Помнила Лизетт и о том, что именно Люк помог ее сыну появиться на свет. За короткое время Люк сумел стать для нее самым надежным другом.Когда джип подъехал к разрушенным бомбежками окрестностям Кана, Лизетт задумалась о том, увидит ли она еще Люка. К горлу ее подступил комок. Лизетт понимала, что этот человек стал частью ее жизни.В центре города Грег остановил машину.— Вот здесь и будем прощаться. — Он метнул быстрый взгляд на жену. Она была бледна, а глаза ее подозрительно блестели. Грег выбрался из машины. — Пойду посмотрю, нельзя ли здесь купить сигареты, — небрежно бросил он. — Вернусь через несколько минут.Лизетт ощутила благодарность к мужу. Он давал им возможность попрощаться наедине. Это поступок мужчины, который не только любит ее, но и доверяет ей. Когда Грег удалился, Люк выбрался из джипа и закинул на плечо свой вещевой мешок.— Пиши мне по этому адресу. — Он протянул Лизетт клочок бумаги. — Это адрес моей матери. Где бы я ни был, она всегда передаст мне письмо.— Спасибо. — Их пальцы переплелись.— Если у тебя не сложится жизнь, сообщи мне, — попросил Люк. — Обещай, что напишешь!— Обещаю. Но я буду счастлива, Люк, уверена.В последние несколько недель Люка одолевали неприятные мысли. Он не хотел, чтобы Лизетт обрела счастье с Грегом Дирингом. Более того, Люк надеялся, что ее жизнь с ним превратится в сущий ад, тогда она осознает свою ошибку и исправит ее, бросив Грега.— Я буду ждать тебя. — Люк с такой страстью впился в ее губы, что Лизетт ощутила во рту вкус крови. И вздрогнула, услышав шаги мужа.— Думаю, вы уже попрощались, Люк, — сказал Грег, ничем не выказав ревности.Люк крепко пожал его руку и повернулся к джипу.— До свидания, Лизетт. Я буду скучать без тебя. — С этими словами он, не оглядываясь, пошел прочь.— Он все еще любит тебя? — спросил Грег, усаживаясь за руль. Лизетт кивнула. — Что ж, ему придется страдать от неразделенной любви. — Грег завел двигатель. Джип выехал на шоссе и помчался к Парижу.Эта поездка так утомила Лизетг физически и эмоционально, что она не оценила по достоинству великолепный дом в Шестнадцатом квартале.— Где мы? — спросила она.Белые зубы Грега сверкнули в улыбке.— Дома. Во всяком случае, этот дом будет принадлежать нам в течение нескольких месяцев.Они подошли к высоким кованым чугунным воротам, Грег отпер их и повел жену через прекрасный ухоженный сад.— А кому принадлежит этот дом? — спросила заинтригованная Лизетт.— Банкиру. Перед самой оккупацией он сменил парижский климат на женевский, более благоприятный для здоровья. Этот дом облюбовали немцы, а теперь им воспользуемся мы. В доме двое слуг, но оба пожилые — боюсь, уход за ребенком им не по силам. Придется найти няню.От нежной улыбки Лизетт у Грега потеплело на душе.— В этом нет необходимости, — возразила она. — Я же обходилась без няни в Вальми, обойдусь и здесь.Грег понимал, что жена еще не осознала, как кардинально изменился образ ее жизни. Париж пребывал в праздничном настроении, опьяненный свободой. По вечерам все высыпали на улицы. Лизетт необходимо обновить гардероб, купить духи и косметику и взять няню. Та будет сидеть с ребенком, а они — наслаждаться жизнью в самом красивом городе мира.Пол в холле роскошного дома был выложен розовым мрамором. На стенах большой гостиной висели полотна Моне. Инкрустированные комоды эпохи Людовика XV, кресла С бархатной обивкой, персидские ковры и хрустальные подсвечники поражали воображение. Но несмотря на элегантность, обстановка казалась безжизненной и холодной. Очень скоро Лизетт сделала ее уютной и теплой, уставила комнаты букетами цветов.Они прожили здесь три счастливых месяца. Париж ожил после мрачных дней оккупации. По бульварам прогуливались хорошенькие француженки с американскими солдатами, уличные кафе украсили флаги, на улицах слышался оживленный смех. Все вокруг дышало радостью освобождения.Они наняли няню, молоденькую уроженку Савойи, и Лизетт спокойно оставляла с ней Доминика. Она и Грег гуляли по ночному городу под усыпанным звездами небом, ужинали у «Максима» или в «Мулен Руж», танцевали до рассвета в ночных клубах. Нередко их сопровождала и мать Лизетт.Грег купил жене дюжину платьев, два костюма, пять шляпок, туфли, сумочки, шарфы, белье. Он засыпал ее подарками.— У меня никогда не было такого количества одежды. — Лизетт стояла посреди их просторной спальни, а на полу валялись открытые коробки и оберточная бумага.— А не хочешь открыть вот эту коробочку? — Грег нежно обнял жену за плечи, протягивая ей маленькую бархатную коробочку.Только что купленное пальто соскользнуло с плеч Лизетт. Открыв крышку, она увидела кольцо с крупным розовым бриллиантом чистейшей воды, окруженным мелкой россыпью драгоценных камней.— О, Грег, это чудо! — прошептала Лизетт. Грег снял с ее пальца свой перстень-печатку и надел на него кольцо с бриллиантом.— А ты еще чудеснее. — Он обнял жену и страстно припал к ее губам.В ноябре они покинули Париж и отправились в Америку. Бросив на дом банкира прощальный взгляд, Лизетт села в лимузин, и они отправились на Северный вокзал. Она понимала, что Париж был прекрасной интерлюдией к новой жизни в стране, находившейся на другом краю света.Из Франции они отплыли на пароходе «Либерти». Симонет, няня Доминика, отправилась вместе с ними, ибо была убеждена, что никогда не найдет лучшей хозяйки, чем мадам Диринг.— Да, это судно не сравнить с той старой калошей, откуда я высаживался на берег Франции, — с усмешкой заметил Грег, когда стюард проводил их в царство позолоты, пурпурного бархата и хрусталя.— Потрясающе! — Лизетт засмеялась. — Да это просто дворец!Волосы она уложила в узел, ее изумительные аметистовые глаза сверкали. На плечи было небрежно накинуто норковое манто, купленное по настоянию Грега; под ним виднелись красный кашемировый свитер и узкая серая юбка. В жемчужных клипсах и таком же ожерелье, Лизетт была так хорошо собой, так изысканна и грациозна, что у Грега защемило сердце от любви к ней.Он вспомнил, какой впервые увидел Лизетт: растрепанные, влажные от пота волосы, мертвенно-бледное лицо. Пробравшись через окровавленные трупы немцев, она с невероятным достоинством поздравила его с прибытием в Вальми и во Францию.В тот момент Грегу захотелось сделать ее счастливой, и сейчас он был уверен в том, что справился с этим. Люк Брендон прислал ей письмо. Она показала его Грегу, как и свой ответ, дружеский, заботливый, но без тени любовного чувства. Значит, Лизетт сказала правду: она никогда не любила Люка Брендона. Так что ревность, вспыхнувшая в Греге, когда он увидел страстный прощальный поцелуй Люка, оказалась совершенно беспочвенной. Это Люк любил Лизетт, а не она его. Она любит его, Грега, и он сбережет эту любовь.Лизетт многое узнала за время их девятидневного путешествия через Атлантику. Еще в Париже она поняла, что Грег состоятельный человек, и это приятно удивило ее. Сейчас выяснилось, что Грег не просто состоятельный, а очень богатый человек. Фамилию Диринг, известную многим пассажирам парохода, произносили с уважением. Лизетт также заметила, что не только она находит Грега необычайно привлекательным. Другие женщины, красивые, утонченные, с восхищением смотрели на него.— Боже мой, это ведь Грег Диринг, да? — обратилась стройная блондинка к своей спутнице. Лизетт в этот момент вошла в бар и остановилась чуть позади женщин.— Тот самый Диринг, у которого банки и сталь? — Собеседница блондинки удивленно приподняла подведенные бровн.— Да, но умерь свой пыл, дорогая. Я читала в «Пари-матч», что после высадки союзников он женился на француженке.Дама с золотисто-каштановыми волосами, в изящном платье, отделанном бисером, нервно усмехнулась:— Боже мой, он нашел невесту на войне! Как на это отреагируют Диринги?— Она отнюдь не плохая партия, дорогая, — дочь графа. К тому же Изабель Диринг сама довольно свободного нрава. Возможно, она сочтет этот брак романтическим и вполне достойным.— А Жаклин Плейдол отнесется к этому иначе. Она считала, что станет миссис Грег Диринг, как только он вернется домой.Блондинка рассмеялась и устремила взгляд на Грега, стоявшего у стойки бара: густые каштановые волосы с завитками на шее, широкие плечи, обтянутые дорогим белым смокингом.— Да уж, Жаклин не окажет герою теплой встречи. — Блондинка дразняще обвела кончиком языка ярко накрашенные губы. — А он завидный жених, правда? Будь у меня шанс, я бы его не упустила.Заметив, что мужчины с интересом наблюдают за ними, дамы прошли в зал для коктейлей, выполненный в стиле рококо. Лизетт чуть нахмурилась. Невеста военного времени. Неужели именно так воспримет ее семья Грега и их друзья? И кто такая эта Жаклин Плейдол? Муж никогда не упоминал о ней, однако совершенно очевидно, что они были обручены, хотя, возможно, и неофициально, перед тем как он отправился сражаться в Европу.Лизетт охватило смятение. Странно, ей никогда не приходило в голову спросить Грега о его прошлом. А ведь он явно не был обделен вниманием женщин. И можно легко предположить, что одна из них ждет не дождется его возвращения и ее потрясет известие о браке Грега с француженкой.Грег заметил жену, и их взгляды встретились. Радостное чувство охватило Лизетт. Грег любит ее, он ее муж. Ослепительно улыбнувшись, она направилась к нему. Чувствуя себя счастливой, Лизетт от души жалела незнакомую мисс Плейдол. * * * Вечером, лежа в постели и листая журналы, купленные Грегом перед отплытием, Лизетт наткнулась на большую статью о Берлине. Грег, стоя под душем, спросил сквозь шум воды, не хочет ли Лизетт завтра с утра пойти с ним в гимнастический зал. Она не ответила ему. Берлин, город, который так любил Дитер, лежал сейчас в руинах.Фотографии свидетельствовали о бедственном положении гражданского населения. Люди стояли в очередях за хлебом и картошкой, ждали у колонок, когда начнет капать отвратительная на вкус вода. Величественный прежде город был теперь разделен войсками союзников на четыре оккупационные зоны. Американские солдаты, жующие резинку, развязно расхаживали по Тиргартену, где ребенком гулял Дитер. Британские солдаты слонялись без дела перед обветшалым фасадом отеля «Адлон», где Дитер пил когдато холодный лимонад.Лизетт закрыла журнал, у нее защемило сердце. Как Дитер ненавидел бы оккупантов, вторгшихся в его город, какое отвращение вызывал бы у него вид солдат союзных войск! Может, и мать Дитера стоит вместе с этими бедными женщинами в очереди за едой? Может, и она осталась без дома и средств к существованию? Лизетт вспомнила фотографию, стоявшую на прикроватном столике в комнате Дитера в башне: улыбающаяся, окруженная цветами женщина. Теперь она потеряла сына и никогда не узнает, что у нее есть внук.— Так мы пойдем завтра в гимнастический зал перед завтраком? — Грег вышел из душа, энергично растираясь полотенцем. Он замер, заметив, как бледна Лизетт. — Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь?Лизетт покачала головой.— Я вызову корабельного доктора. — Грег протянул руку к телефону.— Нет! Прошу тебя, дорогой, не надо. Просто немного болит голова. К завтрашнему утру все пройдет.Грег недоверчиво посмотрел на Лизетт, и она через силу улыбнулась.— Пожалуйста, не беспокойся.— Ну, как хочешь. А может, выпьешь аспирин? Или коньяк?Лизетт снова покачала головой:— Нет, мне просто надо поспать. Спокойной ночи, Грег.— Спокойной ночи, любимая.Когда он юркнул в постель, Лизетт прижалась к нему. Однако ей долго не удавалось уснуть. * * * Через неделю их пароход на рассвете проследовал мимо статуи Свободы.— Она великолепна! — Глаза Лизетт радостно засверкали. — Я даже не представляла себе, что статуя такая огромная!Они стояли, облокотившись на поручни. Грег обнял жену за талию и крепко прижал к себе. «Либерти» входил в спокойные воды гавани Нью-Йорка.— А мы задержимся в Нью-Йорке? — спросила Лизетт, когда они прошли таможню. — Покажешь мне Эмпайр-стейт-билдинг и Центральный парк?Грег засмеялся, радуясь тому, что оставил за океаном истерзанную войной Европу и снова ступил на американскую землю.— Мы пробудем здесь столько, сколько ты пожелаешь, дорогая. Можем провести здесь медовый месяц.— А я уж подумала, что с прибытием в Америку наш медовый месяц закончился. — Лизетт лукаво улыбнулась.— Наш медовый месяц никогда не закончится. — Глаза Грега излучали нечто такое, от чего у Лизетт перехватило дыхание. — Мы остановимся в отеле «Плаза», и я покажу тебе город.Лизетт крайне удивило, что в Нью-Йорке так мало людей говорят по-французски. Портье в отеле знал несколько фраз, а весь прочий персонал был способен лишь пожелать доброго дня или доброго вечера.— Да, надеялась, что здесь все хоть немного говорят по-французски, — встревожилась Лизетт. — Как же я буду обходиться без тебя? Мой английский акцент ужасен.— Твой английский акцент очарователен, — заверил ее Грег. — Он всех восхитит. Как и ты сама.Лизетт усомнилась в словах Грега, но уже через несколько дней убедилась, что он был прав. Все, с кем она заговаривала, тут же расплывались в улыбке и терпеливо выслушивали ее.Нью-Йорк Лизетт понравился. Большой, шумный, он совершенно не походил на торговые города Нормандии, но было в нем нечто возбуждающее, притягательное.При посещении одной из картинных галерей они встретили старого друга Грега, с которым тот вместе учился в колледже. Когда Грег представил ему жену, американец восторженно приветствовал ее и поздравил Грега с тем, что ему чертовски повезло. Потом друзья заговорили о людях и местах, неизвестных Лизетт, и она, извинившись, удалилась в дамскую комнату. Возвращаясь оттуда, Лизетт услышала, как американец сказал:— Она потрясающая женщина, Грег, но ты ведь рисковал, не так ли? Как я слышал, на территории действия режима Виши многие французские девушки проявляли благосклонность к немцам.Лизетт подумала, что Грег ударит собеседника, но он только сурово сказал:— Никогда больше не смей так говорить о моей жене и ее стране! Ты ничего не знаешь о французах и о том, что им пришлось пережить! Боже мой, когда я думаю, сколько выстрадала из-за немцев Лизетт… они сожгли ее дом… она одна похоронила родственника, убитого ими…Приятель Грега смутился.— Я же не знал этого. «Ньюсуик» публиковал фотографии французских девушек, которые сотрудничали с немцами. Потом им публично обривали головы. И таких было много. Они развлекались, пока мы рисковали жизнью, освобождая их. Вот и все.Жилы вздулись на шее Грега.— Никогда так больше не говори! — угрожающе прорычал он. — А теперь убирайся к черту!— Ладно-ладно, не горячись. Чертовски много американцев погибло, вытаскивая Европу из дерьма, в которое она сама себя загнала. И, встречая европейца, я просто хочу знать, на чьей он был стороне во время войны.Терпение Грега иссякло, он шагнул вперед, но его приятель поспешно ретировался.Лизетт задрожала. Ей пришлось наблюдать отвратительную сцену, как тогда, в Байе, в день рождения Доминика.Обернувшись, Грег увидел, что жена потрясена, и быстро подошел к ней.— Не обращай внимания на болтовню этого кретина. Он ни черта не знает о том, что происходило в Европе.— Ничего… Я все понимаю.Но на самом деле Лизетт не понимала, что имел в виду Грег, рассказав, как она одна похоронила родственника, убитого немцами. Лизетт похоронила только Дитера. И Грег сам разрешил ей сделать это. У нее закружилась голова.— Пойдем пообедаем где-нибудь, — предложил Грег, увидев, что перебранка привлекла к ним внимание посетителей галереи. Лизетт кивнула и через силу улыбнулась, но настроение было испорчено. Она представила себе, что было бы, если бы «Ньюсуик» поместил на своих страницах и ее фотографию. С каким ужасом и отвращением Грег рассматривал бы ее!Спустя две недели они отправились с Центрального вокзала в трехдневное путешествие в Сан-Франциско. Когда поезд отошел от перрона, Грег с тревогой посмотрел на Лизетт. В глазах ее застыло странное, испуганное, почти затравленное выражение. Может, жену опечалило, что они покидают Нью-Йорк?— Мы вернемся сюда, как только пожелаем, — заверил ее Грег. — Поэтому не стоит огорчаться.— А я и не огорчаюсь. — Лизетт взяла мужа под руку. — Уверена, что полюблю Сан-Франциско, да и Доминику понравятся солнце и море.— Поезд, во всяком случае, ему уже нравится. — Улыбаясь, Грег указал на Доминика. Мальчик радостно смеялся в переносной колыбели.Лизетт повернулась и стала смотреть в окно. Она не лукавила, сказав, что не огорчается, однако до сих пор не находила подходящего объяснения той внутренней тревоге, которая все нарастала в ней после той злополучной встречи в картинной галерее. Лизетт чувствовала себя виноватой, поскольку скрыла от мужа самый важный период своей прошлой жизни, точнее, обманула его. Люк был прав, убеждая ее рассказать Грегу всю правду, но тогда она не сделала этого, а сейчас уже слишком поздно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39