Кладка – предел совершенства: в стыки между каменными плитами не войдет даже иголка.
Между камнями не войдет и иголка
Совершенно сознательно тауантин-суйские каменщики, слагая эту каменную поэму, нарушили законы симметрии. Прямые линии швов внезапно ломаются, к крупным плитам примыкают каменные блоки меньших размеров, там и здесь узкие камни втиснуты между широкими плитами.
Прямая линия – кратчайшее расстояние между двумя точками, но сколько куда более выразительных и «звонких» ломаных линий можно провести между этими точками? Спросите об этом строителей Кориканчи.
Кориканча поразила послов своим неистовым великолепием. Инки Пачакути и Тупак-Юпанки, создавая этот город храмов, с затратами не считались. Они приказали покрыть все храмовые здания золотыми плитами, они велели выложить все полы червонным золотом и украсить все стены золотыми дисками. Дисков этих было бесчисленное множество. Больших, средних, маленьких, узорчатых и гладких, литых и кованых. И на самом видном месте висел «царь-диск» – круг из чистейшего золота величиной с большое колесо. А вдоль стен на золотых стульях сидели мумии.
Кукушка в орлином гнезде
Инки считали себя прямыми потомками Солнца. Они верили, что после смерти их души вознесутся в чертоги Солнца. И, чтобы облегчить своим душам загробное путешествие, велено было хранить высушенные и набальзамированные тела почивших инков в храме Солнца. А за храмом Солнца послам показали золотой сад, в котором все деревья и кусты, все звери и птицы, змеи и бабочки отлиты были из золота.
Против Кориканчи с ее солнечным, лунным, радужным и грозовым храмами на противоположной стороне площади располагались дворцы инков. Каждый инка непременно воздвигал для себя новый чертог. Считалось дурным тоном жить в отцовском дворце.
Инка Уайна-Капак украсил свою резиденцию башней, но и его дворец, и прочие безбашенные палаццо красотой не отличались. Это были массивные каменные постройки с узкими окнами-амбразурами. Зато в таких зданиях можно было годами отсиживаться от всех врагов. И послы уже наперед размечали, в каком из этих дворцов удобнее разместить на постой пехоту, и где пробить амбразуры для пушек…
Послы Писарро прибыли в Куско не для того, чтобы любоваться достопримечательностями тауантинсуйской столицы. Войску нужно было золото, много золота. И послы тотчас же ворвались в Кориканчу и во дворцы на квадратной площади. Они действовали быстро и ловко, но золота в Куско было столько, что на одну только опись здешних сокровищ ушел целый месяц.
Атауальпа милостиво разрешил испанцам забрать все золотые украшения из Кориканчи. Он молил лишь не трогать золотых мумий, и послы не без колебаний уважили эту просьбу. Из храма вынесли и уложили во вьюки семьсот золотых блюд. Кориканчу опоясывал золотой карниз, и послы приказали выломать его из каменных пазов. Но строители Кориканчи в свое время потрудились на славу. Золото приросло к камню, карниз приходилось выдирать с мясом, а каменная кладка не поддавалась усилиям разрушителей. Впрочем, тауантинсуйские каменщики и не очень старались выполнить приказы из Кахамалки. Они работали с явным отвращением, доводя до белого каления нетерпеливых писарровских послов. Неудачу с карнизом послы с лихвой, однако, возместили, опустошая другие городские здания. В конце концов им удалось отправить в Кахамалку двести вьюков золота и целый караван серебра.
ВОЛКИ РАСТАСКИВАЮТ ДОБЫЧУ
В то время как писарровские послы грабили Куско, в Кахамалке кипели страсти. В феврале 1533 года из Сан-Мигеля пришел со своими молодчиками Альмагро. В Кахамалку он явился не зря.
Альмагро опасался, что Писарро обделит его отряд, когда будет решаться судьба Атауальпы и сокровищ в палатах с красной чертой. И с приходом Альмагро испанский лагерь стал осиным гнездом. Одни требовали похода на Куско, другие рвались в окрестные селения за мелкой добычей. В ночную пору кладбищенскую тишину пустынных площадей нарушали пьяные вопли. Удалые молодцы бродили по растерзанному городу, затевали скандалы и драки, которые нередко кончались поножовщиной.
Дом с красной чертой не давал им покоя. Как, в двух шагах от лагеря хранятся такие сокровища, а у нас ни гроша в кошельке! И не собирается ли этот старый козел Писарро присвоить себе выкуп Атауальпы? Черт возьми, надо быть последним остолопом, чтобы позволить ему заграбастать все золото инки!
У Писарро рука была железная, но он знал: узду нельзя натягивать до предела. Порой вожакам волчьей стаи приходится уступать матерым смутьянам, и, огрызаясь, они отходят в сторонку, а голодная стая остервенело кидается к лакомой добыче.
И Писарро решил поделить сокровища Атауальпы.
В покоях с красной чертой было множество бесценных произведений тауантинсуйского искусства: кубки, чаши и блюда великолепной работы, золотые и серебряные статуи, золотые и серебряные фигурки зверей и птиц – ягуаров, лам, кондоров, попугаев. Глаз нельзя было оторвать от золотых початков кукурузы, от колосьев с золотым стеблем и широкими серебряными листьями.
Но эту гору сокровищ, созданных гением тауантинсуйских художников, Писарро оценил на вес.
Правда, Писарро отобрал для короля Испании золотые и серебряные изделия на сто тысяч песо и отправил ко двору Карла V своего брата Эрнандо с этим даром. Но он приказал: все остальное переплавить. И в белом пламени плавильных печей истаяли золотые колосья и золотые звери. Пробили лётку, из печи, шипя, хлынул тусклый желтый расплав…
Когда слитки брошены были на весы, то оказалось, что золота в них содержится на один миллион триста двадцать шесть тысяч песо. Один миллион триста двадцать шесть тысяч песо – это шесть тонн, или триста шестьдесят пудов золота.
О такой добыче и мечтать не могли грозные завоеватели минувших времен. В сравнении с Писарро даже Чингис-хан и Тамерлан были грабителями средней руки!
После долгих споров эту добычу разделили следующим образом: воины Альмагро, которые пришли в Кахамалку к шапочному разбору, получили отступное – сравнительно небольшую долю от шеститонного золотого запаса.
Затем пятую часть отделили для казны. Писарро взял себе на 57 444 песо золота и изрядное количество серебра. Остальные предводители получили по 20-30 тысяч песо, всадники – по 8880 песо, пехотинцы – по 4440 песо.
4440 песо – это больше пуда золота. Недурная добыча для простого солдата, для нищего бродяги, которого горькая нужда пригнала из Старого Света в тауантинсуйское царство!
УБИТЬ ИЛИ НЕ УБИТЬ?
После раздела добычи Писарро и его приближенные втихомолку обсудили весьма щекотливый вопрос: как дальше быть с Атауаль-пой? Эта угодившая в силки курица снесла немало золотых яиц, но держать ее в клетке в час трудного похода было делом очень рискованным.
Еще опаснее было выпустить инку на волю. Кто знает, какой оборот приняли бы события, если бы Атауальпа поднял на испанцев своих подданных. Ведь в Перу под копье можно было поставить сотни тысяч воинов, и тогда земля запылала бы под ногами дерзких захватчиков.
Сам Атауальпа помог испанцам затянуть петлю на своей шее.
Писарро нужен был для этого благовидный повод. Тогда на «законном основании» он нарушил бы договор с инкой, тогда он учинил бы комедию суда над ним. Требовалось лишь доказать, что Атауальпа не только враг испанцев, но и вероломный тиран, предавший свою собственную страну.
Еще до того, как Писарро приступил к разделу добычи, Атауальпа без ведома своих тюремщиков приказал умертвить Уаскара. Прямо или косвенно к этому убийству причастен был и Писарро. Он не раз говорил Атауальпе, что желает вступить с Уаскаром в переговоры, и Атауальпа знал, что такие переговоры действительно ведутся, и поэтому постарался избавиться от своего старшего брата. О смерти Уаскара Писарро узнал от Атауальпы, причем последний отрицал свое соучастие в убийстве.
Такого опытного душегуба, как Писарро, Атауальпе трудно было обмануть, но Писарро до времени не желал выводить инку на чистую воду и сделал вид, будто он верит клятвам Атауальпы.
Теперь, когда булыиая часть выкупа была у испанцев, имело смысл вернуться к делу Уаскара.
Ведь как-никак именно Уаскар был законным наследником Уайна-Капака. Атауальпа победил Уаскара и стал инкой-самодер-жцем по праву силы. Но, лишив Уаскара жизни, Атауальпа-узур-патор стал Атауальпой-цареубийцей.
В глазах тауантинсуйцев цареубийство – тягчайшее преступление. Это прежде всего святотатство, потому что инка – прямой потомок Солнца.
Но испанцам ли судить Атауальпу за совершенное им братоубийство? Ведь именно они вложили нож в руки Атауальпы. И, кроме того, по какому праву эти наглые пришельцы вмешиваются во внутренние тауантинсуйские дела? Почему католики-испанцы, которые считают культ Солнца сатанинской оргией, судят Атауальпу как святотатца?
Разумеется, такого рода соображения ни в коей мере не беспокоили Писарро. Сановники же и царедворцы Атауальпы боялись проронить хотя бы единое слово в защиту своего повелителя. Писарро приучил их к повиновению.
Призвав на помощь лживого попа Вальверде, Писарро принялся за дело.
Надо сказать, что среди соратников Писарро нашлись люди, которые до глубины души были возмущены действиями своего предводителя. Отважный рыцарь Эрнандо де Сото, герой многих сражений и битв, открыто сказал своему предводителю, что казнь инки – это преступление. С мнением де Сото Писарро не мог не считаться. Поэтому он убрал благородного воина из Кахамалки, отправив его на рекогносцировку в места, удаленные от главного испанского стана.
Зато бесценным помощником Писарро оказался толмач Фели-пильо. Этот тауантинсуйский иуда оскорбил одну из жен инки, а такого рода проступки по местным законам карались смертью. Атауальпа потребовал, чтобы Фелипильо был ему выдан на расправу, но Писарро, который нуждался в услугах этого бойкого толмача, отказал инке в его просьбе. Фелипильо опасался, что Атауальпа рано или поздно до него доберется, и, проведав, что готовится процесс против инки, принял все меры, чтобы колеса судебной машины шли без скрипа.
Писарро, Вальверде и Фелипильо составили обвинительное заключение против инки. В нем было двенадцать пунктов.
Инку обвиняли в том, что он умертвил брата своего Уаскара, что уже после того, как испанцы покорили булыиую часть его царства, он транжирил доходы казны и дарил своим приближенным всевозможные ценности. Обвинили Атауальпу и в том, что он идолопоклонник и многоженец, и под конец приписали ему мятежные замыслы, направленные против Писарро.
Допрашивали не только Атауальпу, но и многих его сановников и родичей. Они единодушно отвергали все эти обвинения. Но говорили они на языке рума-сими, а переводил их показания на испанский язык Фелипильо.
Белое в его передаче становилось черным, отрицание – утверждением.
Затем судебная коллегия, назначенная Писарро, рассмотрела все эти фальшивки. Конечно, высокий трибунал признал инку виновным во всех мыслимых и немыслимых грехах и преступлениях. Но, когда дело дошло до приговора, судьи едва не передрались друг с другом. Кое-кто из них считал, что Атауальпу убивать невыгодно: а вдруг в нем возникнет еще нужда.
Но в конце концов вердикт был вынесен. Инку решили сжечь живьем на той самой площади, где девять месяцев назад его вероломно захватили в плен.
Атауальпа ушам своим не поверил, когда ему прочли приговор.
– Чем, – сказал он, – я или мои дети провинились и заслужили такую кару? И притом еще от вас: ведь я и мой народ встретили вас радушно и приветливо, с вами я разделил свои сокровища. Кроме добра, вы от меня ничего не видели.
Сокрушаться было поздно…
Вечером 26 августа 1533 года инку вывели на площадь. Фарисей Вальверде через негодяя Фелипильо обратился к Атауальпе с речью. Он призвал инку покаяться в грехах и принять крещение. За это он сулил ему не свободу, а «легкую» казнь.
Инка крестился и в честь Иоанна Крестителя назван был Хуаном Атауальпой. Затем палач накинул ему на шею петлю и удушил.
В момент казни толпившиеся вокруг лобного места испанцы молились о спасении души «раба божьего Хуана».
Похоронили инку весьма торжественно. Панихиду служил его убийца Вальверде. Писарро облачен был в траурные одежды. Он проливал над гробом инки крокодиловы слезы.
ПОХОД НА КУСКО
Приговаривая к казни Атауальпу, Писарро рисковал многим. Ведь еще не завоеванная страна была в его руках именно потому, что в Кахамалке сидел на привязи инка, любой приказ которого был законом для всех тауантинсуйцев.
Но коль скоро нет инки, то нет и законов, а в таком случае, никому не возбраняется протыкать бородатых дьяволов копьями и сбрасывать на их головы камни на горных дорогах.
Следовательно, на место Атауальпы спешно надо было посадить нового инку. Разумеется, из тех потомков Пачакути, которые менее всего походили бы на своего великого прадеда.
И выбор Писарро пал на одного из братьев Атауальпы – Тупа-ка-Уальпу.
Эстремадурский свинопас торжественно короновал внука Солнца и заставил нового инку дать присягу в верности испанским «покровителям».
Дело оставалось теперь за малым – занять столицу страны Куско и прибрать к рукам все тауантинсуйские земли.
И в начале сентября 1533 года Писарро с «армией» в пятьсот человек вышел из Кахамалки и направился к Куско.
Почти нигде испанцы не встретили сопротивления. Только в одном месте, вблизи тауантинсуйской столицы, передовой их отряд попал в засаду, но отрядом этим командовал де Сото, способнейший военачальник писарровской «армии», и он вывел из западни своих солдат. Затем, когда к де Сото Альмагро привел подкрепление, оба вожака вступили в бой с тауантинсуйцами и наголову их разгромили.
В ночь на 15 ноября, спустя год после битвы на треугольной площади Кахамалки, Писарро подошел к Саксауаману, и наутро испанское войско торжественно вступило в Куско.
В поверженной столице поверженного царства эта разбойничья орда чувствовала себя неуютно. Не верилось, что империя инков действительно покорена и пригвождена к трону испанского короля. Не верилось, что тихие тауантинсуйцы смирились со своей горькой участью. Не верилось, что все убийства, грабежи и насилия сойдут с рук и что не наступит час возмездия и расплаты.
И квартирмейстеры наместника Новой Кастилии не решились занять для войска дворцы Пачакути, Тупака-Юпанки, Уайна-Ка-пака и Уаскара. Солдаты разбили палатки на центральной площади Куско, у ворот храма Солнца.
Писарро был мастером разбойного промысла. Он знал, как и когда следует грабить. «Стригите овцу, но старайтесь не содрать с нее кожу», – так не раз он говорил своим удальцам.
И на этот раз он строго-настрого наказал им: не трогайте мирных обывателей. Опустошайте дворцы, разоряйте храмы, но оставьте в покое частные дома.
Во дворцах и храмах, даже после того, как из них вынесли сокровища, которыми Атауальпа надеялся откупиться от гибели, золота и серебра было очень много.
Храм Солнца уже успели разграбить писарровские послы. Но послы не тронули мумий, послы не успели разобрать полы, разворотить все стены. Этим занялись писарровские молодчики.
В одной из пещер в окрестностях Куско грабители нашли десятки сосудов из чистого золота, золотые светильники, золотые статуи полутора– и двухметровой высоты. В сокровищницу Писарро свозилась золотая и серебряная посуда, парадные одежды инкских вельмож: туники, усеянные золотыми пуговицами, плащи, украшенные драгоценными камнями, статуи, листы золотой и серебряной облицовки храмов, ожерелья, аграфы, браслеты и брошки.
Жрецы и дворцовые служители без звука отдавали испанцам все ценности. Но Писарро казалось, что они скрывают от него львиную долю сокровищ, что где-то есть тайники, полные золота. И он велел разрыть все места погребения, он приказал нещадно пытать слуг инки и жрецов.
И удалось собрать урожай, почти столь же обильный как в Ка-хамалке. Каждый всадник получил шесть тысяч песо, каждый пехотинец – три тысячи.
Это неожиданное богатство отнюдь не осчастливило писарров-скую братию. И вовсе не потому, что на долю участников этих драматических событий досталось меньше той доли, на которую они рассчитывали. Нет, причина была совсем иной. Золота в Куско оказалось столько, что цена на него мгновенно упала. А товаров, до зарезу нужных испанцам, в городе было очень мало. И в итоге за бутылку вина приходилось отдавать шестьдесят песо (то есть полфунта золота!). Пара башмаков стоила сорок песо, а за лошадь давали две-три тысячи песо.
Кроме того, легкую наживу испанские добытчики расточали с легким сердцем. За ночь в карты и кости проигрывались целые состояния. В одну такую безумную ночь солдаты Сьерра де Легисано (о нем мы позже еще многое услышим) проиграл «царь-диск» – золотое солнце Кориканчи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Между камнями не войдет и иголка
Совершенно сознательно тауантин-суйские каменщики, слагая эту каменную поэму, нарушили законы симметрии. Прямые линии швов внезапно ломаются, к крупным плитам примыкают каменные блоки меньших размеров, там и здесь узкие камни втиснуты между широкими плитами.
Прямая линия – кратчайшее расстояние между двумя точками, но сколько куда более выразительных и «звонких» ломаных линий можно провести между этими точками? Спросите об этом строителей Кориканчи.
Кориканча поразила послов своим неистовым великолепием. Инки Пачакути и Тупак-Юпанки, создавая этот город храмов, с затратами не считались. Они приказали покрыть все храмовые здания золотыми плитами, они велели выложить все полы червонным золотом и украсить все стены золотыми дисками. Дисков этих было бесчисленное множество. Больших, средних, маленьких, узорчатых и гладких, литых и кованых. И на самом видном месте висел «царь-диск» – круг из чистейшего золота величиной с большое колесо. А вдоль стен на золотых стульях сидели мумии.
Кукушка в орлином гнезде
Инки считали себя прямыми потомками Солнца. Они верили, что после смерти их души вознесутся в чертоги Солнца. И, чтобы облегчить своим душам загробное путешествие, велено было хранить высушенные и набальзамированные тела почивших инков в храме Солнца. А за храмом Солнца послам показали золотой сад, в котором все деревья и кусты, все звери и птицы, змеи и бабочки отлиты были из золота.
Против Кориканчи с ее солнечным, лунным, радужным и грозовым храмами на противоположной стороне площади располагались дворцы инков. Каждый инка непременно воздвигал для себя новый чертог. Считалось дурным тоном жить в отцовском дворце.
Инка Уайна-Капак украсил свою резиденцию башней, но и его дворец, и прочие безбашенные палаццо красотой не отличались. Это были массивные каменные постройки с узкими окнами-амбразурами. Зато в таких зданиях можно было годами отсиживаться от всех врагов. И послы уже наперед размечали, в каком из этих дворцов удобнее разместить на постой пехоту, и где пробить амбразуры для пушек…
Послы Писарро прибыли в Куско не для того, чтобы любоваться достопримечательностями тауантинсуйской столицы. Войску нужно было золото, много золота. И послы тотчас же ворвались в Кориканчу и во дворцы на квадратной площади. Они действовали быстро и ловко, но золота в Куско было столько, что на одну только опись здешних сокровищ ушел целый месяц.
Атауальпа милостиво разрешил испанцам забрать все золотые украшения из Кориканчи. Он молил лишь не трогать золотых мумий, и послы не без колебаний уважили эту просьбу. Из храма вынесли и уложили во вьюки семьсот золотых блюд. Кориканчу опоясывал золотой карниз, и послы приказали выломать его из каменных пазов. Но строители Кориканчи в свое время потрудились на славу. Золото приросло к камню, карниз приходилось выдирать с мясом, а каменная кладка не поддавалась усилиям разрушителей. Впрочем, тауантинсуйские каменщики и не очень старались выполнить приказы из Кахамалки. Они работали с явным отвращением, доводя до белого каления нетерпеливых писарровских послов. Неудачу с карнизом послы с лихвой, однако, возместили, опустошая другие городские здания. В конце концов им удалось отправить в Кахамалку двести вьюков золота и целый караван серебра.
ВОЛКИ РАСТАСКИВАЮТ ДОБЫЧУ
В то время как писарровские послы грабили Куско, в Кахамалке кипели страсти. В феврале 1533 года из Сан-Мигеля пришел со своими молодчиками Альмагро. В Кахамалку он явился не зря.
Альмагро опасался, что Писарро обделит его отряд, когда будет решаться судьба Атауальпы и сокровищ в палатах с красной чертой. И с приходом Альмагро испанский лагерь стал осиным гнездом. Одни требовали похода на Куско, другие рвались в окрестные селения за мелкой добычей. В ночную пору кладбищенскую тишину пустынных площадей нарушали пьяные вопли. Удалые молодцы бродили по растерзанному городу, затевали скандалы и драки, которые нередко кончались поножовщиной.
Дом с красной чертой не давал им покоя. Как, в двух шагах от лагеря хранятся такие сокровища, а у нас ни гроша в кошельке! И не собирается ли этот старый козел Писарро присвоить себе выкуп Атауальпы? Черт возьми, надо быть последним остолопом, чтобы позволить ему заграбастать все золото инки!
У Писарро рука была железная, но он знал: узду нельзя натягивать до предела. Порой вожакам волчьей стаи приходится уступать матерым смутьянам, и, огрызаясь, они отходят в сторонку, а голодная стая остервенело кидается к лакомой добыче.
И Писарро решил поделить сокровища Атауальпы.
В покоях с красной чертой было множество бесценных произведений тауантинсуйского искусства: кубки, чаши и блюда великолепной работы, золотые и серебряные статуи, золотые и серебряные фигурки зверей и птиц – ягуаров, лам, кондоров, попугаев. Глаз нельзя было оторвать от золотых початков кукурузы, от колосьев с золотым стеблем и широкими серебряными листьями.
Но эту гору сокровищ, созданных гением тауантинсуйских художников, Писарро оценил на вес.
Правда, Писарро отобрал для короля Испании золотые и серебряные изделия на сто тысяч песо и отправил ко двору Карла V своего брата Эрнандо с этим даром. Но он приказал: все остальное переплавить. И в белом пламени плавильных печей истаяли золотые колосья и золотые звери. Пробили лётку, из печи, шипя, хлынул тусклый желтый расплав…
Когда слитки брошены были на весы, то оказалось, что золота в них содержится на один миллион триста двадцать шесть тысяч песо. Один миллион триста двадцать шесть тысяч песо – это шесть тонн, или триста шестьдесят пудов золота.
О такой добыче и мечтать не могли грозные завоеватели минувших времен. В сравнении с Писарро даже Чингис-хан и Тамерлан были грабителями средней руки!
После долгих споров эту добычу разделили следующим образом: воины Альмагро, которые пришли в Кахамалку к шапочному разбору, получили отступное – сравнительно небольшую долю от шеститонного золотого запаса.
Затем пятую часть отделили для казны. Писарро взял себе на 57 444 песо золота и изрядное количество серебра. Остальные предводители получили по 20-30 тысяч песо, всадники – по 8880 песо, пехотинцы – по 4440 песо.
4440 песо – это больше пуда золота. Недурная добыча для простого солдата, для нищего бродяги, которого горькая нужда пригнала из Старого Света в тауантинсуйское царство!
УБИТЬ ИЛИ НЕ УБИТЬ?
После раздела добычи Писарро и его приближенные втихомолку обсудили весьма щекотливый вопрос: как дальше быть с Атауаль-пой? Эта угодившая в силки курица снесла немало золотых яиц, но держать ее в клетке в час трудного похода было делом очень рискованным.
Еще опаснее было выпустить инку на волю. Кто знает, какой оборот приняли бы события, если бы Атауальпа поднял на испанцев своих подданных. Ведь в Перу под копье можно было поставить сотни тысяч воинов, и тогда земля запылала бы под ногами дерзких захватчиков.
Сам Атауальпа помог испанцам затянуть петлю на своей шее.
Писарро нужен был для этого благовидный повод. Тогда на «законном основании» он нарушил бы договор с инкой, тогда он учинил бы комедию суда над ним. Требовалось лишь доказать, что Атауальпа не только враг испанцев, но и вероломный тиран, предавший свою собственную страну.
Еще до того, как Писарро приступил к разделу добычи, Атауальпа без ведома своих тюремщиков приказал умертвить Уаскара. Прямо или косвенно к этому убийству причастен был и Писарро. Он не раз говорил Атауальпе, что желает вступить с Уаскаром в переговоры, и Атауальпа знал, что такие переговоры действительно ведутся, и поэтому постарался избавиться от своего старшего брата. О смерти Уаскара Писарро узнал от Атауальпы, причем последний отрицал свое соучастие в убийстве.
Такого опытного душегуба, как Писарро, Атауальпе трудно было обмануть, но Писарро до времени не желал выводить инку на чистую воду и сделал вид, будто он верит клятвам Атауальпы.
Теперь, когда булыиая часть выкупа была у испанцев, имело смысл вернуться к делу Уаскара.
Ведь как-никак именно Уаскар был законным наследником Уайна-Капака. Атауальпа победил Уаскара и стал инкой-самодер-жцем по праву силы. Но, лишив Уаскара жизни, Атауальпа-узур-патор стал Атауальпой-цареубийцей.
В глазах тауантинсуйцев цареубийство – тягчайшее преступление. Это прежде всего святотатство, потому что инка – прямой потомок Солнца.
Но испанцам ли судить Атауальпу за совершенное им братоубийство? Ведь именно они вложили нож в руки Атауальпы. И, кроме того, по какому праву эти наглые пришельцы вмешиваются во внутренние тауантинсуйские дела? Почему католики-испанцы, которые считают культ Солнца сатанинской оргией, судят Атауальпу как святотатца?
Разумеется, такого рода соображения ни в коей мере не беспокоили Писарро. Сановники же и царедворцы Атауальпы боялись проронить хотя бы единое слово в защиту своего повелителя. Писарро приучил их к повиновению.
Призвав на помощь лживого попа Вальверде, Писарро принялся за дело.
Надо сказать, что среди соратников Писарро нашлись люди, которые до глубины души были возмущены действиями своего предводителя. Отважный рыцарь Эрнандо де Сото, герой многих сражений и битв, открыто сказал своему предводителю, что казнь инки – это преступление. С мнением де Сото Писарро не мог не считаться. Поэтому он убрал благородного воина из Кахамалки, отправив его на рекогносцировку в места, удаленные от главного испанского стана.
Зато бесценным помощником Писарро оказался толмач Фели-пильо. Этот тауантинсуйский иуда оскорбил одну из жен инки, а такого рода проступки по местным законам карались смертью. Атауальпа потребовал, чтобы Фелипильо был ему выдан на расправу, но Писарро, который нуждался в услугах этого бойкого толмача, отказал инке в его просьбе. Фелипильо опасался, что Атауальпа рано или поздно до него доберется, и, проведав, что готовится процесс против инки, принял все меры, чтобы колеса судебной машины шли без скрипа.
Писарро, Вальверде и Фелипильо составили обвинительное заключение против инки. В нем было двенадцать пунктов.
Инку обвиняли в том, что он умертвил брата своего Уаскара, что уже после того, как испанцы покорили булыиую часть его царства, он транжирил доходы казны и дарил своим приближенным всевозможные ценности. Обвинили Атауальпу и в том, что он идолопоклонник и многоженец, и под конец приписали ему мятежные замыслы, направленные против Писарро.
Допрашивали не только Атауальпу, но и многих его сановников и родичей. Они единодушно отвергали все эти обвинения. Но говорили они на языке рума-сими, а переводил их показания на испанский язык Фелипильо.
Белое в его передаче становилось черным, отрицание – утверждением.
Затем судебная коллегия, назначенная Писарро, рассмотрела все эти фальшивки. Конечно, высокий трибунал признал инку виновным во всех мыслимых и немыслимых грехах и преступлениях. Но, когда дело дошло до приговора, судьи едва не передрались друг с другом. Кое-кто из них считал, что Атауальпу убивать невыгодно: а вдруг в нем возникнет еще нужда.
Но в конце концов вердикт был вынесен. Инку решили сжечь живьем на той самой площади, где девять месяцев назад его вероломно захватили в плен.
Атауальпа ушам своим не поверил, когда ему прочли приговор.
– Чем, – сказал он, – я или мои дети провинились и заслужили такую кару? И притом еще от вас: ведь я и мой народ встретили вас радушно и приветливо, с вами я разделил свои сокровища. Кроме добра, вы от меня ничего не видели.
Сокрушаться было поздно…
Вечером 26 августа 1533 года инку вывели на площадь. Фарисей Вальверде через негодяя Фелипильо обратился к Атауальпе с речью. Он призвал инку покаяться в грехах и принять крещение. За это он сулил ему не свободу, а «легкую» казнь.
Инка крестился и в честь Иоанна Крестителя назван был Хуаном Атауальпой. Затем палач накинул ему на шею петлю и удушил.
В момент казни толпившиеся вокруг лобного места испанцы молились о спасении души «раба божьего Хуана».
Похоронили инку весьма торжественно. Панихиду служил его убийца Вальверде. Писарро облачен был в траурные одежды. Он проливал над гробом инки крокодиловы слезы.
ПОХОД НА КУСКО
Приговаривая к казни Атауальпу, Писарро рисковал многим. Ведь еще не завоеванная страна была в его руках именно потому, что в Кахамалке сидел на привязи инка, любой приказ которого был законом для всех тауантинсуйцев.
Но коль скоро нет инки, то нет и законов, а в таком случае, никому не возбраняется протыкать бородатых дьяволов копьями и сбрасывать на их головы камни на горных дорогах.
Следовательно, на место Атауальпы спешно надо было посадить нового инку. Разумеется, из тех потомков Пачакути, которые менее всего походили бы на своего великого прадеда.
И выбор Писарро пал на одного из братьев Атауальпы – Тупа-ка-Уальпу.
Эстремадурский свинопас торжественно короновал внука Солнца и заставил нового инку дать присягу в верности испанским «покровителям».
Дело оставалось теперь за малым – занять столицу страны Куско и прибрать к рукам все тауантинсуйские земли.
И в начале сентября 1533 года Писарро с «армией» в пятьсот человек вышел из Кахамалки и направился к Куско.
Почти нигде испанцы не встретили сопротивления. Только в одном месте, вблизи тауантинсуйской столицы, передовой их отряд попал в засаду, но отрядом этим командовал де Сото, способнейший военачальник писарровской «армии», и он вывел из западни своих солдат. Затем, когда к де Сото Альмагро привел подкрепление, оба вожака вступили в бой с тауантинсуйцами и наголову их разгромили.
В ночь на 15 ноября, спустя год после битвы на треугольной площади Кахамалки, Писарро подошел к Саксауаману, и наутро испанское войско торжественно вступило в Куско.
В поверженной столице поверженного царства эта разбойничья орда чувствовала себя неуютно. Не верилось, что империя инков действительно покорена и пригвождена к трону испанского короля. Не верилось, что тихие тауантинсуйцы смирились со своей горькой участью. Не верилось, что все убийства, грабежи и насилия сойдут с рук и что не наступит час возмездия и расплаты.
И квартирмейстеры наместника Новой Кастилии не решились занять для войска дворцы Пачакути, Тупака-Юпанки, Уайна-Ка-пака и Уаскара. Солдаты разбили палатки на центральной площади Куско, у ворот храма Солнца.
Писарро был мастером разбойного промысла. Он знал, как и когда следует грабить. «Стригите овцу, но старайтесь не содрать с нее кожу», – так не раз он говорил своим удальцам.
И на этот раз он строго-настрого наказал им: не трогайте мирных обывателей. Опустошайте дворцы, разоряйте храмы, но оставьте в покое частные дома.
Во дворцах и храмах, даже после того, как из них вынесли сокровища, которыми Атауальпа надеялся откупиться от гибели, золота и серебра было очень много.
Храм Солнца уже успели разграбить писарровские послы. Но послы не тронули мумий, послы не успели разобрать полы, разворотить все стены. Этим занялись писарровские молодчики.
В одной из пещер в окрестностях Куско грабители нашли десятки сосудов из чистого золота, золотые светильники, золотые статуи полутора– и двухметровой высоты. В сокровищницу Писарро свозилась золотая и серебряная посуда, парадные одежды инкских вельмож: туники, усеянные золотыми пуговицами, плащи, украшенные драгоценными камнями, статуи, листы золотой и серебряной облицовки храмов, ожерелья, аграфы, браслеты и брошки.
Жрецы и дворцовые служители без звука отдавали испанцам все ценности. Но Писарро казалось, что они скрывают от него львиную долю сокровищ, что где-то есть тайники, полные золота. И он велел разрыть все места погребения, он приказал нещадно пытать слуг инки и жрецов.
И удалось собрать урожай, почти столь же обильный как в Ка-хамалке. Каждый всадник получил шесть тысяч песо, каждый пехотинец – три тысячи.
Это неожиданное богатство отнюдь не осчастливило писарров-скую братию. И вовсе не потому, что на долю участников этих драматических событий досталось меньше той доли, на которую они рассчитывали. Нет, причина была совсем иной. Золота в Куско оказалось столько, что цена на него мгновенно упала. А товаров, до зарезу нужных испанцам, в городе было очень мало. И в итоге за бутылку вина приходилось отдавать шестьдесят песо (то есть полфунта золота!). Пара башмаков стоила сорок песо, а за лошадь давали две-три тысячи песо.
Кроме того, легкую наживу испанские добытчики расточали с легким сердцем. За ночь в карты и кости проигрывались целые состояния. В одну такую безумную ночь солдаты Сьерра де Легисано (о нем мы позже еще многое услышим) проиграл «царь-диск» – золотое солнце Кориканчи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19