не мог. Она каменной глыбой лежала на нем, медленно затягивая веревку и обоссываясь от радости на его бедра.
Он ощутил, как горло перетягивается, в голове давило сильнее, отчего глаза выпучились. Зверюга сопела рядом с ним, он слышал, как она бормочет над веревкой. Там, в коридоре, Пес волочился к нему, неуклюже передвигая то одну переднюю лапу, то другую, так быстро, как мог, задыхаясь, с искаженной от волнения мордой впился глазами в Стивена, умоляя его не умирать.
— Видал, Стивен? Видал, насколько мама до сих пор сильнее тебя? Говно — это слишком медленно, чучело. Мог бы допереть. Нельзя делать гадости обходным путем, с мамой, по крайней мере.
Она сильнее дернула за веревку. Лицо Стивена потемнело, выше веревки вены набухли закупоренной кровью. Перед глазами почти поплыло, но он смог заметить, что Пес уже близко.
Да, Пес уже почти приполз. Он собирался спасти своего хозяина, олицетворявшего для него всю любовь, что есть на свете, даже если придется умереть. Даже если от пробежки по коридору разорвется его маленькое сердце и кровь хлынет сквозь острые белые зубы, собачью гордость.
А Зверюга этого не знала. Она так сильно прижалась к Стивену головой, что не видела, как Пес приближается.
Стивен почувствовал, что растекается по полу, холодеет, медленно и с трудом двигается. Легкие не могли наполниться воздухом.
Зверюга смеялась.
Пес в дымке, но рядом. Стивен различил белые усики на морде, волоски потемнее на спине и пенистые слюни на губах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Он покормил Пса и пошел искать Зверюгу. Она в полусознательном состоянии лежала на полу перед своей комнатой, вся в моче и блевотине.
— Вставай, мама. Пора завтракать.
Она не пошевельнулась, когда он ее пнул, поэтому, обхватив ее за лодыжку, он потащил ее по коридору на кухню. Платье задралось до бедер, потом еще выше, и Стивен увидел, как открылась перемазанная липкая пизда с седыми волосами. Деревянные щепки облепили и покарябали комья жира вокруг ее задницы. Зверюга немного пришла в себя.
— Отъебись от меня, засранец. Пошел на хуй.
Хлопья засохшей блевотины свисали у нее с подбородка. Она попыталась сесть, но Стивен продолжал ее волочить.
— Еще немного осталось, мама.
Он взгромоздил ее на стул и оставил так с хрипом возвращаться к жизни, а сам ушел в ванную.
Дерьмо напоминало по цвету миндальную кожуру и было почти жидким. Оно сильной струей брызнуло из жопы и запачкало большие пальцы, которыми он держал тарелки под задницей. Мясо Люси отлично работало.
— Приятного аппетита, мама.
К говну Стивен подал нарезанный белый хлеб.
— Кушай, пока не остыло.
Зверюга подняла упавшую голову и неуклюже обмакнула кусок хлеба в дымящуюся массу.
— Думаешь выиграть, но до этого еще далеко. Силенок не хватит. Я тебя знаю, Стивен, нечего тебе и думать меня убить.
— А я не пытаюсь убить тебя, мама. Просто хочу, чтобы ты питалась правильно, а не всей этой хренью, которую ты обычно готовила.
— Педрила ебаный.
Зверюга проглотила пропитанный говном хлеб и начала блевать. Стивен тоже поел, но, к своему удивлению, счел еду почти сносной. Внезапно он понял, что голоден, высосал говно из хлеба, прежде чем проглотить, окунул еще, даже не прожевав до конца предыдущий кусок.
— Я тебе все еще могу врезать, Стивен. Тебе показать?
— Ты ешь.
— Почему ты так уверен, что тебе ничего не будет? Почему ты решил, что ты лучше меня?
— Да нипочему.
Стивен постарался не измениться в лице, но что-то холодное схватило его за яйца. Она слышит через потолок? Она знает о Люси?
Зверюгу вырвало последним куском хлеба с дерьмом. Немного вышло у нее через нос. Она откашлялась и высморкалась, потом уставилась своей мокрой физиономией на Стивена. Он вздрогнул.
— Ну да, тут что-то точно есть, пизденыш.
Я чую, как от тебя этим пахнет. Я выясню, в чем тут дело, и ты тоже это знаешь. А когда найду, отниму у тебя и засуну тебе в задницу.
— Нет тут ничего, честное слово, мама.
Зверюга продолжала есть, медленно, тщательно, кладя в рот понемногу, заставляя себя глотать. Пот прочертил дорожки на ее испачканном лбу, и под грязью белая кожа походила на воск. Она с трудом удерживала ложку.
— Пиздюлей тебе надо, Стивен. Эта хрень затянулась, тебе надо дать хороших пиздюлей, чтобы ты понял, что я все еще могу дать тебе пиздюлей.
Ее слова становились все неразборчивей, потом стихли. Она упала боком со стула и забилась в конвульсиях на полу, напустив у своей головы целую лужу пузырей из белой пенной желчи.
Пес, поскуливая от боли, пополз в комнату, освободив побольше места для Зверюги, и приблизился к Стивену. Стивен погладил животное по голове и заглянул в добрые доверчивые глаза. Он возьмет Пса с собой в новую жизнь, и Пес опять будет ходить, его хромая любовь будет вознаграждена.
Но сейчас Стивена скрючило от ужаса. Зверюга что-то подозревает. Со временем, очень скоро, она пронюхает о Люси и уничтожит ее.
Она возилась на полу, пытаясь подняться. Стивен быстро поцеловал Пса и отправился на работу, пока она не смогла до него докопаться и выудить ключи к разгадкам.
Глава девятнадцатая
В то утро ему захотелось пройтись до завода пешком, но по утрам, как и в любое другое время в городе, не считая глубокой ночи, было слишком много людей, постоянно мучительно напоминавших ему своим присутствием о том, как далек он от них. В автобусе было проще, люди находились там отдельно от него и не доматывались, их забором разделяли жесткие спинки сидений. Он занял место в самой темной части и задумался.
Они оба ждут его, в смысле Крипе и бык. Первый хочет продолжать его обучение в области самоэксплуатации, второй — в области мщения. Но ему не надо ни того, ни другого. При мысли о еще одном болте на скотобойне у него екнуло в желудке, домогательства коров не имели для его смысла. Сегодня на него будут давить с двух противоположных точек, две воли будут тянуть его то в одну, то в другую сторону. Они поделят между собой его силу, а именно сейчас она нужна ему з Целости и сохранности. Вновь прикрепленный к мясорубке, он весь день крушил говядину. Пару раз он видел Крипса на дальнем конце цеха, как тот входил в убойный цех или оттуда выходил, но к нему бригадир не подошел. Ближе к концу смены, когда Стивен уже подумал было, что день пройдет без внимания со стороны человека или скотины, Гернзеец свистнул ему из вентиляционной решетки, вернув к реальности.
— Привет, парень, ты сегодня выглядишь лучше. Поразмыслил над тем, что мы тебе сказали?
Стивен не стал слезать с табурета, просто повернулся лицом к вентиляции.
— Как-то не очень.
— Что значит «как-то не очень»?
— Ко мне это все никак не относится. Придумайте способ сделать это как-нибудь еще.
— Слушай, чувак, к тебе это очень сильно относится. Ты думаешь, он от тебя отстанет теперь, когда ты убил несколько коровок? Ты наглухо еб-нутый. Этот хрен не отстанет от тебя, пока ты не станешь одним из этих мужичков-забойщиков. Ты будешь продолжать делать это и делать. Думаешь, выдержишь? Смотри, как плохо тебе было после одного дня.
— Я оклемался.
Прозвучал гудок, и линия замерла. Рабочие покинули свои посты и потопали по домам, Стивен же остался на своем месте.
Гернзеец засмеялся:
— Подумаешь, у тебя на это ушел весь вчерашний день. Тебе следует узнать, что он припас тебе на сегодня. Убийство коровы — это только начало. Им дело не кончится, чтоб ты знал.
— А что будет сегодня вечером?
— Следующим шагом будет превращение тебя в сверхчеловека.
— Чего-чего?
— Подожди, увидишь. Окажи сам себе любезность, помоги нам от него избавиться. Тебе не понравится сегодняшний вечер. Тпру! Пора идти. Пока, пижончик. Хорошенько подумай.
Бык стремительно повернулся и исчез в трубе. Стивен услышал шаги. Это был Крипе, он стоял у его плеча и, улыбаясь, ждал.
Они молча прошли по пустынному перерабатывающему цеху в убойный.
Там никого не было, сегодня забойщики ушли вместе с остальными рабочими. Ноги Стивена хлюпали по засыхающей крови, и влажное эхо разносилось по стенам. Крипе привел его на убойную платформу; они стояли, навалившись на перила, и смотрели вниз в раскрытый проем рвача на нечто, покрытое брезентом.
— Ну, чувак, тот вечер был для тебя чересчур, так ведь? Не ссы. Я видел и раньше, что так бывает. Ты можешь через это пройти. Поверь мне, то, что сейчас кажется тебе ужасом, станет твоим триумфом. Та рвота поначалу покажется тебе малой ценой за свободу, которую это дело приносит.
Крипе сжал лицо Стивена своими шершавыми руками и посмотрел на него. Стивен ощутил себя женщиной, киношной женщиной, тающей от уговоров любовника. При этом, надо думать, он не любил Крипса, не испытывал к нему ни малейшей теплоты. Крипе был силой, превышающей силу других людей, чем-то, к чему не подходят обычные ярлыки «нравится — не нравится». Коровы сказали бы, что это зло, но это было очень приблизительным определением. Они сравнивали его с собой и другими людьми, и потому их сопоставления страдали с самого начала. Понятие «нравственность» не имело для Крипса значения.
Нет, Крипе не нравился Стивену. Он боялся его, ему были отвратительны преследования с его стороны. Но здесь, под его взглядом, в его руках, сила его воли была несомненна. В то мгновение, несмотря на ощущение оскверненности, вызванное предыдущими убийствами, невозможно было не желать, чтобы то, что говорил Крипе, оказалось правдой.
Крипе свел Стивена вниз к куче, находившейся в рваче.
— Твой следующий шаг, чувак. Может, и трудный, но необходимый.
Он нагнулся и, словно фокусник, сдернул брезент. На них смотрел Гамми, его откусанные губы в ярком свете имели неприятный оттенок. Голый, на четвереньках в луже мочи, обвязанный веревкой, словно индейка. Кости на тощей спине старика резко выпирали под бледной кожей.
— Ты, уебок! Не хер так со мной поступать. Я показал тебе, как пользовать корову, ты, ебаный сосунок, я тебе рассказал, для чего они нужны, и вот ты так со мной поступаешь! Это нечестно по отношению к старику Гамми. Просто ни хрена не честно.
Крипе проигнорировал визги Гамми.
— Вот, чувак, еще один способ обрести себя, раскрыть свой потенциал. На этот раз — человек, ну, почти человек. Больше возможностей, больше результата. Вот, возьми и заставь себя через это пройти.
Крипе сунул Стивену в руки секатор, отошел за него, прижался к его спине, ухватив за талию, и направил ножницы к заднице Гамми.
— Вскрой его, чувак. Этот старый мешок говна — твой пропуск в новый мир. Мир людей, где нет места страху.
Гамми попытался взглянуть на них через плечо.
— Крипе, ты наглухо ебнулся, урод. Ты был ебанутым, когда сюда пришел, и с тех пор тебе только похужало. Я не какой-то блядский пропуск, я старый человек. Я всего лишь старый человек…
Гамми стал ныть и повторять одно и то же.
— Чего ты ждешь, малыш? Возьми себя в руки.
Доверься мне и вскрой его.
Крипе толкнул Стивенову руку так, что одно лезвие секатора попало прямо в анус Гамми. Гамми дернулся, заныл и взмолился, чтобы они перестали. Но дело зашло слишком далеко, и Стивен не слушал. Крипе дышал ему в ухо:
— Пора, чувак. Больше не медли.
Крипе сдавил ладонь Стивена. Лезвия секатора легонько скрипнули, когда сошлись вместе и разрезали мышцы прямой кишки. Гамми визжал и блевал, кровь хлестала из разорванной задницы. Веревки врезались ему в бедра и предплечья. Стивен снова свел ножницы. Снова и снова, от жопы, по правому боку вдоль позвоночника. Поясничный отдел Гамми раскрылся, показались внутренности, вид сзади. Легко. Тут Стивен наткнулся на ребра, и работа усложнилась. Ему приходилось давить изо всех сил и делать резкий выпад вбок, чтобы ребра треснули. Попавшие в лицо струи крови каплями стекали вниз, с кончика носа, с подбородка, обратно на Гамми.
Гамми потерял сознание и перестал вопить. Стивен покромсал его так и сяк, до основания черепа.
Когда все закончилось, Стивен остановился, перевел дыхание и поглядел на дело рук своих, сознавая содеянное, не в силах поверить. Его затошнило и вырвало на разверстое тело. Вместе с блевотой силы оставили его, и он упал назад на Крипса, который помог ему опуститься так осторожно, что он сел, опираясь спиной на один конец рвача.
— Тише, чувак, тише. Посиди здесь и отдохни. Первый человек — это самый сложный барьер, и ты его одолел. Посиди здесь и почувствуй, как радость победы переполняет твое тело. Ты совершил то, на что пытаются осмелиться немногие. Ты изменил себя. Вот это и время, проведенное с коровами, изменили твою сущность. Вот увидишь. Когда тошнота пройдет, увидишь.
Стивен не слушал его. Чудовищность совершенного переполнила его чувства, и он видел и слышал только лишь черную замерзшую пустоту, укрывшую его. Снаружи он ощутил давление на кожу, когда Крипе поцеловал его в щеку. Потом он оказался наедине с мраком и тишиной. Крипе удалился, время шло. И когда прошло достаточно времени, он встал и пошел к автобусу, а потом дальше.
Пока не пришел на пятый этаж к квартире Люси и понемногу обрел способность действовать.
Он оказался в ее постели, смотрел, как она спит. Хирургические фотографии и тексты на полу выглядели красной глянцевой порнографией. Но они ничего не значили — ни безумия, ни отчаяния, ни возбуждения. Он осознавал лишь свое желание быть с Люси, свернуться рядышком калачиком. И спать.
Глава двадцатая
Его разбудило заглянувшее в раскрытое окно солнце. В его свете он почувствовал себя красивым, новым и чистым. Рядом с Люси было тепло, и он не испытывал боли — ни легкого недомогания при просыпании, ни мрачных предчувствий по поводу наступающего дня, ни страха перед массой лет, стоящих за ним, ни тревог из-за решений, которые надо принять. Он потянулся и напряг мышцы туловища; мускулы были крепки и жаждали действий. В то утро дорога в будущее была ясна и четко размечена. Убийство Гамми все еще напоминало о себе, но он уже свыкся с этим кошмаром. Все было не так, как вчера. Пока он спал, все переменилось, было усвоено так, что теперь стало полным энергии сердцем и билось сильно, уверенно, не доставляя ему никаких хлопот. Он думал, оно солитером высосет из него жизнь, а вместо этого он стал сильнее, крепче, способнее.
Стивен поглядел на все еще спящую Люси, на солнечный свет в ее волосах, и осознал, что поэтапное убийство Зверюги — это ненужное виляние. В ясных узких лучах света, заполнявших комнату, он понял, насколько был слаб и напуган, а еще увидел, что теперь эти эмоции ушли. И как внимательно он ни приглядывался, он не видел препятствий к действию.
Ему хотелось начать.
Лежа в кровати голым, он чувствовал себя богом, взмывающим высоко в воздух, теоморфным ныряльщиком, охотно выходящим на край утеса, чтобы погрузиться в изменчивые воды. Движения его были уверенны и точны, он дивился этому, пока одевался.
Люси все спала.
Спуск вниз — каждый шаг тверд и верен. Он знал, что собирается делать. Это утро вытравит прошлое, от него останется только дырявая и ломкая тень, да и та развалится на куски, а те рассыплются на многие мили позади него. Почему на это потребовалось так много времени? Путь к достижению того, что он желал, был прост и очевиден. Он не понимал.
Потом он вошел в дверь — и к черту понимание.
Он искал нож, но в кухне было темно. Зверюга занавесила окна. Стивен стоял в дверях, нащупывая выключатель и размышляя, что могла задумать эта тварь. Он что-то почуял, что-то тяжелое и выжидающее. Он услышал, как на дальнем конце комнаты что-то шевельнулось, направилось к нему, массой бросилось вперед, ужасно быстро набирая скорость. Как поезд, или бык, или носорог.
Щелкнул выключатель. Загорелся свет. И вот она уже пересекла три четверти комнаты. Слишком быстро и близко. Грохот. Руки колотят, рот засасывает воздух и харкает в эту тушу, груду, идущую прямо на него, которую невозможно остановить. Только и успел подумать: «БЛЯДЬ!» и попытаться ретироваться в коридор. Времени не было. Зверюга изо всех сил врезала ему в спину, обрушилась на него всем телом так, что он рухнул лицом в пол коридора. Навалилась, пригвоздила к месту, принялась водить мордой по доскам. Невероятная тяжесть свалилась на него. Жир, свисающий с пуза и сисек, накрыл его, дышать он не мог, воспользоваться руками и ногами — тоже.
— Поздно, Стивен! Мама выиграла у тебя, сука ты ебаная!
Зверюга лежала на нем и орала ему в затылок. Длинной грубой веревкой она затянула петлю у него на шее.
— Ты что, решил, я тебе позволю так со мной сделать, недоумок? Что я буду жрать говно, пока не сдохну? Безмозглый козел. Кишка тонка сделать все как следует, я права? Ладно, мама тебе говорила, что она все еще может тебя отлупить, и сейчас узнаешь как.
От нее невыносимо воняло — говном, затхлым потом и гниющей кровью из пизды. Стивен, дергался, вертелся, стараясь оторваться от пола, но движения тонули в ее жире, и вырваться он не мог. Она каменной глыбой лежала на нем, медленно затягивая веревку и обоссываясь от радости на его бедра.
Он ощутил, как горло перетягивается, в голове давило сильнее, отчего глаза выпучились. Зверюга сопела рядом с ним, он слышал, как она бормочет над веревкой. Там, в коридоре, Пес волочился к нему, неуклюже передвигая то одну переднюю лапу, то другую, так быстро, как мог, задыхаясь, с искаженной от волнения мордой впился глазами в Стивена, умоляя его не умирать.
— Видал, Стивен? Видал, насколько мама до сих пор сильнее тебя? Говно — это слишком медленно, чучело. Мог бы допереть. Нельзя делать гадости обходным путем, с мамой, по крайней мере.
Она сильнее дернула за веревку. Лицо Стивена потемнело, выше веревки вены набухли закупоренной кровью. Перед глазами почти поплыло, но он смог заметить, что Пес уже близко.
Да, Пес уже почти приполз. Он собирался спасти своего хозяина, олицетворявшего для него всю любовь, что есть на свете, даже если придется умереть. Даже если от пробежки по коридору разорвется его маленькое сердце и кровь хлынет сквозь острые белые зубы, собачью гордость.
А Зверюга этого не знала. Она так сильно прижалась к Стивену головой, что не видела, как Пес приближается.
Стивен почувствовал, что растекается по полу, холодеет, медленно и с трудом двигается. Легкие не могли наполниться воздухом.
Зверюга смеялась.
Пес в дымке, но рядом. Стивен различил белые усики на морде, волоски потемнее на спине и пенистые слюни на губах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16