Но теперь его словно подменили. Филипп едва не сходил с ума от страха. Он заклинал меня не спускать глаз с семьи Альдорфа. Это семейство замышляло что-то ужасное. При этом сначала Максимилиан и Филипп даже были друзьями. Они много спорили, но одновременно и учились друг у друга. Никогда между ними дело не доходило до рукоприкладства, хотя студенческие корпорации, к которым они принадлежали, постоянно враждовали.
В это Николай поверил. Студенческие корпорации уже в его время были настоящей чумой. Почти каждый день наблюдал он в Вюрцбурге ритуальные поединки чести, когда один из оскорбленных корпорантов подходил к дому обидчика, стучал тростью о камни мостовой и кричал: « Pereat, каналья, свинья, глубоко pereat, pereat!». Потом выходил вызываемый, и начинался поединок. Под конец являлся педель, и драчунов уводили в карцер.
— Максимилиан, должно быть, был необыкновенным юношей, — сказала Магдалена. — Все говорили о нем с большим уважением, даже с каким-то благоговением. Думаю, что Филипп завидовал не только его богатству, не меньше моего брата поражала его разносторонняя образованность. Весной 1779 года Максимилиан отправился в полугодовое путешествие. Вернулся он совершенно больным. Кроме того, он до неузнаваемости изменился. Он стал отчужденным и высокомерным и совершенно неожиданно стал говорить во время дискуссий оскорбительным и резким тоном, чего раньше за ним никто не замечал. Филипп был уязвлен, воспринимая такое поведение как вызов. Что произошло с Максимилианом? Но молодой граф оставался совершенно неприступным. С чем бы ни обращался к нему Филипп, тот в ответ лишь осыпал его язвительными насмешками.
Шум за стеной заставил ее прислушаться. Это был какой-то шелест. Но потом они оба поняли, что это ветер шумит сухими листьями.
— Сын Альдорфа погрузился в глубокую меланхолию. Взгляд его стал пустым, любознательность и жажда познания куда-то исчезли. Он страдал от болей в сердце и ломоты в груди. Он стал бледным, похудел, почти перестал есть. Он избегал теперь всего, для чего у Филиппа и без того никогда не было денег, — концертов, балов, ассамблей и прогулок. Но при этом он никогда не упускал случая высмеять Филиппа и светоносцев. Оба объединения враждовали, как только могли. Они ругались на улицах, выражали неприязнь друг другу в университете. Филипп слыл безбожным просветителем, Максимилиан считался креатурой иезуитов. Но эта разница была лишь поверхностью более серьезной вражды. Мой брат считал, что во время путешествия Максимилиан столкнулся с чем-то ужасным.
Она помолчала, чтобы придать этому событию надлежащую значительность.
— Филипп заговорил даже о mysterium patris, о втором искуплении, которое должно явиться в мир. Кто-то изо всех сил противился этому приходу. К таким людям принадлежал и Максимилиан. Альдорф был центром. Все должно было исходить из Альдорфа. Именно там измышляли средство для того, чтобы задержать второе искупление.
— И именно поэтому ты отправилась в Альдорф? Чтобы шпионить за графом?
Она кивнула.
— Я хотела исполнить обещание, которое дала Филиппу, чтобы успокоить его в минуты мучения и страха смерти. Я не верила, что его подозрения оправдаются. Но когда я пришла в Альдорф, то убедилась, что брат был прав. Семья Альдорфа уже корчилась в агонии.
— В агонии?
— От них был сокрыт второй свет. Они ищут только света природы, разума, но не света милости. Сестра Максимилиана к тому времени уже умерла. Ее мать умерла у меня на глазах. Сам Альдорф пребывал в дьявольских муках. Я сжалилась над ним, столь ужасными показались мне его страдания.
— Что ты сделала?
— Я понимаю, что это была ошибка. Я хотела подарить ему утешение, подвигнуть его к истинному обращению. Он умолял меня сделать это, просил остаться в замке, так же как молила меня об этом его супруга, молила быть при ней. Но римский сатана — страшный противник. Он очень глубоко засел в них, управлял их помраченным извращенным разумом и причинял страдания их отравленной плоти. Никто не мог им помочь. Они погибли, но делали все, чтобы содействовать власти и господству сатаны. Мне пришлось снова покинуть замок, иначе он бы погубил меня.
— Но библиотека? Ты была в библиотеке?
— Нет. Никто не имел права туда входить. Никто, кроме самого Альдорфа и Зеллинга.
— Зеллинга?
— Я видела, как Зеллинг входил туда.
Николай ничего не понимал. Этого просто не могло быть. Зеллинг держал его за дверями, так как якобы никто не имел права войти в библиотеку.
— А Циннлехнер? Он тоже имел доступ туда?
— Нет, но он изо всех сил пытался узнать, что там происходило. Альдорф непрерывно принимал гостей, с которыми запирался в библиотеке и о чем-то советовался. Никто не смел мешать графу в это время. Но я знаю, что даже в такие моменты Зеллинг входил в библиотеку и выходил из нее. Именно поэтому Циннлехнер сразу после смерти графа начал преследовать камергера и устроил ему засаду в лесу.
Николай насторожился. В таком поведении не было никакой логики.
— По-твоему выходит, что Зеллинг и Альдорф работали вместе. Но Зеллинг был убит в лесу Циннлехнером. И Циннлехнер был не один. У него были помощники, а именно те, кому платил Альдорф за то, что они поджигали почтовые кареты. Это не может быть правдой.
— Я не знаю, каким образом все это было взаимосвязано, — возразила она, — но я знаю, что Максимилиан и граф Альдорф следовали какому-то ужасному плану. Во имя только этой цели, и никакой иной, граф месяцами совещался в своей библиотеке с какими-то людьми. А теперь они рыщут вокруг и выполняют то, что задумал Альдорф. И я должна узнать, что именно он задумал.
Ее решимость была явственно написана на ее лице. Николай не знал, что ему следует сказать. Второй свет? Но то были лишь бредовые представления этой сумасшедшей пиетистки. Письмо ди Тасси представило ему в высшей степени подходящее объяснение всех этих странных событий. Политический заговор против прусского короля Фридриха, на который сквозь пальцы смотрели, а быть может, и поддерживали агенты императора, тот, сидя в Вене, направлял их действия во всей империи, стремясь поразить Берлин. Все дело надо рассматривать именно в таком ключе и пытаться разумно выстроить в логическую последовательность все оставшиеся события. Надо освободиться от этого несусветного бреда. Кто-то манипулирует всеми этими происшествиями, выставляя напоказ призраки и волшебство, чтобы набросить непроницаемую туманную завесу на этот совершено реальный, мощный политический заговор. Его рассудок не должен дать себя обмануть.
— Но как ты хочешь найти этих людей? — спросил он.
— Я найду их, — ответила она.
Он немного подумал. Потом сказал:
— Так, значит, никак нельзя узнать, что делал Максимилиан весь последний год своей жизни? Его путешествие, его болезнь. Где-то здесь находится ключ к разгадке.
Магдалена встала.
— В Лейпциге есть один человек, который знает все о Максимилиане и Филиппе. Но со мной он не говорит об этом.
— Кто это?
— Его зовут Фальк, — ответила она, скорчив при этом гримасу отвращения. — Светоносный.
— Кто этот Фальк?
— Друг моего брата. Я могу объяснить тебе, как его найти. Но я не ручаюсь, захочет ли он говорить с тобой. Может быть, только за деньги. Он продажен, как и все светоносные.
Николай изумленно посмотрел на нее.
— Фальк презирает меня, — продолжила девушка. — Он полагает, что с Филиппом только потому случилось это несчастье, что его разум помрачился от близости с общиной Евы.
В глазах ее появилось холодное выражение.
— Но он знает очень многое.
С этими словами она направилась к двери.
Николай откусил кусочек сала и принялся задумчиво жевать, растерянно наблюдая, как она идет по амбару. Шаги ее стали едва слышны. Потом она исчезла.
Значит, светоносный?
6
До Линденау они доехали вместе. Магдалена выбрала западную дорогу, пролегавшую через Кнаутхайн, Кнаутклеберг, Виндорф, Цшостер и Плагвитц. Николай думал, что в город надо въехать через Ранштадтские ворота, хотя Магдалена считала, что въезд будет совершенно безопасным любым путем. В связи с новогодней ярмаркой движение через ворота было таким интенсивным, что усиленного контроля бояться не приходилось. Николаю просто придется заплатить пошлину за въезд и представиться посетителем ярмарки.
Однако Николай нервничал. Ди Тасси обязательно должен был послать своих ищеек в Лейпциг. Увидев в Линденау первые экипажи купцов, он переменил план. Лошадь может его выдать. В город надо идти пешком. Магдалена отведет его лошадь в Рюкмарксдорф.
Она объяснила ему еще раз, как найти пресловутого Фалька, и дала карточку со странной надписью.

Он не поверил своим глазам.
— Но… это же не?..
Больше он не смог проронить ни слова.
— Это одна из их тайнописей, — сказала Магдалена. Николай продолжал озадаченно смотреть на надпись. Ведь он уже один раз видел ее на печатях перехваченных писем.
— Чьих тайнописей? — воскликнул он.
— Светоносных. Это Ноев код, — сказала она и быстро нарисовала несколько квадратов.

— Вот так это выглядит.
— Ага, — произнес Николай.
— Ты сможешь расшифровать эту надпись?
Он мгновение смотрел на надпись, потом понял логику шифра. Точки обозначали, к какой из трех групп относились знаки. Положение каждого знака определялось изображением одного из девяти квадратов.
— Amicus, — прочитал он после короткого поиска.
— Многие светоносные пользуются этим кодом. Фальк его поймет. Это тайна низшего уровня.
— Откуда ты его знаешь?
— Фалька?
— Нет, этот код.
— От моего брата.
— Он был иллюминат? Она покачала головой.
— Нет, Филипп был несущим свет.
— Разве это не одно и то же?
— И да, и нет. Они очень похожи, но это не одно и то же. Их объединяет то, что они не желают ничего знать о настоящих тайнах, и поэтому им приходится придумывать искусственные секреты. Фальк все об этом знает, спроси у него.
Николай спрятал карточку. Потом они молча принялись есть свой утренний суп. Николай внимательно приглядывался к купцам, которые рассаживались за соседние столы, громко переговариваясь между собой. Такого пестрого скопления людей ему давно не приходилось видеть. Он слышал самые различные диалекты. За соседним столом вообще говорили по-английски. В воздухе отчетливо чувствовалось общее возбуждение. Что же творится в самом городе, если ярмарка вызывает такое волнение даже в предместье?
Однако когда он наконец остался один и пешком отправился к городским воротам Лейпцига, то мысли его были обращены отнюдь не к встрече, которая его ожидала, напротив, ум его постоянно обращался к последним мгновениям их расставания с Магдаленой. Она должна будет ждать его в Рюкмарксдорфе. Не намечается ли и там сходка этих пиетистов, где она найдет очередное убежище? Он был просто не в состоянии не думать о ней. И чем ближе подходил он к городу, тем разительнее ощущал он контраст между наивной естественностью Магдалены и чванливым поведением здешних людей.
Когда он без всяких происшествий миновал городские ворота Лейпцига, его в первую очередь удивил бледный, даже желтоватый цвет кожи местных жителей, особенно женщин. Даже молоденькие девочки носили здесь шнурованные корсажи. Взрослые женщины были затянуты в свои корсеты также туго, как обвязанные веревками тюки с товарами, ожидавшие в телегах разгрузки перед подвалами торговых складов. Полная женская грудь была здесь большой редкостью, кормилиц же на улицах, напротив, было не сосчитать. Спертый воздух узких улиц отнюдь не способствовал хорошему цвету лиц.
Для жителей была характерна жалобная, покорная манера общения. В коротких обрывках разговоров, невольным слушателем которых стал Николай, он часто слышал такие выражения, как «мое сердечко», «мой добрый сударик» и тому подобные. Выглядели они так же фальшиво, как улыбки при выдаче расписки в получении денег.
Трехэтажные дома были выкрашены в зеленый и красный цвета и крыты шифером. Первые этажи почти без исключения были заняты хранилищами и купеческими складами, в которых громоздились груды товаров. Вид снующих там и туг помощников торговцев, а также покупателей и продавцов, между тем мало занимал Николая. Вскоре ноги его начали гореть от усталости. Острые камни, которыми были вымощены улицы, превращали ходьбу в пытку. Кроме того, камни сидели так непрочно, что скопившаяся под ними дождевая вода при каждом шаге брызгала на чулки, оставляя на них грязные бурые пятна. Хлынувший ливень сделал дальнейшее продвижение еще более затруднительным, и Николай поспешил укрыться в одной из многочисленных кофеен.
Сначала он изучил таблицу денежных курсов, которая очень практично была вывешена у самого входа и извещала о курсе саксонской монеты. Луидор стоил здесь пять талеров, серебряная монета в шесть ливров соответствовала одному талеру тринадцати грошам, три ливра — восемнадцати грошам шести пфеннигам. Вот они, преимущества ярмарочного города, подумалось Николаю. Здесь каждый ребенок знал бесчисленные монеты разных земель и их курсы, будь то марки, шиллинги, разменная мелочь, добрые гроши, штюберы, рейхсталеры, местные денежки, епископские штерты, петерменхены и шварены.
Кофе оказался превосходным, совсем не похожим на то пойло, которое подавали в кофейнях Нюрнберга. То ли таможня в Саксонии была снисходительнее, то ли контрабандисты более организованными. Но, вероятнее всего, это было следствие небывалого потока товаров и торговцев, который случался здесь во время трех ежегодных ярмарок.
Подкрепившись бодрящим напитком, он предпринял новую попытку разыскать дом, где он надеялся найти Фалька. Он пересек рынок и вступил в университетский квартал. Вид студентов, которые то и дело попадались на глаза, навеял легкую грусть. Не прошло ведь еще и трех лет с тех времен, когда и он сам вот так же дерзко и бесшабашно шатался по улицам, полный надежд и великих грез. Он присмотрелся к надписям на дверях: «Здесь сдаются комнаты для студентов». Вероятно, это были такие же убогие халупы, которые сдавали студентам и в Вюрцбурге, особенно тем, у кого было мало денег: продуваемые всеми ветрами, не отапливаемые каморки, выходящие окнами на дворы или расположенные в нижних этажах, где был спертый, застоявшийся воздух. К этому, разумеется, стоило добавить то, что к ярмарке все эти комнаты освобождались, чтобы сдать их за много большую цену посетителям ярмарки. Утешало то, что не придется долго искать жилье.
Разыскав, однако, описанный Магдаленой дом, Николай не нашел там никакого Фалька. Дом этот стоял в квартале паулинцев, бедном придатке роскошного квартала паулинских дворов, задворки которых выходили на нездоровые, жалкие проулки Паулинума. Привратница сказала ему, что милостивый господин по случаю ярмарки временно переехал отсюда и в настоящее время проживает в переулке Золотого Петуха. Она описала дорогу, не забывая при этом постоянно называть Николая сердечком и пригоженьким.
Казалось, в этом городе просто не существовало дверных звонков. Очевидно, люди здесь кричали, свистели или еще каким-либо образом подавали знаки жильцам. Николай решил постучать. На стук открыл мужчина. Да, во дворе живет какой-то переселившийся сюда студент. Николай пересек сени дома и вышел на тесный двор. Земля раскисла от сырости, через двор была перекинута доска, служившая мостиком к стоящим на заднем дворе постройкам. Николай остановился перед дверью, указанной открывшим ему человеком, и постучал. Сначала он ничего не услышал. Но потом до его слуха донеслись шаркающие шаги, и через мгновение дверь отворилась.
Молодой человек, стоявший перед ним, по-видимому, не отличался крепким здоровьем. На нем была типично студенческая одежда — тесно облегающие черные штаны, такой же тесный черный сюртук и поношенный плащ, наброшенный на плечи. Выглядел молодой человек весьма потрепанным. Светлые волосы, не прикрытые париком, свисали на лицо и плечи жидкими прядями. Кожа носила желтоватый оттенок, губы посинели от холода. Высокий лоб и острый подбородок придавали ему сходство с педантичным школьным учителем. Но самым замечательным в его лице были глаза, в которых, несмотря на видимую бедность, сверкал огонь, о котором нельзя было с уверенностью сказать, есть ли это проявление острого ума, подавленной страстности или просто нездоровой лихорадки. Молодой человек окинул пришельца взглядом, пронзительность которого Николай отнес на счет лихорадки. Врач решил говорить с Фальком просто и без обиняков.
— Добрый день. Мое имя — Николай Рёшлауб. Я врач.
— Кто просил вас оказать мне такую честь? — Вопрос прозвучал резко, как пистолетный выстрел.
— Один наш общий друг. Филипп Ланер.
Николай сунул руку в карман и извлек оттуда маленькую картонную карточку с иероглифическими письменами, которую и протянул молодому человеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43