– Но, полагаю, с этим можно подождать, пока тебе не полегчает. Пойдем, я отвезу тебя в отель.
Он оставил деньги на столе за коньяк и проводил Мэйсон к кебу.
Между тем он искоса наблюдал за ней. От него не укрылась ни ее землистая бледность, ни то, как она выставила плечо, словно возводя преграду между ним и собой. Одно было ясно: что-то изменилось. Она ускользала от него.
Но он не допустит, чтобы она от него ускользнула.
И вновь Мэйсон подошла к балкону и посмотрела вниз. Она никого подозрительного не заметила, но чутье подсказывало ей, что за ней пристально следят. Следит кто-то из агентов Ричарда. А может, не один агент, а несколько. Впервые она почувствовала себя в западне.
Когда герцогиня с такой изящной небрежностью взорвала бомбу, Мэйсон изо всех сил пыталась не показать, насколько разрушительным для нее оказалось действие той бомбы. Она даже сумела изобразить интерес к предложению Эммы и постаралась как можно быстрее закруглить разговор. Выпроводив гостью за дверь, она в ужасе обернулась к Лизетте.
– Детектив! Тайный агент!
Лизетта была растеряна и испугана не меньше Мэйсон.
– Надо узнать, что это за сыскное агентство…
– Я не могу сейчас разговаривать, – оборвала ее Мэйсон. – Мне надо подумать.
Мэйсон буквально выбежала из отеля и, пройдя быстрым шагом несколько кварталов по бульвару Капуцинов, обессилено опустилась на стул одного из многочисленных уличных кафе. Затем…
«Просто, проходя мимо… Удивительное совпадение…» Как это мерзко. Как унизительно. Очевидно, он выставил ищеек, следящих за каждым ее шагом. Вот как он узнал о том, что она уехала в Овер! Подлый ублюдок!
С того самого момента, как прозвучали фатальные слова «агентство Пинкертона», Мэйсон не переставала мысленно проигрывать события последних недель, оценивая все происходящее с совершенно иного угла зрения. Теперь все виделось ей в новом, зловещем свете.
Кто же нанял Гаррета? Скорее всего, Дюваль. Кто лучше его сможет выследить и загнать в угол американскую мошенницу?
Но дойти до такой степени эмоциональной вовлеченности… Столько романтики… Ради чего? Неужели только, как сказала Эмма, ради того, чтобы вскружить ей голову, заставить забыть об осторожности и выудить у нее признание?
Что же, если все так и обстояло, он почти преуспел. Мэйсон передернуло при мысли о том, насколько близка она была к тому, чтобы тогда, на кладбище Монмартр, выложить Ричарду всю правду.
Но если все затевалось лишь с одной этой целью, то зачем ему было отталкивать ее от себя, зачем он заставил ее поверить в то, что влечение к ней его пугает настолько, что он вынужден защищаться?
Чтобы она начала преследовать его, вот для чего! Все так очевидно.
Этот негодяй просто дьявольски хитер.
Однако могла ли быть поддельной та страсть, которой она была свидетельницей? В человеческих ли это силах?
И снова в голове Мэйсон зазвучали слова Эммы: «И все эти разъезды по миру под видом ценителя искусства, вся эта жизнь преуспевающего сердцееда – все это его легенда, прикрытие».
Потом она подумала о картинах, о том, как глубоко Ричард понял их, как высоко оценил, о том, как сильно они тронули его, обо всех тех усилиях, что он приложил к тому, чтобы эти произведения остались в веках. Неужели это тоже все подделка? Все может быть.
И это ранило сильнее всего.
Она действительно влюбилась в него. Она подумала, что встретила мужчину, который смог заглянуть в ее душу, смог понять ее и исцелить ее израненное сердце.
Какой же она была дурой! Исключительно по собственной глупости она навлекла на себя беду. И теперь ей грозит опасность. Смертельная опасность.
Господи, неужели ей предстоит провести ближайшие десять лет в тюрьме? Вот она – ирония судьбы. Она приехала во Францию, чтобы вернуть Колдуэллам доброе имя, а выходит так, что она очернила его еще больше.
Она могла бы пуститься в бега. Попробовать выбраться из страны. Но как это сделать, если за ней следят? Следят непрерывно, днем и ночью?
И, если ей все же каким-то чудом удастся сбежать, что делать дальше? Скрываться и убегать всю оставшуюся жизнь?
Безнадежность и отчаяние накрыли Мэйсон.
Она отвернулась от окна.
«Я не должна паниковать. Надо сохранять ясность мысли».
Мэйсон опустилась на стул и приказала себе успокоиться. В этой мозаике было слишком много пробелов, чтобы понять картину в целом.
Кем именно в действительности были Хэнк и Эмма? Каково их место во всей этой истории?
И что это за тайна прошлого Гаррета, на которую намекала Эмма? Может, вооружившись знанием о его прошлом, ей, Мэйсон, будет легче выйти сухой из воды?
Мэйсон нужна была информация. Из исключительно надежных источников. И немедленно. И внезапно ей пришло в голову, кто может дать ей необходимые сведения.
Лизетта.
Вернее, отвергнутый воздыхатель Лизетты.
Джуно Даргело.
Бандитский король Бельвиля.
Глава 13
Во времена средневековья деревня Бельвиль располагалась на увитых виноградом склонах холма к востоку от Парижа. В восемнадцатом веке Бельвиль прославили кафе на открытом воздухе, куда парижане по воскресным дням отправлялись, чтобы отведать гингет, особое вино местного производства. После 1840 года местечко быстро разрослось и превратилось в один из самых крупных городов в Иль-де-Франс, а в 1860 году Париж поглотил этот город. Но в 1870-х годах сюда стала стекаться городская беднота, согнанная с насиженных мест начавшейся перестройкой города по плану Наполеона Третьего. С тех самых пор Бельвиль стал скоплением трущоб, рассадником мятежей и бандитизма. На улицах Бельвиля правили бал бандиты, которые сами себя прозвали «апачами», в честь самого воинственного племени американских индейцев.
Когда Мэйсон и Лизетта пересекли невидимую границу, проходящую по бульвару Менилмонтан, у них создалось ощущение, что они попали в другую страну. Возница кеба немедленно высадил их – как и большинство парижан, он опасался вторгаться на запретную территорию. Но здесь девушек уже ждал эскорт – группа крепких «апачей» готова была обеспечить им безопасность пребывания на вверенной им территории. То было элитное подразделение – группа охраны самого главаря Джуно Даргело, того самого, кто сумел объединить разрозненные банды под единым управлением и навести порядок в округе.
В сопровождении дюжих молодцов Мэйсон и Лизетта прошли несколько кварталов до улицы Бельвиль. Весть об их прибытии уже каким-то чудом разнеслась по окрестностям, и народ высыпал из магазинчиков и квартир, чтобы посмотреть на парижских красоток. Вернее, чтобы поглазеть на Лизетту, о страстной любви к которой самого Джуно Даргело здесь уже слышали немало. Для этих людей то был роман века, любовная история сродни истории Тристана и Изольды.
– Лизетта! Лизетта! – кричали в толпе.
Лизетта, прирожденная артистка, посылала своим почитателям и почитательницам воздушные поцелуи и чарующие улыбки.
Теплая встреча воодушевила Мэйсон. Несмотря на грозную репутацию Бельвиля, она испытала огромное облегчение, оказавшись здесь. Всю последнюю неделю в ожидании этого дня ей приходилось притворяться больной и раз за разом отклонять настойчивые предложения помощи со стороны Гаррета, как и попытки приударить за ней.
Здесь она чувствовала себя в безопасности. Телохранители Даргело наверняка позаботились о том, чтобы оставить «хвост», если таковой и был, далеко за пределами контролируемой ими территории.
Они подошли к кафе, где группа зрителей, насчитывающая человек сто, почтительно стояла у входа, дожидаясь возможности увидеть Лизетту. Несколько «апачей» оттеснили толпу, чтобы освободить проход гостьям. В кафе воздух был густым от дыма дешевых сигарет. Несколько человек пили абсент у стойки бара. Откуда-то сверху, где, вероятно, располагался танцевальный зал, доносилась музыка.
Даргело сидел за дальним столиком. Мэйсон заметила, что тут, в своем королевстве, он смотрелся совсем по-другому. Властитель, почитаемый и любимый своими подданными. Пусть обстановка была убогой, но сам Даргело был отмыт, чисто выбрит, одет с иголочки, даже с цветком ириса в петлице. Чувствовалось, что он весьма серьезно отнесся к этому рандеву.
Увидев девушек, Даргело вскочил, обошел стол и вышел навстречу подругам с распростертыми объятиями. Мэйсон протянула ему руку, и он галантно ее поцеловал. Лизетта не обращала на Даргело ровно никакого внимания.
Он обвел взглядом помещение, незаметно махнул рукой, и зал тут же опустел, как по мановению волшебной палочки. Остались только они трое и мощный гасконец с обритой наголо головой.
Не обращая внимания на надменность Лизетты, Даргело обнял ее за плечи и повел к столу. Маленький человечек в фартуке и с сигаретой во рту принес бутылку вина и три стакана. Все трое уселись за стол, а телохранитель Даргело встал за его стулом, скрестив руки на груди.
Даргело смотрел на Лизетту с нескрываемой любовью.
– Боже мой! – воскликнул он. – Возможно ли это! С каждой нашей новой встречей ты хорошеешь все больше!
Лизетта даже не соблаговолила на него посмотреть.
– Мы пришли поговорить по делу, только и всего. Даргело молча проглотил обиду.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Только я ставлю одно условие.
– Какое условие? – спросила Мэйсон.
– Хьюго. – Он пальцем ткнул себе за спину в сторону Голиафа, что стоял неподвижно все в той же величественной позе.
– И что насчет Хьюго?
– До меня дошли слухи, что слава вашей сестры привлекает особое внимание к моей милой Лизетте. Даже больше того, что заслужила она своими представлениями в цирке. Я не сплю по ночам из страха, что какой-нибудь воздыхатель может причинить ей вред. Хьюго не даст случиться беде. Как и все гасконцы, он туп, словно бревно. Но он предан мне до смерти, бесстрашен и может осилить десятерых.
Лизетта в первый раз подняла глаза на Даргело.
– Что? Ты хочешь приставить ко мне телохранителя?
– Даже богиня нуждается в охране.
Лизетта стремительно обернулась, посмотрела на Хьюго, затем снова на Даргело.
– Не делай из меня дуру, Джуно. Ты не хочешь меня защитить. Ты просто хочешь держать меня на привязи и не допускать ко мне других мужчин!
Даргело прижал ладонь к сердцу и воскликнул:
– Боже мой! Ты ранишь меня в самое сердце! Я всего лишь забочусь о твоей безопасности!
Лизетта пригрозила ему кулаком и затараторила по-французски:
– Ладно, я сделаю тебе больно! Ты слышишь меня, и слышишь меня хорошо, Джуно. Мне наплевать, что ты делаешь. Мне наплевать, сколько телохранителей ты ко мне приставишь. Мне наплевать, что ты мне говоришь. Я никогда к тебе не вернусь. Слышишь меня? Никогда!
– И, тем не менее, это мое условие. Если ты хочешь узнать, что я выяснил по тому делу, тебе придется его принять.
Даргело посмотрел на Мэйсон, и та, нежно взяв в ладони кулак Лизетты, осторожно опустила его на стол.
– Мы согласны.
Лизетта презрительно сдула с глаз прядь волос, но возражать не стала, лишь красиво надула губки.
– Отлично. – Даргело опустил руку вниз, достал с пола тапку с бумагами и разложил их на столе. – Задание оказалось нелегким. Я добыл эту информацию в обмен на обещание многих услуг.
– Мы очень вам благодарны, – сказала Мэйсон. – Что вам удалось узнать?
– Та женщина была права. Ричард Гаррет на самом деле служит в сыскном агентстве Пинкертона со штаб-квартирой в Чикаго. На самом деле он считается одним из лучших агентов.
– Но агентство Пинкертона – американская компания, а он англичанин. Почему…
– Кто знает. По мне так все равно, что американцы, что англичане. Я говорю лишь то, что знаю. Он работает в агентстве последние пять лет. Он маскируется под любителя живописи, но, как я сказал, это всего лишь легенда. На его счету целая серия успешных расследований.
– Например? – спросила Мэйсон. Даргело поискал нужный документ.
– Вскоре после поступления на работу в агентство месье Гаррет выследил в Амстердаме группу мошенников, которые подделывали Рембрандта так умело, что сам автор едва ли заметил бы разницу.
Мэйсон почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.
– Затем, три года назад, его нанял Ватикан для того, чтобы он выследил банду воров, укравших бесценный запрестольный образ из самого собора Святого Петра. Воры проникли в храм под видом доминиканцев, совершавших паломничество в Святой город. Каждый из лжемонахов получил необычно суровое наказание – пожизненное тюремное заключение без права помилования.
Лизетта пожала Мэйсон руку в знак поддержки.
– Затем, дайте-ка найти, ах вот: в прошлом году в Берлине один парень продавал поддельные египетские древности кайзеровскому музею. Подделки были настолько хороши, что даже эксперты не учуяли подвоха. Но Гаррет так здорово сумел втереться в доверие к этому копировальщику, что тот сам сознался в подделке. Гаррет так ему понравился, что копировальщик даже упомянул его в своем завещании!
Даргело одобрительно хохотнул, но для Мэйсон эти новости оказались убийственно деморализующими. То же самое Гаррет проделывал с ней. Но при всей своей подавленности Мэйсон хватило присутствия духа, чтобы спросить:
– Вы сказали, он работает на агентство пять лет. А чем он занимался до этого?
– Никаких сведений. Пусто.
– Вы пытались что-нибудь разыскать?
– Конечно. Но его имя нигде не упоминается до тех пор, пока он не поступил на работу к Пинкертону. Так, словно он явился из ниоткуда. Каким бы ни было его прошлое, он сумел стереть все следы.
– Вы считаете, что ему есть что скрывать?
– А разве у каждого из нас нет чего-то, что мы хотели бы скрыть?
Мэйсон вздохнула.
– А как насчет Хэнка Томпсона? Кто он такой?
– Он не тот, кем кажется. И не тот, за кого себя выдает. Он начал свою карьеру в качестве карточного игрока на Диком Западе. В карты он выиграл медную копь, в которой обнаружилась богатая жила вскоре после того, как Хэнк ее приобрел. Ходили слухи, что он мухлевал, но доказательств не нашлось. Доходы от медной копи он пустил на инвестиции в железные дороги. И утроил состояние. Говорят, что он не слишком разборчив в средствах, но, в конце концов, кто этим не грешит? Недавно он потерял солидную сумму в нескольких не слишком успешных предприятиях. Он все еще делает вид, будто преуспевающий бизнесмен, но, по моим сведениям, он на грани банкротства.
Мэйсон это запомнила.
– А как насчет герцогини?
– Несколько лет назад она вышла замуж за престарелого герцога. Они жили то в Лондоне, то в пригородных поместьях. Родословная этого герцога одна из самых длинных и уважаемых в Англии. Они делают все то, что положено делать знати: посещают церковь по воскресеньям, заседают в попечительских советах, занимаются благотворительностью. Репутация его, судя по тем сведениям, что я получил от своих лондонских друзей, выше всяких упреков. Герцогиня тоже происходит из богатой уважаемой семьи, но росла она в основном в Индии и в Европу приехала только уже взрослой девушкой.
– И каким образом она связана с Ричардом?
– Вот этого я еще не знаю. У ее мужа неплохая коллекция картин, и они вращаются в тех же художественных кругах, что и Гаррет, но нет никаких сведений о том, что они поддерживают с Гарретом отношения – романтические или какие-то еще. Насколько мне известно, их пути даже ни разу не пересекались до самого последнего времени, до их встречи в Париже.
– Но так не бывает. Они оба признаются в том, что знают друг друга.
– Такое вполне возможно, просто у меня нет сведений о том, где и как они встречались.
– Одним словом, нам о них ничего не известно вплоть до того самого момента, как Гаррет всплыл в качестве детектива, а Эмма в качестве герцогини.
– Это верно. Хотя, раз уж вы об этом упомянули, есть интересное совпадение: и то и другое «всплытие» произошло примерно в одно время. Я велю своим людям продолжить поиск, если хотите. Посмотрим, удастся ли нам узнать что-нибудь еще со временем.
– Я буду вам весьма за это благодарна, – сказала Мэйсон, вставая. – Вы очень добры.
Даргело поднялся со смущенной улыбкой. Он не знал точно, зачем им потребовалась эта информация, но в его мире о некоторых вещах спрашивать было не принято. Он взглянул на Лизетту, надеясь получить от нее одобрение.
Но она лишь попросила его оставить их на пару минут одних.
– Нам с Эми надо поговорить наедине.
Даргело и Хьюго вышли из зала. Лизетта взяла Мэйсон за руку и усадила за стол.
– Послушай, дружок. Все это зашло слишком далеко. Тебе пора уезжать из страны. Ты слышала, что за человек этот Гаррет. Я хочу, чтобы ты осталась на ночь здесь. Джуно обо всем позаботится, и, как только он подготовит все документы, ты сможешь безопасно переправиться в Швейцарию, а оттуда назад – в Америку.
Но Мэйсон, похоже, ее не слышала.
– Ты знаешь, я не понимаю одного. Он столько сделал, чтобы создать мне репутацию величайшей художницы мира.
Он обхаживал репортеров, умасливал членов выставочного комитета, даже настоял на том, чтобы для меня выстроили отдельный павильон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Он оставил деньги на столе за коньяк и проводил Мэйсон к кебу.
Между тем он искоса наблюдал за ней. От него не укрылась ни ее землистая бледность, ни то, как она выставила плечо, словно возводя преграду между ним и собой. Одно было ясно: что-то изменилось. Она ускользала от него.
Но он не допустит, чтобы она от него ускользнула.
И вновь Мэйсон подошла к балкону и посмотрела вниз. Она никого подозрительного не заметила, но чутье подсказывало ей, что за ней пристально следят. Следит кто-то из агентов Ричарда. А может, не один агент, а несколько. Впервые она почувствовала себя в западне.
Когда герцогиня с такой изящной небрежностью взорвала бомбу, Мэйсон изо всех сил пыталась не показать, насколько разрушительным для нее оказалось действие той бомбы. Она даже сумела изобразить интерес к предложению Эммы и постаралась как можно быстрее закруглить разговор. Выпроводив гостью за дверь, она в ужасе обернулась к Лизетте.
– Детектив! Тайный агент!
Лизетта была растеряна и испугана не меньше Мэйсон.
– Надо узнать, что это за сыскное агентство…
– Я не могу сейчас разговаривать, – оборвала ее Мэйсон. – Мне надо подумать.
Мэйсон буквально выбежала из отеля и, пройдя быстрым шагом несколько кварталов по бульвару Капуцинов, обессилено опустилась на стул одного из многочисленных уличных кафе. Затем…
«Просто, проходя мимо… Удивительное совпадение…» Как это мерзко. Как унизительно. Очевидно, он выставил ищеек, следящих за каждым ее шагом. Вот как он узнал о том, что она уехала в Овер! Подлый ублюдок!
С того самого момента, как прозвучали фатальные слова «агентство Пинкертона», Мэйсон не переставала мысленно проигрывать события последних недель, оценивая все происходящее с совершенно иного угла зрения. Теперь все виделось ей в новом, зловещем свете.
Кто же нанял Гаррета? Скорее всего, Дюваль. Кто лучше его сможет выследить и загнать в угол американскую мошенницу?
Но дойти до такой степени эмоциональной вовлеченности… Столько романтики… Ради чего? Неужели только, как сказала Эмма, ради того, чтобы вскружить ей голову, заставить забыть об осторожности и выудить у нее признание?
Что же, если все так и обстояло, он почти преуспел. Мэйсон передернуло при мысли о том, насколько близка она была к тому, чтобы тогда, на кладбище Монмартр, выложить Ричарду всю правду.
Но если все затевалось лишь с одной этой целью, то зачем ему было отталкивать ее от себя, зачем он заставил ее поверить в то, что влечение к ней его пугает настолько, что он вынужден защищаться?
Чтобы она начала преследовать его, вот для чего! Все так очевидно.
Этот негодяй просто дьявольски хитер.
Однако могла ли быть поддельной та страсть, которой она была свидетельницей? В человеческих ли это силах?
И снова в голове Мэйсон зазвучали слова Эммы: «И все эти разъезды по миру под видом ценителя искусства, вся эта жизнь преуспевающего сердцееда – все это его легенда, прикрытие».
Потом она подумала о картинах, о том, как глубоко Ричард понял их, как высоко оценил, о том, как сильно они тронули его, обо всех тех усилиях, что он приложил к тому, чтобы эти произведения остались в веках. Неужели это тоже все подделка? Все может быть.
И это ранило сильнее всего.
Она действительно влюбилась в него. Она подумала, что встретила мужчину, который смог заглянуть в ее душу, смог понять ее и исцелить ее израненное сердце.
Какой же она была дурой! Исключительно по собственной глупости она навлекла на себя беду. И теперь ей грозит опасность. Смертельная опасность.
Господи, неужели ей предстоит провести ближайшие десять лет в тюрьме? Вот она – ирония судьбы. Она приехала во Францию, чтобы вернуть Колдуэллам доброе имя, а выходит так, что она очернила его еще больше.
Она могла бы пуститься в бега. Попробовать выбраться из страны. Но как это сделать, если за ней следят? Следят непрерывно, днем и ночью?
И, если ей все же каким-то чудом удастся сбежать, что делать дальше? Скрываться и убегать всю оставшуюся жизнь?
Безнадежность и отчаяние накрыли Мэйсон.
Она отвернулась от окна.
«Я не должна паниковать. Надо сохранять ясность мысли».
Мэйсон опустилась на стул и приказала себе успокоиться. В этой мозаике было слишком много пробелов, чтобы понять картину в целом.
Кем именно в действительности были Хэнк и Эмма? Каково их место во всей этой истории?
И что это за тайна прошлого Гаррета, на которую намекала Эмма? Может, вооружившись знанием о его прошлом, ей, Мэйсон, будет легче выйти сухой из воды?
Мэйсон нужна была информация. Из исключительно надежных источников. И немедленно. И внезапно ей пришло в голову, кто может дать ей необходимые сведения.
Лизетта.
Вернее, отвергнутый воздыхатель Лизетты.
Джуно Даргело.
Бандитский король Бельвиля.
Глава 13
Во времена средневековья деревня Бельвиль располагалась на увитых виноградом склонах холма к востоку от Парижа. В восемнадцатом веке Бельвиль прославили кафе на открытом воздухе, куда парижане по воскресным дням отправлялись, чтобы отведать гингет, особое вино местного производства. После 1840 года местечко быстро разрослось и превратилось в один из самых крупных городов в Иль-де-Франс, а в 1860 году Париж поглотил этот город. Но в 1870-х годах сюда стала стекаться городская беднота, согнанная с насиженных мест начавшейся перестройкой города по плану Наполеона Третьего. С тех самых пор Бельвиль стал скоплением трущоб, рассадником мятежей и бандитизма. На улицах Бельвиля правили бал бандиты, которые сами себя прозвали «апачами», в честь самого воинственного племени американских индейцев.
Когда Мэйсон и Лизетта пересекли невидимую границу, проходящую по бульвару Менилмонтан, у них создалось ощущение, что они попали в другую страну. Возница кеба немедленно высадил их – как и большинство парижан, он опасался вторгаться на запретную территорию. Но здесь девушек уже ждал эскорт – группа крепких «апачей» готова была обеспечить им безопасность пребывания на вверенной им территории. То было элитное подразделение – группа охраны самого главаря Джуно Даргело, того самого, кто сумел объединить разрозненные банды под единым управлением и навести порядок в округе.
В сопровождении дюжих молодцов Мэйсон и Лизетта прошли несколько кварталов до улицы Бельвиль. Весть об их прибытии уже каким-то чудом разнеслась по окрестностям, и народ высыпал из магазинчиков и квартир, чтобы посмотреть на парижских красоток. Вернее, чтобы поглазеть на Лизетту, о страстной любви к которой самого Джуно Даргело здесь уже слышали немало. Для этих людей то был роман века, любовная история сродни истории Тристана и Изольды.
– Лизетта! Лизетта! – кричали в толпе.
Лизетта, прирожденная артистка, посылала своим почитателям и почитательницам воздушные поцелуи и чарующие улыбки.
Теплая встреча воодушевила Мэйсон. Несмотря на грозную репутацию Бельвиля, она испытала огромное облегчение, оказавшись здесь. Всю последнюю неделю в ожидании этого дня ей приходилось притворяться больной и раз за разом отклонять настойчивые предложения помощи со стороны Гаррета, как и попытки приударить за ней.
Здесь она чувствовала себя в безопасности. Телохранители Даргело наверняка позаботились о том, чтобы оставить «хвост», если таковой и был, далеко за пределами контролируемой ими территории.
Они подошли к кафе, где группа зрителей, насчитывающая человек сто, почтительно стояла у входа, дожидаясь возможности увидеть Лизетту. Несколько «апачей» оттеснили толпу, чтобы освободить проход гостьям. В кафе воздух был густым от дыма дешевых сигарет. Несколько человек пили абсент у стойки бара. Откуда-то сверху, где, вероятно, располагался танцевальный зал, доносилась музыка.
Даргело сидел за дальним столиком. Мэйсон заметила, что тут, в своем королевстве, он смотрелся совсем по-другому. Властитель, почитаемый и любимый своими подданными. Пусть обстановка была убогой, но сам Даргело был отмыт, чисто выбрит, одет с иголочки, даже с цветком ириса в петлице. Чувствовалось, что он весьма серьезно отнесся к этому рандеву.
Увидев девушек, Даргело вскочил, обошел стол и вышел навстречу подругам с распростертыми объятиями. Мэйсон протянула ему руку, и он галантно ее поцеловал. Лизетта не обращала на Даргело ровно никакого внимания.
Он обвел взглядом помещение, незаметно махнул рукой, и зал тут же опустел, как по мановению волшебной палочки. Остались только они трое и мощный гасконец с обритой наголо головой.
Не обращая внимания на надменность Лизетты, Даргело обнял ее за плечи и повел к столу. Маленький человечек в фартуке и с сигаретой во рту принес бутылку вина и три стакана. Все трое уселись за стол, а телохранитель Даргело встал за его стулом, скрестив руки на груди.
Даргело смотрел на Лизетту с нескрываемой любовью.
– Боже мой! – воскликнул он. – Возможно ли это! С каждой нашей новой встречей ты хорошеешь все больше!
Лизетта даже не соблаговолила на него посмотреть.
– Мы пришли поговорить по делу, только и всего. Даргело молча проглотил обиду.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Только я ставлю одно условие.
– Какое условие? – спросила Мэйсон.
– Хьюго. – Он пальцем ткнул себе за спину в сторону Голиафа, что стоял неподвижно все в той же величественной позе.
– И что насчет Хьюго?
– До меня дошли слухи, что слава вашей сестры привлекает особое внимание к моей милой Лизетте. Даже больше того, что заслужила она своими представлениями в цирке. Я не сплю по ночам из страха, что какой-нибудь воздыхатель может причинить ей вред. Хьюго не даст случиться беде. Как и все гасконцы, он туп, словно бревно. Но он предан мне до смерти, бесстрашен и может осилить десятерых.
Лизетта в первый раз подняла глаза на Даргело.
– Что? Ты хочешь приставить ко мне телохранителя?
– Даже богиня нуждается в охране.
Лизетта стремительно обернулась, посмотрела на Хьюго, затем снова на Даргело.
– Не делай из меня дуру, Джуно. Ты не хочешь меня защитить. Ты просто хочешь держать меня на привязи и не допускать ко мне других мужчин!
Даргело прижал ладонь к сердцу и воскликнул:
– Боже мой! Ты ранишь меня в самое сердце! Я всего лишь забочусь о твоей безопасности!
Лизетта пригрозила ему кулаком и затараторила по-французски:
– Ладно, я сделаю тебе больно! Ты слышишь меня, и слышишь меня хорошо, Джуно. Мне наплевать, что ты делаешь. Мне наплевать, сколько телохранителей ты ко мне приставишь. Мне наплевать, что ты мне говоришь. Я никогда к тебе не вернусь. Слышишь меня? Никогда!
– И, тем не менее, это мое условие. Если ты хочешь узнать, что я выяснил по тому делу, тебе придется его принять.
Даргело посмотрел на Мэйсон, и та, нежно взяв в ладони кулак Лизетты, осторожно опустила его на стол.
– Мы согласны.
Лизетта презрительно сдула с глаз прядь волос, но возражать не стала, лишь красиво надула губки.
– Отлично. – Даргело опустил руку вниз, достал с пола тапку с бумагами и разложил их на столе. – Задание оказалось нелегким. Я добыл эту информацию в обмен на обещание многих услуг.
– Мы очень вам благодарны, – сказала Мэйсон. – Что вам удалось узнать?
– Та женщина была права. Ричард Гаррет на самом деле служит в сыскном агентстве Пинкертона со штаб-квартирой в Чикаго. На самом деле он считается одним из лучших агентов.
– Но агентство Пинкертона – американская компания, а он англичанин. Почему…
– Кто знает. По мне так все равно, что американцы, что англичане. Я говорю лишь то, что знаю. Он работает в агентстве последние пять лет. Он маскируется под любителя живописи, но, как я сказал, это всего лишь легенда. На его счету целая серия успешных расследований.
– Например? – спросила Мэйсон. Даргело поискал нужный документ.
– Вскоре после поступления на работу в агентство месье Гаррет выследил в Амстердаме группу мошенников, которые подделывали Рембрандта так умело, что сам автор едва ли заметил бы разницу.
Мэйсон почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.
– Затем, три года назад, его нанял Ватикан для того, чтобы он выследил банду воров, укравших бесценный запрестольный образ из самого собора Святого Петра. Воры проникли в храм под видом доминиканцев, совершавших паломничество в Святой город. Каждый из лжемонахов получил необычно суровое наказание – пожизненное тюремное заключение без права помилования.
Лизетта пожала Мэйсон руку в знак поддержки.
– Затем, дайте-ка найти, ах вот: в прошлом году в Берлине один парень продавал поддельные египетские древности кайзеровскому музею. Подделки были настолько хороши, что даже эксперты не учуяли подвоха. Но Гаррет так здорово сумел втереться в доверие к этому копировальщику, что тот сам сознался в подделке. Гаррет так ему понравился, что копировальщик даже упомянул его в своем завещании!
Даргело одобрительно хохотнул, но для Мэйсон эти новости оказались убийственно деморализующими. То же самое Гаррет проделывал с ней. Но при всей своей подавленности Мэйсон хватило присутствия духа, чтобы спросить:
– Вы сказали, он работает на агентство пять лет. А чем он занимался до этого?
– Никаких сведений. Пусто.
– Вы пытались что-нибудь разыскать?
– Конечно. Но его имя нигде не упоминается до тех пор, пока он не поступил на работу к Пинкертону. Так, словно он явился из ниоткуда. Каким бы ни было его прошлое, он сумел стереть все следы.
– Вы считаете, что ему есть что скрывать?
– А разве у каждого из нас нет чего-то, что мы хотели бы скрыть?
Мэйсон вздохнула.
– А как насчет Хэнка Томпсона? Кто он такой?
– Он не тот, кем кажется. И не тот, за кого себя выдает. Он начал свою карьеру в качестве карточного игрока на Диком Западе. В карты он выиграл медную копь, в которой обнаружилась богатая жила вскоре после того, как Хэнк ее приобрел. Ходили слухи, что он мухлевал, но доказательств не нашлось. Доходы от медной копи он пустил на инвестиции в железные дороги. И утроил состояние. Говорят, что он не слишком разборчив в средствах, но, в конце концов, кто этим не грешит? Недавно он потерял солидную сумму в нескольких не слишком успешных предприятиях. Он все еще делает вид, будто преуспевающий бизнесмен, но, по моим сведениям, он на грани банкротства.
Мэйсон это запомнила.
– А как насчет герцогини?
– Несколько лет назад она вышла замуж за престарелого герцога. Они жили то в Лондоне, то в пригородных поместьях. Родословная этого герцога одна из самых длинных и уважаемых в Англии. Они делают все то, что положено делать знати: посещают церковь по воскресеньям, заседают в попечительских советах, занимаются благотворительностью. Репутация его, судя по тем сведениям, что я получил от своих лондонских друзей, выше всяких упреков. Герцогиня тоже происходит из богатой уважаемой семьи, но росла она в основном в Индии и в Европу приехала только уже взрослой девушкой.
– И каким образом она связана с Ричардом?
– Вот этого я еще не знаю. У ее мужа неплохая коллекция картин, и они вращаются в тех же художественных кругах, что и Гаррет, но нет никаких сведений о том, что они поддерживают с Гарретом отношения – романтические или какие-то еще. Насколько мне известно, их пути даже ни разу не пересекались до самого последнего времени, до их встречи в Париже.
– Но так не бывает. Они оба признаются в том, что знают друг друга.
– Такое вполне возможно, просто у меня нет сведений о том, где и как они встречались.
– Одним словом, нам о них ничего не известно вплоть до того самого момента, как Гаррет всплыл в качестве детектива, а Эмма в качестве герцогини.
– Это верно. Хотя, раз уж вы об этом упомянули, есть интересное совпадение: и то и другое «всплытие» произошло примерно в одно время. Я велю своим людям продолжить поиск, если хотите. Посмотрим, удастся ли нам узнать что-нибудь еще со временем.
– Я буду вам весьма за это благодарна, – сказала Мэйсон, вставая. – Вы очень добры.
Даргело поднялся со смущенной улыбкой. Он не знал точно, зачем им потребовалась эта информация, но в его мире о некоторых вещах спрашивать было не принято. Он взглянул на Лизетту, надеясь получить от нее одобрение.
Но она лишь попросила его оставить их на пару минут одних.
– Нам с Эми надо поговорить наедине.
Даргело и Хьюго вышли из зала. Лизетта взяла Мэйсон за руку и усадила за стол.
– Послушай, дружок. Все это зашло слишком далеко. Тебе пора уезжать из страны. Ты слышала, что за человек этот Гаррет. Я хочу, чтобы ты осталась на ночь здесь. Джуно обо всем позаботится, и, как только он подготовит все документы, ты сможешь безопасно переправиться в Швейцарию, а оттуда назад – в Америку.
Но Мэйсон, похоже, ее не слышала.
– Ты знаешь, я не понимаю одного. Он столько сделал, чтобы создать мне репутацию величайшей художницы мира.
Он обхаживал репортеров, умасливал членов выставочного комитета, даже настоял на том, чтобы для меня выстроили отдельный павильон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34