А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Если так, то это испытание она не выдержала.
Она почувствовала, как она его любит. Жизнь без Алекса стала казаться ей бессмысленной и пустой. Так же, как и жизнь ее матери после Маджубы.
Внезапно вспыхнул свет. Она оглянулась и увидела Пита. Он стоял рядом с ней, держа в руках небольшой фонарь.
Сначала она инстинктивно испугалась, но потом страх прошел: его уже нечего было бояться, как ей казалось тогда, – Алекса здесь больше нет.
– Что ты здесь делаешь? – резко спросил он.
– Мне же надо приготовить здесь все для ночлега, – ответила она.
– Без фонаря? – ехидно спросил он и подошел к ней поближе. – Я думаю, что тебе нужно этой ночью кое-что другое, моя девочка.
Он стоял совсем рядом с ней, и она чувствовала его жаркое дыхание.
– Всякий мужчина это скажет, глядя на тебя, моя крошка, – сказал он и жадно осмотрел ее с ног до головы. – Ты так созрела.
Хетте стало нехорошо под его пристальным похотливым взглядом.
– Тебе же хочется быть со мной, – продолжал он, глотая слюни. – Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю? В твоих глазах просто горит огонь желания, но я загашу его сегодня ночью.
Он обхватил рукой ее шею.
– Время пришло, – продолжал он. – Мы должны сейчас стать мужем и женой. Я видел, как ты расцветала. Ты давно готова к этому.
По его лицу пробежала слабая усмешка.
– Сегодня я понял, что ты уже не можешь больше ждать, – усмехаясь произнес он, – как, впрочем, и я.
Он провел рукой по ее телу.
– Я понимаю, почему ты сегодня пришла сюда, – задыхаясь от похоти сказал он, – ты знала, что я сюда приду ночевать, вот и пришла.
Он быстрым движением поставил фонарь на землю и схватил ее за талию.
– Иди же ко мне! – прохрипел он и стал силой тянуть ее к себе.
Она отвернулась от его поцелуя, и его губы коснулись ее шеи, но из его объятий ей выскользнуть не удалось. Это было худшее, что произошло за этот вечер, и Хетта почувствовала, что ее щеки снова мокры от слез. То, что она берегла для Алекса, сейчас похитит другой. Она будет осквернена навеки.
Хетта отчаянно сопротивлялась, но он был сильнее. Она не удержалась на ногах, придавленная тяжестью его тела, и они вдвоем повалились на постланное на пол сено. Она закинула голову и простонала что-то в знак протеста.
Его жаркое прокуренное дыхание било ей в ноздри, она пыталась увернуться от его поцелуев, он захохотал и начал расстегивать пуговицы на ее платье. В этот момент откуда-то сверху, с настила она услышала какой-то слабый звук, возможно шорох.
Она испугалась, но вскоре звук стих. Разгоряченный борьбой Пит не заметил ее страха. Хетта решила, что он ничего не знает и не догадывается о возможном присутствии здесь посторонних.
«В конце концов, – подумала она, – почему он должен обращать внимание на шорох, который могла произвести и крыса». А Алекс видит все оттуда, сверху, где он прячется, и тот, другой, которого Хетта так ненавидит, тоже… Что же ей делать?
– У тебя будет мужчина, которым ты сможешь гордиться, Хетта Майбург, – пыхтя, проговорил он. – Сейчас ты в этом убедишься, моя дорогая. Ты видела того англичанина за решеткой?
– Да, – тихо сказала она.
– Это я, Пит Стеенкамп, собственноручно отобрал у него его оружие, – хвастливо сказал он. – Эти ребята годятся только для танцулек и карт. Больше они ни на что не способны. Они не мужчины.
Он снова стал пытаться раздеть ее, но она отчаянно сопротивлялась всякому его движению.
– Это хорошо, что у тебя есть внутренний огонь, – прохрипел он. – Но я его загашу, моя милая. Как только мы прогоним британцев, мы поженимся. И пусть Франц тогда занимается своими делами.
Снова между ними началась борьба. Чем настойчивее становился Пит, тем упорнее сопротивлялась Хетта.
– Но когда баба выглядит, как ты сегодня, дело откладывать на потом нельзя ни в коем случае, – прошипел он и с удвоенной силой бросился на нее.
Хетта уже не обращала внимания на шорохи. Ее охватывало отчаяние при мысли о том, что Алекс видит ее унижение. Пит был сильнее нее, но борьба, в которой он непременно одержал бы в конце концов победу, доставляла ему удовольствие. Хетта извивалась, металась из стороны в сторону, цепляясь за сено. Поднялась пыль, которая забивалась ей в ноздри. Вся ее кожа была исцарапана о солому. Она задыхалась, катаясь с Питом по стогу. Все неприятное, зловещее, что навалилось на нее за этот вечер, снова вставало перед ее глазами: Алекс, словно призрак, возникал из темноты; кукурузное поле, скошенное дождем, подобно скошенным градом пуль молодым солдатам; ее отец, как две капли воды похожий на Франца, весь в крови лежащий на склоне холма; англичане в форме хаки, маленькие кучки которых мечутся по разбитому Ледисмиту… Она закричала, и вдруг оказалась свободна: на Пита обрушилась гора сена, и он упал на пол. Одним движением она вскочила на ноги и выбежала в дверь, прикрываясь в клочки изодранным бельем.
Она вбежала в дом, поднялась к себе в комнату и придвинула к двери, которая не запиралась на замок, сундук, упала на кровать и заплакала. Эти слезы предвещали тяжелую, бессонную ночь.
Питу не терпелось выступить в поход со своим отрядом. Едва рассвело, он велел взнуздать и оседлать лошадей. Хетта накормила его людей завтраком. Когда они вошли в кухню, с их одежды свисали соломинки – следы ночевки в сарае. Это были крестьяне, и сон приходил к ним легко даже на ложе из сена. Поэтому каждый из них чувствовал себя свежим и обновленным. Кроме беглого приветствия, никто из них ни слова не сказал девушке, которая накрывала для них на стол. Они говорили лишь между собой, о том, как бы не опоздать в Ледисмит.
Когда отряд уезжал, Франц обернулся и долгим взглядом окинул свою землю. На свою семью он оглянулся лишь раз, и Хетта поняла почему: хотя в глазах Упы светилась гордость, в ее взгляде брат мог прочитать лишь сожаление. За последние несколько недель их любовь и понимание как-то ослабли. Их родство как будто оборвала война, и жизнь отдалила их друг от друга.
Пит уезжал и прощался с Хеттой так, как будто между ними ничего не произошло предыдущей ночью. Он был уже захвачен новой страстью – предстоящим сражением с англичанами, и не мог думать ни о чем другом.
Он обещал ей, что вернется, наклонившись с седла, и она с полным равнодушием смотрела на его удаляющуюся фигуру.
Хетта не сводила глаз с тикавших в углу старых часов, а когда Упа неожиданно уехал верхом осматривать причиненный полям ночной бурей убыток, она положила в миску овсянки, завернула хлеб и мясо в салфетку и отправилась в сарай. У дверей его ее на мгновение оставила решимость, но она знала, что должна увидеть Алекса, если он был еще там – а что-то подсказывало ей, что он действительно остался…
Следы ночного нашествия сразу бросались в глаза. Сено, лежавшее прежде аккуратными стожками, теперь устилало пол ровным и толстым слоем. Его нужно было сгрести вилами в большой стог, иначе не останется места для хранения сахарного тростника и свеклы.
Сверху раздался какой-то шум. Она подняла голову. Прямо перед ней, спрыгнув с перекладины, очутился темноволосый британский офицер. Он отряхивался от сена и ухмылялся.
– Я встревожился вчера, когда услышал топот конских ног, – сказал он. – Честно сказать, я подумал, что это ты позвала их.
Он покосился на миску.
– Пахнет вкусно, – отметил он. – Или, может быть, это не мне?
Она не обратила внимания на его последнюю реплику. За ним сверху спрыгнул Алекс. Даже в темном сарае Хетта смогла понять, по его глазам, что он чувствует. Выражение его лица всегда выдавало его–и радость, и горе мгновенно отражались на нем, и сейчас Хетта вновь в этом убеждалась. В его глазах она читала немой вопрос, и упрек, и прощение одновременно. Его встревожило и взволновало то, невольным свидетелем чего он стал прошлой ночью.
– У вас мало времени, – выдавила она. – Ешьте. Я вернусь через десять минут, мне нужно дать указания слугам.
Она повернулась и пошла к двери. Это было бегство, и Хетта сама это понимала. Она знала, что Алекс смотрит ей вслед, в то время как тот, другой, уже уселся перед миской.
Он тут же догнал ее и встал на пути. Алекс знал, что тут они не видны ни со двора, ни из глубины сарая. От его спутника их загораживала большая куча сена, лежавшая на полу.
Он метнул в нее яростный взгляд.
– Что он значит для тебя? – начал он взволнованно. – Он, что, имел право… Чего ты ожидала от меня? – И он, схватив ее за руки, начал трясти. Он был так взбешен, что ей стало страшно.
– Ты представляешь, каково было мне оттуда все это наблюдать? Я ведь не знаю… – он не находил слов, – я ведь не знаю, может быть, он–твой жених? Да? – И он снова дернул ее за руки.
Она молчала. Тогда он отпустил ее. Его руки безвольно упали по бокам.
– Ясно, – протянул он. – Значит, ты приехала в Ландердорп, потому что он тебя послал туда.
Его голос стал чужим и глухим.
– Почему же он тогда не убил меня? – сказал он так же глухо. – Это ведь было так просто, так легко тогда сделать…
Она бросилась ему на грудь и, пригнув его голову к своей, поцелуем в губы заставила его умолкнуть. Она хотела поддаться его силе, подчиниться его гневу, забыть обо всем в его объятьях. Скоро он уедет навсегда, и потому нужно заставить его поверить ей.
Она гладила его по плечам, по густым нестриженным волосам, ждала наказания. Он притянул ее к себе, и она в блаженной истоме выгнулась, чувствуя себя одним целым с ним.
Он подчинился ее порыву, стараясь забыть про свою вчерашнюю беспомощность, а она колотила его по могучей спине кулаками, вымещая все свое бешенство, всю свою обиду.
Вскоре ее внезапный гнев утих. Она поддалась его ласке, опьяненная поцелуями, она сама гибкими пальцами прикасалась к его лицу, телу. Он нежно называл ее по имени, перемежая это с быстрыми поцелуями, которыми он покрывал ее лицо и шею, а потом заключил ее в крепкие объятия.
– Я люблю тебя, – прошептала она. – С того самого дня, как тебя увидела.
Он прижался лицом к ее плечу, перебирая черные пряди ее волос.
– Прошлой ночью… – прошептал он, – о, я уже хотел спрыгнуть и встать между вами. Но он заговорил о женитьбе, и я остановился.
Он поднял голову, и Хетта увидела в его глазах боль.
– Почему же ты не говорила мне о нем? Теперь, когда все прояснилось, она могла ответить ему спокойно.
– Ты же должен жениться на мисс Берли. Он глубоко вздохнул.
– С этим покончено, – медленно ответил он. – Она вернулась в Англию.
Она была потрясена тем, что услышала. Он это сделал из-за нее – она была уверена в этом.
– А этот человек… – продолжал Алекс. – Он про нас знает?
Она покачала головой.
– Если бы он узнал, – ответила Хетта, – он бы тебя убил тогда.
– А тебе придется выйти за него? – спросил Алекс. Она снова покачала головой.
– Нет… – ответила она. – Он изменился… А я люблю тебя.
Он быстро поцеловал ее, и теперь уже другой гнев, обращенный не на Хетту, зазвучал в его голосе:
– Когда все это закончится, то я приеду и заберу тебя. Верь мне и жди меня.
Хетта вздохнула и посмотрела на него. Восторг оставил ее, и она очнулась. Такой долгий срок отделял ее от будущего…
– Тебе надо идти, – тихо и грустно сказала она. – Опасно здесь оставаться.
Поцеловав ей руку, Алекс сказал:
– Хетта, ты меня вернула к жизни, и теперь я знаю, для чего живу. До того, как появилась ты, я был никем… Я вернусь за тобой, и ты уедешь со мной… как жена…
– Ешь скорей, – сказала она уныло, боясь, что теперь не сможет отпустить его.
– Я сейчас пойду и отошлю куда-нибудь слуг. Когда они уйдут, вы должны будете уехать.
Хетта была бурской женщиной, и те, кто ее воспитывал, приучили ее к мысли, что ее муж или жених будет много дней проводить вдали от дома, но все же, когда Алекс скрылся в степи, где ему предстояло провести много трудных дней, у нее упало сердце. Вернувшись в дом, Хетта остро ощутила, какое тяжелое впечатление произвел на нее отъезд Алекса. Она прислонилась щекой к прохладному дверному косяку и взглянула на две удаляющиеся, исчезающие в колеблющемся мареве точки.
– Никогда, – прошептала она, чувствуя, что больше никогда не увидит Алекса.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Смеркалось. Обстрел прекратился, и на какое-то время жизнь в осажденном городе вернулась в обычное русло. Наступила тишина.
В чистом воздухе были слышны голоса, шорох щебня и разгребаемых кирпичей.
На улицах снова на некоторое время появились смеющиеся играющие дети, и то и дело были слышны срывающиеся от волнения окрики взрослых. Со своих постов возвращались часовые, и топот их ботинок разносился далеко впереди и позади них. Сигналы горнов, однообразные, но успокаивающие, звенели над городом, возвещая, что командиры еще не оставили своих отрядов.
Едва стемнело, как на улицах Ледисмита появились еще отряды. Солдаты шли медленно, неся осторожно свою ношу: тела, завернутые в простые коричневые солдатские одеяла. Они двигались небольшими группами, ружья у всех были опущены дулом вниз. Они прощались с теми, кто когда-то веселился вместе с ними, вместе с ними просыпался ранним утром, полный сил.
Они спускались с холма к кладбищу, лежавшему у его подножия, освещая фонарями свой путь и, возможно, думая о том, что и сами завтра окажутся лицом к лицу со смертью, несущейся им навстречу в маленькой свинцовой пуле.
Для этих несчастных не было даже гробов, обернутых в британский флаг, не было процессий с лошадьми в черных плюмажах, не нашлось даже тряских повозок, на каких обычно перевозят амуницию. Над их могилами не прозвучал даже последний оружейный залп в их память–патроны приходилось беречь. Одеяло вместо гроба, яма и простой деревянный крест – вот и все почести, которых они удостоились.
Ну а те, кто оставался в городе, продолжали еще какое-то время надеяться на помощь Баллера. Сейчас, за два дня до наступления Рождества, эти надежды почти развеялись.
Десять дней назад по гелиографу было получено сообщение, которое подняло дух осажденных. Сообщалось, что Баллер находится всего в пятнадцати милях от Ледисмита и собирается в ближайшее время начать наступление на Коленсо.
Все надеялись, что после сдачи Коленсо британские части наконец смогут прорваться к осажденному городу. Горожане с надеждой стали прислушиваться к каждому звуку, который исходил от крепостных стен.
Пятнадцатого декабря они услышали шум от выстрелов британских пушек и ружей. Эти звуки казались осажденным приятней, чем самая сладкая музыка.
Но после семнадцатого декабря эта музыка стала стихать и вскоре совсем прекратилась. Горожане получили горестное известие о том, что Баллеру не удалось прорвать заслон противника у Коленсо и он с большими потерями вынужден был отступить.
Генерал сэр Джордж Уайт, командир гарнизона Ледисмита, довел сообщение о поражении Баллера до сведения горожан, чем очень расстроил их. Он, однако, ничего не сообщил о приказании, поступившем в гарнизон от генерала Баллера, – приказании отстрелять все патроны, а затем немедленно сдаться бурам. Сэр Джордж был мужественнее, чем тот, кто должен был прийти к нему на помощь, и потому проигнорировал приказ.
Немедленно по его получении сэр Джордж вместе со всем своим штабом продумал, как распределить оставшийся провиант, и обсудил, как провести для двухсот пятидесяти оставшихся в городе детей рождественский праздник. Они позаботились о развлечениях не только для детей, но и для солдат, для которых были спешно организованы спортивные соревнования и скачки на мулах. Вечером все приглашались в офицерский клуб на танцы.
Необходимо было во что бы то ни стало удержать Ледисмит. От этого во многом зависел исход всей англо-бурской войны, и потому английские войска должны были остаться там. Даже в самые тяжелые минуты никто из горожан не хотел и думать о том, чтобы вывесить над городскими воротами белый флаг.
Разве кое-кто из торговцев, несмотря на то, что цены на их товары в осажденном городе поднялись, подняли бы руки, если бы им или их товарам угрожала совершенно неотвратимая опасность. Но остальные, чем дольше продолжалась осада, тем больше укреплялись в своем решении не отдавать бурам Ледисмит.
Джудит стояла невдалеке от городских ворот на возвышении и бесстрастно смотрела вдаль, за стену. Сгущались сумерки. «Долговязый Том», крупнокалиберная пушка, которая наносила такой ущерб городу, уже больше не стреляла. Буры устроили кратковременный перерыв до утра.
Джудит представляла себе то, что происходило там, на холме, на бурских позициях. Буры, одетые в свою коричневую одежду и широкополые шляпы, сейчас, наверное, уже разжигают костры и готовят себе ужин.
Потом они усядутся у костров, раскурят свои трубки и станут смеяться и шутить, как будто вовсе и не убивали людей, и не разрушали домов весь день напролет.
Она тяжело вздохнула. Наверное, убивать людей на расстоянии все же легче, чем вблизи: самой смерти их не видишь.
Как будто в ответ на ее мысли вдалеке появилась похоронная процессия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55