А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Слушай, у Норы сколько собак?
— Две таксы. Такие хорошенькие.
— А гавкают, как двадцать две.
— Виктор Николаевич, вы идеальный сосед, всегда на работе. Но горластость этих собачек — преувеличение Анны Ивановны. Они лают, только когда в дверь стучат.
— Полина, они лают постоянно.
— Может, потому, что к вам все время кто-нибудь ломится? Квартиры впритык, они слышат чужих и возбуждаются.
Он не ответил. Сосредоточенно смотрел мимо меня.
— Отдыхайте. До свидания, — поднялась я.
— Пока.
Я уже выходила из спальни, когда он глухо окликнул:
— Полина!
— Что, Виктор Николаевич? Мясо пусть до завтра в маринаде купается, вкуснее будет.
— Пусть хоть год. Этот Виктор заигрывал не слишком или ты скрытничаешь?
Я готова была броситься ему на шею. Планеты моей судьбы плавно кружили в не такой уж дрянной Вселенной. Но, Измайлов, милый, ты же сам ловишь кайф от труднодоступного, это я усвоила.
— Если правда в интересах следствия, — потупилась я. — Пришлось соврать от неловкости. Не заигрывал он со мной.
— Совсем? — его голос обрел звучность.
— Совсем. Он приставал, лез, домогался. Извините.
Почти мой полковник побледнел. Я поспешила выскочить из его дома. Мы с Измайловым были дебилами. Позволь он себе ревновать и беситься, и признайся я сразу, что Виктор вот уже три месяца регулярно зовет меня замуж… Тогда вечером я бы, возможно, посоветовалась с полковником, как отвадить страстного коммерсанта. И вдруг да его совет изменил бы обстоятельства следующего утра.
Глава 7
Вечер понедельника выдался еще отвратительнее, чем день. Потому что нашествию Виктора я предпочла бы присутствие слесаря. Виктор перехитрил меня, как невесту без места. В дверь позвонили, я увидела в глазок Нору, зазывно помахивающую бутылкой шампанского, и доверчиво открыла. Ввалились трое: Нора, Верка и Виктор.
— Тебя еще мент не ухайдакал? — Проявила заботу Верка.
— Виктору Николаевичу Измайлову я по-соседски помогаю адаптироваться к костылям, — твердила я, отступая под их напором. — Так получилось, что я назвалась груздем.
— Добрая? — прошипел Виктор. — Жалеешь не всех подряд, а кого жалко?
— Вить, по морде не желаешь? — осведомилась я.
— Я не хамлю. Мы о Славике пришли разговаривать.
— Поля, это тревожно, — предупредила Нора.
— Четверо нас осталось вместо пяти, — подныла Верка. — Десять негритят решили пообедать…
— А где маленький? Мы ему машинку притащили.
И Нора протянула большой пакет с пожарным автомобилем.
— Я на такую машинку три месяца зарабатываю, — отстранилась я.
— А мы скинулись, — утешила Верка. — Бери. В подъезде жить страшно. Пусть хоть дите, ангелочек, порадуется.
Я знаю: когда мужчина согласен делить славу щедрого дарителя с не имеющими отношения к подарку женщинами, у него серьезное замыкание и света в голове еще долго не будет. Но и сделать вид, будто потратиться на такую игрушку чужому ребенку — плевое дело, я тоже не могла. Поэтому я посмотрела на Виктора честно и благодарно. А он как-то посветлел лицом, в котором проявилось внеполовое томление. Вот этот взгляд и тревожит меня до сих пор, когда сынуля требует воды для заправки своего технического чуда.
Но каждый, проведший на этом свете пятнадцать первых, не худших своих лет, уже учен, что взгляд — это одно, руки — другое, а мозги задействуются только задним числом. Виктор сразу водрузил свои зажимистые клешни мне на плечи, и я разъярилась. Он не стал настаивать на объятиях. То ли пригрозил, то ли попросил шепотом:
— У нас довольно времени.
И принялся ухаживать за дамами. Вы наблюдали мужчину, полноценно ухаживающего за тремя дамами одновременно? Думаете, суетлив и порывист? Нет, размерен. Полагаете, говорлив, с подвижным взглядом? Отнюдь. Он сдержан и играет в гляделки до победного. Я старалась облегчить Виктору задачу и делать вид, что я не дама, а диванная подушка. Но он начинал изящно на меня облокачиваться. Тогда я притворилась королевой, и он принялся вести себя как король: супруге полупоклон, остальным шиш. Нора с Веркой возроптали, и я из женской солидарности перестала суетиться в воображаемых крайностях.
— Как поживает Славик? Почему не пришел? — спросила я.
— Ты чем с хромоногим ментом занимаешься? — ахнула Верка.
— Мы собрались это у тебя выяснить, — добавила Нора.
— Чем я с хромоногим ментом…
— Прости, где Славик, конечно, — поправилась Нора.
— Чем ни занимайся, а менты только спрашивают, — охладила я их следовательский пыл.
— И что спрашивают? — подал голос Виктор,
— Как гудели у тебя на дне рождения, — не стала лукавить я.
— И как же?
Напрасно я устроила выволочку Измайлову. Его обязанность — найти убийцу. И он собирал информацию. А эти господа занимались тем же, не имея на то прав. Измайлов обосновывал, почему я должна с ним говорить. Ребята не трудились, спрашивали наперебой. Ну и ну. Кроме того, подчеркивать чьи-то постоянные или временные физические недостатки дурно. «Хромоногий мент»…
— Так как же гудели? — приставал Виктор.
— Мы — люди случайно и едва знакомые. Доза у каждого своя. Работали по индивидуальным программам.
— Ты ему сообщила, что у нас с тобой программы совпали?
— Тебе померещилось, не выдавай желаемое за действительное.
— Значит, не сообщила.
— Ребята, где Славик? — отвернулась я от Виктора.
— Пропал Славик, — не выдержала простодушная Верка.
— Посадили?
— Поль, ты в своем уме? Если бы посадили, мы бы передачи собирали.
— А за что его сажать? — вдруг взбеленилась Нора.
— А почему он смылся? — отказалась миндальничать Верка.
— Я тебя в окно видела в час дня в субботу, — припечатала Нора Верку.
— Меня?
— Кончай юлить, — приказал Виктор. — Не запутывай коротких ниток. Не хватало, чтобы вы перегрызлись. Тебе будет больно, малышка, — обратился он ко мне.
— С какой стати?
— Я возвращалась совращать твоего Витю, — покаялась Верка.
— Дело житейское. А почему моего?
— А то чьего же? — выпятил хилую грудь Виктор.
— И как успехи, Верочка? — постаралась я выровнять тон.
— Ноль, — всхлипнула Верка.
— Не реви, какие твои годы, — насмешливо встряла Нора.
Не зря я трое суток «проваландалась», как любит говорить Верка, с милиционером. «Кто из вас всех врет?» — прикидывала я. И тут четко осознала, что прежде всего вру сама.
— Люди, хватит, — тихо призвала я.
— Да Поля своя баба, — поручилась Верка.
— Полина, Вера пришла развлечь меня, чем я очень тронут. В итоге мы постановили заменить секс вином. И она от меня совершила свое восхождение к трупу.
— От нее вином не пахло, — нерасчетливо брякнула я.
— Я признателен тебе за ревность. Но это все проделки «Дирола» с ксилитом и карбамидом.
— Ваши дела. Одно интересно: ты, Витя, мне доверяешься или полковнику Измайлову?
— Я пошла спать, — крикнула Нора. — У вас тут свои разборки.
— А я в уборную, — заглушила ее Верка.
Они обе упорхнули. И Верка не вернулась. Мы с Виктором сидели визави.
— Зачем тебе безногий мужик? — проникновенно полюбопытствовал Виктор.
— А зачем мне мужик с ногами? Чтобы бегал по Веркам и Норам?
— Полина, издавна мужчины предлагали руку и сердце. Я предлагаю тебе всего себя последний раз. Не говори сейчас пошлостей вроде, какой раз будет после последнего. И не признавайся мне в нелюбви. У меня есть бутылка настоящего французского коньяка. Если ты согласна, приходи в гости. Я не стану тебя спаивать и насиловать. Я просто буду знать, что пригубил коньяк с любимой женщиной.
В подобных случаях мужчин нельзя заводить оскорблениями. Можно лишь терпеливо и постепенно их выпроваживать.
— Витя…
— Я буду ждать.
— Витя, я не пойду к тебе ночью.
— Тогда завтра.
— Завтра в десять завалится слесарь. У меня авария.
— Если ты решишься, я пригоню сюда сотню высококвалифицированных слесарей.
— Витя…
— Оставь за мужчиной последнее слово. Тогда я, возможно, засну.
— …
— Вот за это я тебя люблю, Поля.
Я закрыла за ним дверь и сказала:
— Вот за это я тебя ненавижу.
Во вторник я проспала до половины десятого. Нужна мне реклама всяческой ерунды. Они, владельцы и заказчики, все умные. Пусть сами себе и пишут. А то как выгибаться, так горазды, а как слово в текст вставить, так пас. Вчерашний визит ребят мнился бредом. Машина, правда, краснела за нас на видном месте, но в доме было столько дареных игрушек. Я едва успела умыться и одеться, как забарабанили в дверь. Слесарь.
— А, граф Калиостро от водопровода. Дерзайте.
Была бы честь предложена. Он подступил к крану, как заказывали, дерзновенно. А я принялась шарить везде в поисках сигарет. Напрасно. И тогда я установила, что слесарь послан мне в качестве наказания за грехи. Вчера я не могла из-за него вовремя попасть к Измайлову. Сегодня — в табачный киоск. Черт бы его побрал. Поэтому, когда в половине одиннадцатого он сообщил, что не захватил нужных прокладок, я взорвалась:
— Опять? Вы намерены еще на сутки оставить меня без горячей воды?
— Ага, — испытал он жертву на прочность.
— Я пожалуюсь вашему начальству.
Сама знаю, каким пустым звоном звучат и для господ слесарей, и для их начальства наши жалобы, но удержаться от угроз не смогла, сотрясла воздух.
— Сейчас я сгоняю за прокладкой, ждите, — вдруг смилостивился слесарь.
Видимо, у него возникли какие-то реминесценции со вчерашней бутылкою.
— День, два, три ждать? — вцепилась я в него.
— Сказал, сегодня сделаю.
— Идет.
И он испарился. Я, конечно, курю. Но никогда ни у кого не прошу сигарету. Мне стыдно признаваться в том, что я не могу перетерпеть без табака любое время. Даже от этого зависеть мне неприятно. Поэтому я не воспользовалась отсутствием слесаря, чтобы сбегать, например, к Верке. Я воодушевила себя: «Работай, негр, работай, солнце еще высоко». И с отвращением тронула клавиши своего многострадального компьютера.
— Предприятие предлагает качественную сантехнику, трубы и запорную арматуру по самым низким в регионе ценам…
Все одно к одному. И зачем я окрысилась на менеджера этого самого предприятия, заявив, что рекламировать унитазы в стихах безвкусно? Святое для заложников слесарей дело делают люди. Сейчас я их воспою! Сейчас я им такую рекламку сооружу! Я не успела расстараться. Вернулся эксперт по сантехнике. Живьем. Он мне не только Измайлова кормить, не только курить, он еще и работать мне не дает. Сколько времени прошло? Минут десять, пятнадцать? А разило от него… Да не водярой. Он прошмыгнул к рабочему месту. Я осталась ждать. Прошло еще минут тридцать, которые без сигарет показались тридцатью часами. Забавно, но, когда у меня есть сигареты, я обхожусь без них подолгу. Слесарь возник на пороге ванной и изготовился к торжественному рапорту. Тогда-то и раздался жутчайший женский вопль. Я рванула к входной двери, слесарь за мной.
На лестничной площадке билась в конвульсиях Верка.
— Не могу больше, — выжала она. — Что они все, сговорились дохнуть?
Квартира Виктора была распахнута настежь. Со второго этажа весьма кстати неслись Бажов с Юрьевым. Помню, Сергей запихнул нас в мою прихожую и ворвался вслед за Борисом в квартиру Виктора. На сей раз Верке и рассказывать было нечего. Она спускалась по лестнице и соблазнилась заглянуть к Виктору. Дверь была прикрыта, но не заперта. Виктор валялся в густой луже крови вокруг головы. Ее затошнило, она выскочила и упала, схватившись за перила. Тут подоспела я.
Бедолага слесарь даже протрезвел. Он таращился на нас почти осмысленно и равномерно-безостановочно спрашивал:
— Чего у вас творится? Чего?
— Заткнись, — заорала Верка. — Христом Богом прошу, заткнись.
Глава 8
Опять повторялся субботний кошмар. Пока Сергей с Борисом, не дожидаясь подкрепления, занимались соседями и время от времени заглядывали к экспертам, обследующим труп и квартиру, я зарывалась в мягкую постель Измайлова. А он, присев на край кровати, упорствовал в попытках приподнять меня и напоить пустырником. Наконец полковник победил. Я не плакала, не разговаривала — не получалось. Я просто дробно стучала зубами, смутно понимая, насколько отталкивающе смотрюсь со стороны, но не могла угомонить взбесившуюся нижнюю челюсть. Страдалицу Верку пришлось отправить в клинику на «Скорой». Следующую «неотложку» через полчаса, когда я взглянула на Виктора, Балков вызвал мне. Мрак, стыд, позор, но до этого я ни одного покойника близко не видела. Так безоблачно складывалась моя судьба. А то, что человек может лежать в вульгарной, нелепой позе у всех на виду и не подняться через минуту, не хмыкнуть: «Пардон, пардон, шутка не удалась», — было для меня открытием. Измайлов об этом не догадывался, но медикам меня не отдал.
— Она сильная, здоровая девочка, справится.
— Вы берете на себя ответственность, размеров которой не представляете, — высокомерно сообщил ему молодой бородатый врач.
У него были масленые глаза и подлый прищур. Видом своим он беззастенчиво демонстрировал, что в чем-то нечистом подозревает и эту безумствующую женщину, и этого отрешенно-спокойного мужика в гипсе.
— Пошел вон, — велел Измайлов.
— Я позвоню в милицию, — предупредил доктор, краснея.
— Ты его вызвал, Балков, ты и убери, — приказал Измайлов.
— Слушаюсь, — машинально отреагировал Сергей.
Последователь Гиппократа ойкнул и ретировался, не заботясь о мужском и профессиональном достоинстве.
Ворвался Юрьев и кисло доложил, что две таксы радостно мечутся по подъезду. Работать невозможно: слегка одетая Нора их неустанно ловит, но она совершенно пьяна. Нора доходчиво объясняет всем подряд, что уже дала показания и теперь вольна «забыться и заснуть».
— Вообще-то она молодчина, — признал Борис и неодобрительно зыркнул на меня. — Сама себя отрелаксировала в кратчайший срок, и никакие нервные срывы ей не грозят.
— Борис, если ты не справишься с мадемуазелью и ее собачонками в течение пяти минут, можешь писать рапорт, — сказал Измайлов.
Минуты через три-четыре плененные таксы заливались в родных стенах, а Нора что-то стоящее вдоль этих стен методично роняла. Но вскоре в соседней квартире все стихло.
— Итак, чувствительных женщин нейтрализовали, — буркнул Измайлов.
Мои челюсти теперь намертво заклинило. Казалось, скулы не выдержат напряжения и разлетятся на куски. Измайлов погладил меня по волосам, укрыл одеялом, мне захотелось поступиться гордостью и попросить сигарету. Но не было суждено. Суждено не было… А что было? Что-то же было… Где было? Когда было? Нигде… Никогда… И я, пригревшись, уснула. Я не слышала, как Измайлов выходил и возвращался.
Очнулась я вечером. Опытный полковник оставил включенным ночник, так что я сразу сообразила, где нахожусь. Я умылась, причесалась, пригладила ладонями джемпер с брюками и отправилась на поиски людей, коих и обнаружила в количестве трех истощенных персон: Измайлов, Балков, Юрьев. Мое поведение они сочли заключительной стадией шока или началом психопатии. Я, как сомнамбула, приблизилась к низкому стеклянному столику, возле которого сгруппировались мужчины, трясущимися пальцами выхватила у Измайлова изо рта сигарету и жадно затянулась.
— Она жива, — констатировал Измайлов.
— И склонна к грабежу, — подхватил Борис.
Я показала ему кулак.
— А также к угрозам и насилию, — присовокупил Сергей.
Я затушила показавшийся невероятно горьким окурок и откашлялась:
— Как насчет жареного мяса?
Сергей жестом нетрезвого факира сдернул крахмальную салфетку с большого овального блюда.
— Извольте.
— Я тронута, — просипела я, отшатываясь.
— Мы за ним немножко не уследили, — самокритично выступил Борис.
— Потому что Боря выловил из маринада лук, бросил в сковородку и поставил на полный огонь, — наябедничал Сергей.
— Ужин через полчаса, — мысленно прикинув свои возможности, сказала я. — И не вздумайте перебивать аппетит.
— Не настолько мы свихнулись, пока ты отдыхала, — заверил Измайлов, торопливо возвращая салфетку на прежнее место.
Я оглядела их, как родных. Сморгнула выступившие слезы, потопталась немного и осчастливила:
— Я вас уважаю. Понимаете?
— Что она пила? — немедленно завелся Юрьев.
— Пустырник, — пресек его сомнения Измайлов.
— Я тоже такого хочу, Виктор Николаевич.
— Экономная штука, — мечтательно произнес Балков. — Десять капель плюс стакан воды, и сразу достигается стадия уважения.
— Рискуете вы своим ужином, юмористы.
И я отправилась к плите. Действительно, зачем говорить глупости? Надо накормить их до отвала без лишних слов. Без лишних эмоций. Без лишних воспоминаний.
Глава 9
— Я прошу, я очень прошу тебя подумать, — уговаривал меня Измайлов. — И рассказать все, как было.
Пробило четыре часа утра. Домой я вчера не пошла. Путано плела что-то про тонкие перегородки, за которыми невесомо движется сытая смерть. Проигнорировав сложную сочетаемость понятий невесомости и сытости, Измайлов проникся и оставил меня у себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13