– Не поддавайтесь им, леди! Они скорее достойны жалости, чем презрения. Разве вы не видите, что происходит? Появление на общественной арене женщин в качестве равноправных партнеров страшит мужскую часть человечества. Эта толпа, собравшаяся снаружи, состоит из слабаков и трусов. Но они в меньшинстве. Большинство мужчин, несмотря на некоторое беспокойство и неодобрение идеи женского равноправия, достаточно разумны и обладают ясностью мышления. Они примирятся с нашим равноправием и со временем, возможно, даже одобрят его. Подумайте только о том, от какого груза ответственности избавятся мужчины, когда борющийся за жизнь и заработки отец семейства найдет в лице своей жены личность, способную помочь ему зарабатывать деньги и вносить свой вклад в семейный бюджет. Не волнуйтесь! Мы добьемся своего!
Члены центрального комитета Общественно-политического союза женщин расположились на стульях, поставленных полукругом на сцене главного холла. Кроме сэра Эдварда Грея и двух других членов палаты лордов, на собрании присутствовал еще член палаты общин, привлекательный рано располневший молодой мужчина с суровым и задумчивым лицом, внимательно разглядывавший «восставших женщин», как он назвал воинствующих дам. Его имя было Уинстон Черчилль.
Когда первый оратор миссис Пенкхёрст обратилась к собранию, с галереи послышалось громкое улюлюканье:
– Вы чертовы революционерки – вот вы кто!
– Бесстыжие смутьянки, штурмующие парламент!
– Мы заимствовали кое-что от вас и создали организацию по вашему образцу! – закричала она перебивавшим ее мужчинам. – Вы забыли, как парламент и пресса шельмовали объединения марксистов?
Плотного сложения неряшливый мужчина в переднем ряду встал и погрозил кулаком женщинам:
– Вы называете себя суфражистками! А на самом деле вы принадлежите к касте неприкасаемых! Вы хотите лишить мужчин возможности честно зарабатывать на хлеб и молоко для своих детей.
Майра Тэйлор поднялась с места и направилась к краю сцены. Она уставилась на говорившего и смотрела на него ледяным взглядом до тех пор, пока он не опустил глаза. Потом спросила:
– Чем вы занимаетесь, добрый человек?
Мужчина начал переминаться с ноги на ногу, принялся почесывать свои усики и наконец ответил совсем тихо, и голос его звучал мрачно и подавленно:
– Я мусорщик!
– Значит, вы убираете грязь и мусор!
Она обвела взглядом собравшихся на галерее мужчин и улыбнулась этому злобному сброду.
– Позвольте вас уверить – не знаю, как вас величать, вас и остальных достойных джентльменов, – что они могут быть совершенно спокойны за свою работу. Здесь не найдется ни одной женщины, которая бы помыслила соревноваться с вами и попыталась бы отнять у вас вашу работу.
Ее присутствие духа и остроумие разрядили грозовую атмосферу, и толпа мужчин разразилась смехом. По мере того как собрание продолжалось, Майра почувствовала, что настроение людей, собравшихся на галерее, изменилось. Они стали вести себя спокойнее и терпимее. Миссис Пенкхёрст предупредила своих ораторов перед началом собрания:
– Главное, что вы должны помнить, – вам не следует позволить выбить себя из колеи. Вы не должны поддаваться своим чувствам и разрешить себе какую-нибудь выходку, которую наши противники могли бы приписать женской истерии. Вы все знаете, какие у них примитивные представления о нашем поле, – они воображают, что, как только мы получим право голоса, тотчас же перестанем рожать детей.
В этот день дамы – члены организации являли собой образец сдержанности. Они с полным присутствием духа отвечали на все оскорбления, проявляя при этом недюжинное чувство юмора и интеллект.
Когда наступил черед Майры взять слово, она вступила в оживленные дебаты с членом парламента от Манчестера. По мере того как их разговор становился все более бурным, он начинал походить на словесную дуэль двух сильных личностей, в процессе которой оба противника утратили объективность.
Раскрасневшийся член парламента закончил свою речь тем, что, потрясая сигарой, прокричал:
– Вы ведьма, мадам! Вы отбросите Англию на века назад, и ею будут управлять фанатичные амазонки!
– Нет, это как раз вы хотите повернуть время вспять, – возразила Майра. – Вы хотите превратить женщин в некое подобие скота, в домашних животных, в полную собственность мужчин, вы хотите сделать их такими же бесправными, какими они были в средние века. Вы хотите, чтобы они опять стали имуществом мужчин!
– Вы кощунствуете, мадам! Вы посылаете вызов Господу Богу!
Она насмешливо возразила:
– Мистер Черчилль, вы считаете Бога мужчиной или женщиной?
Из уст большинства присутствующих послышался испуганный вздох, будто у них перехватило дыхание. Лицо Черчилля раскраснелось еще больше.
– Вы святотатствуете, мадам! Из Евангелия известно, что наш Создатель мужского пола, но это не значит, что он мужчина в буквальном смысле слова. Но Святая книга утверждает, что Господь создал мужчину по своему подобию.
Майра пожала плечами:
– Ну вот видите! – Она оглядела женщин, сидевших полукругом. – Неудивительно, что большинство женщин несчастны со дня сотворения мира!
В битком набитом зале началось нечто невообразимое. Вены на висках Черчилля вздулись. Глаза его, казалось, вылезут из орбит, настолько он был возмущен. Он был полон ярости и почти не верил, что Майра посмела это произнести.
Наконец он заговорил, но голос его дрожал от обуревавших его чувств:
– Вы замужем, мадам?
– Да, замужем, если это имеет для вас какое-нибудь значение.
– В таком случае вашему мужу нужно как следует отдубасить вас палкой.
– Вы самовлюбленный, надутый осел!
С глазами, потемневшими, как штормовое море, Майра бросилась к своему месту в поисках зонтика. Схватив его, она, размахивая зонтиком, как мечом, набросилась на ошарашенного Черчилля. Он встал и поставил стул в качестве преграды между собой и обезумевшей от ярости женщиной.
– Вы понимаете, черт возьми, что делаете? – возопил он в страхе, в то время как Майра продолжала теснить отступающего врага, гоняя его по авансцене. Ее отвага, находчивость и нежелание уступать никому – ни неотесанному мужлану из толпы, ни уважаемому члену парламента – вызвали к ней симпатию и уважение у большинства присутствующих. Они принялись хлопать в ладоши, свистеть, топать ногами и подбадривать ее.
Кто-то кричал:
– Давай, девочка, действуй! Покажи этому щекастому ублюдку, что почем!
– Не позволяй толстяку запугать себя!
Женщины, члены союза, почувствовали некоторое замешательство. Даже Эммелина Пенкхёрст и ее дочери несколько смутились. Миссис Пенкхёрст торопливо поднялась с места и попыталась встать между Майрой и запуганным ею членом парламента. Но Майра мягко отстранила ее и продолжала преследование.
– Мадам, прошу вас! Возьмите себя в руки! – взывал он к ней.
Но безжалостно, как тигрица, преследующая добычу, она оттеснила его на самый край авансцены. Потом с глазами, горящими упоением битвы, она подняла зонтик обеими руками и обрушила его на голову врага, как боевой топор.
– А-ах! – Завопив, как оглушенный ударом бык, он опрокинулся со сцены в первый ряд зрителей. В этот момент трое английских бобби ринулись на сцену из задних рядов зала. Завязалась отчаянная борьба, когда полицейские пытались утихомирить Майру. Это оказалось нелегкой задачей. Она была крупной и сильной женщиной, и силы ее подстегивались яростью и адреналином, выброшенным в кровь.
Наэлектризованные видом страданий их сестры по движению, дамы отбросили всякие сомнения, ринулись на помощь Майре и ввязались в драку.
– Браво! – закричала Эммелина Пенкхёрст. – Дадим им урок хороших манер! – Она подпрыгнула и, к удивлению присутствующих, извлекла из сумочки небольшой хлыст и принялась хлестать им бобби.
Через несколько минут Фри-трейд-холл превратился в арену беспорядочного побоища, в котором приняли участие все присутствующие, в том числе и зрители, вставшие на одну или другую сторону. Мрачные типы, критиковавшие женское движение, ждали только повода начать драку. Они обрадовались такой чертовски славной потасовке, как назвал происходящее один из ее участников, и это продолжалось, пока не прибыл наряд полиции для того, чтобы усмирить этих бешеных кошек из женского движения, усадить в полицейские фургоны и отправить в тюрьму.
Эммелина и Майра стояли в задней части фургона и бодро махали платками своим союзницам из толпы.
– Чертов сброд, – сказал один мужчина другому. – Так им и надо.
– Разумеется, приятель. Но знаешь что? Пожалуй, в том, что говорила эта Пенкхёрст о сходстве их движения с нашим, когда мы делали только первые шаги в борьбе за свои права, есть доля правды.
– Чтоб мне провалиться, но, думаю, ты не ошибся, Джек. У меня вызывают восхищение все, кто умеет постоять за себя, и не важно, кто это – женщина или мужчина.
Глава 28
Суфражисток поместили в общую камеру вместе по крайней мере с еще десятком арестанток, большинство из которых были проститутками. Многих арестанток содержали в общей камере уже не менее недели, не давая им возможности помыться, сменить одежду или причесаться. Камера кишела вшами, тараканами и прочей нечистью, и от немытых тел исходил ужасный запах, а параши, стоявшие в ряд у стены, были переполнены.
– Но это чудовищно! Бесчеловечно! – задыхалась от негодования Майра. – Интересно, мистер Черчилль или его соратники когда-нибудь заглядывали сюда? Видели они эту чертову дыру?
– Я сомневаюсь, – ответила Эммелина. – И я, по правде говоря, рада, что мы сюда попали.
– Да вы в уме, миссис Пенкхёрст? – возмутилась ее товарка, чья сила воли, а возможно, желудок были слабее, чем у миссис Пенкхёрст. – Я до конца жизни не забуду этого кошмарного унижения.
Она заплакала.
– Джеймс предупреждал, что со мной это случится, если я ввяжусь в ваше движение. О-о! Почему я не послушалась его?
Миссис Пенкхёрст посмотрела на нее с презрением:
– Перестаньте скулить, Элла. Ваше поведение – как раз такое, какого от вас ожидают мужчины. В тяжелую минуту вы плачете и падаете в обморок. Я рада потому, что мы имеем возможность воочию увидеть ту сточную канаву, которая существует параллельно с нашей благополучной жизнью, и ту несправедливость, которая царит в нашем обществе. Наше общество обязано устранить все это – несправедливость, нищету, предрассудки, тиранию и ужасное положение обездоленных людей, таких, как те, что мы видим. Должны существовать равные права и справедливость для всех, а не только для привилегированного слоя людей, весьма немногочисленного. И это как раз то, за что борется наша организация, – за справедливость для всех!
К ним подошла одна из сокамерниц. Это была хорошенькая девочка лет пятнадцати, почти ребенок. Она была нарумянена и напудрена, и на лице ее, как на контурной карте, тяжелая жизнь прочертила свои линии – по ним можно было читать эту печальную судьбу, как по книге: пьяница-отец, потаскушка-мать, голод и побои в детстве, и все это выгнало ее на улицу, чтобы выжить, а выжить она могла, только продавая единственное, что принадлежало ей, – собственное тело.
– Черт возьми, вы, девочки, наверное, шлюхи высшего разряда, – сказала она с уважением. – Как пить дать берете по фунту, не меньше.
Майра и миссис Пенкхёрст переглянулись, и Эммелина сказала ей с улыбкой:
– Нет, молодая леди, нас сюда заключили скорее за так называемые грехи ума, а не плоти.
Девушка воззрилась на нее с величайшим удивлением – рот ее был широко открыт.
– Господи, да что же это значит?
– Попытаюсь вам объяснить. Возможно, когда вы выйдете отсюда, захотите присоединиться к нашему движению. Для вас это было бы огромным благом…
Майра улыбнулась и прошептала на ухо какой-то женщине:
– Милая старушка Эммелина! Даже за решеткой пытается вербовать сторонниц.
Она обернулась к двери, услышав скрежет ключа в замочной скважине. Толстая надзирательница распахнула тяжелую дверь.
– А ну-ка, вы, шлюхи из женского движения! Кто-то заплатил за то, чтобы вас выпустили на поруки.
– Должно быть, это мой муж! – сказала миссис Пенкхёрст. Она положила руку на плечо юной проститутки, с которой только что разговаривала. – А вы не забудьте, моя дорогая. Как только вас выпустят, приходите в нашу штаб-квартиру повидаться со мной. А если захотите, убедите кое-кого из ваших товарок прийти вместе с вами.
– Благодарю вас, мэм. Я постараюсь что-нибудь сделать.
Члены женского движения гуськом направились к двери из камеры и последовали за надзирательницей по тускло освещенному грязному коридору в помещение, предназначенное для внесения залога. Сержант в форме сидел за высоким бюро и беседовал не с кем иным, как с Уинстоном Черчиллем.
– Не верю своим глазам! – воскликнула Майра.
Сержант за бюро испуганно покосился на нее.
– Господин Черчилль говорит, что не собирается возбуждать против вас дело, леди! – Последнее слово он выговорил с нескрываемым отвращением. – Только Господу известно, почему он к вам столь снисходителен. Против вас еще выдвинуты обвинения в нарушении порядка, но он был так любезен, что заплатил выкуп, чтобы вас выпустили на поруки.
Черчилль откашлялся и потер кончик своего вздернутого носа, покрасневшего, как свекла.
– Дело в том, леди, что в какой-то степени и я чувствую себя ответственным за возникший публичный скандал. И теперь, оглядываясь назад, понимаю, что некоторые мои реплики могли показаться нетерпимыми и грубыми.
– Вы совершенно правы, – холодно ответила Майра, – они такими и были.
Черчилль внес залог, и вся компания покинула тюрьму.
– Я нанял два экипажа, чтобы доставить вас, леди, куда вы пожелаете. Кебменам уже заплачено.
– Это очень благородно с вашей стороны, мистер Черчилль, – сказала миссис Пенкхёрст. – Мы принимаем ваши извинения. Думаю, и нам следует извиниться перед вами. Вы не согласны, Майра?
– Вы правы, – сказала Майра неохотно. – Мое поведение тоже было из ряда вон выходящим, мистер Черчилль.
С улыбкой она протянула ему руку.
Сияя, он взял ее руки обеими своими.
– Я очень вам признателен, миссис… – Он умолк, потом сказал: – Простите, я не припоминаю вашего имени.
– Миссис Майра Тэйлор.
– Тэйлор?
Его брови поднялись, а лицо приняло задумчивое выражение.
– Вы, случайно, не приходитесь супругой Брэдфорду Тэйлору, бывшему американскому послу?
– Совершенно верно, я его жена.
Остальные дамы уже рассаживались по экипажам, и миссис Пенкхёрст крикнула Майре:
– Нам не терпится попасть домой, дорогая!
– Да, я сейчас к вам присоединюсь. – Потом она обратилась к Черчиллю: – Благодарю вас еще раз, мистер Черчилль, мне пора ехать.
Он положил руку ей на плечо:
– Нет, не спешите, миссис Тэйлор. Не окажете ли вы мне честь и не позволите отвезти вас домой? Моя машина прямо за углом. Мне бы хотелось еще поговорить с вами. У меня сложилось впечатление, что вы считаете меня фанатичным ослом, но это не так. Несмотря на различия во взглядах, я глубоко и искренне восхищаюсь и вами, и миссис Пенкхёрст, и общими принципами вашей организации. Я не одобряю только методы. Всегда ли цель оправдывает средства? Воинственность так противоречит женственности, а я высоко ценю женственность.
– Так что вы цените – женственность или покорность? Это ведь не одно и то же!
Черчилль разразился хохотом.
– Мы опять начинаем спорить. Ладно, я не стану возражать, если вы захотите дать мне урок, но вы ведь приняли мое предложение отвезти вас домой?
Поколебавшись, Майра посмотрела на миссис Пенкхёрст:
– Поезжайте без меня, Эммелина. Думаю, я могу принять приглашение мистера Черчилля.
– Искренне вам признателен, миссис Тэйлор.
Он отсалютовал миссис Пенкхёрст и остальным дамам, приложив два пальца к полям своей шляпы, и дал знак кебменам трогаться, затем предложил руку Майре, согнув ее в локте, и она послушно приняла ее. Они завернули за угол.
– Не правда ли, она красавица?
– Вне всякого сомнения, красавица.
Майра увидела спортивный автомобиль, способный вместить четверых пассажиров сзади и двоих на переднем сиденье, с кожаной крышей, блестевшей лаком. Хромированные части колес были отполированы до зеркального блеска, крылья тоже ослепительно блестели. Он открыл боковую дверцу и помог Майре войти, затем передал ей очки-консервы и полотняный пыльник, потом обошел машину и сел на водительское место. Когда они отъехали, Майра принялась изучать профиль спутника за рулем. Она пришла к выводу, что он был очень привлекательным человеком, грузноватым, но в отличие от других мужчин подобной комплекции он умел носить одежду и выглядеть элегантным. В своем сером в полоску костюме, клетчатом жилете и узких брюках он выглядел просто потрясающе. Его начищенные ботинки сверкали под стать машине.
– Я знаком с вашим мужем генералом Тэйлором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38