– Ну что вы попусту терзаетесь? С какой стати им нас убивать? Они десять раз уже сделали бы это, если бы собирались.
– Они ждут своих друзей. – И Аллегра промолвила, преисполнившись мрачным предчувствием: – Та расселина в коридоре такая глубокая, что достает до самой преисподней. Нас никогда не найдут.
– Ну, полноте, – возразил Том. – Не забывайте, что и мы ждем здесь кое-кого. Матушка учила меня видеть все в лучшем свете, – с улыбкой добавил он.
– А пока все мы ждем, – отчаянно выпалила Аллегра, – как, по-вашему, им захочется развлечься?
Улыбка на лице Уикхэма мгновенно угасла.
– Ну, если дойдет до этого, Аллегра… – Он потупил взгляд и стал чертить какие-то узоры на песке. – Честно говоря, мне тоже приходила такая мысль. Хотя, конечно, я уверен, что Грей успеет нас спасти. Вам не следует бояться. Ну а в случае чего… – Юноша смущен но прокашлялся. – Я стану защищать вас до последнего дыхания. Надеюсь, вы в этом не сомневаетесь. Но… – Том наконец отважился заглянуть ей в глаза. Он был полон сострадания. – Если… Если вам будет угодно предпочесть смерть позору – я к вашим услугам. Господь свидетель, я всего лишь несчастный неудачник, но думаю, что смогу сделать это для вас, если вы сами захотите.
– Боже милостивый! – вырвалось у нее. В глазах стояли слезы отчаяния. – Ну почему вы оказались таким чудесным, добрым человеком?!
– Я ведь уже говорил, – мягко засмеялся он. – Матушка учила меня быть галантным.
– А меня учили ненавидеть вас до конца дней! – выкрикнула Аллегра. – Вы глупец! Я поднялась следом за вами на тот корабль, чтобы убить вас! – Она, обливаясь слезами, спрятала лицо в ладонях. – Как вы можете быть ко мне добры, если вы – Уикхэм, а я – Бэньярд?!
– Боже мой! – ахнул пораженный Том. – Та малышка с печальными глазами!
– Что за малышка? – удивилась Аллегра.
– Я не поленился отправиться в Бристоль, чтобы посмотреть, как вас погрузят на корабль с осужденными. И вы, бедная девочка, не хотели выпускать материнскую юбку. – Он выругался сквозь зубы и стукнул кулаком по песку. – А потом меня заверили, что вы умерли. Все до одного.
– Выжила я одна. Я… – Но тут ее взгляд привлек Грегори, вразвалку направлявшийся в их угол. Капитан стоял неподалеку, но, судя по его ухмылке, на сей раз он не собирался чинить препятствий своим головорезам.
Грегори опрокинул остатки рома в глотку, отшвырнул бутылку и вытер ладонью рот.
– А ну-ка, поцелуемся, шлюха, – пробурчал он и рывком поднял Аллегру на ноги.
– Будь ты проклят! – Том вскочил и вцепился мерзавцу в горло. Грохнул выстрел. Пленник вскрикнул и схватился за грудь.
Аллегра завизжала. Грубые, жадные лапы были повсюду: лезли за пазуху, выворачивали руки, задирали юбку. Вокруг мигом собрались изнемогавшие от похоти охотники до развлечений. Оставалось лишь молча молиться.
Но вдруг загремели новые выстрелы, которые множило пещерное эхо, и все пространство заполнилось дымом и криками. Поднялась страшная сумятица. Выстрелы. Вопли. Дикие проклятия. Звон металла о металл…
Внезапно почувствовав свободу, Аллегра метнулась обратно к стене, стараясь прикрыться разорванным платьем. Кажется, в пещеру ворвались вооруженные люди, и теперь шел бой с контрабандистами. Она узнала Бейнса, помощника капитана. И Джагат Рама, ловко орудовавшего огромной саблей. С ними были еще моряки из экипажа капитана Смита.
А потом она увидела Грея. Высокий, стройный и непобедимый, он размахнулся тяжелой дубиной и оглушил какого-то негодяя, которому хватило ума сунуться к нему с ножом.
– О Грей, – прошептала она и разрыдалась от счастья.
Еще несколько минут – и схватка кончилась. Контрабандистов было намного меньше, и они почли за благо сложить оружие и сдаться. А Аллегра немедленно оказалась в объятиях Грея.
– Слава Богу, ты жива, – бормотал он, покрывая поцелуями ее лицо. – Шериф давно подозревал, что контрабандисты устроили себе логово в этих скалах. И дал нам своих солдат.
– Но почему тебя не было так долго? – Напряжение последних часов давало о себе знать: Аллегру била такая дрожь, что пришлось держаться за Грея, чтобы не упасть.
– Мы были вынуждены добираться сюда морем. И ждать попутного ветра. На наше счастье, капитан Смит бросил якорь в той самой деревне, на которую вышел и я. Но как только мы заметили на рейде контрабандистов, сейчас же скрылись за скалами и стали ждать темноты, чтобы высадиться. Моя милая, дорогая Аллегра. Я чуть не умер, когда ты закричала. Тебе больно? Они ранили тебя?
– Нет, но… О Господи! Том!!! – Она вырвалась из рук Грея и принялась дико озираться. Тому Уикхэму каким-то образом удалось отползти в угол пещеры, где он и лежал теперь, зажимая рукой рану в груди. При виде склонившихся над ним Аллегры и Грея на бледном лице промелькнула слабая улыбка.
– Матушка была бы довольна. Я погиб, защищая честь леди.
– Что за глупости, – возразила Аллегра. – Мы сейчас доставим вас к хирургу. Вы и оглянуться не успеете…
– Не надо, – внезапно помрачнел Том. – Не будем тратить время на ненужную ложь.
– Но вы не должны умереть! – На глазах снова выступили злые слезы.
Том на миг зажмурился от боли.
– Боже! Как будто меня нашпиговали толченым стеклом! – И юноша снова постарался улыбнуться: – Не плачьте, Аллегра. Признаюсь вам, что жизнь моя прошла вполне приятно. И я без сожаления оглядываюсь на все свои двадцать пять лет. Почти без сожаления. – Окровавленные пальцы слабо сжали запястье Грея. – Мне еще многое нужно сказать. Корабль капитана Смита здесь, на рейде?
– Да.
– Пошлите за моим сундучком. А теперь слушайте. Грей, вы должны записать мой рассказ, чтобы я поставил свою подпись. – Он закашлялся и обессиленно замер.
Пока Грей просил Бейнса послать кого-то за сундучком Тома, Аллегра разорвала на бинты нижнюю юбку и постаралась перевязать рану. Нашла воды и рома, обмыла раненому лицо и заставила немного выпить. Кровь из раны на виске давно засохла и теперь по цвету ничем не отличалась от папиной.
– Не надо говорить, Том, – просила она. – Берегите силы.
– Нет. Прежде чем я уйду, нужно все расставить по местам. – Он попытался вздохнуть поглубже, но это едва не вызвало новый приступ кашля. – С чего же начать? Мои родители почти всегда жили врозь. И у нас с отцом… так и не сложились дружеские отношения. Я или находился на учебе в школе, или жил с семьей матери в Ярмуте. А отец… Он предпочитал Шропшир и общество своего отца или отправлялся в Лондон играть в карты. Наверное, теперь вам легче будет понять мою глупость. Мою непростительную слепоту и доверчивость. Я знал, что между нами и Бэньярдами существует кровная вражда. Еще со времен гражданских войн. Но все обвинения, которыми сыпали мой отец и дед, сводились к обычной зависти. У Бэньярдов имелось огромное поместье и куча денег, в то время как Эллсмеры… вы знаете, старый дом в Холгейте. И это было все.
– Дом, где живет сэр Генри Кромптон? – удивился Грей.
– Он купил его у отца, когда мы перебрались в Бэньярд-Холл. По крайней мере я так слышал в свое время. Он был другом моего отца, они вместе играли в карты в Лондоне. – Том поднял на Аллегру полный раскаяния взгляд. – Я был с отцом, когда обнаружили злополучные письма. Да простит меня Бог, но именно так я заявил на суде. Тогда мне показалось это простой случайностью: наткнуться ни с того ни с сего в лесу на лошадь без всадника. У меня и в мыслях не было, что подобное можно подстроить. Ну и, конечно, благодаря этой лошади вышли на след известного якобиста, сбежавшего во Францию. – Том умолк, пережидая приступ боли. – Похоже, отец с самого начала собирался использовать мою наивность. Чтобы его заговор против вашей семьи сработал наверняка. Кто заподозрит неладное, если обвинение бросает безусый неискушенный юнец? К тому же преисполненный сознания собственной правоты и значимости. Поймите: я ни минуты не сомневался, что ваш отец действительно предатель.
– Никогда он не был предателем! – воскликнула Аллегра.
– Позвольте мне продолжать. – Том облизнул сухие губы. – Я не знаю, много ли мне осталось. – Раненый заморгал, видимо, собираясь с мыслями. – Умерла моя матушка, и меня снова отправили в школу. И когда я вернулся в Бэньярд-Холл, то оказалось, что отец продал Кромптону дом в Холгейте. Хотя мне так и не удалось выяснить, за какую цену. О деньгах не упоминалось ни разу – и даже в отцовских бумагах, которые остались после его смерти.
– Что вы хотите сказать? – недоумевала Аллегра.
– По-моему, Кромптон догадался, что сделал мой отец. И взял дом в Холгейте в уплату за молчание. А потом и часть Бэньярдского леса – всего за год до того, как отец умер.
– Черт побери, вот так новость! – воскликнул Грей. – И вы можете это доказать?
– Увы, теперь нет. Пять лет назад я наткнулся в отцовском столе на интересные бумаги и письма. Одно письмо было от какого-то мелкого чиновника, который перечислял расходы по переезду из Бэньярд-Холла в Виргинию и требовал от отца возмещение. А другое письмо было от человека, подписавшегося именем… – Уикхэм зажмурился и простонал: – О Господи, как больно!
– Передохните немного, Том, – взмолилась Аллегра, стараясь не разрыдаться. – Пожалуйста!
– Некогда. Письмо. Да. Его подписал некий Тибериус.
– Тайная кличка? – нахмурился Грей.
– Наверняка. В письме этот Тибериус утверждал, что мой отец подделал бумаги, чтобы обвинить вашего отца, и требовал награды за молчание. Ради их былой дружбы.
– И где сейчас эти письма?
– Отец их все уничтожил. Но прежде я припер его к стенке и заставил выложить правду. Все было именно так. Он даже хвастался своим хитроумием: ведь скрывать от меня было уже нечего. И рассказал, как подкупил одного из слуг Бэньярдов, чтобы он украл печать у вашего отца. Ею он и скрепил подметные письма.
– Боже милостивый!.. – охнула Аллегра. С ее плеч словно свалилась огромная тяжесть.
– Вы помните, как звали того слугу? – допытывался Грей.
– К сожалению, забыл. Но я знаю точно, что Тибериус – это Кромптон, иного и быть не может. – Юноша вцепился в пальцы Аллегры и продолжал: – Поверьте, я попытался разузнать, что стало с Бэньярдами. Но пришли новости из Америки… Все в один голос твердили, что Бэньярды погибли, что не выжил никто. И тогда я уехал в Вест-Индию. Мне казалось, что в Англии больше делать нечего. Отца я с тех пор никогда не видел. Но я умоляю вас, Аллегра… – Он беспомощно заглянул ей в лицо бесхитростными голубыми глазами: – Простите мне то зло, что я причинил.
– Ох, Том, – прошептала она, гладя юношу по бледной щеке, – сегодня вы стали моим самым близким другом. Моим героем. Господь свидетель, я вас простила.
– И… и вы простите моего отца… – он скривился от боли, – за коварство, порожденное слабостью духа?
Аллегра в замешательстве отвернулась. Уикхэм просил чересчур много. К ее великой радости, появился матрос с сундучком.
– Хорошо, – прошептал умирающий. – Грей, там есть бумага и перо. Начните так: «Я, Томас Уикхэм, четвертый барон Эллсмер, по собственной воле признаюсь в заговоре, учиненном моим отцом, Джоном Уикхэмом, третьим бароном Эллсмером, с целью дискредитировать и опорочить доброе имя рода Бэньярдов из Бэньярд-Холла, в Шропшире. И в особенности самого сэра Вилльяма Бэньярда, баронета». – Его глаза бессильно закрылись. На нижней губе выступили бисеринки пота, а речь становилась все менее внятной.
– Отдохните, – сказал Грей. – Я все запишу, а потом прочитаю вам вслух.
Пока Грей писал, Том задремал – видимо, ему снилось что-то приятное. Аллегра, подавленная и растерянная, не сводила с него глаз. Но вот Грей поставил последнюю точку. Том словно почувствовал это и моментально открыл глаза.
Грей записал весь рассказ дословно и лишь пропустил упоминание имени Тибериус и его связи с Кромптоном. Тому он объяснил, что самое главное – вернуть Бэньярдам доброе имя. По сравнению с этим недоказанная личность соучастника – ерунда. Том согласно кивнул и знаком попросил Аллегру помочь ему сесть. В присутствии капитана Смита и нескольких независимых свидетелей он подписал свое признание.
И тут же откинулся на пол, задыхаясь. Лицо Тома стало землисто-серым, а тело забилось в конвульсиях. Аллегра попыталась удержать его, но он отбросил ее руку.
– Грей… Там, в сундучке. Все, что у меня осталось. Дом и земля в Витби. Все бумаги там. Дай я отпишу их… Аллегре. – И когда и с этим было покончено, протянул бумаги ей.
– Вы не должны этого делать… – Ее душили слезы.
– Должен. Возмещение – пусть и небольшое. За все, что мы вам сделали. Последний долг Уикхэмов перед Бэньярдами. – В голубых глазах, обращенных на Аллегру, промелькнула какая-то тень. – Мы могли бы быть соседями и друзьями. Я… я правда был сегодня вашим героем?
– Самым отважным в мире, – прошептала она.
Том улыбнулся, и от этой улыбки у Аллегры чуть не разорвалось сердце.
– Ваш отважный герой… Это… это самое лучшее, что мне довелось услышать за всю мою нескладную жизнь… – Он вздохнул, закрыл глаза и скончался.
– Сэр Грейстон, светает.
Грей с трудом стряхнул остатки сна и взял из рук Джагат Рама чашку кофе. Осмотрел убранство каюты на корабле капитана Смита и обнаружил, что его вещей нет. – Ты уже перенес вещи на захваченный корабль?
– Все, кроме вашей постели.
– А вещи леди Макуорт? То есть, я хотел сказать, леди Бэньярд?
– Она ничего не сказала мне, сэр Грейстон.
– Я сам к ней зайду, – кивнул Грей, которого тревожило состояние Аллегры. После того как прошлым вечером погиб Том Уикхэм, она двигалась как сомнамбула, покорно позволив отвести себя на корабль, переодеть в сухое платье и кое-как накормить ужином. После чего провалилась в беспокойный сон.
Экипаж капитана Смита трудился почти всю ночь: нужно было затащить обратно на захваченный корабль всю контрабанду. Бейнс поведет судно в Лондон, чтобы сдать товары и пленных матросов властям, а капитан Смит продолжит свой путь на север. Всем участвовавшим в стычке полагалось немалое вознаграждение.
Грей удивился, обнаружив, что каюта Аллегры пуста. Стюард удивил его еще больше: оказывается, леди Макуорт приказала доставить себя вместе с вещами на берег еще до рассвета.
Торопливо обыскав пляж и пещеру, Грей нашел беглянку в скалах неподалеку. Она в глубокой задумчивости глядела на восход солнца. Распущенные волосы превратились в мягкое каштановое облако благодаря свежему ветру, вернувшему румянец нежным щечкам. Однако выражение ее лица напугало Грея еще сильнее.
– Милая Аллегра, – промолвил он, усаживаясь рядом, – ты не заболела?
Она посмотрела на него. Совершенно пустыми глазами.
– Я не знаю, что делать дальше. – Еле слышный голос был тонким и ломким, как у заблудившегося ребенка.
– Это же очень просто, – возразил Грей с ласковой улыбкой, привлекая ее к себе. – Дальше ты выйдешь за меня замуж и вернешься в Бэньярд-Холл.
– Я не могу, – вырвалась она. – Мне нечего дать тебе, Грей.
– Но мне достаточно твоей любви и преданности!
– Нет! Неужели ты так и не понял? Все это время, эти ужасные годы я жила только ради ненависти. А теперь Том умер, и у меня не осталось ничего. Я даже не думала о том, что стану делать после того, как уничтожу Уикхэмов. Столько лет ненависти!.. А сейчас – пустота. Жизнь лишилась смысла.
– Лишилась смысла? Но ведь есть еще ты и я! И наше общее будущее! Я люблю тебя! – Он обнял ее за плечи и поцеловал. Но её холодные губы остались неподвижными.
– Наверное, я теперь такая же мертвая, как бедный Том, – твердила Аллегра, отталкивая его руки. – Из меня ушли все чувства, вся радость жизни. И даже горя не осталось. Мир стал пустым, и я боюсь его. Оставь меня, Грей!
Ридли выругался сквозь зубы и язвительно спросил:
– А чем же займешься ты? Присосешься на пару лет к бутылке с джином?
– Не знаю, не знаю, – простонала она. – Уходи. Я не знаю…
Грей ужасно мучился от беспомощности и отчаяния, он кипел от злости, ведь с каждым словом она отдалялась от него все больше. Ну как прикажете до нее достучаться?! И он повторял раз за разом, пока его голос не превратился в разъяренный крик:
– Черт побери, но я люблю тебя! Ведь ты вернула меня к жизни! Разве я не в силах сделать то же для тебя?!
В широко распахнутых темных глазах ничто не изменилось. Грей впервые видел такой пустой взгляд.
– Нет, не сможешь. Потому что я уже мертва, – шепнула она.
– Нет, ты жива! – взревел он и что было силы ударил ее по лицу. Подождал и ударил еще. Его рука поднялась для третьего удара, когда Аллегра вскричала:
– Хватит! Мне больно!
– Вот именно! – подхватил Грей и затряс ее за плечи: – Больно, потому что ты живая! И коль скоро ты способна чувствовать боль, ты способна чувствовать и радость! У тебя еще будет время соединиться с остальными Бэньярдами на том свете!
– Оставь меня, – твердила Аллегра, пытаясь скинуть его руки. Но было ясно, что ее броня дала трещину.
– Сколько еще пощечин я должен тебе отвесить, чтобы ты вернулась?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42