А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Я не оставлю вас, Камелия, – пробормотал он, снова садясь на стул.
Она слабо сжала его руку, вздохнула и, отвернувшись, скользнула в сон.
А Саймон сидел и смотрел на нее, его рука лежала в ее пальцах, охраняя от темного ветра. Его сердце разрывалось пополам.
Глава 9
– Берете желудок, промываете его от крови, потом десять часов вымачиваете в холодной соленой воде. Тогда требуха будет вкусной и соленой.
– Что такое требуха? – недоуменно посмотрел на Оливера Зареб.
– Овечьи потроха, – пояснил Оливер, бросив желудок в ведро с водой. – Сердце, печень, легкие, трахея.
– Трахея? – с сомнением взглянул на него Зареб.
– Ее добавляют больше для густоты, чем для вкуса. – Оливер энергично полоскал в ведре желудок, словно стирал носки. – Мне нравится грубый хаггис с доброй щепотью перца и специй.
– Вы просто кладете туда требуху и добавляете специи?
– Сначала ее надо сварить, чтобы она стала мягкой и нежной, – продолжал Оливер, – потом нарезать, но не слишком мелко, вы же не пудинг готовите. Затем добавить жареную овсянку, хорошую порцию почечного сала, лук и специи. Засунуть все это в желудок и зашить его.
– И потом вы едите желудок сырым? – с отвращением посмотрел на него Зареб.
– Нужно его сварить, – ответил Оливер. – Три часа в кипящей воде на маленьком огне. А потом подать с картофельным пюре и бутылочкой виски. – Он вытащил желудок из ведра и бросил в кастрюлю с холодной соленой водой. – Уверяю, от доброй тарелочки хаггиса на груди волосы вырастут!
– От этого у Тиши на груди вырастут волосы? – округлил глаза Зареб.
– Это только так говорится, – успокоил его Оливер, вытирая тряпкой руки. – Ни у одной девушки в Шотландии нет волос на груди, хотя их начинают кормить этим блюдом, как только они научатся держать ложку.
– Не верьте ему, Зареб, – предупредил Саймон, склонившись над ящиком, который превратил в чертежную доску. – Вряд ли Оливер видел грудь всех девушек в Шотландии.
– Хватит ехидничать, – нахмурился Оливер.
– Койкоины едят мясо овец, только если их зарезали для ритуала, – сказал Зареб, которого совершенно не убедили достоинства хаггиса. – Мы держим овец и коров главным образом для молока.
– А какое мясо вы едите? – полюбопытствовал Оливер.
– Какое добудем на охоте: зебру, носорога, антилопу, буйвола. Мясо страуса очень вкусное. Мы также едим некоторых насекомых. Вам нужно будет их попробовать, они очень вкусные.
– Каких насекомых? – нахмурился Оливер.
– Разных. Термитов, саранчу, червячков мопани. Многие в еду годятся и хороши для пищеварения.
– Сомневаюсь, что у меня хватит смелости это попробовать! – усмехнулся Оливер, выплескивая за борт воду из ведра.
– Когда мы доберемся в Пумулани, я вам их приготовлю, – настаивал Зареб. – Это вкусно, вот увидите.
– Что увидите? – спросила Камелия, поднимаясь на палубу с Оскаром.
– Зареб пытается убедить Оливера, что в Африке ему придется есть жуков и пауков, – объяснил Саймон, поднимаясь от импровизированного рабочего стола.
С той ужасной ночи, когда началась болезнь Камелии, прошло больше двух недель. Она выздоравливала медленно. Саймон провел с ней почти четверо суток, пока Зареб, Оливер и Эллиот беспомощно стонали в своих каютах. Все это время Саймон не отходил от Камелии, поил с ложечки водой, уговаривал съесть кусочек печенья, выносил ведро, когда се желудок отвергал скромную пищу.
Джек продолжал уверять его, что продолжительность болезни Камелии совершенно нормальна, но Саймон тем не менее волновался. Когда он навестил Зареба и принес ему воду и сухое печенье, Зареб твердил, что все они заболели из-за проклятия и что в каюте Камелии нужно зажечь огонь, чтобы защитить ее. Саймон уверял, что вовсе не проклятие привело их в такое плачевное состояние, но Зареба это не убедило. Он велел Саймону натирать Камелию бучу, пахучим африканским растением, чтобы защитить ее, и очень рассердился, когда Саймон категорически отказался.
Через четыре дня худшее осталось позади, но болезнь сказалась на Камелии. Мужчины через несколько дней окончательно восстановили силы, но Камелия, казалось, не могла оправиться от слабости. Синяки под глазами не исчезали, кожа потеряла прелестный загар. Камелия все время мерзла и куталась в шаль, даже когда жарко светило солнце. Одежда свободно болталась на ней, и хотя Камелия постоянно говорила о своем участке и планах, Саймон тревожился, что в таком состоянии она не вынесет физической нагрузки, которую требует ее работа.
– Как ты себя чувствуешь, Тиша? – тревожно нахмурился Зареб.
– Все хорошо, Зареб, – уверила его Камелия. – Сегодня я чувствую себя гораздо лучше.
– Я готовлю для вас нечто особенное, от чего нарастет мясо на костях и волосы на груди. Ну, это только так говорится. – Оливер бросил на Саймона предостерегающий взгляд.
– И что же это?
– Добрый острый хаггис, – гордо ответил Оливер. – Я только что замочил желудок. К вечеру я его набью, сварю, и можно будет есть.
Камелия подозрительно посмотрела на болтающийся в кастрюле желтый комок.
– Я никогда не ела хаггис.
– Это трахея и легкие, – предупредил ее Зареб, – нарубленные с животным жиром.
– Это звучит хуже, чем есть на самом деле, – вставил Саймон, задаваясь вопросом, не вызовет ли вид овечьего желудка у Камелии тошноту. – Но вы не должны это есть, если не хотите.
– Почему это она не хочет? – удивился Оливер. – Если она привыкла есть жуков и червяков, почему она должна испугаться доброго шотландского хаггиса?
– На самом деле я жуков и червяков никогда не ела, – сказала ему Камелия. – Я уверена, что ваш хаггис замечательный, Оливер, просто я не голодна.
– Подождите, пока он окажется в вашей тарелке с картофельным пюре, в котором тает масло. И вам покажется, что вы умерли и увидели рай небесный.
– Или вы очень захотите умереть, – язвительно добавил Саймон.
Камелия посмотрела на сырой желудок и сглотнула, борясь с подступающей тошнотой.
– Вы едите желудок или только то, что внутри?
– Не волнуйтесь, Камелия. Если вам это блюдо не нравится, уверяю, мы с Саймоном и Оливером быстро с ним справимся, – улыбнулся присоединившийся к ним Джек. – В юности мы очень любили хаггис, который готовила Юнис.
– Да, когда они появились у мисс Женевьевы, это была пара заморышей, – добавил Оливер. – Грязные, голодные, их ветром шатало. И мы кормили их хаггисом с картофельным пюре, бараньим рагу и пудингом. Сами видите, какие они выросли!
– Сколько Дорин и Юнис его ни кормили, Саймон всегда хотел есть. – Джек весело поглядел на младшего брата. – Через десять минут после завтрака он спрашивал, когда будет ленч, сразу после ленча интересовался у Юнис, не пора ли пить чай. За чаем он всегда выторговывал у нас печенье, бисквит или булочку в обмен на что-нибудь.
– Мы с Юнис не могли поверить, что маленький парнишка мог столько съесть, и были уверены, что он прячет еду в салфетке, чтобы съесть потом, – добавил Оливер. – Его сестры Аннабелл, Грейс и Шарлотта так делали, когда появились в доме. Они не верили, что на столе через несколько часов снова будет еда. Но сколько мы ни проверяли, салфетка Саймона была чистой. Тогда Дорин подумала, что он прячет еду где-то в доме, но не нашла ни крошки. Наконец, мы решили, что парень родился с полыми ножками, и как его ни кормили, не могли заполнить пустоту! – хлопнув себя по колену, рассмеялся Оливер.
Камелия наблюдала, как улыбается Саймон, когда Оливер и Джек рассказывали историю. На нем, как всегда, были темные брюки и мятая белая рубашка с распахнутым воротом и небрежно закатанными рукавами. Этот непритязательный костюм на залитой солнцем палубе казался совершенно естественным, хотя не соответствовал общепринятым стандартам. Океанский бриз играл его медными волосами, которые уже немного выгорели, на коже появился здоровый загар. Стоя на палубе среди разбросанных чертежей, рядом с поддразнивающим его братом и старым другом, Саймон казался совершенно отдохнувшим и успокоившимся.
Камелия тревожилась о нем в первые дни рейса, когда Саймон был настолько болен, что не выходил из каюты. Но он не только полностью оправился от морской болезни, он выглядел как никогда бодрым и крепким. В Лондоне Саймон главным образом сидел в помещении, похоронив себя среди книг, бумаг и изобретений. Когда он над чем-нибудь работал, то порой надолго терял чувство времени, как это было в тот день, когда она пришла в его лабораторию. Камелия подозревала, что он не раз забывал поесть, пока Юнис, Дорин и Оливер не поселились с ним. Сейчас же он выглядел удивительно сильным, красивым и спокойным.
– Свежий воздух вам на пользу, – заметила Камелия придвигаясь ближе к Саймону.
– Да, когда море успокоилось. – Саймон сдвинул чертежи и указал на ящик. – Садитесь, пожалуйста.
– Спасибо. – Камелия села, плотнее запахнув шаль, и смотрела в безбрежное искрящееся море. – Красиво, правда?
Саймон задержал на ней взгляд.
– Да.
– Думаю, берег уже недалеко. – Камелия подставила лицо теплым солнечным лучам.
– Откуда вы знаете?
– Я это чувствую. Понимаю, что это не очень научно, но это действительно единственное объяснение.
– Многие научные открытия начинались с ощущений, – заверил ее Саймон. – Иногда интуиция – это единственное, чему можно доверять. Что вы чувствуете, Камелия?
Она закрыла глаза, впитывая жар солнца, запах океана, мягкое покачивание судна, несущего ее все ближе к дому.
– Стало гораздо теплее, – начала она, радуясь горячим солнечным лучам. – Воздух пахнет слаще, не такой солоноватый, как в открытом океане. Но главное, мое сердце бьется спокойнее. Такой покой я испытываю только в Африке. У меня такое чувство, что, когда я дома, со мной ничего не случится. – Она открыла глаза и увидела, что Саймон, не отрываясь, смотрит на нее.
– Темный ветер еще дует, Тиша. – Лицо Зареба было серьезным. – Я это знаю.
– Похоже, темный ветер всегда дует. – Плотнее запахнув шаль, Камелия уставилась на линию горизонта. – И если он будет дуть, когда мы вернемся в Пумулани, я с ним справлюсь, Зареб, так всегда бывало.
– Боюсь, на этот раз все может быть по-другому, Камелия, – заметил Эллиот, поднимаясь на палубу.
В отличие от Саймона Эллиот придавал особое значение костюму и весь рейс был безупречно одет. Сейчас на нем были прекрасно скроенные темно-серые брюки, жилет в кремовую и желтую полоску и безукоризненный синевато-серый сюртук. Как полагается джентльмену, Уикем был в белых перчатках и фетровой шляпе в тон брюкам.
– После всех несчастий, которые произошли на участке, – продолжил он, – аборигены, возможно, уже разбежались.
– Многие из них остались со мной, потому что любили и уважали моего отца, Эллиот, – возразила Камелия. – Не думаю, что их легко испугать.
– Да. Но если несчастные случаи продолжатся…
– Если несчастные случаи продолжатся и все разбегутся, то я буду копать сама, – упрямо стояла на своем Камелия. – Ты не хуже меня знаешь, Эллиот, что мой отец всегда говорил, что никогда ничего не найдешь, если не вложишь в работу свое сердце. Мое сердце в Пумулани.
– Смелое сердце болото подожжет, – одобрительно заметил Оливер. – Я уже не молод, милая, но еще могу держать кирку и заступ. Можете на меня рассчитывать.
– Спасибо, Оливер, – нежно улыбнулась ему Камелия. – Хотя не думаю, что до этого дойдет. Не всех пугает проклятие.
– Почему не сделать рабочим амулеты? – спросил Зареба Оливер. – Те, что вы сделали для нас с Саймоном, похоже, прекрасно работают.
– Не очень-то амулет мне помог, когда я болел, – напомнил Саймон.
– Но ты ведь не умер? – нахмурился Оливер.
– Нет.
– Тогда на что ты жалуешься?
– Я предпочел бы вообще не болеть.
– Тогда надо было оставаться дома, – весело сказал Джек. – Без морской болезни океан не пересечешь, Саймон. Во всяком случае, пока не привыкнешь.
– Не все рабочие – койкоины, они пришли из разных племен, – объяснил Зареб Оливеру. – У каждого свой способ бороться со злыми духами и свои амулеты.
– Да, в этом есть смысл, – почесал голову Оливер. – В Шотландии найдется по крайней мере дюжина различных способов защититься от колдовства.
– Смотрите! – Камелия бросилась к борту, ее сердце неистово колотилось от волнения. – Земля!
– Вы уверены? – Оливер пристально всматривался в горизонт. – Я ничего не вижу.
– Да, уверена, – настаивала Камелия. – Ее трудно разглядеть. Пока это только тонкая серая полоска на краю океана, но это земля, я в этом уверена! – Повернувшись, она почти умоляюще посмотрела на Джека. – Правда?
– Да, – улыбнулся Джек. – Мы подошли ближе к берегу. По моим расчетам, мы придем в Кейптаун через несколько часов, если океан останется спокойным.
Радость разливалась по лицу Камелии словно яркий солнечный свет. Она снова всматривалась в едва заметную полоску земли, все ее тело напряглось от предвкушения. Шаль, в которую она куталась две недели, скользнула вниз по ее спине, когда Камелия подалась вперед, навстречу ветру и туманному изумрудному берегу. Саймона охватило желание встать рядом, обнять, прижать к себе, почувствовать, как ее тело прижимается к нему соблазнительными изгибами, и они вместе смотрели бы, как солнце бросает тысячи искрящихся звезд в теплые бирюзовые волны, омывающие Африку. Желание пронзило его, внезапное и неожиданное, зажигая, напрягая чресла, и он не мог ни о чем думать, только вспоминал их слияние, аромат солнечного света и диких цветов, плывущий вокруг него, когда он держал Камелию в объятиях и медленно делал ее своей.
Саймон сделал глубокий вдох, стараясь обрести контроль над растревоженными чувствами.
Господи, что с ним происходит?
– Через несколько часов? – Оливер сердито посмотрел на Джека. – А как же мой хаггис?
– Не волнуйтесь, Оливер. Как только мы прибудем в Кейптаун, мне нужно будет заказать билеты на поезд, который доставит нас в Кимберли, а он отправится самое раннее завтра, – увидев разочарование Оливера, успокоила его Камелия. – Так что у вас будет достаточно времени, чтобы приготовить ваш хаггис и съесть его.
– Тогда все отлично. – Оливер довольно похлопал болтающийся в кастрюле бараний желудок и весело добавил: – Это преступление – впустую тратить отличную овечью требуху.
– Боже милосердный, лучше убей меня сейчас, чтобы покончить с этим, – стонал Берт, перегнувшись через борт «Морской звезды».
– Капитан говорит, что через пару дней тебе будет лучше, Берт, – бодро сказал ему Стэнли.
– Я через час буду дохлой селедкой, – возразил Берт, цепляясь за поручень. – Лучше бы Бог поразил меня насмерть, и дело с концом.
– Не надо так говорить, Берт. – Стэнли откусил кусок соленого языка и добавил: – Не думаю, что Богу это понравится.
– Кого, к черту, интересует, что ему нравится? – нахмурился Берт. – Если ты хочешь меня прикончить, так сделай это сейчас, старый мошенник, ты меня слышишь? – крикнул он в небо.
– Ты просто огорчился из-за долгого расстройства желудка, – посочувствовал Стэнли.
– Я умираю, – твердил Берт. – И не собираюсь мучиться до Африки. Выброси меня за борт, оставь меня проклятым рыбам.
– Может, тебе будет лучше, если ты поешь? Хочешь кусочек соленого языка? – Стэнли протянул приятелю кусок серого мяса.
– Убери это от меня, болван, – рявкнул Берт, оттолкнув руку Стэнли. – Ты меня убить хочешь?
– Прости, Берт. – Пристыженный Стэнли уставился на свои потрепанные башмаки. – Я не хотел тебя разозлить.
Берта кольнуло чувство вины, лишь усиливая его страдания. Широкоплечий Стэнли, ссутулившись, повесил голову. Стэнли не виноват, что Бог дал бедняге мозги малолетнего ребенка, думал Берт. Если он действительно умрет от морской болезни и окажется на небесах, то поговорит с Богом об этом. Какой смысл во всей этой силе, если Бог не дал Стэнли мозгов, чтобы гигант мог хотя бы заботиться о себе?
– Не бери в голову, Стэнли, – сказал Берт. – Меня болезнь измотала, вот и все.
– Ты на меня не злишься? – осторожно поднял голову Стэнли.
– Нет, не злюсь, – вздохнул Берт. – Я просто устал от болезни.
– Когда мы доберемся до Африки, тебе станет лучше. Тебе нужно чувствовать землю под ногами.
– Мы до нее еще неделю не доберемся, – горестно сказал Берт. – А как только доберемся, нам придется ехать в то место, что указал старый черт, в это Пу-му-лани. Наверное, оно находится глубоко в джунглях, где мухи больше летучих мышей, а дикие звери прячутся за каждым деревом. Если Бог оставляет меня в живых только для того, чтобы меня потом сожрал тигр, то лучше пусть он прикончит меня сейчас.
– Мухи большие, как летучие мыши? – побледнел Стэнли.
– Наверное, не все, – успокоил Берт.
Не нужно пугать Стэнли. И без того стоило больших трудов убедить его подняться на судно. Просто несправедливо, что после всех уговоров, аргументов и приказов Стэнли наслаждается рейсом, а он, Берт, ужасно страдает. Очередная шутка Бога, сердито подумал Берт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31