Поезд Василовичей, готовый отправиться уже час назад, стоял под парами на вокзале Илидцы со спущенными шторками на окнах.
До тех пор пока они не пересекли границу и не оказались в Сербии, Алексий не касался волнующей всех темы. И вот теперь, сидя в салон-вагоне, он обратился к Наталье:
— Расскажи все, что ты знаешь о Гаврило Принципе, и все до мельчайших подробностей о твоем знакомстве с ним.
Наталья сложила руки на коленях.
— Я познакомилась с Гаврило и Неджелко в Консерватории, — начала она с несчастным видом.
— С Неджелко? — Алексий думал, что уже пережил все потрясения, однако оказалось, что это еще не конец ожидавших его ударов. — С Неджелко Кабриновичем?
Наталья кивнула, и Зита, застонав, прикрыла лицо руками.
— Они мне понравились, — продолжила Наталья с искренним простодушием. — Они с таким воодушевлением говорили о борьбе за объединение южных славян и…
— Они обыкновенные террористы! — воскликнул Алексий. — Подрывные элементы! Подонки!
Лицо Натальи сделалось непроницаемым. Несмотря на случившееся, она не считала своих друзей подонками. Она напряглась, подыскивая подходящие слова, чтобы правильнее их описать.
— Гаврило и Неджелко идеалисты, папа Они образованные люди. — Затем она вспомнила, что Неджелко не был студентом, а работал в типографии. — По крайней мере Гаврило и Трифко студенты и…
— Трифко?
У Натальи внутри все сжалось. Неужели она сказала больше, чем следует? Поможет ли разговор с отцом ее друзьям или им будет от этого еще хуже? Но после кровавого преступления, которое они совершили, надо ли им помогать? Она не знала. У нее ужасно разболелась голова, и она чувствовала себя совсем разбитой.
— Гаврило и Трифко дружат с самого детства. Они одного возраста и…
— И оба боснийцы? Граждане Австро-Венгрии?
Наталья вспомнила, как ее друзья всегда говорили о себе, и сказала с прежней пылкостью:
— Формально они граждане Австро-Венгрии, но они славяне и преданы делу объединения всех южных славян в единое государство.
Зная теперь, откуда у Натальи такая страсть к объединению славян, Алексий мрачно спросил:
— Вы встречались только в Консерватории или, может быть, где-то еще?
— В «Золотом осетре», — неохотно призналась Наталья. — Это кофейня в старой части города. — Она наклонилась вперед. — Они никогда не говорили ни о каком убийстве, папа! Я уверена, Гаврило не знал, что его пистолет заряжен. Он по натуре очень мягкий. Спокойный, с приятными манерами и, несмотря на то что у него самого мало денег, он всегда давал друзьям взаймы…
— Не смей его хвалить! — Лицо Алексия от ярости до неузнаваемости исказилось. — Он убийца, чьи действия, вполне вероятно, поставили нашу страну на грань войны!
Наталья съежилась, напуганная гневом отца.
— Я не знала, что он замышлял. Я даже не знала, что он в Боснии…
Последовала длительная, гнетущая пауза, затем Алексий спросил голосом, пугающим своей отрешенностью:
— Ты знала, что он уехал из Сербии в Боснию? Ты знала о его планах?
Наталья так крепко сжала руки, что ногти впились в кожу.
— Он сказал, что это связано с какой-то подготовкой…
Жена еще никогда не слышала, чтобы Алексий говорил подобным тоном.
Наконец он снова взял себя в руки.
— Слава Богу, — сказал он. — Слава Богу, что ты не знала о его пребывании в Сараево.
Наталья вспомнила Восточный базар, австрийского офицера, пробирающегося к ней сквозь толпу, выражение облегчения, а затем досады в его глазах; вспомнила, как Гаврило держал ее за руку и взволнованно говорил с ней.
— Я виделась с ним, папа, — произнесла она побелевшими губами. — Я случайно встретила его на Восточном базаре. Один из офицеров эрцгерцога пошел меня искать, чтобы помочь выбраться из толпы, и увидел, как я разговаривала с Гаврило.
Алексий утратил дар речи. Положение гораздо хуже, чем он предполагал. Как только офицер узнает Принципа и вспомнит, что тот разговаривал на базаре с Натальей, австрийское правительство выдаст ордер на ее арест. Он понял, чем это грозит не только Наталье, но и Сербии, и ему стало плохо.
По материнской линии Наталья из семьи Карагеоргиевичей. Австрийцы могут сделать вывод, что заговор с целью убийства наследника габсбургского трона был задуман в Сербии, причем в самых высших кругах. У них появится предлог для нападения на Сербию, а Сербия, которую вся Европа будет рассматривать как злостного нарушителя мира, лишится поддержки. Даже Россия не станет ей помогать, поверив, что правящий дом потворствовал убийству эрцгерцога и герцогини.
Алексий, подняв шторку на окне, смотрел на горы и долины, на деревушку с церковными куполами, на отдаленные фигурки людей, работающих в поле, и на ярко одетых женщин, стирающих белье на берегу реки. Это была сцена мирной крестьянской жизни, такую можно увидеть в любом уголке Сербии, но через несколько дней опустошительная война может положить конец этому безмятежному существованию. И все из-за того, что его простодушная, взбалмошная дочь свела знакомство с двумя фанатиками-националистами и виделась с одним из них в канун преступления.
— Что же нам делать? — спросила Зита, полностью полагаясь на мужа, уверенная, что тот не допустит ареста Натальи.
Алексий оторвал свой взгляд от окна. Он размышлял и отбрасывал один вариант за другим, придя наконец к единственному решению. Ему не хотелось его высказывать, но в конце концов он с большой неохотой заговорил:
— Наталья должна покинуть Сербию, пока Принцип не рассказал на допросе о своем знакомстве с ней. А ты, Зита, будешь ее сопровождать…
— Покинуть Сербию? — Наталья была потрясена, она не могла поверить в то, что сказал отец.
— ..и вы немедленно отправитесь в Швейцарию, — продолжил Алексий, не обращая внимания на взволнованную дочь. — Вы сядете на ночной поезд до Будапешта, затем на Восточный экспресс до Мюнхена, а потом…
— Покинуть Сербию? — Наталья смотрела на отца так, словно тот потерял рассудок. — Я не могу уехать из Сербии, папа! Я никогда ее не покину!
До сих пор Алексий говорил, обращаясь непосредственно к жене. Теперь же он все внимание сосредоточил на Наталье.
— У тебя нет выбора, — мрачно сказал он. — Тебя видел с Принципом австрийский офицер. Австрийцы сделают вывод, что ты знала, зачем Принцип прибыл в Сараево, и выдвинут против тебя обвинение в сообщничестве, а по боснийским законам сообщник считается виновным в совершении преступления.
— Ты хочешь сказать, что Наталью могут обвинить в убийстве эрцгерцога и герцогини? — спросила Катерина с явным сомнением. — Но это невозможно, папа! Этого не может быть!
— Очень даже может, — сказал Алексий. Сейчас он выглядел лет на десять старше, чем утром этого злополучного дня.
— Дядя Петр не допустит этого! — Глаза Натальи чернели точками на белом как мел лице. — Он никогда не согласится на то, чтобы я предстала перед австрийским судом!
Пейзаж за окном вагона изменился. Теперь уже не было видно лесистых холмов и бурных горных речек. Вместо них появились крытые оранжевой черепицей дома с террасами и грязные улицы.
— Петр вполне может это сделать, — сказала Зита с черными кругами под глазами. — Если австрийцы сочтут, что заговор с целью убийства эрцгерцога замышлялся в Сербии, они могут объявить нам войну. Ради ее предотвращения Петр сделает все от него зависящее, чтобы убедить австрийцев, что ни он, ни его правительство ничего не знали о заговоре, и для пущей убедительности позволит арестовать подозреваемых.
— Даже если среди подозреваемых член его семьи? — спросила Катерина, едва веря своим ушам.
— Особенно если это член его семьи, — сказал Алексий. — Для него защита кого-то из Карагеоргиевичей будет равносильна признанию, что убийство готовилось при поддержке королевского дома. В этом случае война неизбежна. Петр никогда на это не пойдет. Даже ради Натальи.
— На какое время я должна буду уехать? — спросила Наталья, с трудом выговаривая слова.
— Если тот офицер не признает в Принципе молодого человека, с которым ты разговаривала на базаре, если не найдется других свидетелей общения Принципа с молодой женщиной из свиты эрцгерцога и если Принцип на допросе ничего о тебе не расскажет, тогда, возможно, всего на несколько месяцев.
Их поезд прибыл на белградский вокзал.
— А в противном случае?
— Тогда, возможно, на несколько лет. — Его голос так изменился от боли, что стал почти неузнаваемым. — Или навсегда.
* * *
Вечером Катерина постучалась в кабинет отца и, когда он открыл дверь, сказала с несчастным видом:
— Мне надо с тобой поговорить, папа. Ты должен знать еще кое-что.
Алексий молча пропустил ее в комнату и закрыл дверь.
— О Наталье? — отрывисто спросил он.
Она кивнула:
— Кузен Макс тоже знает Гаврило Принципа. Он видел Наталью с ним в «Золотом осетре» и рассказал об этом Вице. А Вица передала мне.
— Боже милостивый! Значит, Вица тоже знает Гаврило!
— Нет. Ей известно только его имя, потому что Макс назвал ей его.
Алексий похолодел. Что, если Вица разболтала о дружбе Натальи с Принципом? Если она рассказала об этом своей бабушке? А то, что известно Евдохии, скоро станет известно всем.
— Больше никому об этом не рассказывай, — сказал Алексий, подходя к двери. — Я хочу сейчас же поговорить с Максом и Вицей.
Дверь продолжала качаться на петлях, когда отец вышел, и Наталья услышала, как он крикнул, чтобы подали коляску. Ослабев, она присела на ближайший стул, надеясь, что ни Макс, ни Вица пока не знают, что это Принцип стрелял в эрцгерцога и герцогиню, а когда им станет об этом известно, они ни словом не обмолвятся о дружбе с ним Натальи.
* * *
— Вас отзывают, — сказал советник Британской миссии Джулиану. — Мне очень хотелось бы быть на вашем месте Австрийцы не простят убийства Франца-Фердинанда. Одному Богу известно, какие возможны последствия. Уже поступают донесения о том, что в Сараево начались антисербские демонстрации.
Националистам следует над этим поразмыслить.
Джулиан уже не думал об этих чертовых националистах. Он был поглощен новостью о своем отзыве и о том, что вскоре он будет вынужден покинуть Белград.
— Когда я должен ехать? И почему меня отзывают?
— Что? Ехать? Ах да. — Советник оторвался от своих мыслей о тревожных донесениях, приходящих из Сараево, и сказал:
— В конце недели. Нет смысла тянуть время. А о причинах можете не беспокоиться. Вы блестяще выполняли здесь свою работу. Лондон об этом знает, и, вероятно, именно это явилось причиной вашего досрочного отзыва. Не сомневаюсь, что вы сразу получите более желанное назначение. Например, в Париж или в Петербург.
Полгода назад, до того как он влюбился в Наталью, Джулиан был бы безумно рад своему назначению в другую страну. Но сейчас он сказал:
— Если есть возможность изменить принятое решение, я был бы чрезвычайно вам благодарен, сэр. В настоящий момент мне очень хотелось бы остаться в Белграде и…
— Решение Лондона окончательное. — Советник встал, давая понять, что разговор закончен. — Если бы даже была такая возможность, нет смысла здесь оставаться. Балканы — пороховая бочка Европы, и это дурацкое убийство может стать искрой, которая ее подпалит. Если такое случится и в Европе снова разразится война, все члены дипломатической миссии со всех ног бросятся вслед за вами в Лондон.
Вам повезло, что вы по крайней мере поедете в поезде со всеми удобствами.
* * *
Джулиан не пошел в свой кабинет, а сразу направился в Калемегданские сады. Если он уедет из Белграда, до конца не объяснившись с Натальей, то, возможно, больше никогда ее не увидит. Это немыслимо. Он брел, ничего не видя вокруг. У него оставалось всего несколько дней, чтобы снова сделать ей предложение. А если она опять ему откажет?
Джулиан остановился на углу, где начинался крутой спуск к Саве, впадающей в Дунай. Если Наталья ему и откажет, то только потому, что второе предложение последовало слишком быстро после первого. Ей требуется время, чтобы свыкнуться с мыслью: в ее возрасте она Вполне может влюбиться и выйти замуж. Ей надо осознать, что она уже достаточно взрослая. Если бы он оставался в Белграде, то мог бы выбрать более подходящее время, чтобы еще раз сделать ей предложение и получить согласие. Однако он должен покинуть Сербию.
Джулиан смотрел на берег, заросший тамарисками, подступающими к самой воде, на быстрое течение Савы и на величественные сверкающие воды Дуная. Ему необходимо встретиться с Натальей. Но прежде надо получить разрешение Алексия Василовича.
С этими мыслями он оторвался от созерцания чудесного пейзажа и решительно зашагал через сад к улице Князя Милана и к дому Василовичей.
* * *
— Извините, господин, — взволнованно сказал ему лакей. — Мадам Василович и мадемуазель Наталья завтра уезжают в Швейцарию и никого не принимают.
Второй раз за этот день Джулиан почувствовал себя так, будто его ударили обухом по голове.
— В Швейцарию?
Ошеломленный, он подумал в какой-то момент, что после убийства эрцгерцога Алексий Василович, опасаясь возмездия австрийцев, решил как можно скорее отправить свою семью в безопасное место. Затем он отбросил эту нелепую мысль. В таком случае Катерина тоже должна была бы отправиться в Швейцарию, и, кроме того, Алексий не из тех, кто легко поддается панике.
— Извините, господин, — повторил лакей, оправдываясь.
В круглом вестибюле с мраморным полом Джулиан увидел чемоданы с приклеенными ярлыками, на которых отчетливо виднелись надписи: «Женева». Затем, когда лакей уже хотел закрыть дверь, послышались нервные всхлипывания.
Джулиан больше не колебался. Разумеется, это противоречило этикету и правилам хорошего тона, но он быстро шагнул мимо протестующего лакея, не сомневаясь — в доме происходит что-то неладное, и надо узнать, в чем дело.
В тот момент, когда лакей позвал на подмогу, чтобы выдворить Джулиана, в холл вбежала Катерина.
— Лаза, в чем дело?.. — Она резко остановилась, ее щеки. пылали.
— Лакей не виноват в том, что я вошел, — сказал Джулиан, быстро подходя к ней. — Он сказал, что сейчас никого не принимают.
Сверху из спальни продолжали доноситься разрывающие сердце всхлипывания.
— Что происходит? — спросил Джулиан. — Почему ваш отец никого не принимает? Почему ваша мать и Наталья так поспешно уезжают в Швейцарию? Это Наталья плачет?
— Я не могу ответить на ваши вопросы. — Голос Катерины слегка дрожал, и Джулиан понял, что она тоже вот-вот расплачется.
— Тогда я хочу поговорить с вашим отцом, — сказал он и, повернувшись, решительно направился к кабинету Василовича.
— Нет! Пожалуйста, не надо! — Катерина бросилась за ним и схватила его за руку. — Папа очень расстроен и…
Джулиан остановился и посмотрел ей в глаза.
— Чем же он расстроен? — спросил он. — Убийством в Сараево?
— Да… Нет.., Она была в таком подавленном состоянии, что, казалось, сейчас упадет в обморок.
— Катерина, ради Бога… — Он обнял ее за плечи, стараясь утешить, как родственницу или близкого друга. — Что случилось? Пожалуйста, скажите. Это касается Натальи?
Катерина испытывала соблазн прижаться к его широкому плечу и все рассказать. Если бы они были обручены, разве стала бы она что-то от него скрывать? Однако, может, они действительно близки к обручению? Иначе зачем ему так о ней беспокоиться и с такой нежностью ее утешать?
— Я не могу, — прошептала она, хотя всем сердцем желала рассказать о случившемся.
Все это время издалека слышался плач, — Это ведь плачет Наталья, не так ли? — повторил он дрогнувшим голосом.
Катерина кивнула, и Джулиан осторожно убрал свою руку.
— Я должен поговорить с вашим отцом, — сказал он и, прежде чем она успела возразить, повернулся и быстро пошел по коридору к кабинету Алексия.
Подойдя к двери, Джулиан немного поколебался, а затем, прислушиваясь к рыданиям Натальи, громко постучал.
— Какого черта… — услышал он глухой голос Алексия, и дверь резко распахнулась.
— Извините, сэр, — быстро произнес Джулиан, прежде чем Алексий успел дать выход своему гневу. — Мне крайне необходимо поговорить с вами, и разговор не терпит отлагательства.
Алексий в нерешительности молчал, а Джулиан продолжил:
— Речь пойдет о Наталье, сэр.
Алексий больше не колебался. Он был уверен, что англичане, должно быть, получили информацию о связи Натальи с Принципом, и поэтому советник отправил к нему Джулиана.
— Входите, — отрывисто сказал он. — Что вы хотите мне сказать?
Джулиан отер пот со лба. Он привык к щекотливым ситуациям, но в подобном положении еще никогда не бывал. Решив, что лучше всего действовать напрямик, он сделал глубокий вдох и сказал:
— Я хочу жениться на Наталье, сэр.
Алексий уставился на него раскрыв рот. Он полагал услышать, что англичанам известно о встрече Натальи с Принципом в Сараево и, очевидно, благодаря их великолепно работающей секретной службе они знают даже о ее встречах с ним в «Золотом осетре».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
До тех пор пока они не пересекли границу и не оказались в Сербии, Алексий не касался волнующей всех темы. И вот теперь, сидя в салон-вагоне, он обратился к Наталье:
— Расскажи все, что ты знаешь о Гаврило Принципе, и все до мельчайших подробностей о твоем знакомстве с ним.
Наталья сложила руки на коленях.
— Я познакомилась с Гаврило и Неджелко в Консерватории, — начала она с несчастным видом.
— С Неджелко? — Алексий думал, что уже пережил все потрясения, однако оказалось, что это еще не конец ожидавших его ударов. — С Неджелко Кабриновичем?
Наталья кивнула, и Зита, застонав, прикрыла лицо руками.
— Они мне понравились, — продолжила Наталья с искренним простодушием. — Они с таким воодушевлением говорили о борьбе за объединение южных славян и…
— Они обыкновенные террористы! — воскликнул Алексий. — Подрывные элементы! Подонки!
Лицо Натальи сделалось непроницаемым. Несмотря на случившееся, она не считала своих друзей подонками. Она напряглась, подыскивая подходящие слова, чтобы правильнее их описать.
— Гаврило и Неджелко идеалисты, папа Они образованные люди. — Затем она вспомнила, что Неджелко не был студентом, а работал в типографии. — По крайней мере Гаврило и Трифко студенты и…
— Трифко?
У Натальи внутри все сжалось. Неужели она сказала больше, чем следует? Поможет ли разговор с отцом ее друзьям или им будет от этого еще хуже? Но после кровавого преступления, которое они совершили, надо ли им помогать? Она не знала. У нее ужасно разболелась голова, и она чувствовала себя совсем разбитой.
— Гаврило и Трифко дружат с самого детства. Они одного возраста и…
— И оба боснийцы? Граждане Австро-Венгрии?
Наталья вспомнила, как ее друзья всегда говорили о себе, и сказала с прежней пылкостью:
— Формально они граждане Австро-Венгрии, но они славяне и преданы делу объединения всех южных славян в единое государство.
Зная теперь, откуда у Натальи такая страсть к объединению славян, Алексий мрачно спросил:
— Вы встречались только в Консерватории или, может быть, где-то еще?
— В «Золотом осетре», — неохотно призналась Наталья. — Это кофейня в старой части города. — Она наклонилась вперед. — Они никогда не говорили ни о каком убийстве, папа! Я уверена, Гаврило не знал, что его пистолет заряжен. Он по натуре очень мягкий. Спокойный, с приятными манерами и, несмотря на то что у него самого мало денег, он всегда давал друзьям взаймы…
— Не смей его хвалить! — Лицо Алексия от ярости до неузнаваемости исказилось. — Он убийца, чьи действия, вполне вероятно, поставили нашу страну на грань войны!
Наталья съежилась, напуганная гневом отца.
— Я не знала, что он замышлял. Я даже не знала, что он в Боснии…
Последовала длительная, гнетущая пауза, затем Алексий спросил голосом, пугающим своей отрешенностью:
— Ты знала, что он уехал из Сербии в Боснию? Ты знала о его планах?
Наталья так крепко сжала руки, что ногти впились в кожу.
— Он сказал, что это связано с какой-то подготовкой…
Жена еще никогда не слышала, чтобы Алексий говорил подобным тоном.
Наконец он снова взял себя в руки.
— Слава Богу, — сказал он. — Слава Богу, что ты не знала о его пребывании в Сараево.
Наталья вспомнила Восточный базар, австрийского офицера, пробирающегося к ней сквозь толпу, выражение облегчения, а затем досады в его глазах; вспомнила, как Гаврило держал ее за руку и взволнованно говорил с ней.
— Я виделась с ним, папа, — произнесла она побелевшими губами. — Я случайно встретила его на Восточном базаре. Один из офицеров эрцгерцога пошел меня искать, чтобы помочь выбраться из толпы, и увидел, как я разговаривала с Гаврило.
Алексий утратил дар речи. Положение гораздо хуже, чем он предполагал. Как только офицер узнает Принципа и вспомнит, что тот разговаривал на базаре с Натальей, австрийское правительство выдаст ордер на ее арест. Он понял, чем это грозит не только Наталье, но и Сербии, и ему стало плохо.
По материнской линии Наталья из семьи Карагеоргиевичей. Австрийцы могут сделать вывод, что заговор с целью убийства наследника габсбургского трона был задуман в Сербии, причем в самых высших кругах. У них появится предлог для нападения на Сербию, а Сербия, которую вся Европа будет рассматривать как злостного нарушителя мира, лишится поддержки. Даже Россия не станет ей помогать, поверив, что правящий дом потворствовал убийству эрцгерцога и герцогини.
Алексий, подняв шторку на окне, смотрел на горы и долины, на деревушку с церковными куполами, на отдаленные фигурки людей, работающих в поле, и на ярко одетых женщин, стирающих белье на берегу реки. Это была сцена мирной крестьянской жизни, такую можно увидеть в любом уголке Сербии, но через несколько дней опустошительная война может положить конец этому безмятежному существованию. И все из-за того, что его простодушная, взбалмошная дочь свела знакомство с двумя фанатиками-националистами и виделась с одним из них в канун преступления.
— Что же нам делать? — спросила Зита, полностью полагаясь на мужа, уверенная, что тот не допустит ареста Натальи.
Алексий оторвал свой взгляд от окна. Он размышлял и отбрасывал один вариант за другим, придя наконец к единственному решению. Ему не хотелось его высказывать, но в конце концов он с большой неохотой заговорил:
— Наталья должна покинуть Сербию, пока Принцип не рассказал на допросе о своем знакомстве с ней. А ты, Зита, будешь ее сопровождать…
— Покинуть Сербию? — Наталья была потрясена, она не могла поверить в то, что сказал отец.
— ..и вы немедленно отправитесь в Швейцарию, — продолжил Алексий, не обращая внимания на взволнованную дочь. — Вы сядете на ночной поезд до Будапешта, затем на Восточный экспресс до Мюнхена, а потом…
— Покинуть Сербию? — Наталья смотрела на отца так, словно тот потерял рассудок. — Я не могу уехать из Сербии, папа! Я никогда ее не покину!
До сих пор Алексий говорил, обращаясь непосредственно к жене. Теперь же он все внимание сосредоточил на Наталье.
— У тебя нет выбора, — мрачно сказал он. — Тебя видел с Принципом австрийский офицер. Австрийцы сделают вывод, что ты знала, зачем Принцип прибыл в Сараево, и выдвинут против тебя обвинение в сообщничестве, а по боснийским законам сообщник считается виновным в совершении преступления.
— Ты хочешь сказать, что Наталью могут обвинить в убийстве эрцгерцога и герцогини? — спросила Катерина с явным сомнением. — Но это невозможно, папа! Этого не может быть!
— Очень даже может, — сказал Алексий. Сейчас он выглядел лет на десять старше, чем утром этого злополучного дня.
— Дядя Петр не допустит этого! — Глаза Натальи чернели точками на белом как мел лице. — Он никогда не согласится на то, чтобы я предстала перед австрийским судом!
Пейзаж за окном вагона изменился. Теперь уже не было видно лесистых холмов и бурных горных речек. Вместо них появились крытые оранжевой черепицей дома с террасами и грязные улицы.
— Петр вполне может это сделать, — сказала Зита с черными кругами под глазами. — Если австрийцы сочтут, что заговор с целью убийства эрцгерцога замышлялся в Сербии, они могут объявить нам войну. Ради ее предотвращения Петр сделает все от него зависящее, чтобы убедить австрийцев, что ни он, ни его правительство ничего не знали о заговоре, и для пущей убедительности позволит арестовать подозреваемых.
— Даже если среди подозреваемых член его семьи? — спросила Катерина, едва веря своим ушам.
— Особенно если это член его семьи, — сказал Алексий. — Для него защита кого-то из Карагеоргиевичей будет равносильна признанию, что убийство готовилось при поддержке королевского дома. В этом случае война неизбежна. Петр никогда на это не пойдет. Даже ради Натальи.
— На какое время я должна буду уехать? — спросила Наталья, с трудом выговаривая слова.
— Если тот офицер не признает в Принципе молодого человека, с которым ты разговаривала на базаре, если не найдется других свидетелей общения Принципа с молодой женщиной из свиты эрцгерцога и если Принцип на допросе ничего о тебе не расскажет, тогда, возможно, всего на несколько месяцев.
Их поезд прибыл на белградский вокзал.
— А в противном случае?
— Тогда, возможно, на несколько лет. — Его голос так изменился от боли, что стал почти неузнаваемым. — Или навсегда.
* * *
Вечером Катерина постучалась в кабинет отца и, когда он открыл дверь, сказала с несчастным видом:
— Мне надо с тобой поговорить, папа. Ты должен знать еще кое-что.
Алексий молча пропустил ее в комнату и закрыл дверь.
— О Наталье? — отрывисто спросил он.
Она кивнула:
— Кузен Макс тоже знает Гаврило Принципа. Он видел Наталью с ним в «Золотом осетре» и рассказал об этом Вице. А Вица передала мне.
— Боже милостивый! Значит, Вица тоже знает Гаврило!
— Нет. Ей известно только его имя, потому что Макс назвал ей его.
Алексий похолодел. Что, если Вица разболтала о дружбе Натальи с Принципом? Если она рассказала об этом своей бабушке? А то, что известно Евдохии, скоро станет известно всем.
— Больше никому об этом не рассказывай, — сказал Алексий, подходя к двери. — Я хочу сейчас же поговорить с Максом и Вицей.
Дверь продолжала качаться на петлях, когда отец вышел, и Наталья услышала, как он крикнул, чтобы подали коляску. Ослабев, она присела на ближайший стул, надеясь, что ни Макс, ни Вица пока не знают, что это Принцип стрелял в эрцгерцога и герцогиню, а когда им станет об этом известно, они ни словом не обмолвятся о дружбе с ним Натальи.
* * *
— Вас отзывают, — сказал советник Британской миссии Джулиану. — Мне очень хотелось бы быть на вашем месте Австрийцы не простят убийства Франца-Фердинанда. Одному Богу известно, какие возможны последствия. Уже поступают донесения о том, что в Сараево начались антисербские демонстрации.
Националистам следует над этим поразмыслить.
Джулиан уже не думал об этих чертовых националистах. Он был поглощен новостью о своем отзыве и о том, что вскоре он будет вынужден покинуть Белград.
— Когда я должен ехать? И почему меня отзывают?
— Что? Ехать? Ах да. — Советник оторвался от своих мыслей о тревожных донесениях, приходящих из Сараево, и сказал:
— В конце недели. Нет смысла тянуть время. А о причинах можете не беспокоиться. Вы блестяще выполняли здесь свою работу. Лондон об этом знает, и, вероятно, именно это явилось причиной вашего досрочного отзыва. Не сомневаюсь, что вы сразу получите более желанное назначение. Например, в Париж или в Петербург.
Полгода назад, до того как он влюбился в Наталью, Джулиан был бы безумно рад своему назначению в другую страну. Но сейчас он сказал:
— Если есть возможность изменить принятое решение, я был бы чрезвычайно вам благодарен, сэр. В настоящий момент мне очень хотелось бы остаться в Белграде и…
— Решение Лондона окончательное. — Советник встал, давая понять, что разговор закончен. — Если бы даже была такая возможность, нет смысла здесь оставаться. Балканы — пороховая бочка Европы, и это дурацкое убийство может стать искрой, которая ее подпалит. Если такое случится и в Европе снова разразится война, все члены дипломатической миссии со всех ног бросятся вслед за вами в Лондон.
Вам повезло, что вы по крайней мере поедете в поезде со всеми удобствами.
* * *
Джулиан не пошел в свой кабинет, а сразу направился в Калемегданские сады. Если он уедет из Белграда, до конца не объяснившись с Натальей, то, возможно, больше никогда ее не увидит. Это немыслимо. Он брел, ничего не видя вокруг. У него оставалось всего несколько дней, чтобы снова сделать ей предложение. А если она опять ему откажет?
Джулиан остановился на углу, где начинался крутой спуск к Саве, впадающей в Дунай. Если Наталья ему и откажет, то только потому, что второе предложение последовало слишком быстро после первого. Ей требуется время, чтобы свыкнуться с мыслью: в ее возрасте она Вполне может влюбиться и выйти замуж. Ей надо осознать, что она уже достаточно взрослая. Если бы он оставался в Белграде, то мог бы выбрать более подходящее время, чтобы еще раз сделать ей предложение и получить согласие. Однако он должен покинуть Сербию.
Джулиан смотрел на берег, заросший тамарисками, подступающими к самой воде, на быстрое течение Савы и на величественные сверкающие воды Дуная. Ему необходимо встретиться с Натальей. Но прежде надо получить разрешение Алексия Василовича.
С этими мыслями он оторвался от созерцания чудесного пейзажа и решительно зашагал через сад к улице Князя Милана и к дому Василовичей.
* * *
— Извините, господин, — взволнованно сказал ему лакей. — Мадам Василович и мадемуазель Наталья завтра уезжают в Швейцарию и никого не принимают.
Второй раз за этот день Джулиан почувствовал себя так, будто его ударили обухом по голове.
— В Швейцарию?
Ошеломленный, он подумал в какой-то момент, что после убийства эрцгерцога Алексий Василович, опасаясь возмездия австрийцев, решил как можно скорее отправить свою семью в безопасное место. Затем он отбросил эту нелепую мысль. В таком случае Катерина тоже должна была бы отправиться в Швейцарию, и, кроме того, Алексий не из тех, кто легко поддается панике.
— Извините, господин, — повторил лакей, оправдываясь.
В круглом вестибюле с мраморным полом Джулиан увидел чемоданы с приклеенными ярлыками, на которых отчетливо виднелись надписи: «Женева». Затем, когда лакей уже хотел закрыть дверь, послышались нервные всхлипывания.
Джулиан больше не колебался. Разумеется, это противоречило этикету и правилам хорошего тона, но он быстро шагнул мимо протестующего лакея, не сомневаясь — в доме происходит что-то неладное, и надо узнать, в чем дело.
В тот момент, когда лакей позвал на подмогу, чтобы выдворить Джулиана, в холл вбежала Катерина.
— Лаза, в чем дело?.. — Она резко остановилась, ее щеки. пылали.
— Лакей не виноват в том, что я вошел, — сказал Джулиан, быстро подходя к ней. — Он сказал, что сейчас никого не принимают.
Сверху из спальни продолжали доноситься разрывающие сердце всхлипывания.
— Что происходит? — спросил Джулиан. — Почему ваш отец никого не принимает? Почему ваша мать и Наталья так поспешно уезжают в Швейцарию? Это Наталья плачет?
— Я не могу ответить на ваши вопросы. — Голос Катерины слегка дрожал, и Джулиан понял, что она тоже вот-вот расплачется.
— Тогда я хочу поговорить с вашим отцом, — сказал он и, повернувшись, решительно направился к кабинету Василовича.
— Нет! Пожалуйста, не надо! — Катерина бросилась за ним и схватила его за руку. — Папа очень расстроен и…
Джулиан остановился и посмотрел ей в глаза.
— Чем же он расстроен? — спросил он. — Убийством в Сараево?
— Да… Нет.., Она была в таком подавленном состоянии, что, казалось, сейчас упадет в обморок.
— Катерина, ради Бога… — Он обнял ее за плечи, стараясь утешить, как родственницу или близкого друга. — Что случилось? Пожалуйста, скажите. Это касается Натальи?
Катерина испытывала соблазн прижаться к его широкому плечу и все рассказать. Если бы они были обручены, разве стала бы она что-то от него скрывать? Однако, может, они действительно близки к обручению? Иначе зачем ему так о ней беспокоиться и с такой нежностью ее утешать?
— Я не могу, — прошептала она, хотя всем сердцем желала рассказать о случившемся.
Все это время издалека слышался плач, — Это ведь плачет Наталья, не так ли? — повторил он дрогнувшим голосом.
Катерина кивнула, и Джулиан осторожно убрал свою руку.
— Я должен поговорить с вашим отцом, — сказал он и, прежде чем она успела возразить, повернулся и быстро пошел по коридору к кабинету Алексия.
Подойдя к двери, Джулиан немного поколебался, а затем, прислушиваясь к рыданиям Натальи, громко постучал.
— Какого черта… — услышал он глухой голос Алексия, и дверь резко распахнулась.
— Извините, сэр, — быстро произнес Джулиан, прежде чем Алексий успел дать выход своему гневу. — Мне крайне необходимо поговорить с вами, и разговор не терпит отлагательства.
Алексий в нерешительности молчал, а Джулиан продолжил:
— Речь пойдет о Наталье, сэр.
Алексий больше не колебался. Он был уверен, что англичане, должно быть, получили информацию о связи Натальи с Принципом, и поэтому советник отправил к нему Джулиана.
— Входите, — отрывисто сказал он. — Что вы хотите мне сказать?
Джулиан отер пот со лба. Он привык к щекотливым ситуациям, но в подобном положении еще никогда не бывал. Решив, что лучше всего действовать напрямик, он сделал глубокий вдох и сказал:
— Я хочу жениться на Наталье, сэр.
Алексий уставился на него раскрыв рот. Он полагал услышать, что англичанам известно о встрече Натальи с Принципом в Сараево и, очевидно, благодаря их великолепно работающей секретной службе они знают даже о ее встречах с ним в «Золотом осетре».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42