«Дакс и K°». Очень высокая дверь со сбитым каменным порогом; темный предательский коридор; четыре изломанные ступеньки вниз; унылый двор: острые булыжники, грязные стены, окна за решетками, похожие на тюремные отдушины. Вид у всего самый нищенский; и однако там, внутри, полно шелка, полно золота; тюки, заботливо обернутые холстом или соломой, сложены за решетчатыми окнами, громоздятся от пола до потолка в мрачных темницах. Сначала разместили шелк, потом людей; людям не надобно много места: им незачем двигаться – они должны только работать, не сходя с места, работать целый день, каждый день.
Контора – единственная комната – похожа на класс в школе: четыре беленые стены, покрытый пылью деревянный пол. На стене большая карта Кореи, утыканная японскими и русскими флажками: тамошние победы и поражения обозначают для здешних шелковников миллионные потери или прибыли; и другая карта, вся измазанная красной краской, карта северной Италии: Дакс и K° владеют в Пьемонте восемью прядильными заводами, не говоря о фабриках шелковичных коконов, не говоря о миланском отделении фирмы… Дакс и K° – одно из самых больших предприятий в Лионе.
На полу стоят шесть столов, заваленных бумагами, и шесть стульев для пяти служащих и для патрона. Стол господина Дакса, главы и собственника, ничем не отличается от остальных. Шесть перьев одинаково поскрипывают в тишине, деятельной тишине, которую каждые четверть часа прерывают только односложные технические выражения, которыми обмениваются сидящие за столами, да еще ежеминутные телефонные звонки.
Господин Дакс, костлявый, угловатый, с седыми волосами, серыми глазами, седой бородой, вдруг спросил:
– Мюллер! Вы продали органди?
– Да, господин Дакс; по сорок пять.
– Сорок пять! Вчера при мне продавали по сорок шесть.
– Цены падают, господин Дакс.
– Цена всегда падает, когда вам приходится продавать!
Он говорил грубо, тоном презрительным и оскорбительным. Он был исключительно неприятным хозяином, но отличным дельцом, и служащие, ненавидевшие его, восхищались им.
Входная дверь открылась:
– Здравствуйте, Дакс.
Крикливый и добродушный толстяк фамильярно протягивал ему руку. Господин Дакс поднялся, выпрямив длинное сухопарое тело, и подал два пальца:
– Вы пришли относительно кантонского шелка? Это был фабрикант, покупатель, и сделка была крупная.
– Да, мне хотелось бы еще раз взглянуть на шелк… Но если вы возьмете тридцать шесть франков, как обычно, дело сделано.
– Нет.
У господина Дакса был принцип: в делах и во всем остальном никогда не говорить двух слов, когда достаточно одного.
Тем не менее он сделал знак чернорабочему, и тот прошел впереди него в склад, держа в руке электрический фонарь.
Тюки шелка были разложены в полном порядке, геометрически правильно один на другом. Ровные проходы между ними открывали к ним полный доступ. Это был как бы город, распланированный по линейке, – шелковый город с очень узкими улицами. В конце одной из этих улиц господин Дакс остановился перед раскрытым тюком, из которого выглядывали золотистого цвета мотки, похожие на пышные косы белокурой женщины, свитые и заплетенные.
Господин Дакс взял наудачу моток и смял в руке скрипучий шелк.
– Вот, – сказал он, – вы узнаете? Два куска, двадцать два – двадцать четыре. Тридцать шесть франков двадцать.
– Черт возьми! – вскричал фабрикант. – Ваш шелк кусается!.. Послушайте, Дакс, давайте говорить серьезно, знаете вы, что цены падают, а? И еще упадут, голубчик мой. Русских колотят все время, но до мира еще далеко.
– Знаю, – сказал Дакс. – Тридцать шесть двадцать.
– Тридцать шесть двадцать! Да вы больны! Как мне втолковать вам, что через неделю ваш кантонский шелк не будет стоить и тридцати пяти. Продайте же, черт вас возьми! Ну что, тридцать шесть, идет? Вы сами знаете, на рынке полно шелка!
– Знаю, – повторил господин Дакс, – тридцать шесть двадцать.
Он не отступал ни на йоту, упрямый, как мул, хладнокровный, как каменная глыба.
– Господь с вами, затвердили все одно и то же. Как, из-за несчастных шестнадцати тюков вы готовы потерять клиента?!
У него захватило дух, и он остановился, чтоб передохнуть. Как раз этим злополучным мгновением воспользовался робкий голос, чтобы прошептать за спиной господина Дакса:
– Добрый вечер, папа!
Господин Дакс, флегматичный с клиентом, оказался куда менее флегматичен по отношению к дочери и встретил ее без всякой нежности.
– Ты? Чего тебе надобно здесь?
И не дожидаясь ответа:
– Уходи. Ступай в контору. Я занят. Униженно и покорно барышня Дакс отошла к двери и молча стала ждать.
Сколько бы ни проповедовал аббат Бюир, тяжело было переносить такое обращение в присутствии стольких чужих. Ей двадцать лет, она уже не девочка.
Какая унылая эта контора. Такая темная, что даже днем нельзя обойтись без лампы. Резкий свет из-под абажуров зеленого картона бросал на потолок круглые тени.
Тем временем там, на складе, покупатель шумно и пространно отстаивал свои интересы; и отрывистый голос господина Дакса отвечал на все его разглагольствования:
– Тридцать шесть двадцать.
Барышня Дакс с волнением услышала звучную брань. Толстый фабрикант в бешенстве устремился к двери.
– Ни за что! Провалитесь вы на месте!
Он толкнул девушку и, внезапно застыдившись, стал извиняться:
– Виноват, барышня!.. Я не думал, что вы здесь. Прошу прощения…
Он лепетал оттого, что весь его гнев как рукой сняло от улыбки на этом свежем, юном лице.
И так как господин Дакс, в свою очередь, выходил из склада…
– Послушайте, старина, не будем ссориться. И разница-то всего в сто сорок четыре франка. Я беру шестнадцать тюков по вашей цене! Решено. Эта красивая высокая девушка – ваша дочь?
Одно мгновение у барышни Дакс было смутное и нелепое сознание, что она, такая незаметная, непонятным образом способствовала удачной продаже шестнадцати тюков шелка. Но едва покупатель ушел, как господин Дакс не замедлил показать ей, как глупа была эта мысль.
– Теперь ты. Зачем ты пришла мешать мне?
Барышня Дакс заговорила совсем тихо. Ей казалось, что все пятеро служащих, склоняясь над своей работой, поглядывают на нее, посмеиваясь.
– Мама прислала меня…
– Опять! Можно подумать, что дома нет телефона!
– Сказать тебе, что господин Баррье сегодня обедает у нас.
– Ну?
– И маме очень бы хотелось, чтобы обед был ровно в половине восьмого.
Господин Дакс, увлекаясь делами, обычно возвращался домой с большим опозданием; и госпожа Дакс, помешанная на аккуратности, никогда не теряла случая устраивать ему из-за этого сцены. Бедная Алиса часто служила буфером между их вечно враждебными наклонностями. На этот раз случилось то же самое; господин Дакс, взбешенный, пожал плечами:
– Я здесь не для своего удовольствия, не так ли? Если твоя мать не знает этого, можешь ей так и сказать.
И барышне Дакс пришлось убраться.
VI
Стоя перед своим зеркальным шкафом – в ложном стиле Людовика XVI, чрезвычайно богато отделанным, – барышня Дакс сняла шляпу.
В зеркале отражалась красивая девушка, статная, гибкая, не худая, с ласковыми черными глазами, с густыми черными волосами. Но барышня Дакс не понимала своей здоровой красоты и огорчалась, что она не белокура и не бледна. Ее идеал красоты был деликатен до последней степени; она обрела его однажды, увидев на шоколадной обертке изображение, называвшееся Меланхолия – изображение прозрачной девы с романтической прической.
Барышня Дакс бросила шляпу на кровать из того же комплекта, что и зеркальный шкаф, посмотрела на алебастровые часы, которые красовались на камине между двумя канделябрами – тоже из комплекта, – подобно священнику в одеянии, стоящему рядом с двумя детьми из церковного хора. Хорошо, что ей удалось незамеченной пройти в дверь, подняться по лестнице, скрыться у себя в комнате, и «мама» не выскочила из засады на лестнице или в коридоре, и не разразилась без всякого повода одна из тех сцен, которые происходили в доме с утра до ночи! Часы утешили ее: до обеда оставался добрый час. Барышня Дакс, довольная, заходила мелкими шагами по комнате, думая, как бы занять время. С письменного стола ее манила книга госпожи Крован. Барышня Дакс колебалась: эта книга, такая увлекательная, была, пожалуй, слишком мирской, ее, быть может, опасно читать в вечер после исповеди. Лучше взяться за работу.
Вышивка ожидала ее в рабочем ящике: овечки, приятно размещенные в овале, для восхитительной спинки кресла. Да, работать или размышлять…
Барышня Дакс оперлась на подоконник. Дом – небольшой особняк, новый и комфортабельный, – выходил на Парковую улицу, которая, собственно говоря, является одной из набережных Роны. Комната барышни Дакс выходила на эту набережную. Но два ряда густых платанов закрывали вид, и барышня Дакс могла видеть у самых своих ног только треугольник панели и параллелограмм мостовой, обрамленные зеленой листвой. И ничего больше. Ничего, что могло бы отвлечь душу от размышлений.
В дверь постучали.
– «Общественное Благо», барышня.
«Общественное Благо» – большая вечерняя лионская газета; формат, тип и стиль «Debats». Барышне Дакс было официально разрешено читать ежедневно эту благонамеренную газету, за исключением романов-фельетонов, которых барышням читать не следует.
Барышня Дакс развернула «Общественное Благо».
Передовая… Политика… Финансовый бюллетень… Барышня Дакс перескочила их и стала искать, в первую очередь, происшествия, потом русско-японскую войну. Она прочла по порядку с большим сочувствием о несчастьях, постигших госпожу Дюпон (улица Бад'Аржан, 47) и укротителя Иррауди, – первую переехала телега, у второго отгрыз руку по локоть тигр Эксельсиор. Дальше «Общественное Благо» сообщало о победах генерала Куроки над генералом Куропаткиным при Кяо-Тунг и Сио-Яне. Барышня Дакс добросовестно стала искать в географическом атласе Сио-Янь и Кяо-Тунг, но не нашла ничего похожего. Затем она, как добрая француженка, вознегодовала на японцев, пожалела русских и свалила все на предательство.
Теперь она дошла до Литературного обзора. Вся хроника была посвящена одной книге, новому роману, который, по-видимому, очень нашумел. Барышня Дакс, как полагается, не читала романов. Но ее удивило заглавие этого романа и еще больше удивило ее имя автора: «Не зная почему» Кармен де Ретц. Кармен де Ретц? Дама?.. Кто бы могла быть эта женщина, которая написала произведение под таким странным заглавием?.. Барышня Дакс просмотрела заметку. Но она ничего не нашла в ней про госпожу или барышню де Ретц. Вопреки обычаю, критик писал о романе, а не о романисте. Во всяком случае, барышня Дакс узнала, что «Не зная почему» не было заурядным произведением. Напротив.
У этого произведения больше достоинств, – писал журналист, – чем нужно для действительно ценной книги; у него есть также и недостатки; но недостатки почтенные. Один из недостатков – это то, что в одной и той же книге ярко выраженный скептицизм соединяется с безграничной страстностью. Но этот недостаток ставит ее бесконечно далеко от книг, сочиненных слишком ловким литературным ремесленником. Роман Кармен де Ретц разрушает много застывших форм, бьет по многим привычкам, опрокидывает много предрассудков.
Предрассудков, увы, слишком много! Есть предрассудки, которые укрепляют веру и нравственность; и эти два старые пережитка, как бы ни бранили их, все-таки содержат много хорошего; я не знаю, чем заменили бы их те, кто старается стереть их с лица земли. Кармен де Ретц принадлежит к этой воинствующей плеяде. Это вдвойне досадно, оттого что прекрасный талант защищает далеко не прекрасное дело. Юные девушки не станут читать «Не зная почему»; даже молодые женщины и те поступят правильно, воздержавшись от этого чтения. Нужно иметь закаленное воображение, чтоб не закружилась голова от стольких блестящих парадоксов, стольких прекрасных, обольстительных и лживых речей, под которыми таится одно лишь ужасающее отрицание, всеразрушающее отрицание добра и зла.
Да, автор «Не зная почему» отрицает добро и отрицает зло, но это ужасное отрицание не содержит в себе ни горечи, ни пессимизма, наоборот даже, оно бесконечно непринужденно! И это непринужденное, это легкое принятие всяческого ужаса и всяческой анархии способно внушить некоторый страх.
Но нынешняя публика не отступает, увы, ни перед какими страхами. Поэтому мы без особого удивления констатируем блестящий успех романа Кармен де Ретц. Успех, безусловно, вполне заслуженный, но с точки зрения морали достойный сожаления.
«Значит, – подумала барышня Дакс, чувствуя себя сильно задетой, – это неприличная книга, и написала ее дама?»
Но дама-автор все же существо, безусловно достойное уважения! Например, госпожа Огюстюс Краван – строгая, нежная и внушающая нравственность, в черном платье, с седыми, гладко причесанными волосами. Барышня Дакс подумала, что Кармен де Ретц, без сомнения, вовсе не похожа на госпожу Огюстюс Краван. Бог мой! Подобно своему роману, эта романистка, быть может, дама «не вполне приличная». Барышне Дакс она внезапно представилась похожей на Диану д'Арк, которую она недавно видела, так же развалившуюся в такой же бирюзового цвета коляске и такую же накрашенную вплоть до волос. Но нет! Писательница! Она должна носить очки или хотя бы пенсне.
И какой странной жизнью должна она жить – ненормальной, необычной! У нее, наверное, нет домашнего уюта, нет хозяйства, нет детей; библиотека, рабочий кабинет, как у мужчин, и пальцы, выпачканные в чернилах. Любит ли она, любят ли их, этих женщин?..
Властный голос прозвучал из двери, которую, казалось, скорее выломали, чем открыли, – голос энергичной дамы, которая обеими руками трясла дверные створки, – голос госпожи Дакс, толстой и приземистой, с желтым лицом и черными волосами.
– Алиса! Алиса! Господи, Боже мой, ты еще не переоделась! Уже восьмой час! Ты издеваешься, что ли, над своей матерью?
VII
Господин Габриэль Баррье, жених барышни Дакс, пришел к обеду только в без пяти минут восемь. И так как господин Дакс возвратился домой на четверть часа раньше, госпожа Дакс была лишена удовольствия осыпать оскорблениями своего мужа, который оказался более аккуратным, чем ее будущий зять. Это испортило ей настроение на весь вечер.
Ждали в гостиной – смешанной гостиной с мебелью смешанных стилей, стиля модерн и стиля Людовика XVI, желтой и красной. Господин Габриэль Баррье вошел, церемонно раскланялся с госпожой Дакс, потом долго пожимал руку господину Даксу.
– Страшно запоздал, не правда ли? Тысяча извинений: я был у полицейского комиссара.
– Надеюсь, ничего неприятного?
– Пустяки: небольшой скандал в амбулатории. Разодрались две женщины.
Господин Баррье отпустил наконец руку своего будущего тестя и подошел к своей невесте. Стоя перед девушкой, он сперва окончил фразу:
– …Разодрались две женщины, и надо было препроводить их в участок.
Потом – в виде приветствия:
– Сегодня было ужасно жарко, не правда ли? Сейчас же вслед за этим отправились в столовую.
– А приятель Бернар? – спросил господин Габриэль Баррье.
Приятель Бернар соскучился ждать в гостиной и сел за стол.
– Я видел список наград в школе, – объявил господин Дакс. – Он получит пять первых наград и две вторых.
– Молодец! – восхитился господин Баррье.
Он расцеловал в обе щеки молодца, который так ловко разыгрывал скромника, что можно было ошибиться.
И все уселись за стол.
Господин Габриэль Баррье, практикующий врач, – прием на улице Президента Карно, от двух до четырех ежедневно, – тридцати лет от роду, рост шесть футов два дюйма, и белокурая борода, спускавшаяся почти до пояса. При его олимпийской красоте, при его фигуре ярмарочного атлета, ему скорее подходили бы роли героев авантюрных повестей, нежели роли героев романов – Портос, а не Тиренс. В каждой из этих ролей можно понравиться девушкам. Но господин Баррье не хотел ни той, ни другой роли. Как врач, он плевал на все то рыцарское и героическое, что может представиться во врачебной практике, и беззастенчиво заявлял, что исцеление больного только средство, а цель всего – гонорар. Как жених, он считал самым выгодным больше ухаживать за отцом и матерью, чем за невестой. С другой стороны, барышня Дакс не была настолько дерзка, чтоб жаловаться на это, – будучи довольна уже тем, что доктор Габриэль Баррье захотел жениться на ней.
– Так, значит, – сказал господин Дакс, разворачивая салфетку, – две женщины подрались в амбулатории?
Господин Баррье широким жестом изобразил, что он умывает руки, подобно блаженной памяти Понтию Пилату.
– Ну да! Чего же вы хотите, они были пьяны. Алкоголизм, вечно алкоголизм!..
Господин Дакс скривил длинное, острое лицо и сказал:
– Правящим классам необходимо вооружиться строгостью, чтоб очистить простонародье от его пороков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18