– Французы и эти два предателя-англичанина, знают, кто ты, – сказал Джулиан, – но они не знают, где ты. Это дает нам некоторое преимущество.
– Я в этом не уверен, – сказал Макс. – Возможно, сейчас они ищут меня на континенте, но рано или поздно они поймут, что я вернулся в Англию. Так что объявиться дома я не могу.
– Да, – нахмурившись, задумчиво проговорил Саксон. – Пусть даже они пока и не сидят в засаде на Гросвенор-Сквер, но это не за горами. Нельзя допустить, чтобы они умали о нашей встрече. Честно говоря, – неуверенно произнес он, – я предпочел бы не говорить о ней и нашим женщинам.
– Согласен, – поддержал его Джулиан. – Пусть мать с Ашианой думают, что Макс наслаждается путешествием. А не то, если мы расскажем им, они чего доброго захотят помочь, не считаясь с опасностью.
Макс кивнул.
– Думаю, что пока я не объявлюсь дома, им ничто не угрожает. Даже если французы и нападут на мои след, они буду действовать тихо, не привлекая к себе внимания. Да и секретное ведомство короля желает сохранить в тайне факт своего существования. Они не станут писать об этом в газетах, объявлять розыск и тем более не станут угрожать семье герцога. – Он стиснул бокал. – Но все они хотят заполучить Марь.
– А ты не хочешь отдавать ее. Никому.
Это замечание Саксона, высказанное тихим уверенным голосом, застигло Макса врасплох. Он резко обернулся. Неужели все его мысли и чувства написаны у него на лице?
– Я этого не говорил. Мы не..
– Любишь ее? – мягко спросил Саксон. – Макс, не отпирайся. Твой голос выдает тебя всякий раз, когда ты произносишь ее имя.
Джулиан вздрогнул:
– Черт побери, Сакс! Я слышал каждое слово, сказанное им, но ничего подобного не почувствовал.
Саксон ничего не ответил. Он смотрел на Макса.
В его глазах было сочувствие, даже жалость.
Макс почувствовал жжение в горле. Оно не было вызвано портвейном. Он отвел глаза и посмотрел на свою руку, стиснувшую хрустальную ножку бокала.
Он попал в ловушку, обманывая себя и поверив в свой обман: в то, что он и Мари всегда будут вместе, что он сумеет оградить ее от опасности.
Любовь лишила его чувства реальности.
Но сейчас, вновь обретя его, он понимал, что ловушка, в которую он загнал себя, слишком хитра и ему из нее никогда не выбраться. Воздвигнутая пирамида лжи неминуемо рухнет и раздавит его. Память вернется к Мари, а вместе с ней она освободится и от иллюзий. Рано или поздно, но это произойдет.
И еще одно обстоятельство не давало ему покоя. Вспоминая, сколько дневных часов они с Мари провели в укрытии, а главное, как они провели их, он тревожился, что она носит его ребенка.
Вот еще одна причина для того, чтобы сердце ее наполнилось ненавистью и презрением к нему, если – или, вернее, когда – она поправится.
– Мне представляется, ты просишь нас о помощи вовсе не потому, что опасаешься за свою жизнь, – спокойно заметил Саксон, – а потому, что боишься потерять эту ученую даму.
– Вот дьявол! – воскликнул Джулиан. – Макс, ты что, влюбился в женщину, которая виновна в гибели моей шхуны?
– Она совсем не то, что ты о ней думаешь, – горячо возразил Макс. – Я убежден, ее вынудили создать эту смертоносную штуку. Она не виновата в том, что случилось с тобой, Джул. Это ее брат пошел на сговор с военными. А Мари – лишь жертва. Он просто использовал ее.
– Дело не в том, виновна она или нет, – жестко сказал Джулиан. – Дело в ее знаниях. Неважно, кто она – жертва или убийца, – но только она знает формулу соединения. Ты обязан передать ее властям, Макс.
– Но какой смысл передавать ее властям! Она не помнит этой формулы. – Макс вскочил с кресла и зашагал по комнате. Остановившись у карточного стола рядом с камином, он сгреб горсть фишек и с силой швырнул их на стол. Гладкие фишки из слоновой кости, рассыпавшись, покатились по столу и упали на пол. – Вот! Вот на что похожа ее память! Это осколки. Их уже не соединишь в целое. Из них можно составить фрагмент или два, но не более.
– И в глубине души ты надеешься, что память к ней не вернется, – сказал Саксон.
Макс замер, потом, стиснув кулаки, кивнул.
– Да. Надеюсь. Так было бы лучше. Лучше для всех, – твердо сказал он. – Я постоянно думал – если французы обладают хоть каким-то запасом этого соединения, то почему они с такой настойчивостью добиваются Мари? И я пришел к выводу, что v них его не осталось. То есть, у Франции этого оружия нет. И у Англии его нет. А с этим уже можно жить. Множество людей будут жить только благодаря тому, что этого оружия больше не существует. – Почувствовав, что говорит слишком громко, он понизил голос: – Так ней лучше ли ей оставаться в неведении?
– Да, ты прав! – с жаром подтвердил, Джулиан.
– Лучше для кого? Для мира или для тебя? – тихо поинтересовался Саксон.
Это был тог вопрос, который Макс задавал себе постоянно.
– Для всех.
Саксон внимательно смотрел на него.
– А где гарантия, что ты не ошибся? Да, ты говорил – на нес не подействовал ни один из твоих методов, даже наркотик, но значит ли это, что она никогда не вспомнит формулу?
Нервным жестом Макс откинул волосы со лба и отвернулся. В этом он боялся признаваться даже себе.
– Не знаю. Я не уверен.
Братья, почувствовав, что это не вся правда, молча ждали от него объяснений.
Он медленно прошел к камину, оперся о решетку и уныло опустил голову.
Слова застревали у него в горле, он вытягивал их одно за другим.
– Она... обнаруживает... некоторые признаки... улучшения. – Одна из фишек, валявшихся на полу, хрустнула под его каблуком. Он оторвал ногу от пола – хрупкая костяшка была раздавлена. Он закрыл глаза. – Проблем с пониманием речи, которые она испытывала поначалу на сегодняшний день нет, – признался он. – Я заметил это даже раньше нее, когда мы были в Л упрете. Она понимала, что говорят люди, хотя говорили они достаточно быстро. И потом... когда мы плыли в Англию... она тоже понимала звучавшую вокруг речь Даже английскую.
– Она говорит по-английски? – спросил Джулиан.
– Да. И по-немецки. Она... – Макс не смог сдержать улыбки; нежность, горечь и восхищение сквозили в ней. – Она очень образованна. Она добрая, мягкая великодушная.. – Он оборвал себя, вспомнив о вопросе Саксона. – Ее мучили головные боли, ужасные боли, но с тех пор как мы уехали из Парижа, они ни разу не возвращались к ней Не знаю стоит ли придавать большое значение всему этому но я начинаю думать что, что.. – Он не мог заставить себя произнести эти слова.
– Рано или поздно она вспомнит, – закончил за нею Саксон.
Макс молча кивнул.
– Джентльмены, – медленно проговорил Джулиан, – меня посетила одна неприятная мысль, и я думаю, она заслуживает обсуждения. Не знаю, насколько глубока амнезия, которой страдает французская барышня, но одно я знаю наверняка: власти так просто не отступятся от Макса, если он утаит от них эту ценную добычу.
Взгляд Макса был прикован к раздавленной фишке. Напряженное молчание повисло в комнате. Саксон первым произнес то, о чем подумали все трое.
– Измена, – глухо сказал он. – Макс, они обвинят тебя в измене родине. Секретное ведомство обнаруживать себя, конечно, не станет, но они проделают это руками военных.
– Я знаю.
Джулиан резко повернулся к нему:
– Черт! И ты с таким спокойствием говоришь об этом? Ты хоть понимаешь, что на твою шею уже наброшена петля? Неужели эта девица стоит твоей жизни?
Макс, вздрогнув, подался было к брату, но Саксон остановил его, пока гневные слова не вырвались из него.
– Спокойно, братишка. Мы вовсе не утверждаем, что она ничего не значит для тебя.
– Мы предлагаем лишь все хорошенько взвесить. – сказал Джулиан. – Знаешь, когда ты молод и не слишком искушен в женщинах, то первая попавшаяся может вскружить...
– Замолчи, – зло оборвал его Макс.
Саксон, покряхтывая, выбрался из кресла и встал между ними.
– Прекратите! Оба! – приказал он начальственным тоном, которым обычно отдавал распоряжения своим подчиненным. – Макс, мы не сомневаемся, ты продумал все от и до. Но поскольку есть шанс, что эта дама вскорости все вспомнит, мы должны обсудить, что мы можем предпринять.
– Я думаю, на этот счет двух мнений быть не может, – бесстрастно проронил Джулиан. – Нужно обдумать, как передать эту барышню властям и оставить при этом в живых Макса. – Он поднялся с кресла и начал осторожно пробираться в дальний угол кабинета, где стоял столик с портвейном.
Макс видел, как напрягся Саксон, едва удерживаясь от того, чтобы не помочь брату, но оба оставаясь на местах, предоставив Джулиану возможность проявить самостоятельность.
– Я не могу отдать ее, – упрямо сказал Макс. На щеках у него заиграли желваки. – Один из тех двоих – патриот, другой – предатель, и я не могу рисковать, не зная кто есть кто.
– Но мы узнаем это, – возразил Саксон. – И тут я вынужден согласиться с Джулианом: тебе придется отдать ее Макс, издав тихое проклятие, отвернулся от братьев.
– Ну подумай сам. Что тебе остается делать? – продолжал увещевать его Саксон. – Ты что, всю свою жизнь собираешься провести в бегах? Ты хочешь, чтобы тебя всю жизнь преследовали военные двух воюющих стран? Собираешься жить с обвинением в измене? Но это не жизнь, Макс Это станет адом – и для тебя, и для нее.
– Знаю, – устало произнес Макс – Я и сам понимаю, Мари заслуживает лучшей жизни. А я не могу дать ей ее.
– Мне думается, – произнес Джулиан, осторожно наполняя свой бока! – сегодня мы вряд ли придем к какому-нибудь решению. Сакс, как ты считаешь, может, нам запихнуть нашею «друга» в какое-нибудь укромное и надежное местечко? Пусть он посидит там пока, а мы вернемся в Лондон и попытаемся что-нибудь разузнать. Встретимся с приятелями, которых давненько не видели.
– Да, пожалуй. – Саксон кивнул. – Ты прав, Джулиан. Им не составит труда выяснить, кто такие Вульф и Флеминг и я, кажется, знаю, куда нам спрятать этого шпиона и его драгоценную леди. – Он посмотрел на Макса. – В Суссексе я строю коттедж для Ашианы. Об этом пока никто не знает Эго будет ей рождественским сюрпризом. Он еще не достроен, но, думаю, жить там уже можно.
– Мы отправим туда наших людей, – сказал Джулиан, потягивая портвейн. – Они будут охранять вас. Отдохни, отоспись, Макс, а мы с Саксоном пока займемся интригами.
– Спасибо вам. – Слабая улыбка тронула губы Макса, но на сердце у нею было тяжело. – Спасибо за все.
– Не за что, старина. – Саксон, шагнув к нему, ободряюще хлопнул его но плечу. – Благодаря тебе у меня появился повод убрать со шхуны любимца Ашианы. Я думал, мне придется терпеть его еще несколько недель, но теперь-то я наконец с чистой совестью могу перевезти его в Суссекс.
Макс испуганно заморгал.
– Никобара? – поежившись, спросил он.
– Воспринимая ею как еще одного охранника, – улыбнулся Саксон. – Думаю, в Англии пока не найдется человека, жилище которого охранял бы бенгальский тигр.
Глава 18
Холкрофт. Он столько лет прожил с этим именем что сейчас трудно поверить, что когда-то он откликался на другое. Но он не жалеет ни о чем ни о прежней жизни, ни о семье, которую два года назад оставил прозябать в лачуге в Ист-Энде Уж кто-кто, а он не склонен жалеть о прошлом, подумал он, вытягиваясь в мягком кресле, что стояло у камина в роскошно убранной спальне лондонского особняка его хозяина. На тонких губах его играла улыбка.
Шторы на окнах он опустил дабы в комнату не проникал лунный свет, лампы оставил незажженными. Он вошел сюда незамеченным слуги не догадываются что в доме кто-то есть, – и пусть гак оно и будет Ему не впервой сидеть в темноте.
Разве не под ее покровом он приводил в исполнение лучшие свои замыслы»
Он достал из лакированного ящичка, стоявшего рядом на столике, превосходную дорогую сигару, зажег ее и прислушайся к звукам, проникавшим в окна с Кавендиш-Сквер -громыханию экипажей цокоту копыт громкому смеху молодой знати.
Вот они, лучшие сыны Англии беззаботно наслаждающиеся привилегиями которые дает им их происхождение сказал он себе, задумчиво стряхивая пепел на прекрасный ковер Денег у них много а вот мозгов им явно недостает.
Просто удивительно как Англии удалось продержаться столько веков. Интересно, как повели бы себя эти юные отпрыски благородных семейств, если бы знали, какая опасность нависла над ними. Если б догадывались, сколь близок конец Британии.
А он так же близок, как эта темная комната над их головами.
Забавно, подумал он, закидывая ноги в грязных сапогах на шелковую оттоманку, забавно, что именно он поспособствует ее концу. Забавно и приятно.
Работа научила его терпению» и оно сейчас пригодилось ему – было почти два часа ночи, когда дверь наконец открылась и в комнату вошел хозяин.
– Добрый вечер, милорд, – тихо произнес Холкрофт Он услышал испуганный вздох и молчание – короткое и полное страха. Такие мгновения доставляли ему истинное удовольствие. Чужой страх, особенно страх перед ним, бодрил его как глоток хорошего вина.
Вошедший стремительно – но бесшумно – затворил дверь.
– Вы с ума сошли! – прошипел он. – Что вы делаете в моем доме? Какого черта вы вообще притащились в Англию?
– Хотелось навестить вас. – Холкрофт лениво выпустил кольцо дыма в темноту.
– Удачное время вы выбрали для визита. Я целых две недели не имел от вас никаких сообщений. Я уже смирился с тем, что наши... курьеры постоянно подводят меня, но чтобы вы... – Сокрушенно покачав головой, он бросил в кресло свой плащ и треуголку и, не зажигая света, прошел к Холкрофту. – Поскольку д'Авенант не явился к назначенному сроку в Бретань, нам остается предположить, что он попал под опеку Шабо. Так? – Он усмехнулся. – Мой компаньон предполагает, что этот несмышленыш погиб, запоров порученное ему дело. Мы собираемся выразить соболезнование его семье...
– С этим можете повременить. – Холкрофт с наслаждением втянул в себя ароматный дым. – Не стоит так уж доверять собственным предположениям.
И вновь наступил драгоценный миг панической тишины.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я хочу сказать, что засада в Луирете провалилась и Шабо убит. Д'Авенант пристрелил его и сбежал вместе с девчонкой. – Холкрофт повертел сигару. – Эти две недели мы проверяли все суда, отплывавшие из Кале, Гавра и Ла-Рошеля. Мы прочесали все побережье до Байонны – но они словно в воду канули. Так что этот несмышленыш оказался смышленее, чем вы ожидали.
Тихие, сдавленные ругательства вырвались из уст хозяина. А ругается-то он на французском. Странно, почему самые искренние слова всегда произносятся на родном языке?
– Скажу вам больше, милорд. После той неувязки в Луирете исчез и Арман ле Бон, и мы понятия не имеем, где он сейчас. Лейтенант Гайан получил повышение по службе и назначен на место Шабо, что еще более укрепляет меня во мнении, что французы навсегда останутся нацией безмозглых, разряженных в кружева хлыщей, готовых пойти за любым, мало-мальски франтоватым, гусем. Сейчас, когда не стало Шабо. or Гайана столько же пользы, сколько от треснувшего ночного горшка.
– То есть, вы хотите сказать, что если кто-то и сможет найти д'Авенанта с девчонкой, то это будем мы с вами.
– Не совсем так, милорд. – Холкрофт помолчал, стряхивая пепел на ковер. – Скорее всего, это будете вы. Я больше не вижу для себя резона участвовать в этом деле. Само мое появление в Англии – это уже огромный риск, который вряд ли будет оценен должным образом. Так что я решил внять голосу разума. Завтра – хотя нет, уже сегодня, – сегодня вечером я уезжаю.
Он с улыбкой смотрел на хозяина. По правде говоря, он вовсе не собирается оставлять эту увлекательную охоту только потому, что жертва шмыгнула в кусты.
Нечасто встретишь такого умного, хитрого зверя, как д'Авенант.
Но и он, Холкрофт, неплохо знает свое дело. И он знает себе цену. Он не упустит возможности выбить из своего скряжистого хозяина еще несколько шиллингов.
– Есть люди, которые в отличие от вас думают не о собственной выгоде, – презрительно бросил хозяин.
– Pardonez-moi, милорд, – равнодушно проговорил Холкрофт. – Я задел ваши патриотические чувства? Прошу извинить меня. Я знаю, как вы преданы своей стране.
– И хотите сыграть на этом. Вы прекрасно знаете, что я готов заплатить любую цену, лишь бы вы не вышли из игры. Черт подери! Тридцать лет я ждал этого часа. Я готовился к нему и не намерен так просто сдаваться. Эта девица со своей взрывчаткой дает Франции шанс одержать победу над Англией. Другого такого шанса ждать не приходится.
– Единственная проблема в том, что интересующая особа растаяла, как дым. И кроме того, она ни черта не помнит.
– Вспомнит. Клянусь Богом, она вспомнит все, когда я доберусь до нее. А если нет... – Он перешел на шепот. – Я убью ее, лишь бы быть уверенным, что ею не смогут воспользоваться англичане.
– Только сначала придется найти ее. И снова повисла пауза.
– Ладно, Холкрофт. Я удваиваю ваше жалованье. Холкрофт улыбнулся и отложил недокуренную сигару.
– Чудесно, милорд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42