Спа (Бельгия) 1 декабря 1918 г. (ЦХИДК, ф. 198, оп. 17, д. 1122, л. 86. Типогр. экз. по-франц.).
Согласно его содержанию, капитулировавшая Германия якобы добровольно передавала Франции 93 т 542 кг «ленинского» золота ценой в 120 млн. зол. «царских» рублей, или 322 млн. золотых франков, которое в период с 5 по 11 декабря в одиннадцати четырехосных пульмановских вагонах под охраной французских войск через Саарбрюкен «будет перевезено в Париж и помещено в хранилище Французского банка, который и будет обеспечивать его сохранность». Более того, протокол обязывал побежденную Германию сдать Антанте и все другое золото — русское, румынское и т.д. «которое могло быть захвачено или передано Германии согласно Брест-Литовскому и Бухарестскому договорам, дополнительным протоколам или по каким-либо другим основаниям». Причем этой безоговорочной конфискации в пользу Франции подлежало не только государственное, но и частное золото не только подданных бывшей Российской империи и Румынского королевства, но даже граждан Антанты, если только это частное золото оказалось на территории Германии.
Словом, еще не установив размеры репараций с Германии (что случится полгода спустя на Версальской мирной конференции 1919 г.), французы авансом подчистую подметали золотые немецкие кладовые, спеша вывезти все драгметаллы как «военные трофеи».
Столь откровенный грабеж побежденной Германии (помните слова «тигра Франции» Жоржа Клемансо: за все заплатят боши!) вызвал резкое противодействие моралиста и доктринера Вудро Вильсона, президента США. И тот настоял, чтобы по крайней мере судьба «ленинского» золота была отражена в итоговом Версальском мирном договоре, где в ст. 259, ч. 7 четко зафиксировано: данное золото «конфисковано» на временной основе.
Попытки французских властей, пользуясь тем, что ст. 259 не указывает, в каком банке конкретно находится «ленинское» золото, скрыть факт хранения золота в «Банк де Франс» (а обнаруженный С.С. Поповой финансовый протокол от 1 декабря 1918 г. опубликован лишь 80 лет спустя, да и то только в России) тем не менее не удались. Французская и английская пресса еще в 20-х годах установила, что 9 апреля 1924 г. половина «ленинского» золота (47 т 265 кг) тайно была перевезена через Ла-Манш во все тот же «Банк оф Ингланд», где уже лежало с 1914-1917 гг. «царское казенное» золото.
Современные попытки французских властей убедить общественность, что золото это не «ленинское» (русское), а «кайзеровское» (немецкое), разбились об аргументацию парижской прессы со ссылкой на ту же ст. 259, но ч. 6: Версальский мир, как и постановление ВЦИК от 13 ноября 1918 г. аннулировал Брест-Литовский мир от 3 марта и дополнения к нему от 27 августа как обязательные для России и Германии международные соглашения. А если так, то Германия с 28 июня 1919 г. дня подписания в Версале Генерального мирного договора, завершавшего Первую мировую войну, обязана была вернуть в Советскую Россию два полученных ею в Берлине «трансферта». Почему не вернула — понятно. Золото-то лежало не в Берлине, а в Париже, «что ясно означает, — пишет французская журналистка Элен Атун, — что речь больше идет не о германском, а, безусловно, о русском золоте».
К перипетиям «ленинского», а также «царского золота» в связи с продолжающимися во Франции газетными публикациями — какую сумму по «русским займам» должна сегодня выплатить Россия — мы еще вернемся. Пока же обратим внимание читателя на странный феномен. Как и японская пресса о «золоте Колчака», так и французская с английской и немецкой как воды в рот набрали в почти 80-летней истории с «бумажным золотом». Куда же делись все эти «романовки» и «думки», в 1916-1922 гг. оказавшиеся в Западной Европе, Японии и США?
Ведь и в страшном сне немцам, французам и японцам не могло присниться такое действо в Советской России, когда 14 октября 1919 г. «вождь мирового пролетариата» подписывает постановление Комиссии «малого» Совнаркома по использованию денежных бумажных ресурсов страны. В комиссию входят все тот же Я.С. Ганецкий, по совместительству и. о. комиссара-управляющего Госбанком РСФСР, Н.К. Беляков, член коллегии Наркомпути, и И.С. Тер-Габриэлян, член коллегии Главнефти. Задача: «…в срочном порядке уничтожить все аннулированные Совнаркомом процентные бумаги прежних правительств».
И с ноября 1919 г. в Нижнем Новгороде запылали печи — жгли кредитные билеты, облигации займов, акции, купоны царского казначейства, «романовки» и «думки». «Мешками с этими бумагами, — меланхолично пишет Андрей Ефимкин со ссылкой на госархив Горьковской области, — всю зиму отапливались две городские бани и здание губфинотдела. Прилегающая к нему часть Большой Покровки покрылась черными хлопьями бумажного пепла. Так в трубу котельной вылетел внутренний (только ли? — Авт.) долг царского и Временного правительств».
Чтобы мешками с «бумажным золотом» пять месяцев топить две городские бани и здание губфинотдела, надо было здорово потрудиться! В один банковский мешок вмещалось 2 млн. ценных бумаг. Судя по всему, сожгли раз в 100 больше, чем отправили кайзеру в сентябре 1918 г. А могли бы и выбросить через Финляндию и Прибалтику на европейские биржи ценных бумаг, ведь царские «романовки» и «думки» были тогда еще в большой цене.
Не додумались, носились тогда с коммунистическим проектом декрета Михаила Ларина (Лурье), отца будущей жены Николая Бухарина Анны, об отмене денег в Советской России вообще. Ведь 19-й — самый «коммунистический» год эпохи «военного коммунизма»: декретировались запрет торговли, введение коммун, «социализация земли», 8-часовой день для работников сельского хозяйства, запрет держать на подворье домашних животных (даже кошек и собак) и т.п.
Тон задавал сам вождь: «Когда мы победим в мировом масштабе, мы, думается мне, сделаем из золота общественные отхожие места на улицах нескольких самых больших городов мира». Ему вторили теоретики рангом пониже. Председатель Коминтерна Г.Е. Зиновьев патетически восклицал в 1920 г.: «Мы идем навстречу тому, чтобы уничтожить всякие деньги».
Нет! На такое ни немцы, ни французы, ни японцы пойти не могли. Так куда же делись два «ленинских» и один «колчаковский» эшелоны с ценными бумагами общей стоимостью в 303 млн. 635 тыс. зол. руб.?
2. ПРИБАЛТИЙСКОЕ «ОКНО» БОЛЬШЕВИКОВ
История с утечкой золотого запаса России на Запад будет неполной, если не установить, сколько золота в 1918-1920 гг. из Советской России ушло через прибалтийское «окно».
Это тем более интересно, что проблема «долгов» России независимым Балтийским республикам в 1991-1992 гг. и позднее родилась как бы заново, причем в наше время — в экстремальном националистическом варианте — как требование компенсации за «оккупацию» Эстляндии, Курляндии и Лифляндии чуть ли не со времен Петра I.
История отношений Советской России с лимитрофами, к которым в межвоенный период в НКИД СССР относили Финляндию, Эстонию, Латвию, Литву и Польшу (все — «осколки» бывшей Российской империи) и долго, целых 20 лет, третировали как страны «ближнего» зарубежья (вот откуда пришло сегодня знаменитое козыревское деление на «ближнее» и «дальнее» зарубежье!), все еще объективно так и не написана. Между тем в самые тяжелые для большевиков годы военной, финансовой и экономической блокады, иностранной интервенции и Гражданской войны Финляндия и Прибалтика (особенно Эстония и ее порт Ревель/Таллин) сыграли исключительную роль «отдушины», через которую Москва могла покупать на Западе товары — от продовольствия до оружия, а с марта 1919 г. еще и помогать валютой братским секциям Коминтерна.
Сразу после подписания Брест-Литовского мира 3 марта 1918 г. в балтийских столицах Ревеле, Риге и Вильно (Вильнюсе), все еще оккупированных германскими войсками, объявляются большевистские торговые эмиссары: наркомфин, затем полпред в Эстонии И.Э. Гуковский, наркомвнешторг Л.Б. Красин, все те же неутомимые Ганецкий с Козловским. И не с пустыми руками — сумками везут золото и бриллианты и пока ищут (и находят) контрабандные пути проникновения на Запад, прежде всего в Швецию. Помогают старые довоенные и военные связи в Дании, Норвегии, Германии, Польше.
В качестве политического прикрытия используются большевистские декреты об отказе от «проклятого прошлого»: от 29 ноября 1917 г. о возврате художественно-исторических реликвий украинскому народу, от 25 января 1918 г. — польскому и т.д. На практике речь шла о возврате эвакуированных в связи с угрозой германского вторжения в 1914-1916 гг. из «русской» Польши, Белоруссии, Литвы, Латвии в глубь России (преимущественно, как и золото, в Поволжье) художественных ценностей. Например, пяти тысяч колоколов, снятых с польских костелов и отправленных в Саратов, или «драгметаллов» (скажем, 500 ящиков из частных банков Риги, привезенных в Нижний Новгород).
«Золотой поток» от большевиков особенно возрос с января 1920 г. когда Верховный совет Антанты, опираясь на Версальский мирный договор, официально отменил финансово-экономическую блокаду Советской России. И вскоре, 16 и 20 марта 1920 г. большевистский Совнарком принимает постановление — максимально использовать балтийское «окно» для импорта промышленных изделий (знаменитая сделка со Швецией 15 мая 1920 г. о ввозе одной тысячи паровозов и запчастей к ним, на что из «нижегородского кармана» было выделено 300 млн. «золотом в виде слитков и золотой монеты») и продовольствия, главным образом через Ревельский морской порт.
И «желтый дьявол» снова потек на Запад. Только в марте-апреле 1920 г. из Нижнего Новгорода в Ревель и в Вильно было отправлено восемь «золотых посылок» из 2200 ящиков с золотой монетой и 665 слитками чистого золота.
При этом большевики даже не стали предлагать шведам часть тех знаменитых паровозов оплатить из золота на сумму в 4 млн. 850 зол. руб. (или 2,5 млн. долл. США, или 13 млн. зол. франц. фр.), что в день штурма большевиками Зимнего дворца прибыло в Стокгольм из Петрограда на основе секретной (Швеция считалась нейтральной в Первой мировой войне) конвенции Временного правительства о поставках оружия (снарядов, патронов, броневиков и т.д.), но так никогда больше и не вернулось в Россию и по сию пору лежит в подвалах шведского Риксбанка.
Безусловно, в 1920 г. балтийское «окно» стало главным для ввоза в Советскую Россию продовольственных и промышленных товаров. К концу того года через эстонскую, литовскую и финскую границы удалось провезти товаров на 105 млн. зол. руб.
«Окно» обходилось большевикам дорого: во всех дипломатических договорах с лимитрофами о «замирении» (Эстонией, Литвой, Латвией, Финляндией и Польшей Мирные договоры 1920 г. с Эстонией (2 февраля), Литвой (12 июля), Латвией (11 августа), Финляндией (14 октября) и Польшей 1921 г. (18 марта). Подробнее см.: Сироткин В.Г. Рижский мир // Международная жизнь. — 1988. — № 8) в 1920-1921 гг. фигурировали обязательства РСФСР поделиться частью золотого запаса бывшей Российской империи. В итоге из «нижегородского кармана» уплыло в Ревель 15 млн. зол. руб. в Вильнюс — 3 млн. в Варшаву — целых 30 млн. (правда, половину внесла Украина); всего же лимитрофам большевикам пришлось уплатить 48 млн. золотом.
И тем не менее остатки золотого запаса (включая и возвращенное в Казань «золото Колчака») гнали и гнали эшелонами в Ревель и Вильно, только из одного «нижегородского кармана», и только в 1920 г. его «добыли» 148 т, а всего — на 274 млн. зол. руб.
В Нижний едут и едут комиссия за комиссией, и комиссары вскрывают подряд все «места» (ящики, сумки, баулы, коробки и т.п.) «на предмет извлечения из них золота в монете, слитках и изделиях» (из инструкции «поисковикам» Наркомфина и Гохрана РСФСР, январь 1921 г.). Похоже, к началу 1921 г. «нижегородский Клондайк» оскудел.
10 февраля 1921 г. из Нижнего в Москву отправляется очередной «золотой эшелон». Но везут уже не чистое золото в слитках или «рыжиках», а семь мешков с Георгиевскими крестами (золотыми, бронзовыми и солдатскими медными), шкатулку с конфискованными у некоей мадам М. Бубновой фамильными драгоценностями, 192 ящика залоговых ценностей петроградского ломбарда. Не брезгуют и иностранной золотой и серебряной разменной монетой (200 ящиков персидских кранов).
4 июля 1921 г. забирают серебро (153 ящика) и более 1000 пудов чистой электролитической меди (уже тогда Эстония нуждалась в этом цветном металле). 5 марта 1922 г. грузят в вагоны остатки серебра (375 ящиков 10— и 20-копеечных серебряных монет) и еще 363 ящика разной «мелочовки»: столовое серебро на 200 кувертов с бывшей царской яхты на Волге, золотой кубок с крейсера «Рюрик», чарки и подносы из серебра, конфискованные в «домике Петра» в Петергофе, и т.п. 8 июля и 9 августа 1922 г. «нижегородский карман» очищают окончательно — вывозят ордена, медали, церковную утварь, не щадят и нижегородский художественный музей.
И тем не менее 17 сентября В.И. Ленин пишет записку замнаркому финансов М.К. Владимирову историю ВКП(б) Мирон Владимиров («товарищ Лёва») вошел как первый большевик, прах которого в 1925 г. был захоронен в Кремлевской стене. Вторым стал Л.Б. Красин (1926 г.) (Аргументы и факты. — 1997. — № 3): «Будьте любезны сообщить: 1) сколько у нас осталось золота?. 2) сколько других ценностей?.» Ничего не осталось, дорогой Владимир Ильич, по крайней мере в Нижнем Новгороде — 9 августа 1922 г. вывезли последние ценности.
Почистили и все остальные «золотые кладовые» — в Казани и в Перми. И это несмотря на то, что в этих трех «кладовых» на май 1920 г. находилось помимо отбитых в Иркутске остатков «клада Колчака» еще 2 т 739 кг золота (успели вывезти из Омска до мятежа белочехов), на 408 млн. «рыжиков», припрятанных рабочими Нижнеудинска, и 32 т 800 кг золота в Иркутске, которое пришло ранее с сибирских приисков и не было обнаружено ни чехами, ни союзниками, ни Политцентром.
Куда же все это несметное богатство ушло? За границу через Ревель, главным образом в Швецию и Англию (с ней 16 марта 1921 г. заключили торговое соглашение, предусматривавшее свободную продажу русского золота на британской бирже «драгметаллов»). До этого соглашения большевики продавали золото в Лондоне по цене на 15-20% ниже мировой (кстати, аналогичным образом поступали в 1919 г. представители Колчака во Владивостоке), а после заключения англо-советского торгового договора 16 марта — лишь на 6%.
По подсчетам В. Новицкого, только через эстонскую границу большевики вывезли золота на продажу на гигантскую сумму в 451 млн. зол. руб. (1 млрд. 202 млн. 660 тыс. зол. фр.), да через другие границы (в Иран и Турцию) еще на 74 млн. (192 млн. зол. фр.).
По мнению этого информированного царского финансиста, к концу 1921 г. большевики уже утратили 2/3 имевшегося у них золотого запаса при резком снижении добычи золота (в 1921 г. было добыто всего 2,5 т) и к моменту введения нэпа остались с пустой казной.
Иными словами, большевики, еще не победив в мировом масштабе, уже «озолотили» кладовые банков нескольких самых больших городов мира — Лондона, Стокгольма, Нью-Йорка, Парижа. И в этом деле насыщения послевоенного рынка золотом на Западе им активно помогли их непримиримые политические противники — белые монархисты и розовые учредиловцы.
3. «ЗОЛОТО КОМИНТЕРНА»
Среди этих 451 млн. зол. руб. вывезенных в виде золота, бриллиантов, церковной утвари и т.д. через прибалтийское «окно» в 1919-1922 гг. существенную часть составляло «золото Коминтерна».
В период суда над КПСС в Москве появилась целая серия разоблачительных публикаций о «золоте Коминтерна» как составной части «золота партии». Такого рода публикации могут стать сенсацией лишь для тех, кто начисто забыл подлинную историю создания СССР. И поэтому необходимо хотя бы вкратце осветить «коминтерновскую концепцию» строительства СССР и его внешней политики в 1919-1929 гг. в реализации которой огромную роль играло «золото Коминтерна».
* * *
В первой Конституции СССР 1924 г. провозглашалось, что «Отечество мирового пролетариата» — это лишь первый шаг по созданию Пролетарских Соединенных Штатов Мира, ибо образование СССР «послужит верным оплотом против мирового капитализма и новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику» (из преамбулы-декларации к Конституции 1924 г.). Ни в одном календаре с 1918 по 1936 г. (год принятия «сталинской конституции») не было даже праздника Великой Октябрьской социалистической революции, вместо нее значилось: «7-8 ноября — дни начала Всемирной пролетарской революции».
Кажущийся сегодня абстрактным спор большевиков между собой в 20-х годах о возможности «победы социализма в одной отдельно взятой стране» (в котором победили Сталин и его партийная «пехота») на деле означал гигантскую коллизию доктрины и реальной жизни.
Ленин в 1917-1920 гг. много раз говорил, что октябрьский переворот — это не национальная революция, а начало процесса мировой пролетарской революции. Выступая на I Учредительном конгрессе Коминтерна в марте 1919 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Согласно его содержанию, капитулировавшая Германия якобы добровольно передавала Франции 93 т 542 кг «ленинского» золота ценой в 120 млн. зол. «царских» рублей, или 322 млн. золотых франков, которое в период с 5 по 11 декабря в одиннадцати четырехосных пульмановских вагонах под охраной французских войск через Саарбрюкен «будет перевезено в Париж и помещено в хранилище Французского банка, который и будет обеспечивать его сохранность». Более того, протокол обязывал побежденную Германию сдать Антанте и все другое золото — русское, румынское и т.д. «которое могло быть захвачено или передано Германии согласно Брест-Литовскому и Бухарестскому договорам, дополнительным протоколам или по каким-либо другим основаниям». Причем этой безоговорочной конфискации в пользу Франции подлежало не только государственное, но и частное золото не только подданных бывшей Российской империи и Румынского королевства, но даже граждан Антанты, если только это частное золото оказалось на территории Германии.
Словом, еще не установив размеры репараций с Германии (что случится полгода спустя на Версальской мирной конференции 1919 г.), французы авансом подчистую подметали золотые немецкие кладовые, спеша вывезти все драгметаллы как «военные трофеи».
Столь откровенный грабеж побежденной Германии (помните слова «тигра Франции» Жоржа Клемансо: за все заплатят боши!) вызвал резкое противодействие моралиста и доктринера Вудро Вильсона, президента США. И тот настоял, чтобы по крайней мере судьба «ленинского» золота была отражена в итоговом Версальском мирном договоре, где в ст. 259, ч. 7 четко зафиксировано: данное золото «конфисковано» на временной основе.
Попытки французских властей, пользуясь тем, что ст. 259 не указывает, в каком банке конкретно находится «ленинское» золото, скрыть факт хранения золота в «Банк де Франс» (а обнаруженный С.С. Поповой финансовый протокол от 1 декабря 1918 г. опубликован лишь 80 лет спустя, да и то только в России) тем не менее не удались. Французская и английская пресса еще в 20-х годах установила, что 9 апреля 1924 г. половина «ленинского» золота (47 т 265 кг) тайно была перевезена через Ла-Манш во все тот же «Банк оф Ингланд», где уже лежало с 1914-1917 гг. «царское казенное» золото.
Современные попытки французских властей убедить общественность, что золото это не «ленинское» (русское), а «кайзеровское» (немецкое), разбились об аргументацию парижской прессы со ссылкой на ту же ст. 259, но ч. 6: Версальский мир, как и постановление ВЦИК от 13 ноября 1918 г. аннулировал Брест-Литовский мир от 3 марта и дополнения к нему от 27 августа как обязательные для России и Германии международные соглашения. А если так, то Германия с 28 июня 1919 г. дня подписания в Версале Генерального мирного договора, завершавшего Первую мировую войну, обязана была вернуть в Советскую Россию два полученных ею в Берлине «трансферта». Почему не вернула — понятно. Золото-то лежало не в Берлине, а в Париже, «что ясно означает, — пишет французская журналистка Элен Атун, — что речь больше идет не о германском, а, безусловно, о русском золоте».
К перипетиям «ленинского», а также «царского золота» в связи с продолжающимися во Франции газетными публикациями — какую сумму по «русским займам» должна сегодня выплатить Россия — мы еще вернемся. Пока же обратим внимание читателя на странный феномен. Как и японская пресса о «золоте Колчака», так и французская с английской и немецкой как воды в рот набрали в почти 80-летней истории с «бумажным золотом». Куда же делись все эти «романовки» и «думки», в 1916-1922 гг. оказавшиеся в Западной Европе, Японии и США?
Ведь и в страшном сне немцам, французам и японцам не могло присниться такое действо в Советской России, когда 14 октября 1919 г. «вождь мирового пролетариата» подписывает постановление Комиссии «малого» Совнаркома по использованию денежных бумажных ресурсов страны. В комиссию входят все тот же Я.С. Ганецкий, по совместительству и. о. комиссара-управляющего Госбанком РСФСР, Н.К. Беляков, член коллегии Наркомпути, и И.С. Тер-Габриэлян, член коллегии Главнефти. Задача: «…в срочном порядке уничтожить все аннулированные Совнаркомом процентные бумаги прежних правительств».
И с ноября 1919 г. в Нижнем Новгороде запылали печи — жгли кредитные билеты, облигации займов, акции, купоны царского казначейства, «романовки» и «думки». «Мешками с этими бумагами, — меланхолично пишет Андрей Ефимкин со ссылкой на госархив Горьковской области, — всю зиму отапливались две городские бани и здание губфинотдела. Прилегающая к нему часть Большой Покровки покрылась черными хлопьями бумажного пепла. Так в трубу котельной вылетел внутренний (только ли? — Авт.) долг царского и Временного правительств».
Чтобы мешками с «бумажным золотом» пять месяцев топить две городские бани и здание губфинотдела, надо было здорово потрудиться! В один банковский мешок вмещалось 2 млн. ценных бумаг. Судя по всему, сожгли раз в 100 больше, чем отправили кайзеру в сентябре 1918 г. А могли бы и выбросить через Финляндию и Прибалтику на европейские биржи ценных бумаг, ведь царские «романовки» и «думки» были тогда еще в большой цене.
Не додумались, носились тогда с коммунистическим проектом декрета Михаила Ларина (Лурье), отца будущей жены Николая Бухарина Анны, об отмене денег в Советской России вообще. Ведь 19-й — самый «коммунистический» год эпохи «военного коммунизма»: декретировались запрет торговли, введение коммун, «социализация земли», 8-часовой день для работников сельского хозяйства, запрет держать на подворье домашних животных (даже кошек и собак) и т.п.
Тон задавал сам вождь: «Когда мы победим в мировом масштабе, мы, думается мне, сделаем из золота общественные отхожие места на улицах нескольких самых больших городов мира». Ему вторили теоретики рангом пониже. Председатель Коминтерна Г.Е. Зиновьев патетически восклицал в 1920 г.: «Мы идем навстречу тому, чтобы уничтожить всякие деньги».
Нет! На такое ни немцы, ни французы, ни японцы пойти не могли. Так куда же делись два «ленинских» и один «колчаковский» эшелоны с ценными бумагами общей стоимостью в 303 млн. 635 тыс. зол. руб.?
2. ПРИБАЛТИЙСКОЕ «ОКНО» БОЛЬШЕВИКОВ
История с утечкой золотого запаса России на Запад будет неполной, если не установить, сколько золота в 1918-1920 гг. из Советской России ушло через прибалтийское «окно».
Это тем более интересно, что проблема «долгов» России независимым Балтийским республикам в 1991-1992 гг. и позднее родилась как бы заново, причем в наше время — в экстремальном националистическом варианте — как требование компенсации за «оккупацию» Эстляндии, Курляндии и Лифляндии чуть ли не со времен Петра I.
История отношений Советской России с лимитрофами, к которым в межвоенный период в НКИД СССР относили Финляндию, Эстонию, Латвию, Литву и Польшу (все — «осколки» бывшей Российской империи) и долго, целых 20 лет, третировали как страны «ближнего» зарубежья (вот откуда пришло сегодня знаменитое козыревское деление на «ближнее» и «дальнее» зарубежье!), все еще объективно так и не написана. Между тем в самые тяжелые для большевиков годы военной, финансовой и экономической блокады, иностранной интервенции и Гражданской войны Финляндия и Прибалтика (особенно Эстония и ее порт Ревель/Таллин) сыграли исключительную роль «отдушины», через которую Москва могла покупать на Западе товары — от продовольствия до оружия, а с марта 1919 г. еще и помогать валютой братским секциям Коминтерна.
Сразу после подписания Брест-Литовского мира 3 марта 1918 г. в балтийских столицах Ревеле, Риге и Вильно (Вильнюсе), все еще оккупированных германскими войсками, объявляются большевистские торговые эмиссары: наркомфин, затем полпред в Эстонии И.Э. Гуковский, наркомвнешторг Л.Б. Красин, все те же неутомимые Ганецкий с Козловским. И не с пустыми руками — сумками везут золото и бриллианты и пока ищут (и находят) контрабандные пути проникновения на Запад, прежде всего в Швецию. Помогают старые довоенные и военные связи в Дании, Норвегии, Германии, Польше.
В качестве политического прикрытия используются большевистские декреты об отказе от «проклятого прошлого»: от 29 ноября 1917 г. о возврате художественно-исторических реликвий украинскому народу, от 25 января 1918 г. — польскому и т.д. На практике речь шла о возврате эвакуированных в связи с угрозой германского вторжения в 1914-1916 гг. из «русской» Польши, Белоруссии, Литвы, Латвии в глубь России (преимущественно, как и золото, в Поволжье) художественных ценностей. Например, пяти тысяч колоколов, снятых с польских костелов и отправленных в Саратов, или «драгметаллов» (скажем, 500 ящиков из частных банков Риги, привезенных в Нижний Новгород).
«Золотой поток» от большевиков особенно возрос с января 1920 г. когда Верховный совет Антанты, опираясь на Версальский мирный договор, официально отменил финансово-экономическую блокаду Советской России. И вскоре, 16 и 20 марта 1920 г. большевистский Совнарком принимает постановление — максимально использовать балтийское «окно» для импорта промышленных изделий (знаменитая сделка со Швецией 15 мая 1920 г. о ввозе одной тысячи паровозов и запчастей к ним, на что из «нижегородского кармана» было выделено 300 млн. «золотом в виде слитков и золотой монеты») и продовольствия, главным образом через Ревельский морской порт.
И «желтый дьявол» снова потек на Запад. Только в марте-апреле 1920 г. из Нижнего Новгорода в Ревель и в Вильно было отправлено восемь «золотых посылок» из 2200 ящиков с золотой монетой и 665 слитками чистого золота.
При этом большевики даже не стали предлагать шведам часть тех знаменитых паровозов оплатить из золота на сумму в 4 млн. 850 зол. руб. (или 2,5 млн. долл. США, или 13 млн. зол. франц. фр.), что в день штурма большевиками Зимнего дворца прибыло в Стокгольм из Петрограда на основе секретной (Швеция считалась нейтральной в Первой мировой войне) конвенции Временного правительства о поставках оружия (снарядов, патронов, броневиков и т.д.), но так никогда больше и не вернулось в Россию и по сию пору лежит в подвалах шведского Риксбанка.
Безусловно, в 1920 г. балтийское «окно» стало главным для ввоза в Советскую Россию продовольственных и промышленных товаров. К концу того года через эстонскую, литовскую и финскую границы удалось провезти товаров на 105 млн. зол. руб.
«Окно» обходилось большевикам дорого: во всех дипломатических договорах с лимитрофами о «замирении» (Эстонией, Литвой, Латвией, Финляндией и Польшей Мирные договоры 1920 г. с Эстонией (2 февраля), Литвой (12 июля), Латвией (11 августа), Финляндией (14 октября) и Польшей 1921 г. (18 марта). Подробнее см.: Сироткин В.Г. Рижский мир // Международная жизнь. — 1988. — № 8) в 1920-1921 гг. фигурировали обязательства РСФСР поделиться частью золотого запаса бывшей Российской империи. В итоге из «нижегородского кармана» уплыло в Ревель 15 млн. зол. руб. в Вильнюс — 3 млн. в Варшаву — целых 30 млн. (правда, половину внесла Украина); всего же лимитрофам большевикам пришлось уплатить 48 млн. золотом.
И тем не менее остатки золотого запаса (включая и возвращенное в Казань «золото Колчака») гнали и гнали эшелонами в Ревель и Вильно, только из одного «нижегородского кармана», и только в 1920 г. его «добыли» 148 т, а всего — на 274 млн. зол. руб.
В Нижний едут и едут комиссия за комиссией, и комиссары вскрывают подряд все «места» (ящики, сумки, баулы, коробки и т.п.) «на предмет извлечения из них золота в монете, слитках и изделиях» (из инструкции «поисковикам» Наркомфина и Гохрана РСФСР, январь 1921 г.). Похоже, к началу 1921 г. «нижегородский Клондайк» оскудел.
10 февраля 1921 г. из Нижнего в Москву отправляется очередной «золотой эшелон». Но везут уже не чистое золото в слитках или «рыжиках», а семь мешков с Георгиевскими крестами (золотыми, бронзовыми и солдатскими медными), шкатулку с конфискованными у некоей мадам М. Бубновой фамильными драгоценностями, 192 ящика залоговых ценностей петроградского ломбарда. Не брезгуют и иностранной золотой и серебряной разменной монетой (200 ящиков персидских кранов).
4 июля 1921 г. забирают серебро (153 ящика) и более 1000 пудов чистой электролитической меди (уже тогда Эстония нуждалась в этом цветном металле). 5 марта 1922 г. грузят в вагоны остатки серебра (375 ящиков 10— и 20-копеечных серебряных монет) и еще 363 ящика разной «мелочовки»: столовое серебро на 200 кувертов с бывшей царской яхты на Волге, золотой кубок с крейсера «Рюрик», чарки и подносы из серебра, конфискованные в «домике Петра» в Петергофе, и т.п. 8 июля и 9 августа 1922 г. «нижегородский карман» очищают окончательно — вывозят ордена, медали, церковную утварь, не щадят и нижегородский художественный музей.
И тем не менее 17 сентября В.И. Ленин пишет записку замнаркому финансов М.К. Владимирову историю ВКП(б) Мирон Владимиров («товарищ Лёва») вошел как первый большевик, прах которого в 1925 г. был захоронен в Кремлевской стене. Вторым стал Л.Б. Красин (1926 г.) (Аргументы и факты. — 1997. — № 3): «Будьте любезны сообщить: 1) сколько у нас осталось золота?. 2) сколько других ценностей?.» Ничего не осталось, дорогой Владимир Ильич, по крайней мере в Нижнем Новгороде — 9 августа 1922 г. вывезли последние ценности.
Почистили и все остальные «золотые кладовые» — в Казани и в Перми. И это несмотря на то, что в этих трех «кладовых» на май 1920 г. находилось помимо отбитых в Иркутске остатков «клада Колчака» еще 2 т 739 кг золота (успели вывезти из Омска до мятежа белочехов), на 408 млн. «рыжиков», припрятанных рабочими Нижнеудинска, и 32 т 800 кг золота в Иркутске, которое пришло ранее с сибирских приисков и не было обнаружено ни чехами, ни союзниками, ни Политцентром.
Куда же все это несметное богатство ушло? За границу через Ревель, главным образом в Швецию и Англию (с ней 16 марта 1921 г. заключили торговое соглашение, предусматривавшее свободную продажу русского золота на британской бирже «драгметаллов»). До этого соглашения большевики продавали золото в Лондоне по цене на 15-20% ниже мировой (кстати, аналогичным образом поступали в 1919 г. представители Колчака во Владивостоке), а после заключения англо-советского торгового договора 16 марта — лишь на 6%.
По подсчетам В. Новицкого, только через эстонскую границу большевики вывезли золота на продажу на гигантскую сумму в 451 млн. зол. руб. (1 млрд. 202 млн. 660 тыс. зол. фр.), да через другие границы (в Иран и Турцию) еще на 74 млн. (192 млн. зол. фр.).
По мнению этого информированного царского финансиста, к концу 1921 г. большевики уже утратили 2/3 имевшегося у них золотого запаса при резком снижении добычи золота (в 1921 г. было добыто всего 2,5 т) и к моменту введения нэпа остались с пустой казной.
Иными словами, большевики, еще не победив в мировом масштабе, уже «озолотили» кладовые банков нескольких самых больших городов мира — Лондона, Стокгольма, Нью-Йорка, Парижа. И в этом деле насыщения послевоенного рынка золотом на Западе им активно помогли их непримиримые политические противники — белые монархисты и розовые учредиловцы.
3. «ЗОЛОТО КОМИНТЕРНА»
Среди этих 451 млн. зол. руб. вывезенных в виде золота, бриллиантов, церковной утвари и т.д. через прибалтийское «окно» в 1919-1922 гг. существенную часть составляло «золото Коминтерна».
В период суда над КПСС в Москве появилась целая серия разоблачительных публикаций о «золоте Коминтерна» как составной части «золота партии». Такого рода публикации могут стать сенсацией лишь для тех, кто начисто забыл подлинную историю создания СССР. И поэтому необходимо хотя бы вкратце осветить «коминтерновскую концепцию» строительства СССР и его внешней политики в 1919-1929 гг. в реализации которой огромную роль играло «золото Коминтерна».
* * *
В первой Конституции СССР 1924 г. провозглашалось, что «Отечество мирового пролетариата» — это лишь первый шаг по созданию Пролетарских Соединенных Штатов Мира, ибо образование СССР «послужит верным оплотом против мирового капитализма и новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику» (из преамбулы-декларации к Конституции 1924 г.). Ни в одном календаре с 1918 по 1936 г. (год принятия «сталинской конституции») не было даже праздника Великой Октябрьской социалистической революции, вместо нее значилось: «7-8 ноября — дни начала Всемирной пролетарской революции».
Кажущийся сегодня абстрактным спор большевиков между собой в 20-х годах о возможности «победы социализма в одной отдельно взятой стране» (в котором победили Сталин и его партийная «пехота») на деле означал гигантскую коллизию доктрины и реальной жизни.
Ленин в 1917-1920 гг. много раз говорил, что октябрьский переворот — это не национальная революция, а начало процесса мировой пролетарской революции. Выступая на I Учредительном конгрессе Коминтерна в марте 1919 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63