Послушай, Фэб, не могла бы ты как-то притвориться… не воспринимай это не правильно, я не имею в виду ничего оскорбительного… но не могла бы ты вообразить, что я собираюсь оставить стодолларовую купюру на туалетном столике и рассчитываю за свои деньги полюбоваться хорошим стриптизом?В уголках ее губ шевельнулась улыбка:— То, что находится под этим платьем, определенно стоит дороже сотни долларов.— Раз уж тебе удалось подцепить обладателя кредитной карточки «Американ экспресс», можешь называть свою цену.Она поиграла пальчиками на уровне талии. Потом запустила ладони под ткань и обнажила пупок. На этом она решила остановиться и обратилась к нему:— Я думала, ты взялся за ум. Ты сам, говорил, что не желаешь никаких изощрений.— Это было до того, как я увидел тебя в этом проклятом платье.— Не мог бы ты для начала снять свою рубашку? Мне нравится твой торс.— Неужели? — Фэб не была первой женщиной, восхищавшейся его телосложением, но все равно это было необъяснимо приятно ему. Он швырнул галстук на подушку, а вслед за ним и кушак. Не отрывая от нее глаз, он медленно снял рубашку.Ее глаза ощупали каждый дюйм бронзовой плоти, и он почувствовал себя под обжигающим душем.— Твоя очередь, — сказал он.Фэб спустила платье до золотых завитков и бросила на него озорной взгляд:— Как велик ваш кредит, мистер?— Прекрати волноваться о кредитных лимитах и начинай беспокоиться об инвалидной коляске, ибо тебе не поздоровится, когда я разделаюсь с тобой!— Я вся дрожу, мистер Крутой Парень.Она оттопырила нижнюю губу, затем потащила вниз — дюйм за дюймом — липкую, как паутина, ткань, обнажая курчавый треугольник, рассеченный надвое в нижней вершине. Дело запахло близким взрывом, которого он совсем не хотел. Ожидаемое удовольствие оборачивалось дополнительной головной болью. Он скрестил вытянутые вперед ноги и замер в кресле. Фэб переступила стройными ножками через бесформенный комок, недоумевая, почему он молчит.Два черных чулочка и туфли на тонких высоких каблуках — вот все, что еще оставалось на ней. Она была ослепительно хороша. Артуро Флорес не зря выбрал ее моделью для своих работ. Единственное, чего он не сумел (или не хотел?) передать в них, — это ее почти осязаемой, брызжущей во все стороны чувственности.Эти брызги огненными каплями прожигали ему грудь, горячими струйками стекали по телу, вызывая приступы резкой и сладкой боли.Секунды шли одна за другой. Нервозность Фэб возвращалась к ней. Почему он молчи г? Чем дольше он смотрел на нее, тем больше ей начинало казаться, что он находит в ней нечто неприятное. Вспышка ее игривой самоуверенности погасла, и сейчас ей пришло вдруг на ум, что она ни капли не походит на всех этих нынешних худощавых и стройных манекенщиц. Она незаметно оглядела себя. Бедра округлы и широки, живот никак не назовешь впалым, ноги не в меру полноваты. Она устыдилась собственной наготы и присела, чтобы поднять платье.Дэн мгновенно оказался на ногах, тревожно сомкнув брови.— Фэб, милая, это только шутка. Ты ведь понимаешь это, не так ли? — Он осторожно тянул платье из ее рук.Огненная волна пробежала по телу Фэб, когда ее соски коснулись его груди. Она прижалась щекой к его плечу. Разум кричал: уходи, опасность! — но сердце шептало: здесь твой дом!— Что случилось, ответь мне, Фэб? Ты же знаешь, я не хотел оскорбить тебя.Она могла бы как-нибудь отшутиться, но ей было уже не до шуток.— Я смущаюсь, когда ты так смотришь на меня.— Как я смотрю?— Я знаю, что мне надо бы похудеть фунтов на десять, но я не могу соблюдать диету, а ты привык к другим женщинам… типа Вэлери.— Какое отношение имеет к этому Вэлери?— Она худенькая, а я немного… крупна.— Господи Боже ты мой! Я прекращаю иметь дело с женщинами. Отныне и навсегда! — Он положил влажную ладонь ей на бедро. — Я знаю, это бывает с женщинами. Комплексы, неуверенность в себе и прочее такое, но поверь, тебе не о чем беспокоиться. Послушай меня, Фэб, когда ты начинаешь сомневаться в собственной сексапильности, это выглядит так, как если бы какой-нибудь миллиардер тревожился из-за того, что баксы слишком зеленые.— Ты так разглядывал меня.— На тебя невозможно смотреть по-иному, но я понял свою ошибку. Начиная с этого момента я собираюсь держать свои глаза закрытыми.Он крепко зажмурился и стал, как котенок, тыкаться ей лицом в грудь. Она рассмеялась и крепко обхватила руками его голову.Она не поняла, как они очутились в постели, она лишь осознала вдруг, что он укладывает ее на мягкое лоскутное одеяло и уходит. Она встрепенулась, но он сделал ей успокаивающий жест рукой. Она лежала на животе, ощущая прохладу одеяла, и наблюдала, как он раздевается.— Я все еще в чулках.— Знаю.Он провел пальцем по черному нейлону, и она, повернув голову, заметила, что эти чулки возбудили его.— Разведи их пошире. Пожалуйста. Она сделала, как он сказал.— Шире, — настаивал он. — Подтяни колени. Она сделала и это.— Ты опять смотришь.— Ты такая красивая, на тебя нельзя не смотреть.Она задохнулась, когда он коснулся ее естества кончиком указательного пальца, и совсем обмерла, почувствовав там его губы. Чувство неловкости от неудобной позы сменилось жгучим стыдом, потом накатила волна вожделения. Опираясь на локти, бесстыдно приподнимая таз, она подавалась навстречу его дразнящим касаниям.Его движения становились все более смелыми, он проникал в нее все глубже и глубже, делая медленные круговые движения. Она лежала с открытым ртом, хватая воздух короткими быстрыми глотками. Ее существо отрешилось от всего окружающего, ее ощущения сконцентрировались в одном-единственном пятачке ее тела, и она по спирали неслась навстречу неведомой жаркой и влажной пропасти.Она знала, что он ожидает ее там, она чувствовала его губы, его влажный шершавый язык, а потом ощутила в себе уже не один, а два его пальца. Жадных. Бесцеремонных.Она знала, что он наблюдает за ней. Слышала, как он подстегивает ее страсть.— Все хорошо, малышка. Все просто замечательно. Не сдерживай себя. Давай добавим еще.— Нет, — задыхаясь, она едва сумела это сказать. — Нет. Я хочу тебя.Его пальцы ушли глубже.— Хочешь, детка? Хочешь?— Да!Ее глаза широко распахнулись. Эти пальцы! Они проникали повсюду. Стыд был неведом ему.Он засмеялся каким-то дьявольским, жестким, холодным смехом:— Расслабься, маленькая. Расслабься и дай мне почувствовать тебя.Она застонала и позволила ему делать все. Она летела в космосе — от края до края, порой задевая за звезды, отскакивая от солнца и вновь падая на землю. Он мягко подхватывал ее и опять швырял в пустоту.Прошли годы.— Я не смогла дождаться тебя, — прошептала она наконец и открыла глаза.— Я знаю. — Он перекатил ее на спину и воздвигся на ней.Она была скользкой и влажной, но ей все еще было трудно принять его. Чувствуя приятное вытягивание, она дернула бедрами, чтобы получить больше, и вскрикнула, когда получила.Он замер.— Я сделал тебе больно?— Нет, — задыхаясь, хрипло ответила она. — Это замечательно.Он выгнул дугой спину, как огромный пылающий тигр, двинул могучими бедрами, и опять с ней случилось это.Он засмеялся, когда почувствовал ее содрогания, и отнял у нее тело. Оно теперь принадлежало ему. Каждый дюйм ее кожи, каждая прядь волос, каждый вздох были в его власти, и он пользовался ими так, как ему хотелось, жестко и глубоко, понуждая ее трепетать от ужаса, подавляя волю, заставляя снова и снова заходиться в безудержном крике.Пот сделал и его тело скользким, но он не давал себе передышки, он все еще не разделался с ней, он был недостаточно сыт и чуть не разорвал ее, заламывая ноги и проталкиваясь все глубже, словно пытаясь спрятаться в ней.Но этого ему было недостаточно. Ему хотелось большего. И он продолжал бушевать.Она издала пронзительный крик, который сломал его пополам, и что-то спуталось в его мозгу, словно сменили кассету и приказали ему свернуться в жесткую и прочную пружину. Он с детства боялся нежных эмоций, следствием которых была только боль, и поэтому грубо перевернул ее, как тряпичную куклу. Он утопил ее голову в скомканных простынях и вскинул к потолку разверстые бедра, ставя ее на колени. Ее светлые волосы золотом рассыпались по подушке. Он ввергся в нее сзади, одновременно зажав в ладонях ядра ее грудей и прищемив соски сведенными пальцами, подводя ее к сладчайшему болевому порогу.Она выкрикивала его имя, умоляя его перебросить ее через этот порог, но он знал, что на сей раз не может оставить ее в одиночестве. Дернув ее на себя, он плотно прикрыл глаза, отгораживаясь от волны эмоций, которым не знал названия.Из недр его существа вырвалась лава и наполнила до краев жерло пылающего вулкана. Глава 21 Дэн нагишом расхаживал по спальне, держа в руке полупустую бутылку пива. Фэб лежала в постели, глядя, как двигаются рубцы шрамов, покрывавших его тело.Ей редко случалось видеть его таким серьезным, и неприятное воспоминание о том, что произошло в номере отеля в Портленде, мгновенно вернулось к ней.Он подошел к кровати, сел на край, глядя на нее сверху.— Боюсь, что мы оба забылись сегодня. Я ничего не использовал.Она непонимающе посмотрела на него.— Я не знаю, как это произошло. Я никогда не был так неосторожен, даже во времена туманной юности.Сообразив, что он имеет в виду, Фэб испытала чувство легкого раздражения, смешанного с разочарованием. Он боится, что она может забеременеть.— Тебе не стоит волноваться. Я пью таблетки. Он никогда не узнает, что она стала принимать их сразу после той ночи в самолете в ожидании его «сейчас».— У нас на дворе девяностые годы. Я беспокоюсь кое о чем другом. Последнее время я был близок только с Вэлери, и мой контракт со «Звездами» предусматривает регулярные осмотры. Я знаю, что я здоров, — он посмотрел ей прямо в глаза, — но я не знаю того же о тебе.Фэб пристально посмотрела на него.— Ты ведешь бурный образ жизни, — спокойно объяснил он. — Я не осуждаю, я просто хочу знать, насколько ты была осторожна и сколько прошло времени с тех пор, как ты делала анализ крови.До нее наконец дошел истинный смысл его волнений. Как объяснить этому практичному человеку, что СПИД не был серьезной угрозой в те времена, когда она имела последний контакт с мужчиной? Приподнявшись, она оперлась на локоть.— Ты умеешь придать человеку бодрости.— Это не шутка.— Да, ты прав.Она спустила ноги с кровати, встала и танцующей походкой подошла к креслу, на котором валялась его рубашка. Она не хотела при нем надевать свое платье, но вести разговор нагишом тоже не могла.— Я абсолютно здорова.— Откуда ты знаешь это?Она продела руки в рукава рубашки.— Знаю, и все.— Боюсь, что этого недостаточно.— Тебе не о чем беспокоиться. Положись на мои слова. Пуговиц на рубашке не было, поэтому она дважды обернула вокруг себя кушак от его смокинга и завязала концы.— Ты даже не смотришь на меня. Ты что-то скрываешь?— Нет, — солгала она.— Тогда сядь, чтобы мы могли поговорить начистоту.— Мне больше нечего сказать. Может быть, ты лучше отвезешь меня домой? Он встал.— Нет, пока мы всего не выясним. Ты пугаешь меня. Судя по его голосу, он не был напуган. В его голосе слышался гнев. Она надела туфли.— Мой последний осмотр дал прекрасные результаты.— Когда это было?— Весной.— Сколько мужчин было у тебя с тех пор?Вопрос был справедливым, но в ней зашевелилась обида.— Много! Всем известно, что я сплю с каждым, кто попросит!В два прыжка он оказался рядом с ней.— Проклятие, прекрати! Сколько?— Тебе нужны имена и адреса? — Она сжала губы, стараясь выглядеть сильной и жесткой.— Сначала назови мне количество. Она ощутила жжение в глазах.— Тебе придется все же поверить мне. Я сказала, что у тебя нет причин для беспокойства. Интимная сторона моей жизни тебя не касается.— В данный момент очень даже касается. — Он схватил ее за руку — не больно, но давая понять, что она не сможет вырваться. — Сколько?— Не смей так со мной обращаться!— Сколько, черт побери?— Никого не было! Только ты.— Та-ак, — протянул он.Его скептицизм переполнил чашу терпения Фэб, и слезы обиды покатились по ее щекам.— Можешь не верить, если не хочешь! — Она рванулась к двери. Он перехватил ее крепкой рукой игрока и повернул так, что она, оказалась прижатой к его груди.— Не плачь. Пожалуйста, не плачь. Не стоит из-за таких пустяков. Просто скажи мне правду.— Никого у меня не было в течение долгого времени, — устало произнесла она. — Очень долгого времени.Он отстранился, чтобы взглянуть на нее, и она увидела, что гнев в его глазах уступил место замешательству.— Ты говоришь мне правду, Фэб? Правду, и ничего, кроме правды?Она кивнула.Он взъерошил свои волосы и помотал головой:— Я отказываюсь понимать тебя.— Я знаю это, — прошептала она.Дэн упал в кресло и потянул ее к себе. Она уступила, опустившись ему на колени.— Что нам с этим теперь делать? Ты выворачиваешь меня наизнанку с первого дня нашей встречи. — Он прижал ее голову к своей груди. — Ты сказала, что это было давно, значит, мы говорим об отрезке времени большем, чем, скажем, год?.Она кивнула.— Большем, чем два года?Она снова кивнула, — Гораздо большем?Опять кивок.— У меня, похоже, в глазах темнеет. — Он погладил ее по волосам. — Ты действительно очень любила Флореса, верно?— Больше, чем кого-либо.«До последнего времени», — прибавила она про себя.— И ты пытаешься втолковать мне, что с тех пор в твоей жизни никого не было? Фэб, он, должно быть, умер шесть или семь лет назад?Ей придется сделать это. У них не будет никакой надежды на совместное будущее, если она не найдет в себе мужества рассказать ему всю правду и дать ему увидеть ее такой, какая она есть на самом деле, со всеми ее заморочками и прочим. Но такая степень откровенности до смерти пугала ее.Он не сделал попытки удержать ее, когда она поднялась с его колен и подошла к кровати. Она села так, чтобы видеть его и чтобы он мог видеть ее лицо, колени ее были сведены, а руки вцепились в полы рубашки.— Артуро был голубым, Дэн. Он не был моим любовником. Во всех отношениях он был мне отцом.Она никогда еще не видела его таким ошеломленным.— Тогда я вообще ничего не понимаю.После долгих лет жизни в защитной скорлупе открыться другому человеческому существу было невероятно трудно, и она никогда бы не сделала этого, но она любила его и не могла больше жить в мрачных тенях прошлого. Собрав всю свою отвагу, в бессвязных выражениях она рассказала ему об изнасиловании и продолжала говорить до тех пор, пока не увидела огоньки сочувствия в его глазах и вспышки ярости на его лице. Когда она осознала, что ей поверили, слова потекли свободнее. Она рассказала ему об ужасных месяцах жизни в Париже и о том, как она переспала со множеством мужчин, но он не выказал осуждения — лишь выражение сострадания разгладило суровые черты его лица, и это вызывало в ее душе страстное желание броситься ему в объятия. Но она осталась на месте; почти заикаясь, она пыталась описать, какое оцепенение чувствовала все эти годы и как невозможно для нее было иметь интимные отношения с кем бы то ни было.Когда Фэб закончила, воцарилось молчание, и она в страхе ждала, как он свыкнется с мыслью, что является тем единственным мужчиной, которого она избрала, чтобы положить конец многолетнему воздержанию. Он не связан с ней никакими обязательствами, тогда как она без обиняков давала ему понять, что он значит для нее. Никогда еще она так не рисковала.Фэб, подобравшись, сидела на краешке кровати и смотрела, как он поднимается с кресла. Когда он подошел к ней, она почувствовала в нем неостывшую ярость, проявлявшуюся в нервном подергивании щеки, но в то же время глаза его были полны сострадания, и она поняла, что его гнев направлен не на нее.Он обнял ее, и, пока говорил, голос его прерывался спазмами:— Прости, Фэб. Я очень, очень сожалею. Уронив голову, он принялся целовать ее; прикосновение его губ несло ей исцеляющее тепло.Было почти три часа утра, когда он отвез ее домой. Она вновь надела свое «стратегическое» платье, натянула его свитер и закуталась от декабрьского холода в пальто. После недавней эмоциональной встряски она чувствовала в себе полное умиротворение, и он тоже, похоже, расслабился.— Ты завтра будешь усталым, — произнесла она, прижавшись к его руке.— Я не нуждаюсь в длительном сне. Даже будучи совсем маленьким, я выбирался из кроватки и шнырял повсюду.— Ну ты и плут!— Я был упрямым малым. Мать стегала меня прутом всякий раз, когда замечала мою отлучку, но, сколько она меня ни лупила, я все равно продолжал в том же духе.Тон его был спокоен, но она приподняла голову.— Твоя мать била тебя? Мускул на его щеке дрогнул.— Мои родители не придерживались современной методики воспитания детей. Они были выходцами из лесной глуши, фактически подростками, рано вступившими в брак. И оба в одинаковой степени негодовали от того, что были обременены ребенком.— Прости.— Не переживай, Фэб. Все это уже в далеком прошлом. Когда я подрос, стало получше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41