хиреет оно, колеблется, теряет блеск, уподобляется овцам, которых преследует барс. Лишь рыцарь княжеского сословия, могущественный войском владетель Арагви может вновь поднять княжеские знамена. Медлить опасно, ибо до Метехи дошло, что Саакадзе решил исправить допущенную им когда-то ошибку и при помощи своих родичей – Иесея Ксанского, Мухран-батони, атабага Сафара и горцев воцариться в Картли. Да, да, горцы рвутся к «барсу»! А высшее княжество вместо объединения перед лицом такой опасности попряталось по своим замкам, в надежде, что Саакадзе, уничтожив владение «изменника» Зураба Эристави, пощадит «зайцев». Это ли не позор! Но открыто надо говорить: не устоять Зурабу Эристави без помощи Хосро-мирзы. Еще о многом красноречиво написал Шадиман. И Хосро-мирза одобрил. Внезапно Шадиман нахмурился, оборвал чтение, вновь охваченный сомнением: верное ли средство одно лишь послание? Осторожный Зураб, как и следует волку, сюда не приедет, побоится предательства. Необходимо предложить ему важного заложника. Но кого?– О Хуссейн, почему нигде не сказано, что недогадливость вреднее скорпиона? Разве прекрасной Магдане не предопределено стать царицей гор?Внимательно посмотрев на Хосро, раздосадованный Шадиман невзначай напомнил, что говорили они ранее о другом, и напрасно царевич забыл, что в Грузии женщин не отдают в аманаты!Иса-хан молчал, но Хосро поспешил напомнить, что именно по совету его, Шадимана, послал царь Георгий свою дочь Тинатин шах-ин-шаху в залог верности. А царь Теймураз – свою прекрасную мать, царицу Кетеван… Положение царства требует изворотливости. Польщенный Зураб уверует в отсутствие злого умысла и прибудет в Метехи, где ему вместе с горским троном будет предложена в жены прекрасная Магдана… Что? Женат? Церковь расторгла брак с златокудрой Нестан, расторгнет и с чернокосой царевной Дареджан!Уклонившись от прямого ответа, Шадиман задумался. Не то чтобы Шадиману жаль было дочь: после ее бегства к азнаурам она потеряла в его глазах ценность. Но Магдана носила фамилию Бараташвили, и уже в силу этого его коробила бесцеремонность Хосро. И помимо того, он, Шадиман, надеялся, что Магдана прельстит царевича. Княжеское достоинство требовало резкого отпора, а положение царства – мудрого смирения.– Послание завтра будет готово. Но с кем отослать?– Как с кем? – усмехнулся Хосро. – С тем священником, которого прислала прекрасная княгиня Хорешани. Кстати, ты почти не расспрашивал его о логове Непобедимого. Не сочтешь ли необходимым поговорить со служителем Христа?– Сочту, мой царевич, но не лучше ли отправить к Зурабу муллу? Служитель Магомета более защищен сейчас от ярости шакала.Обменявшись любезностями, они разошлись.Не пришлось долго Шадиману возмущаться бесцеремонностью Хосро. Настал день из дней, когда, наверно по совету веселого дэви, Саакадзе захватил Гартисскарские теснины, Гартисскарский замок-крепость и, вероятно, узнав о намерении Иса-хана, крепкими завалами закрыл вход в Среднюю Картли…
«Скорей! Скорей, пока не поздно!» – И князь Палавандишвили первый вскочил на коня. «Скорей! Или ваши уши заложила заносчивыми речами Гульшари, что не слышите топота азнаурских коней?» – сердился Джавахишвили на княгинь, медливших со сборами. «Уже все замки на пути к Гартисскарским теснинам захвачены саакадзевцами и обращены в защитные крепости!» – кричал Цицишвили. «Скорей! Скорей! Так можно и свои замки потерять!..» – надрывались князья. И Метехи опустел…
– …Скорей! Скорей, люди! Опять победа! Опять тиши! Не время торговать! Праздник, Сиуш, твое здоровье, дорогой! Ясе, ваша! С какого солнца слетел, что так сияешь? Победа старому чеканщику. Победа! Э-э, гонец скачет! Ловите гонца! Выпьем! Выпьем, друзья… Если так пойдет, скоро молодой Джамбаз копытами ворота Тбилиси распахнет…
– …Если так пойдет, – возмущался Андукапар, – скоро хищник ворвется в Метехи. Тогда осторожному царевичу Хосро придется со стен прыгать, а медлительному Иса-хану, подобно кроту, под землей к Марабде прорываться… И почему сарбазы до сих пор верят, что сам аллах подсказал шаху Аббасу увековечить Саакадзе званием Непобедимый? Не пора ли муллам убедить сарбазов, что это проделки шайтана?..Не дослушав, Шадиман махнул рукой и вышел из покоев царя, где впустую бесновался Андукапар. Не веселее было и в покоях Хосро, хотя мирза не бесновался, а, поджав ноги на тахте, упрямо посасывал чубук кальяна:– Медлить незачем, Зураб Эристави должен прибыть в Тбилиси. Послание следует доверить верному человеку…«Что надо от меня „змеиному“ князю? – беспокоился Вардан, вызванный в Метехи. – Может, узнал о веселье на майдане? Буду о печальном думать, иначе выдаст блеск глаз. А вдруг новый налог с купцов хочет получить?..»И когда чубукчи ввел его в покои Шадимана, лицо купца выражало такое уныние, что Шадиман невольно вскрикнул:– Я думал, ты вместе с майданом радуешься! Саакадзе приближается, значит, торговлю подымать. Видно, при царе Симоне тебе нет расчета.– Светлый князь, разве тебе неведомо, что Моурави сам торговлю подымал? И даже если рассердишься, скажу: способ князя Андукапара заставить сыпать золото в сундуки Метехи неподходящий. Чем больше грозит – тем меньше в лавках товара. Тбилисцы тоже напуганы, боятся покупать; у кого есть монеты – прячут, у кого нет – голову пеплом посыпают, ибо сборщики князя Андукапара забирают последнее. Давно купцы просят к светлому князю Шадиману за помощью идти, все не осмеливался беспокоить…– Хорошо сделал, сейчас не время; выслушаю, когда вернешься.– Откуда вернусь? Никуда не собираюсь!– Это, купец, со всеми бывает – не собираются, а едут… Возьмешь верблюдов, будто в Гурию за товаром, а по дороге свернешь… послание должен отвезти в один замок…Ужас охватил Вардана: «Кто-то выдал меня, испытывает… Надо тоже испытать». Вардан подскочил и, задыхаясь, прохрипел:– Мне? Мне отвезти послание? Лучше, светлый князь, вели здесь убить – все равно саакадзевцы поймают, на куски изрубят!– Откуда узнают? За товаром купцам никто не препятствует путешествовать.– Этим Саакадзе не обманешь. Потом… разреши узнать, к какому князю посылаешь? Если тебе враг, на меня свою доброту захочет излить…– Не посмеет, не от меня одного послание, – сразу скажешь: от Хосро-мирзы приехал…– От царевича?! – Вардан вытер платком холодный пот: сомневаться незачем, продают Картли. Но вслух сказал: – Тогда саакадзевцы, наверно, повесят меня. Нет, светлый князь, лучше я сам в своем дворе повешусь – удобнее, без истязаний выйдет, и жена вовремя келехи справит… Может, священника пошлешь, веселей будет…– Хорошо, о веселом вспомнил… Что тебе рассказывал священник из Самцхе-Саатабаго?– Почему должен говорить, разве ко мне приехал?– А не показался тебе странным бег священника по майдану за каким-то кувшином? Может, ностевцам, помимо кувшина, и мед нужен?– Может, нужен… сам удивился… – И тут же решил: придется пожертвовать кувшином, чтобы спасти плетку. – Если пожелаешь, светлый князь, приглашу священника в гости и выпытаю, кто велел кувшин привезти. Сам он беден для такой прихоти.– Беден? А к тебе в лавку зачем приходил? Не на церковь ли просил?– На церковь тоже дал бы, только не просил. – Все знает «змеиный» князь, на десять аршин прибавлю осторожности. – Дешевую парчу для ризы, говорит, подыскиваю, госпожа Хорешани монеты пожертвовала. Майдан вдоль и поперек обегал, не нашел. У больших весов один добрый человек сказал: «Если у старосты не купишь – напрасно, отец, не ищи…» Как раз у меня оказалась…– Имеешь парчу и в Метехи не предложишь?! Разве не знаешь, как нуждаются придворные княгини в красивой одежде?– Такую красивую парчу я бы не рискнул тебе, светлый князь, на подкладку цаги предложить. Кусок валялся… Значит, пригласить священника в гости?– После твоего возвращения, ибо священник в гонцы Хосро-мирзы не подходит.– Не вернусь я… Но, может, недалеко ехать?– Когда выедешь, провожатый скажет тебе – далеко или близко.– Не пошлешь ли монаха, светлый князь? Если я погибну, торговля на майдане в сбитые белки превратится. С утра – пышные клятвы, к полудню – осевший голос, а к вечеру – пустой кисет.Все больше убеждался Шадиман в искренности купца. «Не вредно высмеять Андукапара за подозрительность. А купец прав, пошлю монаха. Странно, почему сам о том не догадался. Саакадзе сейчас с церковью заигрывает и не тронет жабу в черной рясе…»
В маленьком домике смотрителя царских конюшен священник с утра дожидался чести предстать перед везиром. Угощая гостя приятной едой и беседой, Арчил, подбирая слова, простодушно рассказывал о Метехи… Конечно, не менее простодушно начнут расспрашивать священника «барсы», Папуна и поймут: Арчил остался верным другом…Встречая священника, Шадиман мысленно усмехнулся: «Уж не пост ли сегодня? Не страстная ли пятница? Почему вместо тонкого вина в серебряном кувшине мне подают глиняный кувшин с прокисшим уксусом?»Но священник оказался скорее каменной чашей, ибо сколько Шадиман ни раздувал беседу – дул на холодную воду.– Выходит, отец, ничего не поручил тебе Георгий Саакадзе?– Великий Моурави не удостоил вниманием мой отъезд, божьим делом занят. А напутствуя княжну, мне, по доброте своей, изрек: «Береги, отец, княжну, и да воздаст тебе по заслугам князь Шадиман».– Великий Моурави не ошибся, – иронически проговорил Шадиман, – вот нитка жемчуга, передай своей жене. А кисет с десятью марчили – дочерям. Но чем так занят был Саакадзе?– Не сподобил Моурави откровенностью, сам я уразумел: занят полководец низвержением в ад владетеля Лоре. Дозволь, князь, твоим подарком украсить икону божьей матери, ей более пристойно носить жемчуг, чем жене смиренного священника.– Это твоя воля. А много у Саакадзе азнауров собирается?– Не дело священника считать; на глаза много, часто в церкви не помещаются.– Вижу, отец, ты верен азнаурскому вождю!– Воистину верен, ибо азнауры суть воинство, охраняющее удел иверской божьей матери. Гонит Великий Моурави пакость адову, гонит врагов Христа, и да ниспошлет ему господь силы в десницу, оборотит меч его в расплавленную молнию! Да будет над Георгием Победоносцем сияние неба, да…– С кем, отец, говоришь? Светлый князь давно свежим воздухом наслаждается в метехском саду.Священник посмотрел на расплывшееся в смехе наглое лицо чубукчи, вынул кисет, положил на стол и с дрожью проговорил:– Передай, презренный раб, своему господину, что божья матерь без его жемчуга еще величественнее будет. А мои дочерни в старых одеждах обрели уважение горожан…Священника на мосту поджидал Гурген, прося благословить скромную трапезу в их доме. Оскорбленный Шадиманом священник обрадовался добродушному приглашению.Сидя на почетном месте за обильной едой, он с горечью передал свой странный разговор с Шадиманом.Вардан посоветовал гостю отправиться немедля в путь, ибо здесь незачем тратить время. Хурджини он сам обещает уложить, в нем праведный служитель алтаря найдет сшитую из парчи ризу, ибо парчу мог бы отобрать страж у ворот, калемкар и цветную кисею для семьи, и отдельно – его жене от Нуцы – кашемир на каба. Еду и вино на дорогу Нуца тоже приготовила…Наутро, провожая священника, Вардан перекинул через седло тугой хурджини, помог священнику сесть на лошадь и надел ему на руку казахскую плетку.– Кувшин в хурджини, отец. Догадался сразу, что искал ты для госпожи Хорешани. Передай ей: хотел наполнить кувшин медом, но боялся, по дороге разольешь. Зато плеткой азнаур останется доволен. Крепко держи в руке, не снимай, нарочно в хурджини не положил, пусть в дороге кожа запах потеряет.До Дигомских ворот, незаметно для стражи, священника провожал Сиуш, за ним, по разным сторонам, следовали несколько подмастерьев с кинжалами на чеканных поясах. В случае неприятности они бросятся в драку и спасут плетку…Издали Сиуш видел, как чубукчи Шадимана разочарованно поморщился, когда стражники, осматривая хурджини, вместо парчи вытащили ризу и тщетно палкой ковыряли в кувшине.Едва закрылись за священником ворота Тбилиси, как повеселевший Сиуш осчастливил подмастерьев приглашением в дом старосты Вардана, где, по желанию Нуцы, они осушат чашу вина за благополучное путешествие чистого, как ее обручальное кольцо, служителя алтаря. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ В глубокое недоступное врагу ущелье Самухрано, окруженное первобытным непроходимым лесом, Георгий Саакадзе перенес свою стоянку. Инстинктивно он чувствовал, что ополченцам более по душе собираться в Картли: пусть Самцхе испокон веков грузинская земля, но сейчас ею владеют турки, – владеют, пока до них не дотянется меч картвелов. А разве по доброй воле отуречиваются месхи? Не месхи ли были некогда цветом картвелов? А теперь? Вот уже многие детей в церкви не крестят, а сразу к мечети приучают.Решение Саакадзе перенести стоянку вызвало в деревнях и городках бурное одобрение. И женщины охотно благословляли новых ополченцев: «Наш Георгий всегда одинаково с народом думает!»Замышляя освобождение Метехи от персидских войск, Саакадзе усиленно сосредоточивал на новой стоянке не только азнаурские дружины и народное ополчение, но и небольшие дружины Мухран-батони, возглавляемые Вахтангом, и дружины Иесея Эристави Ксанского. Основное войско этих двух княжеств Георгий Саакадзе решил держать для большой войны за освобождение Тбилиси. Притом не следовало забывать: у красноголовых еще много тысяч, и Хосро-мирза в любой час способен отважиться на решительную вылазку. Неразумно азнаурам сразу растрачивать основную силу.Суровы ополченцы. Вот они снова пришли под знамя Моурави, пришли из царских деревень, пришли добровольно, их никакие гзири не могли бы удержать, и беспрекословно подчиняются каждому слову своего вождя. Крепка и неразрывна их связь с азнаурами, забыты повседневные обиды, забыто все мелкое, личное… Одно крепко помнят ополченцы: или Саакадзе принесет им желанный мир, или они погибнут. Повторяя слова Папуна: «Худой и толстый у шаха сейчас в одной цене», ополченцы твердо знают, что дерутся они за Картли, за вечно прекрасную, неувядаемую Картли. Выходит – и за личное благо! Так сказал им Великий Моурави.И неустрашимы ополченцы Георгия Саакадзе, – не бывать приспешнику шаха, магометанину Симону, их царем! Не бывать!И суров сам Саакадзе. Каждое выступление обсуждает он сначала с «Дружиной барсов», Вахтангом, Иесеем, Гуния, Квливидзе и Асламазом, потом со всеми азнаурами, потом проникновенно беседует с ополченцами.Завтра поход на Аспиндза, а затем трудная осада сильно укрепленной Иса-ханом крепости Хертвиси; необходимо очистить этот оплот власти персов почти у самой границы Турции. Сейчас Самцхе единственная опора азнауров. Все надо предвидеть. Путь в Стамбул должен быть пробит и через Хертвиси и через Батуми. Бурей и натиском надо уничтожить постоянную угрозу окружения…Кроме дозорных, стан погружен в чуткий сон. Не спит только Саакадзе и в крайнем шатре – Димитрий и Даутбек. Завтрашняя схватка с врагом решит дальнейшее. Если победа останется за азнаурами, можно отправлять посланцев в Имерети, Самегрело, Гурию и Абхазети, можно просить объединиться для общей борьбы с персами, а заодно совместно изгнать Симона, ставленника шаха… Что обещать им за услугу? Равный раздел богатых трофеев, отвоеванных земель и… владений враждебных князей… Саакадзе в сотый раз мысленно проверял свой смелый план.За стремительно шагавшим Моурави следил с тоской Эрасти, сидевший у порога. Ведь завтра Моурави целый день не слезать с коня, откуда силы берет? Вдруг Эрасти исчез и вскоре вернулся с заспанным Папуна. Не то чтоб Папуна действительно предавался безмятежному сну, но сейчас ему нужно было прикинуться мучеником. Громко зевнув, он жалобно вскрикнул:– Георгий, у тебя хоть капля жалости осталась к друзьям или персы последнюю выпарили из твоей души?..– О чем ты, мой Папуна?– О чем? Третью ночь шагаешь у меня под ухом. Я камень на голову положил, не помогает. Как молотом о камень стучат твои цаги…– Это не цаги, друг, мысли мои стучат…– Э, Георгий, поздно мысли ворочать, лучше силу в руке не теряй… Не от мыслей твоих сарбазы как сумасшедшие бегут… Вот в древности арабские полководцы хорошо свое дело знали! Ночью перед боем для храбрости наполнялись до самой шеи пилавом, заливались по уши шербетом для закалки – и до утра храпели, как взмыленные лошади. А утром выстраивали своих голодных воинов и выкрикивали приказания. Первый ряд, который начинал сражение, назывался у них «утро собачьего лая». Второй ряд, создавший перелом битвы, – «полдень колебаний». А третий ряд, заканчивающий сражение, – «вечер разгрома».Саакадзе обнял Папуна, мрачные мысли как-то вмиг испарились… Да, победа останется за ним, смешно сомневаться!– Так вот, мой мудрец, я сразу начну с третьего ряда… такой «вечер разгрома» им устрою, что забудут «полдень колебаний».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86