А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Парвез отщипнул виноградину, положил в рот, пожевал и добавил:
— А что мы будем делать с тобой, бабуджи?
Григорий усмехнулся:
— Ничего! Я не украл этот бриллиант. Я действительно простой купец, но я честный человек. Вот законный владетель бриллиантов! — он показал на Дангу. — Это расейский княжич Никита Боголюбов, по-вашему — раджа. Никитка! Покажи мухтараму свой медальон.
Дангу вытащил его из-под серапы, щелкнул крышкой и поднес к лицу опешившего Парвеза.
— Вот, мухтарам! Тут, — продолжал Григорий, — гравировка кириллицей, ну, буквы такие расейские, читаю: — «Сего владетель есмь Никита Боголюбов, князев сын, рожден 5 дня сентября 1697 — го». Если нужны еще доказательства, я могу представить!
— Нет, нет! Что ты! — замахал руками Парвез. — Этого достаточно, я верю!
— Его батюшка — князь, служил нашему царю императору Петру Алексеевичу и был когда-то послан посольством к Великому Моголу Аурангзебу. Да погиб, видать, в пути на перевале Зоджи-Ла. Царствие ему небесное!
— Аллах велик! Аллах велик! — Парвез молитвенно сложил руки, потом развел их и поклонился Дангу: — Да простит меня хузур! Твоя воля для меня закон!
— Бабуджи! — повернулся он к Григорию. — Я хочу, чтобы ты и твои знатные спутники были сегодня моими гостями. Мы сделали хорошее дело. Я покажу вам Шринагар, а завтра утром ты получишь деньги за бриллиант.
— Ну это можно! Ладно! — ответил Григорий и перевел предложение Парвеза Дангу и Дарье. Те радостно закивали. Молодость всегда жаждет новых впечатлений и не упускает возможности получить от жизни удовольствие.
Парвез хлопнул в ладоши и, когда слуга Нанди почтительно вытянулся перед ним, сказал ему строго:
— Покажи этим фаренги Шринагар. Возьми нашу лодку, покатай по озеру и каналам. Охране Шалимар Баг предъяви мой пропуск — парвану, они тебя пропустят. А потом отвези в караван-сарай Кальяни. Я распоряжусь, чтобы им приготовили там две комнаты и хороший ужин.
Через несколько минут, пробравшись сквозь сутолоку шумного базара, наши друзья подошли к берегу Джелама, аккуратно выложенному плитами из известняка. К воде вела красивая каменная лестница, у края которой покачивалась на легких волнах большая белая остроносая лодка — дунга с уютной беседкой, крыша которой была задрапирована полосатой красно-серой тканью с длинными свисающими оборками так, что внутри всегда царили тень и прохлада.
С лестницы Нанди что-то крикнул, и из лодки выглянул старый ганджа — лодочник и откинул входной полог.
— Проходите, почтеннейшие! — проговорил Нанди, вскакивая в лодку и поддерживая полог, чтобы пропустить в беседку гостей.
Ганджа оттолкнулся от берега, едва слышно работая одним кормовым веслом, пересек Джелам, вошел в прямой узкий канал и через несколько минут выплыл на простор озера.
Восхищенным взорам россиян открылась картина дивной красоты. Ничего подобного никто из них не видел и просто не мог себе представить.
В небольшой ряби изумрудных вод отражались зелено-голубые горы, обступившие озеро, белые кучевые облака, висевшие над ними, и бездонное ярко-синее небо. Там и сям водную гладь пересекали дунги самых разных цветов и размеров, на мелководье поднимали свои крупные белые чаши лилии в обрамлении вееров узорчатых зеленых листьев. По берегам среди чинар и тополей виднелись дома и постройки. Прохладный ветерок, пахнущий водой, приятно освежал, хотя солнце было уже высоко и изрядно палило. Дунга тихо скользила по воде, оставляя расходящийся треугольный след.
Первой нарушила молчание Дарья:
— Красиво ж как! Господи прости, как у нас на Волге-матушке!
— А на наше Ильмень-озеро похоже, — подхватил Григорий, — да только там не так зелено и тепло.
— И я не видел такого чуда, — добавил Дангу, — хотя много бродил здесь по горам.
Между тем лодка пересекла озеро и подошла к противоположному берегу. Здесь обозначилось среди кустов и зарослей орешника начало другого неширокого канала, уходящего в глубь обширного сада. Поперек русла висела толстая цепь, преграждавшая проезд. Ганджа притормозил лодку, и она мягко ткнулась носом в преграду. И в ту же секунду с обеих сторон канала выросли, словно из-под земли, фигуры стражников-сипаев. С громкими предупреждающими криками они навели ружья на лодку и ее пассажиров. Нанди, сидевший на корме вместе с ганджи, вытащил из-за пазухи парвану, разрешение с подписью самого субедара эмира Мансур-хана на квадратном красно-белом куске кожи, повернул его лицевой стороной сначала к одному сипаю, потом к другому и что-то громко крикнул. Стражники немедленно убрали ружья, цепь с плеском упала в воду, открывая канал.
Нанди просунул голову в беседку и проговорил:
— Бабуджи! Это Шалимар Баг падишаха Аурангзеба!
— Дак это знаменитые сады Шалимар Великого Могола! — возбужденно воскликнул Григорий, хватая за руки Дарью и Дангу. — Про них зело много мне сказывали в Кашгаре. Посмотрим, посмотрим теперь на диво индианское!
Ганджи неторопливо работал веслом, посылая лодку по каналу против слабого течения, стараясь не плескать водой и не мешать гостям наслаждаться открывающимися видами. По берегам канала, обложенным дерном, тянулись аллеи из туи, дно было выложено большими плитами известняка.
Канал вскоре закончился большим круглым бассейном, облицованным розовым мрамором. От бассейна отходило три новых канала. Над каждым из них был перекинут горбатый ажурный мостик с красивой беседкой посередине. Лодка пересекла бассейн и вплыла под мостиком в новый канал. Посередине тянулся ряд мраморных фонтанов, в водяных струях которых вставала радуга. Берега канала были обрамлены аккуратно подстриженными декоративными кустами и деревьями с цветами, испускавшими аромат. С ветки на ветку, наполняя воздух пением и щебетанием, перепархивали диковинные птицы с ярким разноцветным оперением.
Миновав канал с фонтанами, лодка углубилась в систему небольших проток и островков. Перед взорами зачарованных россиян появлялись то уединенные беседки с каменными спусками к воде, укрытые зеленью, то живописные полянки с какими-то зверьками, то совершенно заросшие по берегам протоки с журчащей быстриной, больше похожие на затененные зеленые туннели, то небольшие озерца, каждое с определенным видом и цветом кувшинок или лотосов — розовыми, белыми или голубыми — или с поверхностью, покрытой изумительной красоты ковром из листьев, по которому с тихим шуршанием продвигалась лодка.
За одним из поворотов, в самом дальнем конце этого прекрасного сада, среди живописно расположенных скал, открылся великолепный небольшой водопад. Шум падающей воды приятно ласкал слух. Потом снова пошли большие и маленькие бассейны разной формы с фонтанами и без, со ступенями, оградами, спусками и беседками.
Уже к вечеру переполненные впечатлениями Григорий, Дарья и Дангу разместились в караван-сарае Кальяни на окраине Шринагара. Заботливый Нанди старался изо всех сил угодить почетным гостям. Особенно его влекло к Дангу. Еще в лавке Парвеза Нанди начал с ним разговаривать. За то короткое время, что Дангу находился среди ми, он уже успел немного освоить разговорный урду. В этом сказались его врожденные способности.
Постоянное восхищение Нанди вызывала физическая мощь Дангу. Слуга даже попросил разрешения потрогать его могучие бицепсы. Сам Нанди был худеньким, тщедушным, низкорослым — едва доходил до груди Дангу. Особенную гордость Нанди испытывал от того, что находился рядом с живым раджей, пусть даже и фаренги, и разговаривал с ним.
После хорошего ужина, за которым гостям прислуживали Нанди и сам хозяин караван-сарая, россияне начали готовиться ко сну. Нанди сказал, что придет утром, и удалился.
Григорий старательно, по-солдатски, готовил себе постель, поправляя кошму и покрывало на топчане, проверил еще раз все свои вещи; аккуратно развернул и осмотрел бриллианты, монеты, завернул их в один узелок, потом в другой и засунул в кожаном мешочке на самое дно котомки, проверил, на месте ли книги, иголки и нитки, которыми обзавелся в Сонамарге; вот завернутый в тонкий цветной платок пистолет и все, что к нему полагается; вот складной нож, немного изюма и кусок сухой лепешки… Григорий вздохнул, завязал котомку и положил себе в изголовье, приговаривая:
— Да, Никитка! Управитель в каждой стране хочет жить покрасивее да получше. Ну да ладно, давай спать! Охо-хо, батюшки-светы!
Дангу заворочался на своем топчане, устраиваясь поудобнее. Было совсем непривычно лежать в душном, закрытом помещении на жестком лежаке. Он снова и снова перебирал в памяти все увиденное сегодня — базар, каналы, прекрасный сад, озеро. Потом стал думать о Дарье — как она там за стенкой, спит ли уже, о чем думает. Он успел уже к ней привыкнуть. Потом мысли его переключились на родителей. Он пытался вообразить, какие они, как выглядели, но тут нахлынули воспоминания о Лхобе, Вангди, о родной пещере. Образы стали путаться, картины переплетаться, затуманиваться, и он заснул.
Проснулся он под утро, когда только начало светать. Виной раннему пробуждению был свежий ветерок, который свободно проникал из-за почему-то отдернутой циновки.
Дангу повернул голову, чтобы посмотреть, на месте ли Григорий, и весь напрягся. Сон мгновенно слетел с него. Топчан был пуст. Подождав несколько минут, Дангу тихо встал, выскочил во двор, осторожно обошел его, разглядывая людей, спящих на топчанах. Потом вышел на улицу. Снова вернулся. Григория нигде не было. Подождав еще несколько минут, он поднял циновку в комнате Дарьи, вошел и начал осторожно ее будить. Она заворочалась, потом привстала, увидела Дангу и сонно забормотала:
— Что? Рано еще вставать-то…
Дангу, глядя ей в глаза, четко произнес:
— Нет Григо!
ЛИЦОМ К ЛИЦУ
Григорий проснулся перед самым началом рассвета, когда небо на востоке над грядой гор еще не начало розоветь и звезды не погасли. Было очень тихо. Ночную тишину лишь изредка нарушали отдаленные звуки трещоток — каракари да выкрики сторожей: «Хабрдар! Хабрдар!»
Григорий зашевелился, забормотал:
— Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе… Царь небесный, утешитель, Дух истины, вездесущий и все наполняющий, сокровище благ и податель жизни, приди и поселись… — Он закашлялся, потом встал, перекрестился, нащупал халат, надел его и тихонько вышел, чтобы не разбудить Дангу. Тот спал богатырским сном, хотя обычно реагировал на малейшие шорохи и звуки, видимо, обилие вчерашних впечатлений его утомило.
Григорий неторопливо пересек двор караван-сарая, осторожно обойдя нескольких людей, которые спали на циновках, брошенных прямо на землю, завернувшись с головой в белые покрывала, завернул за угол дувала к отхожему месту. Внезапно кто-то рванул ему руки назад, лихорадочно скручивая их веревкой. От неожиданности Григорий потерял равновесие и повалился на бок. В следующее мгновение во рту у него оказался кляп. Чьи-то руки набросили на голову мешок. Наступил полный мрак. Потом Григорий почувствовал, как его подняли, перетащили через дувал, взвалили на лошадь и привязали к ней. Похитители изредка обменивались шепотом репликами, но понять ничего было невозможно. Григорий услышал приглушенный звон сбруи, лошадь пошла. Тренированное кавалерийское ухо безошибочно определило, что в сопровождении едут четыре всадника. Один время от времени удалялся, потом возвращался к группе. «Видать, дорогу разведывают, диаволы», — подумал Григорий.
Прошло довольно много времени. Лошади прибавили ходу, подгоняемые всадниками, которые теперь громко разговаривали на незнакомом россиянину языке, смеясь и перебивая друг друга.
От неудобного положения у лежащего поперек лошади Григория кровь прилила к голове. Связанные руки ломило, кляп раздирал рот… Лошади зацокали по камням. Послышалась громкая команда, и все остановились. Григория отвязали, грубо дергая за веревку, и он неуклюже свалился на каменные плиты. Сдернули с головы мешок, и яркий утренний свет ударил ему в глаза. Он обалдело заморгал, замотал головой, замычал — свело скулы. Вокруг стояла толпа пестро одетых разбойников.
Они захохотали. Один из них наклонился к Григорию и, чикнув ножом, разрезал завязки кляпа, потом освободил рот.
— Встань, кафир! — крикнул он и легонько пнул Семенова.
Григорий приподнялся на колени, потом, шатаясь, с трудом выпрямился во весь рост и осмотрелся.
Он находился на широком прямоугольном дворе, вымощенном большими черными каменными плитами. Двор был окружен со всех сторон полуразрушенными стенами с аркадами и колоннами. В глубине Григорий заметил высокую фигуру застывшего в танце идола с четырьмя руками.
— Господи прости!
В углах дворовой колоннады стояли ажурные беседки из белого камня, арки венчались ступенчатыми башенками.
— Никак дворец, что ль, какой? — сам себе сказал Григорий.
Еще он успел заметить справа широкую каменную лестницу, которая, как ему показалось, вела ко входу в высокую башню, сужавшуюся кверху, сплошь украшенную фигурами и украшениями. «Ни дать ни взять разверстая пасть чудища-юдища, — подумал он. — А ступени яко челюсти».
Все было сильно разрушено и носило печать запустения. Валялись упавшие плиты и камни — части стен и колонн, все заросло лианами и плющом, сквозь пол замощенного двора пробивались ростки бамбука, вдоль стен раскинули свои могучие кроны несколько баньянов. Повсюду прыгали и резвились обезьяны.
— Где ж я, Господи? И что со мной? — воскликнул Григорий, обращаясь на урду к окружавшим его людям.
— Это храм кафиров, — презрительно ответил один из них. — А привезли тебя сюда по приказу нашего господина, всемогущего Бадмаш-ака!
В это мгновение из низкого полуразрушенного строения выскочил человек и закричал:
— Хузур срочно выехал по важному делу в Шупиян, вернется после третьей стражи! Тащите этого фаренги во-о-о-н туда. — Он показал рукой в угол двора, где стояла храмовая сторожка.
— Хорошо, хорошо, Али джи!
Двое не церемонясь подхватили Григория за связанные руки и быстро поволокли вперед так, что он едва успевал перебирать ногами. Его с силой втолкнули в открытую дверь. Он упал на пол, застланный соломой. Скрипнули двери, звонко щелкнул засов, и Григорий остался один.
В голове сразу забились мысли, лихорадочно сменяя одна другую: «Что за людишки? Кто таков Бадмаш-ака? И зачем посадили под арест? Аль погубить хотят? Да и как там детки мои, Никитка да Дарьюшка? Чтоб схоронили мешок мой с добром да берегли его пуще глаза! Господи, спаси душу раба твоего Григория! Кто ж козни строит? Может, Парвезу хочется отнять бриллианты?»
В сторожке стояла полутьма, свет едва пробивался сквозь маленькое, забранное решеткой оконце под потолком. Становилось жарко. Связанные сзади руки болели и ныли. «Кутузка добра, не выбраться», — подумалось Семенову.
Чертыхнувшись, Григорий перевернулся на бок, поднялся и шатаясь подошел к двери. Пнул ее несколько раз и крикнул:
— Эй, ироды-бусурмане проклятые! Пить дайте! Пани, пани! Руки развяжите! Моченьки моей нету!
Ответа не было.
Через некоторое время снова грохнул ногой в дверь и снова закричал, заголосил, мешая русские слова с урду.
Снаружи что-то зашуршало, потом щелкнул засов, дверь приоткрылась, и усатый детина с ножом в руках и пистолетом за поясом молча поставил на пол пиалу с водой.
Григорий шумно выдохнул:
— Шайтан забери! Руки развяжи, еще раз говорю! Как же пить-то буду?
Он повернулся спиной к усачу и пошевелил пальцами:
— Развяжи, ну! Быстро!
Тот оторопело поглядел на него, потом оттолкнул, вышел и закрыл дверь. Было слышно, как он говорил с кем-то. Потом дверь вновь открылась, и усач чикнул ножом по веревкам. Бежать пленнику все равно было некуда.
— Ух-х-х! Господи, хорошо-то как! — Григорий начал сгибать и разгибать руки, разминать их.
За полуоткрытой дверью виднелся еще один караульный. Усач ткнул Григория пальцем и осклабился:
— Ладно уж! Пей!
Григорий схватил пиалу и жадно выпил всю воду. Встал, потоптался, снова сел. Время тянулось томительно. Час проходил за часом. Больше всего удручала неопределенность…
Вернемся ненадолго назад к тому моменту, когда после пропажи Григория Дангу осторожно разбудил Дарью и сказал ей об этом.
— Господи! Господи! Да что ж это? — растерянно забормотала девушка и расплакалась, всхлипывая. Она уже успела привыкнуть за эти дни к Григорию, как к отцу родному. Чувствовала и понимала, что нашла в нем защитника и умудренного опытом человека, с которым не страшно на чужбине. Всегда с ним можно было и поговорить, вспомнить о родной стороне. И вот теперь его не было рядом. И мечты о возвращении домой рухнули.
Слезы заливали Дарье лицо. Она медленно опустилась на колени, уткнулась в постель и тихонько завыла. Дангу смущенно стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу. Удивительно было видеть, как плачут ми — взрослые люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33