А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Потом они пришвартовались к шлюпке Э16, и Хитченс приказал дрейфовать. Но женщины не могли вынести холода и настаивали на том, чтобы продолжать грести для согревания. Миссис Браун взяла на себя руководство шлюпкой, дала весло чумазому кочегару, пересаженному к ним из шлюпки Э16, и велела всем грести. Хитченс поднялся было, чтобы остановить ее, но миссис Браун сказала ему, что если он приблизится к ней, она сбросит его за борт. Он снова опустился на свое место, накрылся одеялами и начал выкрикивать оскорбления. Миссис Мейер ответила ему обвинениями в том, что он забрал себе все одеяла и выпил все виски. Хитченс обругал ее. Пересевший к ним кочегар, начавший осмысливать идиотскую ситуацию, в которой он очутился, крикнул Хитченсу:
— Слушай, разве ты не понимаешь, что разговариваешь с дамой?
Хитченс крикнул в ответ:
— Я знаю, с кем разговариваю, я командую этой шлюпкой!
Но упрек кочегара подействовал. Рулевой замолчал. В шлюпке Э6 всю ночь гребли; Хитченс подчинился своей судьбе. Пошан устранился от всего, и шлюпкой фактически руководила миссис Браун.
Даже у мужчин, отчаянно цеплявшихся за перевернутую шлюпку B, нашлось время для мелочных конфликтов. Полковник Грейси, у которого от холода зубы выбивали дробь, а спутанные волосы замерзли и покрылись сосульками, заметил рядом с собой человека в сухой туристической шапочке. Полковник попросил у него шапочку на минуту, чтобы согреть голову, но владелец шапочки неприветливо ответил:
— А я что буду делать?
Вполне понятно, что нервы у людей на шлюпке B были напряжены до предела. Из-под корпуса перевернутой «парусинки» то и дело просачивался воздух, и она с каждой минутой все глубже и глубже погружалась в воду. Время от времени через днище шлюпки перекатывалась волна, и одно чье-нибудь неверное движение могло сбросить всех в море. Люди остро нуждались в хладнокровном руководителе.
Поэтому Грейси с облегчением услышал глубокий грудной голос второго помощника Лайтоллера. Он испытал еще большее облегчение, когда один подвыпивший матрос на их шлюпке воскликнул:
— Мы подчинимся всему, что скажет помощник капитана!
Лайтоллер быстро сориентировался. Понимая, что только действуя сообща, организованно, можно сохранить равновесие перевернутой шлюпки, он велел всем тридцати мужчинам встать, затем построил их в две шеренги и заставил повернуться лицом к носу. Когда под действием волн шлюпка кренилась в ту или другую сторону, он громко командовал: «Наклониться вправо!», «Стоять прямо!» или «Наклониться влево!» в той последовательности, в которой было необходимо для того, чтобы компенсировать воздействие морской зыби.
Перемещая таким образом вес своего тела с одной ноги на другую, мужчины первое время кричали в такт своим движениям, но Лайтоллер остановил эти крики, посоветовав людям беречь силы.
Стало еще холоднее, и полковник снова пожаловался на свою окоченевшую голову; на этот раз Лайтоллеру. Другой мужчина предложил им обоим глотнуть из его фляги. Они отказались и передали флягу дрожавшему рядом Уолтеру Хэрсту. Тот подумал, что это бренди, сделал большой глоток и чуть не подавился — во фляге оказался спирт.
Они удивительно много разговаривали. Младший кок Джон Мейнард рассказал, как капитан Смит плыл рядом со шлюпкой непосредственно перед гибелью «Титаника». Люди будто бы втащили его на шлюпку, но он соскользнул обратно в воду. Позже кочегар Хэрри Синиор утверждал, что капитан Смит намеренно соскользнул в море, сказав:
— Я пойду вслед за кораблем.
Так оно, возможно, и было, но Хэрст высказал уверенность, что капитан Смит не доплыл до шлюпки. Кроме того, кочегар Синиор прибыл на шлюпку в числе последних, возможно, слишком поздно, чтобы самому видеть капитана.
Больше всего они говорили о спасении. Вскоре Лайтоллер заметил Хэролда Брайда, стоявшего на корме шлюпки, и, сам находясь на носу, спросил у Брайда, какие суда обещали прийти к ним на помощь. Радист крикнул в ответ названия: «Балтик», «Олимпик», «Карпатия». Лайтоллер быстро сообразил, что «Карпатия» прибудет на рассвете, и, чтобы приободрить упавшее настроение людей, всех уведомил об этом.
После его сообщения люди стали оглядывать горизонт, ища признаков приближения спасительного судна. Время от времени они воодушевлялись при виде вспышек зеленых фальшфейеров, которые жег Боксхолл в шлюпке Э2. Даже Лайтоллер думал, что эти фальшфейеры, должно быть, зажигают на каком-нибудь судне.
Постепенно прошла ночь. Ближе к рассвету потянул легкий ветер, воздух, казалось, стал еще более морозным. Море сделалось неспокойным. Обжигающе холодные волны стали захлестывать стопы, голени, колени стоящих на шлюпке B людей. Брызги вонзались в их тела, слепили глаза. Сначала один человек скатился с кормы и исчез из виду, за ним последовал другой, потом еще один. Оставшиеся замолчали, полностью поглощенные борьбой за жизнь.
Море тоже хранило безмолвие. Когда на небе появились первые предрассветные краски, нигде среди волн, взморщивших гладкое зеркало Атлантического океана, не было видно ни малейшего признака жизни.
И все же один человек, плывший в море, оставался живым благодаря поразительному сочетанию проявленной им инициативы и воздействия алкоголя. Четыре часа тому назад шеф-пекарь Чарлз Джуфин был разбужен, подобно множеству людей на «Титанике», странным, сопровождавшимся скрежетом толчком и, подобно многим другим, чуть позже полуночи услышал команду общей тревоги.
Но Джуфин не просто явился на шлюпочную палубу. Он рассудил, что коль скоро нужно готовить шлюпки, то нужно подготовить и провиант для них; по своей собственной инициативе он собрал свой состоявший из 13 пекарей штат, и вместе они обшарили продовольственную кладовую «Титаника» в поисках наличного хлеба. После этого пекари поднялись на верхнюю палубу, каждый неся по четыре каравая.
Покончив с этим, Джуфин удалился в свою каюту на левой стороне палубы E, чтобы промочить горло глотком виски.
Примерно в 0 часов 30 минут он почувствовал себя достаточно подкрепленным, чтобы вновь подняться к своему месту по шлюпочному расписанию — у шлюпки Э10. На этой стадии эвакуации было пока еще трудно уговорить женщин садиться в шлюпки, и Джуфин прибег к наиболее действенным мерам. Он спустился на прогулочную палубу и силой стал вытаскивать отдельных женщин наверх. Затем, пользуясь его собственным выражением, он «швырял» их в шлюпку. Грубо, но эффективно.
Согласно шлюпочному расписанию, Джуфин должен был покинуть «Титаник» в качестве старшины шлюпки Э10, однако он решил, что в ней и без него предостаточно мужчин, выпрыгнул из шлюпки и, вместо того чтобы покинуть в ней «Титаник», помог спускать ее на воду. Его эвакуация в этой шлюпке, объяснял он позже, «явилась бы дурным примером».
Времени было уже час двадцать ночи. По наклонившимся ступенькам он резво пробежал обратно к себе в каюту на палубе E и валил очередной стаканчик виски. Сидя на койке и смакуя свой напиток, он видел, как вода, журча, прибывает через дверной проем, разливается по клетчатому линолеуму и подбирается к верху его ботинок, но особого значения этому не придал.
Через некоторое время он увидел, к своему удивлению, тишайшего доктора О'Локлина, рыскающего в этом районе судна. Джуфину и в голову не пришло спросить, что ищет здесь этот пожилой джентльмен, однако близость буфета дает основание предположить, что мысли доктора и Джуфина развивались в тот час в одинаковом направлении.
Так или иначе, Джуфин коротко поздоровался с доктором и отправился на шлюпочную палубу. Он поспел в самый раз: опоздай он немного, и воспользоваться лестницами или трапами было бы уже невозможно, поскольку наклон палубы стал еще более крутым.
Хотя все шлюпки уже ушли, ничего похожего на уныние Джуфин не испытывал. Он пошел на закрытую прогулочную палубу B и начал швырять в окна шезлонги. Другие наблюдали за его действиями, но помогать не помогали. В общей сложности им было выброшено за борт примерно 50 кресел.
Это была утомительная работа, поэтому, подтащив последнее кресло к краю палубы и протиснув его в окно (для него эта операция была похожа на продевание нитки в иголку), Джуфин удалился в буфет на правом борту палубы A. Часы показывали 2 часа 10 минут.
Утолив свою жажду — на этот раз водой, — он услыхал нечто похожее на грохот: как будто что-то не выдержало нагрузки и рухнуло. Вокруг него стали падать чашки и блюдца, накал нитей в лампочках сделался красным, над собой он услышал топот бегущих в корму людей.
Он пулей вылетел из буфета, направляясь в кормовой конец палубы A, и оказался в хвосте у толпы людей, покинувших шлюпочную палубу и устремившихся в том же, что и он, направлении. Насколько это было возможно, Джуфин старался не попадать в давку, сохраняя свое положение в арьергарде толпы. Он скатился по ступенькам на палубу B, оттуда — на кормовую палубу. Как только он попал туда, «Титаник» резко накренился на левый борт, и большая часть бегущих людей была низринута к леерному ограждению этого борта, где образовалась огромная куча человеческих тел.
Один Джуфин остался на ногах. Соблюдая осторожность и в то же время оставаясь совершенно спокойным, он продвигался в корму, удивительно хорошо сохраняя равновесие. Корма поднималась выше, одновременно корпус лайнера кренился на левый борт. Наклон палубы сделался настолько крутым, что стоять на ней уже не было никакой возможности; Джуфин перелез через перила леерного ограждения правого борта и буквально стал на борт судна. Все еще держась за поручень, но с внешней стороны ограждения, он продвигался по борту наверх, к корме, и достиг выкрашенного в белый цвет стального настила палубы юта. Теперь он стоял на самой оконечности скругленной кормы «Титаника», которая поднялась над поверхностью моря примерно на 50 м.
Не торопясь, Джуфин подтянул лямки своего спасательного нагрудника, потом взглянул на часы — они показывали 2 часа 15 минут. Подумав немного, он снял часы с руки и спрятал их в задний карман брюк. Положение, в котором он очутился, начало его несколько озадачивать, но тут он почувствовал, что корма стала уходить у него из-под ног, словно он спускался в лифте. В тот момент, когда поверхность моря сомкнулась над кормой «Титаника», Джуфин соскользнул в воду, даже не замочив головы.
Он плыл в ночном океане, нимало не обращая внимания на студеную воду. Было четыре часа ночи, когда он увидел то, что в сером свете занимавшегося утра показалось ему обломком кораблекрушения. Он подплыл ближе и обнаружил, что это перевернутая складная шлюпка B.
Днище шлюпки было усеяно людьми, и Джуфин не мог взобраться наверх, поэтому он плавал вокруг шлюпки до тех пор, пока не заметил среди стоящих людей своего старого приятеля по камбузу — кока Джона Мейнарда. Кровь, как говорится, гуще воды; Мейнард протянул руку, Джуфин ухватился за нее и держался, болтая ногами в воде, все еще основательно защищенный винными парами от холода.
Другие не заметили его — отчасти ввиду того, что слишком замерзли, отчасти потому, что все теперь следили глазами за горизонтом на юго-востоке. Было 3 часа 30 минут, когда они в первый раз увидели отдаленную вспышку света, сопровождаемую еще более отдаленным рокотом. Мисс Нортон в шлюпке Э6 воскликнула:
— Это вспышка молнии!
Хитченс же проворчал:
— Это падающая звезда!
Лежащий на дне шлюпки Э13 кочегар, от холода почти потерявший сознание, вскочил с криком:
— Это был пушечный выстрел!
Вскоре в том направлении, откуда послышался рокот, появился отдельный огонь, потом другой, затем стали возникать один за другим целые ряды огней. Это мчался большой пароход, пускавший ракеты, чтобы известить людей с «Титаника» о том, что к ним спешат на помощь. В шлюпке Э9 палубный матрос Пэдди Макгоф громогласно призвал остальных:
— Давайте помолимся богу, потому что я вижу на горизонте пароход, и он идет за нами!
Мужчины на шлюпке B разразились радостным воплем и снова возобновили болтовню. В шлюпке Э3 кто-то зажег газету и отчаянно замахал ею, затем была зажжена соломенная шляпа миссис Дэвидсон — решили, что она будет гореть дольше, чем газета. В шлюпке, где находилась миссис А.С. Джерван, пассажиры макали носовые платки в керосин и зажигали их, подавая сигналы. В шлюпке Э13 из писем скрутили бумажный факел. Боксхолл в шлюпке Э2 сжег последний фальшфейер. В шлюпке Э8 миссис Уайт замахала своей электрической тростью еще более неистово.
Над водой разносились крики «Ура!» и возгласы облегчения. Даже природа казалась довольной, заменив безотрадную ночную тьму розовато-лиловыми и коралловыми цветами великолепного рассвета.
Не все видели наступление этого рассвета. В полузатопленной шлюпке A Олаус Абельсет тщетно пытался пробудить волю к жизни у полузамерзшего человека, лежавшего рядом с ним. При первых проблесках утреннего света он приподнял его за плечи так, чтобы тот мог сидеть на шлюпочной рыбине.
— Смотрите! — призывал он его. — Мы уже видим судно! Крепитесь!
Он взял человека за руку и поднял ее, затем он потряс его за плечи, но тот лишь ответил:
— Кто вы? — Потом через минуту произнес еще: — Оставьте меня… кто вы?
Абельсет еще некоторое время удерживал его в сидячем положении, но это оказалось слишком утомительным, и в конце концов он вынужден был подпереть его доской. Спустя полчаса небо окрасилось в волнующие, теплые тона розоватого и золотистого цветов, но лежащий на доске человек уже не мог видеть этого.
Глава девятая
Мы несемся на север, как дьяволы
Лежа в своей каюте на борту кунардовской «Карпатии», направлявшейся из Нью-Йорка в Средиземноморье, миссис Энн Крейн удивилась, ощутив бодрящий запах кофе. Было около часа ночи четвертых суток плавания, и миссис Крейн, в достаточной степени изучившая порядки на этом тихом лайнере, знала, что любая деятельность на его борту после полуночи необычна, не говоря уже о приготовлении кофе.
В другой каюте по этому же коридору мисс Энн Питерсон тоже лежала без сна. Ее удивило то обстоятельство, что по всему судну были включены огни. Обычно сонная «Карпатия» к этому времени погружалась во мрак ночи.
Мистер Хауэрд М. Чейпин был скорее обеспокоен, чем удивлен. Он занимал верхнюю койку в своей каюте на палубе A и находился всего в нескольких сантиметрах от самой верхней, шлюпочной палубы. После полуночи его внезапно разбудил странный звук: непосредственно над его головой кто-то на палубе стал на колени. Накануне днем мистер Чейпин заметил, что к скобе над его каютой привязан лопарь шлюпочных талей. Теперь он был уверен, что стоящий на коленях человек отвязывает шлюпку, поскольку случилось что-то неладное.
Поблизости миссис Луис М. Огден проснулась, ощутив холод в каюте и увеличивающуюся скорость судна. Сверху слышались громкие звуки, и она тоже решила, что случилась какая-то беда. Она стала трясти своего спящего мужа. Предположение мужа нимало не успокоило ее: по его мнению, шум происходил оттого, что на шлюпочной палубе кто-то выбивал кильблоки из-под шлюпок. Муж открыл дверь каюты и увидел целую шеренгу стюардов, несущих одеяла и матрацы, — картину не очень-то утешительную.
Тут и там по всему судну чутко спавшие пассажиры с тревогой прислушивались к приглушенным командам, топоту ног, скрипу шлюпбалок. Некоторых настораживали двигатели — они стучали значительно громче, а ритм их работы был значительно быстрее, чем обычно. Коечные матрацы неистово вибрировали, стаканы для зубных щеток громко дребезжали в своих гнездах на умывальниках, деревянные конструкции стонали от испытываемых перегрузок. Из кранов текла только холодная вода, вертеть ручки регулирования отопления было бесполезно; машины, казалось, потребляли весь вырабатываемый котлами пар без остатка.
Самым странным был лютый холод. «Карпатия» вышла из Нью-Йорка 11 апреля, направляясь в Гибралтар, а затем в Геную, Неаполь, Триест и Фиуме. Ее 150 пассажиров первого класса были по большей части пожилыми американцами, отправившимися ловить солнце (Флорида в те времена еще не стала общепризнанным курортом); ее 575 пассажиров третьего класса были по преимуществу итальянцамии и славянами, возвращавшимися к своему солнечному Средиземноморью. Все они в воскресенье после полудня радовались приятному ветру Гольфстрима. К пяти часам вечера стало так тепло, что мистер Чейпин передвинул свое палубное кресло в тень. Теперь же поразительно похолодало; струи морозного воздуха, проникавшие во все щели и отверстия, напоминали Арктику.
На мостике «Карпатии» капитан Артур X. Рострон мысленно проверял, сделано ли все необходимое. Он плавал уже 27 лет, из которых 17 провел на службе в пароходной компании «Кунард Лайн», однако должность капитана он занимал всего второй год, а «Карпатией» командовал лишь третий месяц. Просьба «Титаника» о помощи была первым настоящим испытанием его административных способностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21