А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— От себя же добавлю довод художественного порядка. Несколько лет назад Тициан глубоко изменил технику живописи. Он стал придавать изображаемому вид чего-то дикого, необузданного, писал пальцами, густо клал краски, словом, устраивал из полотна поле битвы. Использовал он только три цвета: белый, красный и черный. Его полотна делались все более темными, сумрачными, начинали светиться каким-то замогильным светом. Я даже думаю, а не убийство ли, которому он был свидетелем, спровоцировало такую метаморфозу живописной манеры? — Пьер с Виргилием слушали как завороженные: знания и ум молодого человека были поразительны. — Вот почему я убрал бы и Полидора, обезглавленного в лесу, и женщину, заколотую ревнивым мужем, и первый вариант Лукреции, силой взятой Тарквинием.
Следуя указаниям Мариетто, Виргилий отложил еще три работы. Напряженно всмотревшись в три оставшиеся перед ним рисунка, он вдруг поднял голову и проговорил со странной улыбкой:
— Я знаю, о каком полотне говорил, умирая, Тициан.
Глава 4
Трое молодых людей покинули тенистый парк дворца Контарини далло Заффо и вновь окунулись в августовскую духоту набережной вдоль канала Богородицы в Садах. Позади осталась бухта Милосердия.
На полдороге юный художник остановился и без слов указал на барельеф одного из дворцов.
— Дромадер! — в один голос воскликнули друзья.
— Я обещал показать вам некоторые изюминки этой части города, представляю вам дромадера Каннареджо.
— Что он здесь делает с такой поклажей на горбу?
— Что у него в тюках?
— И куда погоняет его человек в тюрбане?
Дождь вопросов так позабавил юного гида, что он звонко и заливисто рассмеялся. Предома словно окатило холодной водой, настолько смех этот напоминал девичий. Он обернулся. Да нет, перед ним по-прежнему был Мариетто — в камзоле и берете.
— Тюки эти набиты весьма драгоценным грузом: пряностями. Перец, корица, шафран, имбирь, мускатный орех, гвоздика… Благодаря торговле пряностями семейство торговцев, которое здесь обосновалось, сколотило колоссальное состояние. Это мавры, чьи статуи вы видели на площади:
Афани, Риоба и Санди. Во время войны они бежали из Морей. Морея, Мавры… как бы там ни было, их нарекли Мастрелли по той причине, что они владели миллионами mastrelle, то есть лоханями гребли золотые цехины.
Так болтая о всякой всячине, они дошли до дома Тинторетто, где Мариетто предложил им разделить с ним трапезу. Колокола на церкви Богородицы в Садах пробили полдень. Их мучила жажда.
— Ничего особенно я вам не обещаю. Мама с сестрами гостит у деда Вескови, а без нее — какая там стряпня.
При упоминании о сестрах сердце Виргилия совершило головокружительный кульбит.
«Ну конечно же, вчера я видел одну из его сестер», — мелькнуло у него.
— А сколько лет твоим сестрам?
— О, они гораздо моложе меня. Перине тринадцать лет, а малышке Оттавии — шесть.
Тринадцать. Виргилий был совершенно сбит с толку. Неужели той девушке было тринадцать? Но в ее чертах уже проглядывала определенность, которой не бывает в нежном возрасте. И держалась она мягко, но с достоинством, как приличествует взрослой девушке. Тайна за семью печатями, да и только.
— А нет ли у тебя сестры постарше?
Явно заинтригованный Мариетто бросил на Виргилия проницательный взгляд и, немного помолчав, ответил:
— В семье Робусти старшие дети — сплошь сыновья. Я второй по году рождения. Старше меня Джованни-Баттиста. За мной идут Доминико — шестнадцать лет — и Марко — пятнадцать. Вы их видели в мастерской. Как и я, они работают под началом отца.
Изумление Виргилия было безгранично. Если Доминико младше Мариетто и ему уже шестнадцать, значит, самому Мариетто никак не меньше семнадцати. Светлая, почти прозрачная кожа, никакой растительности на лице, тонкие черты, звонкий голосок — да нет, этого не может быть. Виргилий не осмелился задавать другие вопросы из страха показаться навязчивым. Впрочем, Мариетто уже щебетал совсем о другом.
— Доминико наверняка приготовил что-нибудь для себя, Марио и остальных учеников. Надеюсь, они не полностью опустошили домашние запасы…
Вскоре все они вместе сидели за столом и по-братски, на всех, делили омлет, сыр из Пьяченцы, цикорный салат с лимоном, хрустящий хлеб и легкое вино. Не чинясь, с молодецким аппетитом закусывали и обсуждали то, что окрестили загадкой Тициана.
— Я непременно должен побывать на Бири-Гранде и увидеть «Истязание Марсия», — говорил Мариетто. — Ты меня полностью убедил, Виргилий. Если одно из полотен является обличением преступления, не было никаких причин дважды изображать то же самое с интервалом в несколько лет, поэтому «Тарквиний и Лукреция» исключаются. Остается лишь «Марсий».
— Неплохо для начала, — согласился Виргилий, — но тайна остается тайной. Кто скрывается за фигурой Марсия?
— Признаться, я не помню, кто это, — задумчиво произнес Пьер, более поднаторевший в науке, чем в мифологии.
— Марсий… Марсий… — раздумчиво произнес Мариетто, чтобы освежить в памяти связанный с ним миф. — Марсий был силеном и музыкантом. Насколько я помню, у Овидия есть такая история: Афина, мастерица на все руки, изготовила из костей оленя флейту с двумя трубками, на которой собралась играть другим богам во время пира. Едва она дунула в свой инструмент, как Гера и Афродита прыснули со смеху и, закрывшись руками, стали потешаться над ней. И хотя другие боги восторгались ее игрой, Афина прекратила свое выступление. — Тут Мариетто прервался, чтобы проглотить кусочек лимона. — Позднее дочь Зевса уединилась в лесу, присела на берегу реки, взяла в руки флейту и дунула в нее. Когда же она увидела в воде свое отражение — искаженное словно в гримасе лицо, комично раздувшиеся щеки, — словом, когда она узрела, до чего смешна, она с гневом выбросила инструмент и прокляла того, кто его подберет.
Мариетто остановился, чтобы перевести дух и попросить передать ему сыр. Виргилий поспешил выполнить его просьбу, и пока Мариетто был занят, подхватил его рассказ:
— Флейту подобрал сатир Марсий из свиты богини Кибелы. Едва он поднес инструмент к губам, как тот зазвучал сам по себе. Мелодии Афины жили в нем. Силен принялся обегать города и веси и очаровывать своей игрой их жителей, единодушно заявивших, что сам Аполлон не способен столь искусно играть на своей лире. Слыша такие похвалы, Марсий не пытался никого разубеждать. Его непомерное самодовольство раздражило Аполлона. Покровитель искусств и всего прекрасного бросил силену вызов, предложив состязание со следующим исходом: тот, кто выйдет победителем, подвергнет проигравшего мучениям по своему выбору. Ослепленный гордыней Марсий неосмотрительно согласился. В качестве судей на состязание пригласили муз и царя Мидаса. Сперва победу не присуждали никому, музы восхищались как игрой на флейте, так и игрой на лире. — Виргилий налил себе вина и залпом выпил его. — Придя в ярость от того, что не может одержать победу, Аполлон усложнил условие состязания. Он предложил силену играть на инструменте, дуя в него с обратной стороны, и одновременно петь. Для флейтиста это была заведомо непосильная задача. Марсий и не справился с ней, тогда как Аполлон перевернул лиру, ударил по ее струнам и запел такие замечательные гимны в честь жителей Олимпа, что музы единогласно отдали пальму первенства ему. И только царь Мидас по-прежнему стоял за Марсия. А бог-победитель уже смаковал месть. Чтобы заставить Мидаса пожалеть о своем упрямстве, он наградил его ослиными ушами. А чтоб наказать Марсия, придумал изощренную пытку: заживо содрал с него кожу и прибил ее к сосне.
Пьер вздрогнул и отставил чарку. Виргилий и Мариетто перестали есть. Закончил рассказ Мариетто:
— Позднее Аполлон пожалел о своей жестокости. Испытывая угрызения совести, он подвесил кожу бедной жертвы в гроте и назвал Марсием источник.
Конец силена заставил всех троих призадуматься. Пьер попытался применить миф к тому, что их интересовало.
— Следовательно, предстоит отыскать следы преступления, совершенного, скажем, менее десяти лет назад, жертвой которого стал музыкант. Только этого нам не хватало: теперь еще и музыка! Еще один вид искусства, в котором мы с Виргилием соревнуемся в невежестве.
Мариетто залился смехом.
— Не скрою, я люблю музыку. Отец настоял на том, чтобы у меня было разнообразное воспитание, и я обучался нотам и пению. В общем, я играю на клавесине и лютне, но так, самую малость, ничего особенного!
Пьер тут же принялся уговаривать Мариетто сыграть им что-нибудь. Виргилия от этого слегка покоробило. Вняв увещаниям Пьера, Мариетто сходил за лютней. Устроившись поудобней на стуле, он взял первый аккорд. Зазвучали популярные мелодии венетов, томные и наивные. Чтобы полнее насладиться мелодией, Виргилий прикрыл веки. Когда же вновь открыл их, взгляд его немедленно устремился на Мариетто.
Тот грациозно держал лютню, слегка наклонившись вперед. Его пальцы легко перебирали струны.
Казалось, он гладит свой инструмент. То ли от скромности, то ли от волнения щеки его порозовели. Виргилий испытывал нечто не поддающееся объяснению и готов был то ли зарыдать, то ли задрожать с головы до пят, но как раз в этот момент за его спиной открылась дверь, и лютня смолкла.
— Батюшка, — обрадованно проговорил Мариетто, вскочив со стула, и бросился к двери.
Тинторетто на вид было лет шестьдесят. Это был человек невысокого роста, приятной наружности: кустистые брови, впалые круги под глазами, небольшой нос, прикрытый волосами лоб и бородка. Но главным на этом лице были глаза — большие, слегка навыкате, с темной радужной оболочкой, они горели и манили, как магнит. Он коснулся плеча своего сына и с гордостью проговорил:
— Я зову его своим маленьким Джорджоне, поскольку тот тоже владел и лютней, и кистью.
— Отец, позволь представить тебе…
— Виргилий Предом и его друг из Парижа! Уже знаю. Только что на площади Святого Марка столкнулся с Чезароне. Улочки Венеции настолько узки, что разойтись с вашим дядей порой бывает труднехонько. Вообразите, мессир Виргилий, я знавал вашу матушку. Она была подругой по играм моей жены, когда та была еще Фаустиной де Вескови. Кажется, она даже была среди приглашенных на нашей свадьбе в 1550 году. Не раз просил я ее позировать мне. Это была бы сказочная модель: золотые косы, лазурный взгляд, прозрачная кожа. С ее неизменно серьезным видом она представлялась мне богиней Афиной. Но она так и не согласилась подарить мне свой образ. Из целомудрия. Как бы там ни было, в квартале Святого Канциана каждый мечтал добиться ее благосклонности. Видел я и вашего отца, когда он приехал в Венецию и похитил у нас прекрасную Аврору.
Эти открытия потрясли Виргилия. Редки были те, кто вспоминал о его матери, помимо кормилицы Флорины. Ведь до того, как она вышла замуж за Гаспара Предома и приехала во Францию, кому была известна Аврора Нотте-Мануций? Самому Виргилию не довелось ее видеть, так как она скончалась, дав ему жизнь, 24 августа 1555 года. Никто так и не мог заполнить оставленную ею после себя пустоту. Не менее был он поражен и упоминанием об отце, скончавшемся от тяжелой раны, нанесенной убийцей. Связанная с этим боль никогда не покидала Виргилия.
Не догадываясь, что творится в его душе, Тинторетто продолжал говорить. Когда Виргилий понял, что потерял нить беседы, его собеседник уже говорил о Тициане:
— …если Горацио скончается в Старом лазарете. В этом случае Помпонио и его двоюродный брат Корнелио Сарчинелли, муж Лавинии, покойной дочери Тициана, поделят между собой имущество маэстро, если сумеют договориться. Не ясно, что станется с творческим наследием художника: найдется ли в семье Вечеллио кто-то, кто поселится на Бири-Гранде и продолжит дело Тициана. Если после этой гнусной чумы никто не вернется из Доломитов, Франческо Бассано уже записался в ряды тех, кто претендует на его мастерскую. Нет слов, лучшей мастерской для художника не сыщешь. А пока я переговорил с Якопо Негретти — Пальма-младшим, — пояснил он для двух французов, не посвященных в мир венецианского искусства. — Он тесно сотрудничал с маэстро и был одним из немногих, кто смог долго удержаться подле него. Пальма предлагает, чтобы полотно, на котором представлен дож Гримани перед Верой, закончил Чезаре Вечеллио. Вот уже лет двадцать, как оно остается незавершенным. Сам же он желает закончить последнее полотно Тициана — «Пьету», которую художник готовил для часовни над своей могилой.
— Виргилий и Пьер видели это полотно. Они побывали в мастерской, — вставил Мариетто.
Тинторетто кивнул, теребя бородку.
— Боюсь, однако, что не они одни! Вся Венеция полна гулом о кончине Тициана. Я посоветовал Пальма-младшему закрыть дом. Если он найдет ключ, то сделает это сегодня. Нужно избежать хотя бы того, чтобы похитили находящиеся там полотна… Заметьте, я не бескорыстен, и мысль приобрести одно из последних творений кадорца мне вовсе не чужда. Я восхищался его поздней манерой письма, пусть даже сам пишу иначе.
На этом Тинторетто откланялся и исчез в направлении своей мастерской.
Настал час решать, что предпринять дальше. Мариетто изложил свой план:
— Мне кажется, сейчас важнее всего вести поиск в трех направлениях: в мастерской маэстро — теперь, когда мы определились с полотном, неплохо было бы посмотреть его; расспрашивая Пальма-младшего, который может вспомнить что-либо важное, и в архиве Авогадории, где неплохо было бы покопаться в делах об убийствах.
После подробного изложения плана Пьеру и Виргилию не оставалось ничего иного, как кивнуть и приступить к выполнению первого пункта программы.
Солнце стояло в зените, жара не спадала. В третий раз за три дня парижане направлялись на Бири-Гранде, на сей раз во главе с Мариетто, который вел их самыми потаенными улочками. Когда они ступили на мост, соединяющий набережную Милосердия с набережной Доброй Удачи, крик потряс густой от духоты воздух. Ужас остановил их. Крик, полный боли и отчаяния, повторился. Мариетто определил, откуда он доносился, и кивком указал на одно из зданий на набережной. Дверь была нараспашку. Когда Виргилий переступил порог, тучная крыса бросилась ему под ноги. Издав пронзительный писк, гнусное животное побежало дальше. Виргилий проводил его взглядом и увидел, как оно забилось в щель меж двух камней, которыми вымощена набережная. Его передернуло. В доме на него дохнуло смрадом, напоминающим запах растения «свиной хлеб». Он понял, к чему готовиться. Пьер объяснил ему: подобный запах свидетельствует о трупе или нескольких трупах. Виргилий посторонился, пропуская друга вперед: кому, как не врачу, было по силам зрелище смерти.
Пьер прошел в комнату, откуда доносились душераздирающие вопли. Сперва он увидел со спины мужчину, стоящего на коленях перед чьим-то телом. Затем разглядел и тело, и хотя привык к виду смерти, тошнота подступила к горлу. Труп женщины лежал на полу, вероятно, уже с неделю, поскольку разложение шло полным ходом. Об этом свидетельствовали многие признаки, но самым страшным было лицо умершей, изъеденное страданием, болезнью, временем, тараканами и крысами. Почти ничего не осталось от щек. На месте глаз и носа зияли черные дыры. И перед этим смердящим трупом безутешно плакал мужчина.
В своих ладонях он сжимал то, что некогда было рукой подруги. Поделать, конечно, уже ничего было нельзя, и лучше всего было бы оставить его предаваться своему горю.
Однако Мариетто с большой осторожностью обнял его за плечи, помог подняться и проводил к выходу. Он попросил Пьера и Виргилия обождать, пока он отведет несчастного в церковь Святого Марциала, священник которой сможет его утешить.
Оставшись одни, друзья переглянулись, не в силах вымолвить ни слова. Их тошнило. Кто эта женщина? И этот мужчина? Муж? Отец? Сын? Жених, вернувшийся после расставания и обнаруживший любимую обезображенной, изъеденной крысами? Набережная, где они находились, носила название Доброй Удачи, словно в насмешку над тем ужасом, который тут свершился! Мариетто вернулся таким бледным, что казалось, его кожа стала прозрачной. На щеке его виднелся мокрый след от слез.
Они вновь направились в сторону Бири-Гранде. Как и предсказал Тинторетто, дом художника был разграблен. Собрание костюмов и нарядов исчезло без следа. Все ценные вещи, в том числе коллекция часов, были похищены. Не хватало даже некоторых предметов обстановки. На полу спальни между деревянным сундуком и кроватью под балдахином Виргилий подобрал дукат — доказательство того, что и деньги осели в карманах непрошеных посетителей.
— Полотна на своих местах, — пытался успокоить себя и других бледный и дрожащий Мариетто. — «Пьета» и «Коронование терновым венцом», «Марсий» и «Святой Себастьян», «Вера» — все тут. Вы первыми побывали здесь и, слава богу, унесли рисунки маэстро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32