Сразу же после войны бывшие соратники Шульце-Бойзена и Харнака, выпущенные к этому времени из тюрем и вернувшиеся с каторги, объеденились и потребовали компенсации за допущенную по отношению к ним несправедливость. Среди них были Грета Кукхофф, функционер коммунистической партии и вдова казненного доктора Адама Кукхоффа, драматург Гюнтер Визенборн и доктор Адольф Гримме, последний социал-демократический министр культуры Пруссии.
Их главной жертвой стал (говоря словами Гримме) "один из самых ужасных преступников, сделавший из правосудия тех лет кровавую пародию".
Это был доктор Манфред Редер - бывший военный прокурор Люфтваффе и обвинитель на суде над "Красной капеллой". Вся троица была решительно настроена сурово наказать своего старого врага, и (по словам Греты Кукхофф) "не успокоиться, пока позорные пятна, оставленные типами вроде Редера, не исчезнут с лица Германии".
15 сентября 1945 года Гримме представил Британской военной администрации в Ганновере дело на военного прокурора. Вскоре после этого фрау Кукхофф и два её соратника обратились в Международный военный трибунал с требованием, чтобы Редер ответил за преступления против человечества.
В своем представлении Военному трибуналу Грета Кукхофф писала:
"Я убеждена, что для суда над военным прокурором Редером необходимо скрупулезное расследование. Его безжалостная и предвзятая позиция во время процесса над Шульце-Бойзеном/Харнаком вылилась в уничтожение самой последовательной и решительной группы Сопротивления, которая здраво и реалистично рассматривала возможность свержения нацистского режима изнутри и пришла к выводу, что единственно возможная перспектива успеха состоит в сотрудничестве с демократическими и социалистическими нациями."
Все три истца указали, что Редер принуждал к даче свидетельских показаний, грубо обращался с свидетелями и родственниками обвиняемых, оказывал давление на суд и использовал свое близкое знакомство с Гитлером, чтобы добиться смертных приговоров. Фрау Кукхофф призывала через Ассоциацию жертв нацистского режима, а также газеты в Берлине и Советской зоне оккупации всех, у кого есть какие-либо претензии к "этому зверю", дать свидетельские показания.
Американские обвинители в Нюрнберге расследовали это дело, но не нашли достаточных оснований для привлечения Редера к суду. Однако трое противников военного прокурора оказались упорными людьми. Когда в 1947 году американцы его выпустили, фрау Кукхофф потребовала, чтобы берлинский прокурор отдал приказ о новом аресте. В конце концов дело было принято судопроизводством Западной Германии и закончило свой путь на столе прокурора Люнебурга, поскольку к тому времени Редер проживал в доме жены в Нееце неподалеку оттуда.
Стоило только прокурору приступить к расследованию, как он обнаружил, что самой главной помехой для него оказалась сама Грета Кукхофф. Возможно, что советская разведка уже успела намекнуть ей, что у них нет ни малейшего желания устраивать на Западе суд над "Красной капеллой". Может быть, и она сама чувствовала возможность дискредитации на суде своей собственной версии о принадлежности "Красной капеллы" к движению политического сопротивления. В любом случае теперь фрау Кукхофф неожиданно потребовала передачи Редера странам Восточного блока.
Подобный план как нельзя лучше соответствовал устремлениям русских. В январе 1948 года берлинский прокурор сообщил одному из своих американских коллег, доктору Роберту Кемпнеру, что по его сведениям "русские требуют устроить над обвиняемым публичный процесс". Однако американские власти отказались выдать Редера Москве.
Тогда у фрау Кукхофф возникла другая идея. 7 июня 1948 года генеральный секретарь Ассоциации жерты нацистского режима сообщил Хорсту Хайлманну, отцу казненного сподвижника Шульце-Бойзена, что "товарищ Кукхофф считает абсолютно необходимым ходатайствовать о передаче Редера польскому суду, и предпринимает нужные шаги в этом направлении". Все это основывалось на смутных слухах о том, что в конце сентября 1939 года, будучи председателем военного суда в Бромберге (Быдгощ), Редер выносил полякам смертные приговоры. Теперь Грета Кукхофф просила польское правительство потребовать выдачи Редера. Хайлманн не видел перспективы успеха её усилий, поскольку у "Редера очень хорошие отношения с американскими оккупационными властями".
Впоследствии даже сама "товарищ Кукхофф" осталась в неведении, почему варшавские товарищи не приняли её предложение. Но прокурор Люнебурга причину знал и сообщил ей об этом. "Бромбергского судилища" никогда не существовало. Там действительно расстреляли несколько польских заложников, но Редер официально в этом участия не принимал.
Грета Кукхофф настаивала, что прежние официальные должностные лица писали ей о зверствах Редера в Бромберге. Однако она отказалась предъявить прокурору их письма. К тому времени в Восточном Берлине она успела стать руководящим работником Министерства иностранных дел, а затем председателем "Нотенбанк" в Германской Демократической Республике. Она отказалась предоставить свои утверждения в письменном виде и порвала все связи с западногерманской юстицией. Суд над Редером в Западной Германии, как она писала 12 декабря 1949 года, оказался бы "абсолютно бесцельным", поскольку "условия в Западной Германии таковы, что справедливого решения ожидать невозможно".
Ее соратники Гримме и Вайзенборн также потеряли интерес к делу, которым раньше столь усердно занимались. Гримме тем временем (летом 1949 года) стал генеральным директором Северо-Западного германского радио и после своих настойчивых заявлений в прокуратуру стал опасаться, что их с Визенборном имена могу "запятнать грязью" и в результате их позиция "станет черезвычайно уязвимой".
Вайзенборн также тревожился, что после суда "всех членов "Красной капеллы" заклеймят как предателей". По его мнению, он нашел выход из затруднительного положения. Вайзенборн поинтересовался, можно ли "аннулировать это дело, если кто-либо предложит свидетелям уклониться от явки в судебные ораны". Прокурор вынес предупреждение по поводу грубой манипуляции свидетельскими показателями и встал на сторону Редера; в 1951 году расследование дела было приостановлено.
С того времени бывшие руководители "Красной капеллы" скрылись за завесой молчания. Фрау Кукхофф в большинстве случаев отказывалась отвечать на запросы с Запада и заявила, что только марксисты могут справедливо судить о деятельности группы Шульце-Бойзена/Харнака. Гюнтер Вайзенборн нашел оправдание в распространении легенд о "Красной капелле", как группе Сопротивления, чьей единственной целью являлись политические реформы.
Дошло до того, что Адольф Гримме, мало осведомленный о разведывательной деятельности своих друзей, стал утверджать, что "фактически никакой "Красной капеллы" не существовало. Сама идея этой организации была изобретена нацистскими пропагандистами в качестве термина, именовавшего целый ряд в разной степени взамосвязанных случаев противостояния режиму."
Стоило только этим людям под давлением обстоятельств замолчать, как стала требовать слова противная сторона - считавшие себя непогрешимыми антикоммунисты типа Редера и бывшие сотррудники абвера, пытавшиеся заново переписать. Многие из них награждали описываемых ими лиц псевдонимами. К сожалению, в эту игру оказались втянуты историки и пресса. "Дер Миттаг", например, опубликовала фотографию главного радиста "Красной капеллы" в Западной Европе, которого назвали "Вильгельмом Шварцем". Читатели не знали, что "Шварц" был псевдонимом, изобретенным Пипе. Однако на фотографии был действительно изображен реальный радист, раведчик-коммунист Йохан Вензел. Мифический "Шварц" сразу же появился во многих книгах; даже бывший сотрудник абвера Пауль Леверкуен принял его за реально существовавшую фигуру.
Еще одним в ряду этих вымышленных персонажей стал генерал-полковник Федор Кузнецов*, которого представили в качестве главного шефа разведки Красной Армии. С тех пор его загадочная фигура постоянно появлялась в различной литературе и сообщениях прессы. Многие авторы поверили в существование этого супер-разведчика, даже не удосужившись проверить по советским источникам, служил ли в советской разведке генерал-полковник с такой фамилией. В его существование верил эксперт по разведслужбам Даллин, равно как и хроникер "Красной капеллы" Вильгельм Риттер фон Шрамм. Еще в июне 1968 года слушателям германского радио сообщали, какую страшную угрозу для солдат Восточного фронта представлял генерал-полковник Кузнецов.
(* Из биографии Кузнецова видно, что он никогда не служил в советской разведке. Он родился в 1904 году, в 1921 году добровольцем вступил в Красную Армию, в 1930 году поступил в Военно-политическую академию имени Ленина, а перед Второй мировой войной служил в политических органах Красной Армии (информация получена в Институте изучения СССР в июле 1968 года Прим. авт.)
Не слишком словоохотливые сотрудники бывшего абвера и гестапо вынудили историков изобретать все новые и новые псевдонимы. Книга Даллина стала первым серьезным трудом о "Красной капеллы", но даже она пестрит выдуманными фамилиями, такими как Калтхоф, Хофман и Вебер. Француз Перро также был вынужден перечислять придуманные имена людей, которым назначались столь же фальсифицированные роли.
В результате такой неразберихи в истории Федеральной Республики до сих пор неизвестно, что в действительности представляла из себя эта организация. Историк Ганс Ротфельз так и не смог определить, насколько тесно "Красная капелла" была связана с Советским Союзом, а десятью годами позже историк Гельмут Хайбер писал "о невозможности окончательно установить степень причастности РСХА к созданию легенды о "Красной капелле". От простых людей трудно ждать знания того, что осталось неизвестным историкам. Так что "Красная капелла" осталась загадкой.
Такая неопределенность представляется вдвойне огорчительной, поскольку позволяет демагогам левого и правого толка искажать историю в своих собственных интересах. "Красная капелла" - не просто обычное дело о шпионаже; для немцев оно порождает множество эмоций, вызванных невозможностью заглянуть в свое прошлое.
"Измена" - в смысле предательства собственной страны - слово в нашем обиходе взрывоопасное, и многим немцам оно просто надоело, поскольку неразрывно связано с вопросом об их отношении к режиму, известному как Третий рейх. Даже терминология истории "Красной капеллы" говорит о попытке немцев навести глянец на свое нацистское прошлое и заставляют нас гадать, научились ли они делать скидку на патриотическую и идеологическую фразеологию, которая скорее затушевывает, чем высвечивает эту главу германской истории.
Миновало уже больше четверти века с момента ликвидации этой шпионской организации, но правдивая история "Красной капеллы" продолжает оставаться неотъемлимой чертой германского политического самоочищения. Теперь эту историю можно рассказать без фальшивых имен и самооправданий её участников. Все это стало возможным благодаря появлению прежде неизвестных документов, необходимых интервью с представителями обеих сторон, тщательного исследования всех опубликованных как на Востоке, так и на Западе источников.
Так что теперь я могу написать подлинную историю крупнейшей разведывательной организации, которая вылилась в рассказ о шпионах, предателях и идеалистах, преследуемых и преследователях, захватывающую, как любой сюжет о шпионаже. Более того, она представляет собой урок истории, показывающий, как низко могут пасть люди, когда их государство не признает принципов законности и человечности.
Такая история особенно необходима из-за существования в Германии двух группировок, препятствующих осознанию немцами целей и значения "Красной капеллы".
Правые экстремисты представляют этот случай своим собственным делом, поскольку рассматривают его сквозь призму "измены", которой они хотели бы заклеймить любую группировку, представлявшую внутреннюю оппозицию гитлеровскому режиму. Их левые оппоненты, в свою очередь, недвусмысленно представляют "Красную капеллу" под маской демократического движения сопротивления. Делается это для оправдания идеологии, чей антифашистский экстерьер не может скрыть того факта, что её официальная политика носит в себе черты уродливого сходства с идеями национал-социализма.
Обе стороны прекрасно понимают друг друга. Одна форма экстремизма порождает другую, как нередко случается, когда идеологизированные писаки слишком вольно обращаются с историей.
Многие (даже слишком многие) немцы находят аргументы правых убедительными, поскольку не могут примириться с фактом, что группа Шульце-Бойзена/Харнака слишком отличается от стандартного изображения советских шпионов. Руководство берлинской разведывательной сети считало себя оппозицией, борющейся с Третьим рейхом; они хотели заменить диктатуру нацизма своей концепцией социалистической республики, неразрывно связанной с Советским Союзом.
Такая невероятная смесь Сопротивления, шпионажа, измены в смысле разрушительной деятельности против собственного правительства и измены в смысле предательства своей страны, демократических устремлений и коммунистических идей не могла не навлечь на себя гнев ура-патриотов. Неистовый антикоммунизм служит им оправданием неспособности оценить свои собственные потери за период гитлеровского правления. Теперь они стали активными поборниками холодной войны и потому осуждают уцелевших участников "Красной капеллы" как разновидность идеологических преступников.
В первые послевоенные годы правые экстремисты объединились для преследования "предателей" из "Красной капеллы", как будто Третий рейх с его системой угнетения, преследования евреев и склонностью к военным авантюрам был нормальным государством с естественным требованием лояльности своих граждан. Тень собственной вины и преувеличенные представления об эффективности разведки дали толчок кошмарным обвинениям: советские шпионы в Берлине обрекли на смерть тысячи германских солдат, стали причиной поражения Германии на Востоке и сдали рейх большевикам.
"Предательство Германии" было самым мягким обвинением, которые мог выдвинуть в их адрес бывший унтерштурмфюрер СС Эрих Кернмайер, он же Эрих Керн. "Дойче Националь-Цайтунг" всегда была готова разразиться бранью в адрес оппонентов Гитлера, считая что "на совести предателей типа Шульце-Бойзена, Харнака и им подобных сотни тысяч, а возможно даже миллионы германских солдат". Газета "Рейхцайтунг" провозглашала: "Все высшее германское командование было напичкано агентами Сталина; никто не может выиграть войну, если враг заседает в его собственных штаб-квартирах".
Карл Бальцер, по мнению которого "было предано практически все, что можно предать", саркастически заявил:
- Нетрудно вести военные действия, когда заранее известен не только каждый шаг противника, но, в большинстве случаев, и боеспособность его войск, и используемая им техника.
В этой кампании приняли участие даже более объективные авторы, вроде бывшего нацистского дипломата Пауля Шмидта - он же Пауль Карелл. В своей книге о военных действиях на Восточном фронте "Опаленная земля" он утверждал, что предательство "Красной капеллы" внесло заметный вклад в победу Красной армии в битве на Курской дуге в 1943 году. "Хаусфройнд фюр Штадт унд Ланд" полагала, что "германский план вторжения на Восток" стал достоянием противника и "предательство оказало решающее влияние на Сталинградскую битву и сражение на Кавказе".
Хулители "Красной капеллы" среди журналистов стали верить в собственные вымыслы. Это очень хорошо видно на примере травли Адольфа Гримме. Будучи убежденным социалистом, он иногда принимал участие в дискуссиях группы Харнака - и только, но даже его самозванные прокуроры обвинили в смерти германских солдат. Имперский военный трибунал снял с него все подозрения в шпионаже и приговорил только к трем годам каторжных работ "за сокрытие вражеских намерений". Сам же он заявлял, что "даже нацисты признавали отсутствие шпионажа в пользу коммунистической России". Но ничего не помогло, старые обвинения повторялись вновь и вновь. Даже в 1952 году, выступая от лица СРП*, Келлер все ещё утверждал, что "он выдал Москве бравых германских солдат".
(*Социалистише Рейхспартай - запрещенная в пятидесятые годы правоэкстремистская партия Прим. авт.)
Тактика явного замалчивания, принятая на вооружение уцелевшими членами "Красной капеллы", оказалась на руку правым экстремистам, раздувавшим кампании травли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Их главной жертвой стал (говоря словами Гримме) "один из самых ужасных преступников, сделавший из правосудия тех лет кровавую пародию".
Это был доктор Манфред Редер - бывший военный прокурор Люфтваффе и обвинитель на суде над "Красной капеллой". Вся троица была решительно настроена сурово наказать своего старого врага, и (по словам Греты Кукхофф) "не успокоиться, пока позорные пятна, оставленные типами вроде Редера, не исчезнут с лица Германии".
15 сентября 1945 года Гримме представил Британской военной администрации в Ганновере дело на военного прокурора. Вскоре после этого фрау Кукхофф и два её соратника обратились в Международный военный трибунал с требованием, чтобы Редер ответил за преступления против человечества.
В своем представлении Военному трибуналу Грета Кукхофф писала:
"Я убеждена, что для суда над военным прокурором Редером необходимо скрупулезное расследование. Его безжалостная и предвзятая позиция во время процесса над Шульце-Бойзеном/Харнаком вылилась в уничтожение самой последовательной и решительной группы Сопротивления, которая здраво и реалистично рассматривала возможность свержения нацистского режима изнутри и пришла к выводу, что единственно возможная перспектива успеха состоит в сотрудничестве с демократическими и социалистическими нациями."
Все три истца указали, что Редер принуждал к даче свидетельских показаний, грубо обращался с свидетелями и родственниками обвиняемых, оказывал давление на суд и использовал свое близкое знакомство с Гитлером, чтобы добиться смертных приговоров. Фрау Кукхофф призывала через Ассоциацию жертв нацистского режима, а также газеты в Берлине и Советской зоне оккупации всех, у кого есть какие-либо претензии к "этому зверю", дать свидетельские показания.
Американские обвинители в Нюрнберге расследовали это дело, но не нашли достаточных оснований для привлечения Редера к суду. Однако трое противников военного прокурора оказались упорными людьми. Когда в 1947 году американцы его выпустили, фрау Кукхофф потребовала, чтобы берлинский прокурор отдал приказ о новом аресте. В конце концов дело было принято судопроизводством Западной Германии и закончило свой путь на столе прокурора Люнебурга, поскольку к тому времени Редер проживал в доме жены в Нееце неподалеку оттуда.
Стоило только прокурору приступить к расследованию, как он обнаружил, что самой главной помехой для него оказалась сама Грета Кукхофф. Возможно, что советская разведка уже успела намекнуть ей, что у них нет ни малейшего желания устраивать на Западе суд над "Красной капеллой". Может быть, и она сама чувствовала возможность дискредитации на суде своей собственной версии о принадлежности "Красной капеллы" к движению политического сопротивления. В любом случае теперь фрау Кукхофф неожиданно потребовала передачи Редера странам Восточного блока.
Подобный план как нельзя лучше соответствовал устремлениям русских. В январе 1948 года берлинский прокурор сообщил одному из своих американских коллег, доктору Роберту Кемпнеру, что по его сведениям "русские требуют устроить над обвиняемым публичный процесс". Однако американские власти отказались выдать Редера Москве.
Тогда у фрау Кукхофф возникла другая идея. 7 июня 1948 года генеральный секретарь Ассоциации жерты нацистского режима сообщил Хорсту Хайлманну, отцу казненного сподвижника Шульце-Бойзена, что "товарищ Кукхофф считает абсолютно необходимым ходатайствовать о передаче Редера польскому суду, и предпринимает нужные шаги в этом направлении". Все это основывалось на смутных слухах о том, что в конце сентября 1939 года, будучи председателем военного суда в Бромберге (Быдгощ), Редер выносил полякам смертные приговоры. Теперь Грета Кукхофф просила польское правительство потребовать выдачи Редера. Хайлманн не видел перспективы успеха её усилий, поскольку у "Редера очень хорошие отношения с американскими оккупационными властями".
Впоследствии даже сама "товарищ Кукхофф" осталась в неведении, почему варшавские товарищи не приняли её предложение. Но прокурор Люнебурга причину знал и сообщил ей об этом. "Бромбергского судилища" никогда не существовало. Там действительно расстреляли несколько польских заложников, но Редер официально в этом участия не принимал.
Грета Кукхофф настаивала, что прежние официальные должностные лица писали ей о зверствах Редера в Бромберге. Однако она отказалась предъявить прокурору их письма. К тому времени в Восточном Берлине она успела стать руководящим работником Министерства иностранных дел, а затем председателем "Нотенбанк" в Германской Демократической Республике. Она отказалась предоставить свои утверждения в письменном виде и порвала все связи с западногерманской юстицией. Суд над Редером в Западной Германии, как она писала 12 декабря 1949 года, оказался бы "абсолютно бесцельным", поскольку "условия в Западной Германии таковы, что справедливого решения ожидать невозможно".
Ее соратники Гримме и Вайзенборн также потеряли интерес к делу, которым раньше столь усердно занимались. Гримме тем временем (летом 1949 года) стал генеральным директором Северо-Западного германского радио и после своих настойчивых заявлений в прокуратуру стал опасаться, что их с Визенборном имена могу "запятнать грязью" и в результате их позиция "станет черезвычайно уязвимой".
Вайзенборн также тревожился, что после суда "всех членов "Красной капеллы" заклеймят как предателей". По его мнению, он нашел выход из затруднительного положения. Вайзенборн поинтересовался, можно ли "аннулировать это дело, если кто-либо предложит свидетелям уклониться от явки в судебные ораны". Прокурор вынес предупреждение по поводу грубой манипуляции свидетельскими показателями и встал на сторону Редера; в 1951 году расследование дела было приостановлено.
С того времени бывшие руководители "Красной капеллы" скрылись за завесой молчания. Фрау Кукхофф в большинстве случаев отказывалась отвечать на запросы с Запада и заявила, что только марксисты могут справедливо судить о деятельности группы Шульце-Бойзена/Харнака. Гюнтер Вайзенборн нашел оправдание в распространении легенд о "Красной капелле", как группе Сопротивления, чьей единственной целью являлись политические реформы.
Дошло до того, что Адольф Гримме, мало осведомленный о разведывательной деятельности своих друзей, стал утверджать, что "фактически никакой "Красной капеллы" не существовало. Сама идея этой организации была изобретена нацистскими пропагандистами в качестве термина, именовавшего целый ряд в разной степени взамосвязанных случаев противостояния режиму."
Стоило только этим людям под давлением обстоятельств замолчать, как стала требовать слова противная сторона - считавшие себя непогрешимыми антикоммунисты типа Редера и бывшие сотррудники абвера, пытавшиеся заново переписать. Многие из них награждали описываемых ими лиц псевдонимами. К сожалению, в эту игру оказались втянуты историки и пресса. "Дер Миттаг", например, опубликовала фотографию главного радиста "Красной капеллы" в Западной Европе, которого назвали "Вильгельмом Шварцем". Читатели не знали, что "Шварц" был псевдонимом, изобретенным Пипе. Однако на фотографии был действительно изображен реальный радист, раведчик-коммунист Йохан Вензел. Мифический "Шварц" сразу же появился во многих книгах; даже бывший сотрудник абвера Пауль Леверкуен принял его за реально существовавшую фигуру.
Еще одним в ряду этих вымышленных персонажей стал генерал-полковник Федор Кузнецов*, которого представили в качестве главного шефа разведки Красной Армии. С тех пор его загадочная фигура постоянно появлялась в различной литературе и сообщениях прессы. Многие авторы поверили в существование этого супер-разведчика, даже не удосужившись проверить по советским источникам, служил ли в советской разведке генерал-полковник с такой фамилией. В его существование верил эксперт по разведслужбам Даллин, равно как и хроникер "Красной капеллы" Вильгельм Риттер фон Шрамм. Еще в июне 1968 года слушателям германского радио сообщали, какую страшную угрозу для солдат Восточного фронта представлял генерал-полковник Кузнецов.
(* Из биографии Кузнецова видно, что он никогда не служил в советской разведке. Он родился в 1904 году, в 1921 году добровольцем вступил в Красную Армию, в 1930 году поступил в Военно-политическую академию имени Ленина, а перед Второй мировой войной служил в политических органах Красной Армии (информация получена в Институте изучения СССР в июле 1968 года Прим. авт.)
Не слишком словоохотливые сотрудники бывшего абвера и гестапо вынудили историков изобретать все новые и новые псевдонимы. Книга Даллина стала первым серьезным трудом о "Красной капеллы", но даже она пестрит выдуманными фамилиями, такими как Калтхоф, Хофман и Вебер. Француз Перро также был вынужден перечислять придуманные имена людей, которым назначались столь же фальсифицированные роли.
В результате такой неразберихи в истории Федеральной Республики до сих пор неизвестно, что в действительности представляла из себя эта организация. Историк Ганс Ротфельз так и не смог определить, насколько тесно "Красная капелла" была связана с Советским Союзом, а десятью годами позже историк Гельмут Хайбер писал "о невозможности окончательно установить степень причастности РСХА к созданию легенды о "Красной капелле". От простых людей трудно ждать знания того, что осталось неизвестным историкам. Так что "Красная капелла" осталась загадкой.
Такая неопределенность представляется вдвойне огорчительной, поскольку позволяет демагогам левого и правого толка искажать историю в своих собственных интересах. "Красная капелла" - не просто обычное дело о шпионаже; для немцев оно порождает множество эмоций, вызванных невозможностью заглянуть в свое прошлое.
"Измена" - в смысле предательства собственной страны - слово в нашем обиходе взрывоопасное, и многим немцам оно просто надоело, поскольку неразрывно связано с вопросом об их отношении к режиму, известному как Третий рейх. Даже терминология истории "Красной капеллы" говорит о попытке немцев навести глянец на свое нацистское прошлое и заставляют нас гадать, научились ли они делать скидку на патриотическую и идеологическую фразеологию, которая скорее затушевывает, чем высвечивает эту главу германской истории.
Миновало уже больше четверти века с момента ликвидации этой шпионской организации, но правдивая история "Красной капеллы" продолжает оставаться неотъемлимой чертой германского политического самоочищения. Теперь эту историю можно рассказать без фальшивых имен и самооправданий её участников. Все это стало возможным благодаря появлению прежде неизвестных документов, необходимых интервью с представителями обеих сторон, тщательного исследования всех опубликованных как на Востоке, так и на Западе источников.
Так что теперь я могу написать подлинную историю крупнейшей разведывательной организации, которая вылилась в рассказ о шпионах, предателях и идеалистах, преследуемых и преследователях, захватывающую, как любой сюжет о шпионаже. Более того, она представляет собой урок истории, показывающий, как низко могут пасть люди, когда их государство не признает принципов законности и человечности.
Такая история особенно необходима из-за существования в Германии двух группировок, препятствующих осознанию немцами целей и значения "Красной капеллы".
Правые экстремисты представляют этот случай своим собственным делом, поскольку рассматривают его сквозь призму "измены", которой они хотели бы заклеймить любую группировку, представлявшую внутреннюю оппозицию гитлеровскому режиму. Их левые оппоненты, в свою очередь, недвусмысленно представляют "Красную капеллу" под маской демократического движения сопротивления. Делается это для оправдания идеологии, чей антифашистский экстерьер не может скрыть того факта, что её официальная политика носит в себе черты уродливого сходства с идеями национал-социализма.
Обе стороны прекрасно понимают друг друга. Одна форма экстремизма порождает другую, как нередко случается, когда идеологизированные писаки слишком вольно обращаются с историей.
Многие (даже слишком многие) немцы находят аргументы правых убедительными, поскольку не могут примириться с фактом, что группа Шульце-Бойзена/Харнака слишком отличается от стандартного изображения советских шпионов. Руководство берлинской разведывательной сети считало себя оппозицией, борющейся с Третьим рейхом; они хотели заменить диктатуру нацизма своей концепцией социалистической республики, неразрывно связанной с Советским Союзом.
Такая невероятная смесь Сопротивления, шпионажа, измены в смысле разрушительной деятельности против собственного правительства и измены в смысле предательства своей страны, демократических устремлений и коммунистических идей не могла не навлечь на себя гнев ура-патриотов. Неистовый антикоммунизм служит им оправданием неспособности оценить свои собственные потери за период гитлеровского правления. Теперь они стали активными поборниками холодной войны и потому осуждают уцелевших участников "Красной капеллы" как разновидность идеологических преступников.
В первые послевоенные годы правые экстремисты объединились для преследования "предателей" из "Красной капеллы", как будто Третий рейх с его системой угнетения, преследования евреев и склонностью к военным авантюрам был нормальным государством с естественным требованием лояльности своих граждан. Тень собственной вины и преувеличенные представления об эффективности разведки дали толчок кошмарным обвинениям: советские шпионы в Берлине обрекли на смерть тысячи германских солдат, стали причиной поражения Германии на Востоке и сдали рейх большевикам.
"Предательство Германии" было самым мягким обвинением, которые мог выдвинуть в их адрес бывший унтерштурмфюрер СС Эрих Кернмайер, он же Эрих Керн. "Дойче Националь-Цайтунг" всегда была готова разразиться бранью в адрес оппонентов Гитлера, считая что "на совести предателей типа Шульце-Бойзена, Харнака и им подобных сотни тысяч, а возможно даже миллионы германских солдат". Газета "Рейхцайтунг" провозглашала: "Все высшее германское командование было напичкано агентами Сталина; никто не может выиграть войну, если враг заседает в его собственных штаб-квартирах".
Карл Бальцер, по мнению которого "было предано практически все, что можно предать", саркастически заявил:
- Нетрудно вести военные действия, когда заранее известен не только каждый шаг противника, но, в большинстве случаев, и боеспособность его войск, и используемая им техника.
В этой кампании приняли участие даже более объективные авторы, вроде бывшего нацистского дипломата Пауля Шмидта - он же Пауль Карелл. В своей книге о военных действиях на Восточном фронте "Опаленная земля" он утверждал, что предательство "Красной капеллы" внесло заметный вклад в победу Красной армии в битве на Курской дуге в 1943 году. "Хаусфройнд фюр Штадт унд Ланд" полагала, что "германский план вторжения на Восток" стал достоянием противника и "предательство оказало решающее влияние на Сталинградскую битву и сражение на Кавказе".
Хулители "Красной капеллы" среди журналистов стали верить в собственные вымыслы. Это очень хорошо видно на примере травли Адольфа Гримме. Будучи убежденным социалистом, он иногда принимал участие в дискуссиях группы Харнака - и только, но даже его самозванные прокуроры обвинили в смерти германских солдат. Имперский военный трибунал снял с него все подозрения в шпионаже и приговорил только к трем годам каторжных работ "за сокрытие вражеских намерений". Сам же он заявлял, что "даже нацисты признавали отсутствие шпионажа в пользу коммунистической России". Но ничего не помогло, старые обвинения повторялись вновь и вновь. Даже в 1952 году, выступая от лица СРП*, Келлер все ещё утверждал, что "он выдал Москве бравых германских солдат".
(*Социалистише Рейхспартай - запрещенная в пятидесятые годы правоэкстремистская партия Прим. авт.)
Тактика явного замалчивания, принятая на вооружение уцелевшими членами "Красной капеллы", оказалась на руку правым экстремистам, раздувавшим кампании травли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38