Здесь выложена электронная книга Дамы плаща и кинжала. Сердце тигра (Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг) автора по имени Арсеньева Елена. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Арсеньева Елена - Дамы плаща и кинжала. Сердце тигра (Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг).
Размер архива с книгой Дамы плаща и кинжала. Сердце тигра (Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг) равняется 71.99 KB
Елена Арсеньева
Сердце тигра (Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг)
Дамы плаща и кинжала Ц
«Дамы плаща и кинжала»: Эксмо; Москва; 2004
ISBN 5-699-08232-8
Аннотация
Дамы плаща и кинжала — так можно назвать этих бесстрашных женщин, которые, забыв о семье, покое, рискуя честью и жизнью, бросались в головокружительные интриги, меняли имена, а зачастую и внешность, добывая таким образом ценные сведения. Благодаря им становились известными тайны властителей мира, решалось будущее стран и народов. Что заставило этих женщин вести столь опасные игры — воля судьбы или собственный выбор?.. Об интригах, ролях и личинах, а также истинной жизни Марии Андреевой — возлюбленной Саввы Морозова и Максима Горького, русской подруги великого фантаста Герберта Уэллса Муры Закревской читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Елена Арсеньева
Сердце тигра
(Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг)
Однажды ночью, на исходе 1934 года, некоему человеку приснился кошмарный сон. Снилось ему, что он ищет свою любовницу — вернее, возлюбленную, на которой он давно мечтал жениться, и дело стояло только за ее согласием, коего она никак не давала. Вообще говоря, это была особа чрезвычайно независимая: к примеру, она не любила оставаться у него ночевать и обычно, после нескольких часов восхитительных ласк, прощалась с любовником, нежно поцеловав его и блаженно, благодарно улыбнувшись, потом надевала платье прямо на голое тело, а белье сворачивала в смешной тючок и, держа его под мышкой, уезжала на такси домой. Итак, этому человеку снилось, что дама его сердца и владычица его вожделения отчего-то к нему не пришла, и вот он среди ночи ринулся к ней домой, якобы для того, чтобы убедиться: с нею всё благополучно, — а на самом деле, чтобы утихомирить свою ревность, которая всегда, постоянно, неотлучно обитала в его сердце и исподтишка подгрызала его, как мышь подгрызает засохший сыр, точила, как моль точит заброшенную шерстяную вещь. Но в том-то и дело, что сердце этого не слишком-то молодого человека отнюдь не было засохшим и заброшенным: напротив — оно было слишком молодым, оно и в шестьдесят чувствовало так же остро, как в семнадцать, потому и болело от ревности днем и ночью.
Нет, ну в самом деле: почему она ему непрестанно отказывает, почему не хочет выйти за него замуж?! Он богат, знаменит, страстно любит ее. А она — да кто она такая? Не бог весть какая красавица, отнюдь не богатая, лгунья, авантюристка, сомнительного происхождения, сомнительной биографии, сомнительного образа жизни… Да любая другая женщина на ее месте кинулась бы с ним под венец незамедлительно! Да все женщины, которые у него были раньше, только и мечтали о браке с ним!
Но в том-то и состояло всё несчастье, что этому человеку было наплевать на всех других женщин, и вместе взятых, и по отдельности. Ему нужна была единственная на свете — она! Именно потому ему и снился мучительный сон, как он ринулся искать свою легкомысленную возлюбленную — и не обнаружил ее дома. Бегал по ночным улицам и звал, звал, словно заблудившийся путник, словно потерявшийся ребенок!
И вдруг в каком-то проулке увидел ее.
Она шла, чуть опустив голову, однако, несмотря на предрассветную мглу, он мог видеть ее полуулыбку: рассеянную полуулыбку женщины, которая отдыхает после объятий любовника. Да, именно так она улыбалась потом — еще не вполне вернувшись в мир реальный из мира лихорадочных телодвижений, испарины, смешавшейся на телах любовников, из мира сорванного дыхания, мучительно-счастливых стонов и сдавленных криков, которые исторгает женщина, когда наслаждение слишком сильно, всевластно и освобождает ее от оков привычной сдержанности и запоздалого целомудрия: В руках у нее был сверток — и человек вдруг понял, что это тот же сверток с бельем, с которым она обычно уходила от него. Но от кого же она шла сейчас с этим постыдным свертком?! И о ком думает с этой своей блаженной полуулыбкой?!
Обезумев от ревности, этот человек схватил возлюбленную, начал трясти ее, бить, выкрикивать бессмысленные вопросы и отвратительные обвинения, но она всё улыбалась, улыбалась, и вдруг… О господи, вдруг он увидел, что она развалилась в его руках, как сломанная кукла, и когда он поднял ее голову, то увидел, что голова эта полая, картонная, неживая, пустая, и туловище пустое, и это не любимую свою он встретил в проулке, а какой-то фантом, призрак, ну а где она сама — неведомо!
Человек проснулся вне себя от возмущения и ненависти и начал сейчас же размышлять, что может означать сей сон. Ну, не нужно было быть изощренным психологом и гениальным писателем с мировым именем (а как раз таковым и являлся этот человек), чтобы разгадать его. Сон гласил: возлюбленная его лжет, лжет каждым словом своим и каждым поступком, вдали от него она живет своей собственной, тщательно охраняемой жизнью, возможно, изменяет ему, но ему никогда не узнать, что скрыто под улыбчивой маской ее лица, что доподлинно творится в ее мыслях и душе…
«Ладно, — угрюмо подумал он, — черт с ней, с ее душой. Но где же сейчас ее тело?! Я убью ее, если узнаю, что она снова солгала мне и уехала не в Берлин, не в Прагу, не в Вену, а в Москву!»
И он чуть не зарыдал, потому что был знаменитым фантастом-футурологом, то есть умел проницать настоящее и провидеть будущее, а потому заранее знал: он не убьет ту, которую любил, — это раз; он будет с прежней покорностью сносить ее причуды — это два; она, конечно, сейчас в Москве — это три; она снова занята какими-то своими опасными, таинственными, непостижимыми и довольно-таки неприглядными делами (вернее, делишками, брезгливо передернулся он) — это четыре.
Писатель с мировым именем, знаменитый фантаст, несчастный влюбленный — его звали, кстати, Герберт Уэллс — мог сколько угодно брезгливо передергиваться или плакать над своим разбитым сердцем, однако даже он, со всем своим глобальным воображением, не мог представить, что несколько минут назад сделала его ветреная возлюбленная, баронесса Мура Будберг. А она… она всего-навсего отравила одного человека… тоже писателя, тоже всемирно известного… по имени Максим Горький.
Что характерно, он тоже был ее любовником.
Разумеется, это не было, как говорят французы, crime passionnel — преступлением по страсти. Мура не хотела его убивать.
Да, кстати, у нее было два имени: в России ее обычно называли Мария Игнатьевна, ну а в Англии и в других европейских странах — Мура. Впервые так ее назвал в 18-м году первый возлюбленный Муры (первый — и единственный любимый до сих пор, хотя сейчас-то они считались просто близкими друзьями и, с позволения сказать, товарищами по работе) англичанин Роберт-Брюс Локкарт. Одной из самых любимых его книг была «Житейские воззрения кота Муpa» Гофмана, и Брюс из множества русских производных от имени Мария (Маша, Муся, Маруся, Мура, Маня, Мара и тому подобное) выбрал это. Кроме того, в России, да и во всем прочем мире в то время творилась истинная гофманиада, если не сказать похлеще: после Первой мировой войны и Октябрьской революции мир безумствовал, буйствовал, сходил с ума, и его возлюбленная казалась Брюсу чуть ли не единственным нормальным, трезвомыслящим человеком в этой спятившей России. Совершенно как философ кот Мур…
Впрочем, то, что Россия явно рехнулась, не мешало Локкарту по-прежнему любить эту страну, как он любил ее и прежде, когда она была веселой, богатой, благополучной, когда работа генерального консула английского посольства в Петербурге была одним сплошным удовольствием, включавшим дружбу с веселой и богатой светской молодежью, поездки к цыганам, игру в футбольной команде, организованной на своих текстильных мануфактурах в Орехове-Зуеве миллионером Саввой Морозовым. Удовольствием от поездок на тройках среди ночной метельной мглы; от блинов с икрой и ледяной, жгучей водки; от русского сквернословия, которое казалось Брюсу, после однообразия скудного и чопорного английского языка, восхитительным именно своей неисчерпаемостью и неожиданностью; от объятий русских женщин (Мура была у него не первая русская), которые напоминали Брюсу водку именно тем, что были вроде бы ледяными и неприступными, а как распробуешь — ого-го, смотри не обожгись, смотри не сгори, а голову уж точно потеряешь… Локарт бывал-живал в России с 1912 года и иногда думал: хорошо бы остаться здесь навсегда. В Англии все так скучно и размеренно, там никогда ничего не происходит, а здесь…
Здесь произошла революция. Здесь он встретил Муру. Здесь он полюбил, да так, что не мыслил существования без обожаемой женщины: «Что-то вошло в мою жизнь, что было сильней, чем сама жизнь», — напишет он в своих воспоминаниях спустя много лет.
Строго говоря, Локкарт и Мура встречались еще прежде, еще накануне Первой мировой войны, еще в Лондоне. Мура приезжала в гости к брату Платону Закревскому, который работал в русском посольстве. Это оказалась судьбоносная поездка, во время которой Мура познакомилась с тремя из четырех мужчин, которые сыграют огромную роль в ее жизни. Ими были: прибалтийский или, как говорили в старину, остзейский барон Иван Александрович Бенкендорф (он станет мужем Муры и отцом двух ее детей), начинающий дипломат Роберт-Брюс Локкарт (он станет ее вечной любовью) и находившийся на пике славы писатель Герберт Уэллс, которого чаще называли Эйч-Джи, по первым буквам его полного имени Герберт-Джордж, Herbert-George (Мура станет его последней любовью). Немного погодя, уже во время свадебного путешествия со своим бароном, Мура оказалась в Берлине, где на придворном балу была представлена кайзеру Вильгельму и даже удостоилась чести протанцевать с ним вальс. Кайзер Вильгельм тоже сыграет в ее жизни немалую роль, хотя и косвенную: в конце концов разве не в результате войны с Германией Россия оказалась ввергнута в пучину революции и гражданской войны, которые совершенно перевернули жизнь Муры и сделали ее той, кем она в конце концов стала — русской Матой Хари, как ее любили называть досужие журналисты.
Всякое сравнение далеко от оригинала, особенно если оно снaбжeнo известным эпитетом: «русская Мата Хари», «русская Агата Кристи», «второй Чадаев мой Евгений»… etc. Мата Хари (Маргарет Гертруда Целле) была типичной шпионкой. Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг всего-навсего принадлежала к числу тех, кого дипломаты называют «агентом влияния», и служила информатором двух (как минимум) разведок. Но все же некоторое сходство между двумя дамами имело место быть. Во-первых, они беззастенчиво использовали — сознательно и бессознательно — свою женскую привлекательность, а иногда расчетливо продавали себя. Во-вторых, они — вот тут-то уж совершенно бессознательно! — свято следовали тому совету, который великий маэстро разведки Лоуренс Аравийский давал своим ученикам: «Вам придется чувствовать себя как актеру, играя свою роль днем и ночью в течение ряда месяцев, не зная отдыха и с большим риском». Да уж, актерствовать, что одной, что другой, приходилось денно и нощно!
Кстати сказать, Мура была знакома с сэром Томасом Эдвардом Лоуренсом в пору его высшей славы. Самое смешное, что это было светское знакомство, и всеведущий разведчик даже представить не мог, что перед ним стоит не просто бывшая любовница его приятеля Локкарта и новая фаворитка великого Уэллса, но и коллега, так сказать, по бизнесу. Ну а у Муры вообще были самые неожиданные знакомства… в этом-то и состояла ее ценность для Локкарта, это и заставляло его постоянно поддерживать с нею хорошие отношения — именно это, а вовсе не ностальгия по былой любви. Зато ностальгия была движущей силы ее жизни…
Но об этом тоже чуть ниже. Еще пару слов о сходстве Маты Хари и Муры Будберг. Если бы какой-нибудь следователь задал им сакраментальный вопрос:
— На кого вы работаете? — обе, не замедлив, ответили бы:
— На себя.
Мата Хари работала на себя ради денег и своих любовников. Мура — чтобы выжить.
Это было для нее очень ёмкое понятие, если учесть, что Янеда, родовое имение ее мужа под Ревелем Раньше так назывался Таллинн.
, была сожжена вскоре после революции мужиками, обезумевшими от свободы, которая теперь была «эх, эх, без креста», Ивана Александровича Бенкендорфа те же мужики убили, а детей, сына Павла и дочь Танечку, увезла в Ревель их гувернантка по прозвищу Мисси. Там они прожили несколько лет, пробавляясь малыми щедротами бенкендорфовских родственников, однако за скудость вспомоществований их осуждать не стоит: время стояло слишком тяжелое, каждый спасался в одиночку, и, при любом раскладе, именно остзейские бароны помогли Павлу и Тане выжить: ведь родимая маменька их, строго говоря, бросила на произвол судьбы.
О, разумеется, это произошло совершенно случайно, по вине, как принято выражаться, форс-мажорных обстоятельств! Однако в том-то и состояла особенность жизни Муры Закревской-Бенкендорф-Будберг, что в ней все происходило как бы случайно, вне зависимости от ее воли… На самом же деле это была только видимость, лицевая сторона медали, потому что, даже если Муре приходилось подчиняться на какое-то время обстоятельствам, потом она к ним приспосабливалась с такой легкостью, что иногда чудилось: она играет с судьбой в поддавки — и обыгрывает Фортуну.
Родив двух детей подряд, выкормив их самостоятельно, Мура как раз на исходе 17-го года испытала наконец то чувство, которое рано или поздно охватывает даже самых заботливых молоденьких мамочек: страшную усталость от такой жизни. Ей невыносимо хотелось вырваться из остзейской глуши, побывать в Петербурге, пардон, в Петрограде, как он стал называться на русский манер после начала войны с немцами. Конечно, до Янеды доходили кое-какие слухи о происходящем в мире, но Эстляндия Так раньше называлась Эстония.
была островком благополучия по сравнению с Россией, где тысячелетняя прежняя жизнь просто перестала существовать… точно так же, как перестало существовать столетнее вино, которое гофмаршал двора и уделов вылил из сотен бутылок в отхожее место, чтобы революционные матросы, охранявшие Зимний, не перепились.
Словом, вырвавшись всеми правдами и неправдами в Питер, Мура даже вообразить не могла, что там творится. Из петроградской квартиры Бенкендорфа ее выселили моментально, а пойти было некуда Половину знакомых она уже не застала, они уехали на юг, в Крым, откуда потом подались в Турцию или на Балканы, или в Финляндию (это были два основных пути в эмиграцию). Остальные знакомые, еще остававшиеся в Петербурге, имели вид животных, ведомых на живодерню… куда они в конце концов и попали, да простится мне это чудовищное, но, увы, страшно точное сравнение…
На живодерню Муре не хотелось. Слишком долго грустить и оплакивать рухнувший мир она не могла, не умела, не хотела — все из-за той же невероятной приспособляемости к обстоятельствам, которая была ей свойственна. Поэтому она стала искать наиболее приятное местечко в Петербурге-Петрограде. И нашла его — в английском посольстве. Здесь она встретила некоторых лондонских знакомых, в числе которых был Роберт-Брюс Локкарт (если он предпочитал называть ее Мурой, то она предпочитала называть его Брюсом). Вот как он опишет потом эту встречу:
«Сегодня я в первый раз увидел Муру. Она зашла в посольство… Руссейшая из — русских, к мелочам жизни она относится с пренебрежением и со стойкостью, которая есть доказательство полного отсутствия всякого страха».
Забавно, как ошибся Локкарт насчет Муры — ошибся сразу и на всю жизнь. Она вовсе не была «руссейшей из русских» — она себя гордо называла потом «наименее русской из всех русских» (словно в пику Екатерине Великой, которую, как известно, даже враги звали самой русской из всех русских). Локкарт, кстати, сам не заметил, как опроверг свое умозаключение, потому что через несколько строк он описывает не что иное, как духовный, с позволения сказать, космополитизм Муры:
«Ее жизнеспособность, быть может, связанная с ее железным здоровьем, была невероятна и заряжала всех, с кем она общалась. Ее жизнь, ее мир были там, где были люди, ей дорогие, и ее жизненная философия сделала ее хозяйкой своей собственной судьбы. Она была аристократкой. Она могла бы быть и коммунисткой. Она никогда бы не могла быть мещанкой. В эти первые дни наших встреч в Петербурге я был слишком занят и озабочен своей собственной персоной, чтобы уделить ей больше внимания. Я видел в ней женщину большого очарования, чей разговор мог озарить мой день».
Ну, может быть, в первое время возобновления знакомства Локкарт и в самом деле видел в ней женщину, чей разговор мог озарить его день.
Было бы хорошо, чтобы книга Дамы плаща и кинжала. Сердце тигра (Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг) автора Арсеньева Елена дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Дамы плаща и кинжала. Сердце тигра (Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг) у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Дамы плаща и кинжала. Сердце тигра (Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг) своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Арсеньева Елена - Дамы плаща и кинжала. Сердце тигра (Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг).
Если после завершения чтения книги Дамы плаща и кинжала. Сердце тигра (Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг) вы захотите почитать и другие книги Арсеньева Елена, тогда зайдите на страницу писателя Арсеньева Елена - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Дамы плаща и кинжала. Сердце тигра (Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг), то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Арсеньева Елена, написавшего книгу Дамы плаща и кинжала. Сердце тигра (Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг), к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Дамы плаща и кинжала. Сердце тигра (Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг); Арсеньева Елена, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн