А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Боишься?
— Боюсь, — призналась она, — о-ох, как боюсь!
— Ничего, я не дам тебя в обиду…
— Я и за тебя боюсь! Что скажут старшие?
Только тут Льоку пришло в голову, что следовало спроситься у Главного охотника. Он понял, что нарушает закон не только чужого, но и своего стойбища.
— Вернемся? — словно угадав, о чем он подумал, тихо спросила Боязливая.
— Но разве стойбищу не нужен кремень? — отвечая и жене и самому себе, сказал Льок. — Пойдем! — И он, решительно повернувшись, двинулся вперед.
— Мое сердце чует беду, — вздохнула за его спиной Боязливая.
— Твое сердце всегда чует одни только беды! — досадливо отозвался Льок, не оборачиваясь. Боязливая умолкла.
Они шли еще долго, и только когда перевалило за полдень, Боязливая, тронув мужа за плечо, сказала:
— Вот здесь.
Льок остановился. Прямо против них, на том берегу, невысокой грядой темнели скалы, а посредине реки течение намыло две большие песчаные отмели, одну ближе к этому берегу, другую к тому. Льок прикинул на глаз расстояние до первой отмели, подумал, потом отыскал длинную, крепкую жердь и, упершись ее концом в дно, легко перескочил на островок.
— Прыгай за мной! — крикнул он Боязливой.
— Разве я смею покинуть землю моего мужа? — с испугом прошептала она.
— Зачем кричишь, тебя могут услышать.
На первой отмели в чистом песке не было даже речной гальки, и Льок с помощью того же шеста перебрался на второй островок. У его края, ближе к кремневым скалам на том берегу, выходил, пройдя под водой, отрог каменной гряды и зеленел невысокий кустарник. Льок бросился вперед и вспугнул гревшуюся на солнце гадюку. Оставляя на влажном песке чуть заметную волнистую полоску, она исчезла в зелени кустов. Следя за змеей, Льок увидел две чуть торчавшие из кустов палки с поперечиной между ними. «Капкан! — догадался он. — Значит, не я первый придумал такую хитрую защиту от врагов!»
Подойдя к ловушке, он ударил палкой по поперечнику. Ловушка с треском захлопнулась, крепко зажав конец палки.
Под самой скалой Льок увидел полузанесенный песком кусок кремня. Вода и мороз откололи его от скалы. «Из него выйдет отличный наконечник», — порадовался Льок этой находке. Раскапывая песок концом палки, он вытаскивал один за другим куски кремня. Скоро мешок наполнился до половины. Льок приподнял его и встряхнул.
«Много будет наконечников! — чувствуя тяжесть мешка, подумал он. — А можно набрать еще и в тот, что у Боязливой».
На первую отмель Льок со своим тяжелым грузом кое-как перепрыгнул, а на берег выбраться было труднее, поток тут был шире и глубже. Боязливая перебросила несколько жердей, и Льок перешел по этим шатким мосткам.
— Дай мне твой мешок, — попросил он. — Пойду собирать на том берегу, там кремень, должно быть, еще лучше. Но женщина торопливо сбросила жерди в воду.
— Нельзя сыновьям Лося ступать на тот берег! — с удивившей Льока решимостью сказала она. — Война будет, смерть будет! Льок понял, что она права. Кремня и так было собрано немало. Закинув увесистый мешок за плечи, он с Боязливой двинулся в обратный путь. Чем ближе он подходил к стойбищу, тем сильнее охватывала его тревога. Хорошо ли он сделал, нарушив запрет? Но, чувствуя тяжесть мешка за спиной, он успокаивался. Кремень так нужен стойбищу! Кибу обрадуется. Но Кибу не обрадовался. Когда Льок высыпал перед ним из мешка камни и быстро стал подсчитывать, сколько и чего выйдет из такой большой кучи кремня, старик сразу понял, где Льок пропадал весь день и откуда такое богатство.
— Стрелы и копья из этого кремня принесут стойбищу не удачу, а беду!
— сурово сказал он. — Сложи все обратно в мешок и пойдем к Главному охотнику.
Главный охотник велел сейчас же созвать стариков. Скоро старые охотники стали входить в землянку. Неизвестно, как и от кого они успели узнать о беде, которую снова накликал на стойбище их приемный сын. Они входили с нахмуренными, озабоченными лицами и садились на шкуры.
— Верно, соседи будут воевать с нами! — сказал Главный охотник. — Они не потерпят, чтоб сын Лося в неурочное время вступил на их берег.
— Я же не вступал на их берег! — закричал Льок. — Я собрал кремень на отмели посреди реки, а река ничья!
Старики облегченно вздохнули и стали переговариваться между собой. На душе у Льока тоже стало легче — значит, не так уж он виноват, а теперь он сделает такое оружие из принесенного кремня, что его еще похвалят. Похвалили же за выдумку с капканами.
Но тут встал Кру и сказал:
— Чужое надо скорее бросить в воду!
Все старики согласились с ним. Поднимаясь с места и выходя из землянки, они старались не прикоснуться к мешку, лежавшему посреди жилья. Льок сидел ошеломленный — чего-чего, а этого он не ждал. Заметив его растерянность, Главный охотник велел ему взять мешок и нести к реке. Стыдно и больно было Льоку идти с мешком за плечами впереди охотников, женщин и детей, поглядывавших на него кто с жалостью, кто с укором. У излучины, где женщины набирали воду, толпа остановилась.
— Бросай, — хмуро сказал Главный, — бросай чужое!
Мешок, тяжело расплеснув прозрачную воду, ушел на дно. Вздох пронесся по толпе охотников. Такое богатство было в руках, и вот его уже нет!
— Иди в свою землянку, — велел Главный охотник Льоку. — Жди, пока старшие решат, что с тобой делать.
Льок был рад поскорее уйти от всех и спрятаться хоть на время в своем жилье. Но и там он не нашел утешения. Огонь в очаге не горел. Боязливая сидела скорчившись в углу, и, когда она подняла навстречу мужу лицо, Льок увидел кровоподтек под глазом и большую царапину на щеке. Женщины побили Боязливую за то, что она навлекла опасность войны на стойбище. Они побили ее и за то, что она нарушила запрет стойбища отцов, — ведь все они были взяты сюда из селения на том берегу реки.
Льок сел рядом. Боязливая по-детски прижалась к нему. В нетопленную землянку забрались комары. Назойливо кружась над головой, они нагоняли заунывным пением еще большую тоску.
Близнецы вернулись поздно. В теплое время дети, как и в родном стойбище Льока, сами добывали себе пищу — дикий лук и какие-то болотные коренья, от которых щипало язык, мелкую рыбешку, птичьи яйца. Увидя, что матери не до них, они забились, как маленькие зверьки, под шкуры в глубине землянки и тотчас уснули.
Льок и Боязливая еще долго сидели в темноте у холодного очага, стараясь угадать, что решат старики, что ожидает их завтра… Потом они незаметно задремали.
Рано утром их разбудил старый мастер.
— Вставай, Мон-Кибу, — сказал он, — надо работать. Олени скоро придут. Вчера твои руки спасли твою голову.
Боязливая бросилась разжигать очаг. Клубы дыма быстро выжили комаров и мух. Скоро запахло печеным мясом. В землянке сразу стало тепло и радостно, и Льоку и Боязливой показалось, что беда миновала бесследно.
ГЛАВА 10
Когда солнце ярко светит целый день, плохо сидеть в темной землянке.
Сырость идет от земляных стен и пола и влагой пропитывает меха постели,
даже сушеное мясо покрывается плесенью. Воздух нетопленного жилья
становится совсем промозглым и затхлым.
У старого Кибу весной всегда ломило суставы на руках и ногах, ныли
все кости. Стоило ему немного посидеть в землянке, как его одолевал
удушливый кашель, ноющие пальцы начинали дрожать и удары отбойника
делались неточными.
Вот почему с наступлением тепла старый мастер выносил свою
шлифовальную плиту и работал на солнышке, сидя у входа в землянку. Так и в это утро, особенно ясное и жаркое, усердно трудились Кибу и Льок, склонившись над рабочей плитой. Старый мастер шлифовал топор, а Льок заканчивал скребок для очистки кожи от волоса, который он сделал из половинки сломанного им наконечника. Это был не только скребок: сторону разлома Мон-Кибу заострил так, что она стала ножом для раскройки кож. Никто раньше не додумался до того, чтобы из одной кремневой пластинки делать два орудия! Теперь оставалось только закрепить скребок-нож в деревянной рукоятке. Она уже лежала рядом на плите, Льок протянул за ней руку и вдруг увидел, что Рыжий, спокойно дремавший до сих пор у его ног, проснулся и, задрав голову, забавно водит носом по воздуху. Крупное крылатое насекомое кружило над головой пса.
— Овод! — крикнул старый Кру, оторвавшийся от работы. — Овод! Значит, скоро придут олени.
И тут с другого конца стойбища донеслись звонкие голоса подростков:
— Оводы! Оводы прилетели!
На крики мальчишек из землянок выбегали охотники. Вышел и Главный охотник стойбища. Поднялась суета сборов. Главный неторопливо отдавал распоряжения. Молодые охотники и подростки, с нетерпением ожидавшие этого дня, должны были сейчас же отправиться в лес по ту сторону реки, чтобы подстеречь и выследить ход оленьего стада.
Только Льок не поднялся с места. Работы у мастеров было много, нечего было и думать, что старый Кибу отпустит его с молодыми охотниками. Льок тяжело вздохнул, и его отбойник застучал еще быстрее по кремневой пластинке.
Шумной гурьбой прошли мимо молодые охотники. Бэй отделился от них и подошел к мастерам.
— Идешь? — спросил он брата. — Разве ты старик, чтобы отказываться от радостей охотников?
Льок глазами показал на старика, медленно водившего почти законченным топором из сланца по шлифовальной плите.
— Отпусти брата, — сказал Бэй. — Ты сам был молодой. Как ему сидеть, когда мы все идем?
Кибу поднял голову, лукаво взглянул на грустное лицо Льока, потом перевел взгляд на Бэя и, что-то вспомнив, ласково усмехнулся.
— Вот и за меня когда-то просил брат… Да только меня не отпустили.
Льок помрачнел.
— Отпусти, — упрямо повторил Бэй. — Как можно не пустить охотника?
Старик опять усмехнулся:
— Ну уж иди. Доделаю сам.
Олени не всегда выходили к реке в одном и том же месте. И время их появления угадать было трудно. Иной раз они пускались в дальний путь из глубины лесов тотчас после вылета первых оводов, а иногда почему-то задерживались. Поэтому засаду на них приходилось устраивать заранее, в полудне ходьбы к югу от стойбища.
Дойдя до обычного места, разведчики разошлись по одному, растянувшись длинной цепью на восток и на запад. Каждый облюбовал себе дерево и, забравшись на сук, принялся устраивать из сосновых или еловых веток укрытие. Вскоре на деревьях, на расстоянии птичьего голоса друг от друга, появились огромные, круглые, но совсем не птичьи гнезда. Льок и Бэй выбрали сторожевые посты по соседству, чтобы можно было, сойдясь, шепотом поговорить на родном языке и подменять друг друга на время сна.
Спать приходилось по очереди — один дозорный следил за двумя участками. Но ни в первую, ни во вторую ночь олени не показывались. Недолгий, урывками, сон помогал кое-как коротать ночь, зато дни, наполненные тишиной и ожиданием, казались нетерпеливой молодежи томительно длинными.
Особенно трудно было Бэю. На родине братьев не знали такого промысла. Их стойбище лежало у самого устья широкой и глубокой реки, и оленьи стада, должно быть, проходили далеко стороной. За оленем охотились по двое, по трое, а иногда и в одиночку, удача зависела от быстроты и выносливости ног, от зоркости глаза и меткости руки охотника. А здесь все было по-другому — надо было сидеть, притаившись, на дереве и терпеливо ждать, когда придет стадо. Бэю было скучно, и он сердился.
— Разве наши охотники стали бы прятаться и упускать из-под носа одну добычу ради другой, которая, может, и не появится, — возмущенно шептал он брату.
— Старики говорят, что, если загнать стадо в реку, много можно набить оленей, получить много мяса…
— А разве мало мяса было в том глухаре, что сейчас улетел от меня! — не мог успокоиться Бэй. — Если бы старики не отобрали у нас копья, я никого бы не стал слушаться. Мне стыдно перед глухарем. А сейчас он, должно быть, сидит где-то на ветке и смеется: глупый этот охотник, верно, вовсе не охотник.
Еще через день заскучали и другие. Стали поговаривать: может, стадо выбрало новые броды, где-нибудь восточнее, и они зря сидят на деревьях, словно совы, что ночью не спят, а днем боятся покинуть ветку и только таращат глаза, ничего не видя.
Но на следующее утро братья чутким ухом охотников уловили далекое потрескивание сухого валежника. Конечно, и другие дозорные услышали, как из глубины леса движется стадо, потому что сейчас же от одного сторожевого поста к другому прокатился, постепенно замирая, крик чайки — условный знак: «Идут олени!»
Горе охотникам, если хоть один олень почует человека. В страхе все стадо помчится за метнувшимся прочь животным, и тогда прощай богатая добыча!
Сквозь сеть хвойных ветвей, укрывавших его, Бэй пристально смотрел вперед. Мерная поступь многих копыт слышалась все ближе. В просветах между стволами показался вожак. Высоко подняв рога и насторожив уши, он приостановился, медленно водя мордой и шумно втягивая в ноздри воздух. Но лес казался безмолвным, запах человека заглушался густым смолистым ароматом хвои. Ничто не вызывало тревоги у чуткого вожака. Он спокойно шел вперед, а за ним, беззаботно пощипывая мох, послушно следовало стадо. Еще немного, и олени поравнялись с линией засады. Бэй увидел внизу, прямо под собой, толчею спин, путаницу рогов, услышал шумное дыхание. Никогда в жизни он не думал, что бывает столько оленей сразу. Стадо, медленно колыхаясь, будто проплыло вперед. И когда последние олени пропали за деревьями, снова прокатился птичий крик. От дозора к дозору неслось на этот раз кукушечье кукование:
«Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!»
Бесшумно соскользнув с деревьев, дозорные двинулись за стадом. Они крались широким полукольцом, все время держась поодаль, чтобы животные не приметили их. Самые крайние побежали стороной к стойбищу — известить, что олени близко.
В селении все только и ждали радостной вести. Когда олени
приблизились к реке, на берегу со стороны стойбища из-за вороха наломанных
елей за ними уже следили десятки глаз. Но вожак и тут ничего не почуял.
Насыщенный хвойным запахом воздух не выдавал людей.
Олени начали спускаться к воде. Вожак вел их по склону не прямо, а
наискось — к островку, почти перегораживающему течение. Этого нельзя было
допустить — кругом островка были отмели, и олени, почуяв недоброе, могли
почти посуху в несколько прыжков пересечь реку и вихрем пронестись мимо
засады. Оленей надо было во что бы то ни стало направить на глубокое
место.
Люди хитрее зверя. Один из дозорных уже, крадучись, забежал сбоку. Он
быстро развернул и встряхнул по ветру мокрую волчью шкуру, и густая струя
страшного запаха ударила в ноздри вожаку.
Он коротко замычал, и тотчас все стадо беспокойно затопталось на
месте. Но охотник снова туго скатал шкуру шерстью внутрь, и когда вожак
еще раз втянул в себя воздух, волчий запах исчез. Все-таки встревоженный
старый самец решил держаться подальше от подозрительного места. Он
повернул в сторону от островка и повел стадо через реку прямиком.
Осторожно ступая в холодную воду, вздрагивая и поводя ушами, олени
медленно погружались все глубже, пока наконец не поплыли, пересекая
течение. Когда передние достигли середины реки, из засады на
противоположном берегу выскочили женщины и дети. Они бегали взад и вперед, кричали, стуча палкой о палку, и размахивали руками. Испуганные животные попытались было повернуть назад, но и на том берегу раздались вопли и улюлюканье дозорных. Олени сбились в кучу и поплыли по течению. Люди бежали вдоль воды, не давая стаду пристать к берегу. А на воде их настигали в легких челноках охотники с копьями, с дротиками, с двузубцами из оленьих рогов. Животные заметались. Обезумев, они бросались из стороны в сторону, налезая грудью на передних, те шарахались, тесня и давя соседей. Охотники не подпускали оленей к местам, где они могли коснуться копытами дна. Быстрая река несла сгрудившееся стадо к озеру, а люди с челнов били оленей топорами и кололи копьями, стараясь не ударять в хребет, чтобы не сломался хрупкий наконечник. Вода окрасилась кровью раненых. Погибла чуть не половина стада, пока передним все же удалось добраться до спасительной мели. Огромными прыжками, вздымая тучи брызг, выскочили олени на берег и скрылись в лесу.
Охота выдалась удачная. И хоть много убитых и раненых животных течением унесло в озеро, люди не горевали об этом. У них осталась большая добыча, которую они стали вытаскивать на берег свежевать. Лакомые части внутренностей складывали в содранные еще теплые шкуры, а тушу рассекали надвое.
Пригибаясь под тяжестью ноши, один за другим уходили в стойбище женщины и те подростки, что были посильнее. Никто не замечал ни оводов, круживших над ними, ни комаров, облеплявших лица — все спешили скорее добраться до селения и начать пиршество.
ГЛАВА 11
Пять дымков сизыми струями поднимались на поляне — это пылали костры, зажженные в честь удачного промысла. Колдун уже совершил обряд примирения с душами животных, молодые охотники проплясали олений танец, женщины разложили на бересте еще теплые потроха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26