Вполне естественно, что он стрижет с овец шерсть и время от времени забивает их на мясо.
— На твоем месте я бы не стал сравнивать людей с овцами, — покачал головой Бычков. — Человек в отличие от овцы — тварь хищная, подлая и агрессивная, уж в этом-то я на зоне убедился.
— Хорошо, что Максим Горький тебя не слышит, — усмехнулся Психоз. — Он был о человечестве лучшего мнения. Впрочем, ты прав. В каждом из нас есть что-то и от волка, и от овцы. Именно поэтому религия и полезна. Манипулируя кнутом и пряником, она породила этику и мораль, которые удерживают общество от окончательного оскотинивания и озверения. Если церковь при помощи сказок о райском блаженстве и адских муках заставит людей быть милосерднее и следовать десяти заповедям, это нужно только приветствовать.
— Странно слышать от тебя рассуждения о милосердии, — заметил Глеб.
— Почему странно? Я, как и ты — из породы пастухов. Чем более управляемо стадо, тем лучше для нас — ведь мы-то живем по другим законам.
— Может, ты и прав. Только страх перед адскими муками все равно не заставит людей стать праведниками.
— Эх, не просекаешь ты, в чем тут фишка, — укоризненно покачал головой Губанов. — Церкви не нужны праведники, ей требуются грешники, кающиеся в своих грехах. Именно с них, а не с праведников, церковь «стрижет руно». В том-то хитрость и состоит, что не грешить люди в принципе не могут, а вместе с представлением о «грехе» в их жизнь входит страх, на котором и держится религия. А в праведнике страха нет, поэтому и управлять им нельзя.
Как только набожный человек совершает «грех», он тут же бежит в храм, чтобы выпросить у бога прощение. Там он видит изображение адских мук и сходит с ума от ужаса. Он жертвует деньги на церковь и старается в меру своих сил творить «добро», но не удерживается и «грешит», потому что не согрешить невозможно. Сам подумай, у какого здорового мужчины не возникнут крамольные мысли при виде пары стройных девичьих ножек? А ведь это грех. Ты вот подставишь другую щеку, если какой-нибудь урод ни с того ни с сего съездит тебе по морде? Не подставишь — и это тоже грех.
— А вот тут ты не прав, — оживился Бычков.
— В чем, интересно, я не прав? — нахмурился синя-евский авторитет. Глеб усмехнулся.
— Насчет того, что нужно подставлять другую щёку. Был у нас на зоне один амбал, по кличке Овощебаза — ростом под два метра, весил сто двадцать килограммов, а удар был, что у парового молота. Так он нам однажды этуфеньку Иисусову насчет щеки растолковал.
— И как же? — заинтересовался Психоз.
— Да понимаешь, стал там один козел не по делу крылья растопыривать, ну, Овощебаза ему рога-то и пообломал. Нырнул мужик мордой в парашу да там и затих.
Плюнул на него Овощебаза, а потом обвел нас взглядом и спрашивает грозно так:
«Слышали, что Иисус Христос говорил: „Если тебя ударили по одной щеке, подставь другую“?»
Ну мы, в натуре, подтвердили, что слышали.
«Хорошо, что слышали. А просекаете, что он имел в виду?»
Мы, естественно, молчим, смотрим на него вопросительно, уж больно странно было видеть этого амбала в роли религиозного проповедника.
"Так вот, братаны, — торжественно провозгласил Овощебаза. — Христос имел в виду, что коли ты такой слабак и вафел , что позволил какому-то козлу врезать себе по щеке, то тебе и впрямь ничего другого не остается, как подставить другую щеку".
От хохота Психоза содрогнулись стены.
— Ой, не могу, — вытирая выступившие на глазах слезы, никак не мог успокоиться синяевский авторитет. — Если, говорит, ты такой слабак и вафел… Сегодня же расскажу об этом игумену Прокопию. Придется ему теперь вносить коррективы в свои проповеди. А о морали этот твой Овощебаза ничего не говорил?
— Нет, насчет этого базара вроде не было.
— Тогда я закончу свою мысль. Как уже было упомянуто, мораль общества основывается на страхе. У религиозных людей это страх перед богом, у неверующих — перед родителями, перед другими людьми, перед общественным осуждением или перед законом.
Тот, кто свободен от страха, свободен и от морали, поэтому чем больше в обществе морали, тем легче в нем существовать таким, как мы.
— Занятная идея, — свободен от страха?
— Полностью от него не свободен никто. Но я — в большей степени, чем другие.
— Выходит, если у тебя нет страха, то нет и морали?
— Я сам устанавливаю свою мораль, и это еще одно различие. Моя мораль приносит пользу мне, а мораль стада в основном выгодна тому, кто этим стадом управляет. Именно в этом и заключается отличие лидера от следующей за ним толпы. Знаешь, кто творил худшие грехи?
Бык вопросительно посмотрел на Губанова.
— Римские папы. Почитай когда-нибудь историю Ватикана, только реальную, а не ту рекламную туфту, которую подсовывает верующим католическая церковь. Там тебе и содомия, и убийства, и прелюбодеяние, и лжесвидетельство, и много чего еще. Нет заповеди, которую бы они не нарушали. И знаешь, почему? Потому что глупец не имел шанса взобраться на самый верх. Там оказывались лишь те, кто был лишен и страха, и морали. Как говорится, в честной борьбе всегда побеждает жулик.
— Вот с последним утверждением я целиком и полностью согласен, — кивнул Глеб. — Если мир желает быть обманутым, доставим ему это удовольствие. А челюсть действительно стоит отыскать, чтоб неповадно было всяким залетным козлам крысячить на нашей территории, тем более в церкви.
— Рад, что мы друг друга понимаем, — улыбнулся Психоз. — Разузнай по своим каналам все, что можешь, об ограблении перелыгинской церкви.
— Будет сделано, шеф, — шутливо отдал честь Бычков.
* * *
Накаленная атмосфера в доме Андрея Сикорского отнюдь не способствовала выяснению обстоятельств смерти бельгийского атташе, и Колюня Чупрун под аккомпанемент проклятий оскорбленного супруга повез Инну в управление.
Ерзая на неудобном деревянном стуле в кабинете опера, рыжекудрая мадам Сикорская надрывно рыдала и клялась, что к убийству отношения не имеет и вообще совершенно ничего не понимает.
Чупрун терпеливо ждал окончания истерики, справедливо полагая, что количество влаги в женском организме ограниченно, а значит, слезы рано или поздно должны будут иссякнуть.
Так оно и случилось. Зеленоглазая красотка выпила стакан воды, высморкалась в изящный батистовый платочек, достала косметичку, подправила ущерб, нанесенный макияжу, после чего поведала изумленному оперу весьма странную историю.
С Шарлем Аймом Инну познакомил муж, который вел с ним какие-то дела. Чем именно они занимались, Сикорская не имела представления.
Да, она действительно увлеклась Шарлем, но это в порядке вещей, — в конце концов на дворе двадцать первый век, а не дикое Средневековье. Сексуальная революция, эмансипация и все такое прочее. Вот Инна и решила — а почему бы нет? Любая женщина на ее месте не устояла бы перед таким мужчиной — воспитанным, обаятельным, богатым, элегантным, красивым, наконец.
Атташе, в свою очередь, тоже не остался равнодушным к чарам рыжеволосой прелестницы. Втайне от Андрея они стали встречаться. Инна не хотела сдаваться слишком быстро — очень уж ей нравились романтичные ухаживания Айма, хотя искушение пасть в его объятия было весьма велико.
Решающая встреча должна была состояться вечером того самого дня, когда Шарля убили. Утром Сикорский уехал в командировку, а около пяти часов вечера Инне позвонила секретарша мужа и сказала, что никак не может дозвониться Андрею Павловичу на мобильный, на работе его нет, а пришли какие-то факсы, требующие срочного ответа.
Сикорская удивилась, что секретарша не знает о командировке шефа, но та заверила Инну, что ни о какой командировке и речи быть не может, потому что Андрей Павлович ушел с работы только полчаса назад, а на десять утра следующего дня у него назначено важное совещание.
Тут-то Сикорская и заподозрила неладное. С одной стороны, у мужа могла появиться любовница, но с другой стороны, что, если он узнал о свидании с Шарлем и решил застукать их на месте преступления? Решив понапрасну не рисковать, Инна перенесла встречу с Аймом на следующую неделю, а заодно предупредила поклонника о том, что Андрей может что-то подозревать и следить за ними.
Как ее трусы оказались в кармане мертвого атташе, Сикорская не имела ни малейшего представления. Более того, она утверждала, что такое просто невозможно. Она ни разу не раздевалась в присутствии Шарля и уж никак не могла потерять столь пикантную деталь туалета. Украсть трусы Айм тоже не имел возможности, так как купила их Инна уже после того, как Шарль заходил к ним в последний раз.
— Объяснение может быть очень простым, — прокомментировал Колюня. — Ваш муж узнал о вашей связи и решил отомстить вам обоим. Он убил Шарля и сунул ему в карман ваши трусики, чтобы подозрение пало на вас.
— Андрей? — Инна изумленно посмотрела на опера. — Нет, только не он.
— Почему?
Сикорская нервно хохотнула.
— Потому что Андрей бизнесмен. Деньги у него всегда на первом месте. Он вел с Шарлем какие-то дела и не стал бы все портить из-за глупой ревности. Скандал он мог устроить, это да, мог даже отлупить меня под горячую руку, но убивать не стал бы, это точно.
— А может, Айм прокатил его ив делах? В этом случае Андрей Павлович мог бы решиться на убийство.
— Нет, — покачала головой Инна. — Это точно не он.
— Откуда такая уверенность?
— Дело в том… Эти трусики пропали у меня три дня назад. Полумесяц был вышит только на них, так что муж никак не мог подложить их в карман Шарля.
— Их вполне мог взять Андрей Павлович. Или вы исключаете такую возможность? Сикорская покраснела.
— Ага! — удовлетворенно констатировал Колюня. — Похоже, трусики пропали не дома.
— Я не уверена…
— В чем вы не уверены?
— Если я скажу, это останется между нами? Муж не должен об этом знать.
— Не беспокойтесь. Я сохраню вашу маленькую тайну, если, конечно, она не связана с преступлением.
Инна вздохнула.
— В тот вечер, три дня назад, мы с Андреем серьезно поссорились. Он устроил мне сцену ревности…
— К Шарлю?
— Нет, к другому нашему знакомому, причем без всяких на то оснований. Заявил, что я сумасшедшая нимфоманка и не пропускаю ни одной ширинки. Я, естественно, рассвирепела и ушла из дома. Если бы не Андрей, ничего бы не произошло, но я была страшно зла, вот и познакомилась в ресторане с одним типом. Вообще-то он был вполне ничего, крепкий такой, спортивный, деньгами швырялся, как фантиками от конфет. Ну, я и не устояла. Решила отомстить мужу за его идиотскую ревность.
Мы поехали в какую-то гостиницу, Фил снял там номер…
— Его звали Фил? — уточнил опер. — Что, тоже иностранец?
— Да нет, какой там иностранец! Судя по акценту, откуда-то из провинции. Он так представился, а мне без разницы было. Я же не милиция, чтобы фамилию спрашивать! Сняли мы, значит, номер в гостинице, и все произошло как-то слишком быстро и скучно. Фил не проявил ни малейшей изобретательности — ну чистый мужлан. Продолжать знакомство у меня не было ни малейшего желания, так что я попрощалась и ушла. Я почти уверена, что это он стянул у меня трусики.
— Почти? — удивился Колюня. — Как это — почти?
— Ну, понимаете, в ресторане я немного выпила, в номере мы добавили, и, если честно, я так и не смогла вспомнить, было у меня что-нибудь надето под юбкой или нет. Я ношу нижнее белье далеко не всегда, а из-за ссоры с Андреем вообще ничего толком не соображала. Знаю только, что из гостиницы я точно уехала без трусиков. Дома я на всякий случай их поискала — все-таки дорогие, итальянские, — но так и не нашла. Скорее всего их стащил Фил — больше деться им было некуда. Кстати, это хобби многих мужчин — коллекционировать белье любовниц.
— Значит, фил… — задумчиво произнес Колюня. — Вы помните гостиницу и номер, в котором останавливались?
— Разумеется, — кивнула головой Сикорская. — Не настолько же я была пьяна!
— Вот и отлично, — сказал Чупрун.
* * *
Нанести визит в бельгийское посольство полковник Обрыдлов решил лично. По ряду обстоятельств Иван Евсеевич так и не смог побывать за границей, а если учесть энтузиазм, с которым жена и дочь просаживали заработанные полковником деньги, эта перспектива ему не светила ни в ближайшем, ни в отдаленном будущем.
Возможность ступить на территорию иностранного государства представилась Обрыдлову впервые, и полковник, давно мечтающий посмотреть, как живут и загнивают проклятые буржуи, решил не упускать этот шанс.
Буржуи жили очень даже неплохо, а кабинет посла, в который пригласили Ивана Евсеевича, отличался от его собственной служебной вотчины столь разительно, что в душе полковника шевельнулась черная зависть.
При виде фотографии мертвого атташе выражение лица посла почти не изменилось, лишь глаза отразили соответствующую моменту аристократическую скорбь.
«Дипломат хренов, забодай тебя козел», — почему-то рассердился из-за этого Обрыдлов.
— Чашечку кофе? — предложил ему посол. ный, капуччино, с молоком?
— Черный, — сделал выбор Иван Евсеевич.
— Как это случилось?
Тихо злорадствуя в душе, полковник сообщил ему, в каком именно виде сотрудники ГИБДД обнаружили Шарля Айма.
У посла нервно дернулась щека.
«Не такой уж ты и невозмутимый», — подумал удовлетворенный Обрыдлов.
— Как продвигается расследование?
— Все под контролем, — многозначительно произнес Иван Евсеевич фразу из какого-то фильма и, как козырь из рукава, выложил на стол фотографию двойника Шарля.
— А этот человек был вчера выброшен из окна квартиры господина Айма, — сообщил он. — Как видите, сходство поразительное.
Обрыдлов втайне надеялся, что тут-то дипломат дрогнет, но, к его удивлению, никакой реакции не последовало. Видимо, бельгиец успел взять себя в руки.
— Вы точно установили, который из них Шарль Айм?
Вопрос посла застал полковника врасплох. Как же ему самому не пришло это в голову! Оба покойника были без документов. Шарль был опознан по фотографии Алисой Гусевой. Но ведь она не видела второго мужчину! А если был второй, так, может, существует и третий? Может, атташе все еще жив? Нет, это совершенно невероятно.
Элегантным жестом закинув ногу на ногу, бельгиец удовлетворенно наблюдал за отразившейся на лице русского полицейского растерянностью.
— Так, все-таки, кто из них Шарль? — повторил свой вопрос посол.
* * *
Закончив допрос Инны Сикорской и выпроводив ее из кабинета, Колюня Чупрун в изнеможении откинулся на спинку стула и с хрустом потянулся.
Дело и так выходило на редкость запутанным, а тут еще, как нарочно, появился двойник атташе. В квартире Шарля явно что-то искали. Значит ли это, что мотивом убийства была не ревность? Такой вариант тоже не исключен. Теоретически, муж Инны мог иметь оба мотива. Жаль, что из-за скандала, разгоревшегося в доме Сикорских, Колюня так и не выяснил, есть ли у Андрея алиби.
У Инны алиби не было, вернее, было, но довольно хлипкое. Вообразив, что муж будет за ней следить, Си-корская из предосторожности осталась дома. Отчасти ее алиби могут подтвердить две подружки — одна звонила ей около восьми, а другая — примерно в полдесятого вечера. Сама Инна тоже кому-то звонила, но точного времени не помнит. Впрочем, это можно уточнить на телефонной станции.
Что, интересно, искал убийца в квартире Айма? Зачем туда явился двойник Шарля? Кем он был?
Чупрун надеялся, что полковник Обрыдлов, поговорив с бельгийским послом, получит ответы хотя бы на часть вопросов.
Пока же следовало выяснить у Сикорского, какие дела он вел с бельгийским атташе, а также установить, существовал ли в природе некий Фил, якобы похитивший у Инны ее трусики.
Размышления опера прервал телефонный звонок.
— Как продвигается расследование? Колюня усмехнулся, узнав голос Дениса. Отличный парень. Молодой задор из него так и прет.
— Надо было тебе в сыщики идти, а не в журналисты, — заявил он, рассказав Денису про трусики Сикорской.
— Я уже и сам об этом подумываю, — признался Зыков. — У меня для тебя есть еще кое-какие новости.
— Насчет убийства?
— Естественно. Меня тут снова охватил следственный зуд, и я пообщался с соседями Лигановой. Вчера мне показалось, что девица темнит, утверждая, что не видела Шарля в ночь убийства. Адрес Натальи я запомнил, когда она тебе его диктовала.
В итоге я очаровал одну роскошную бабуську, из тех, всевидящих, всеслышащих и всезнающих, что сутками торчат на скамейке у подъезда или у окна. Так вот, Вера Матвеевна утверждает, что видела, как Шарль (я показал его фотографию) заходил в их подъезд. Это было около одиннадцати вечера, поскольку по телевизору только закончился сериал «Охота на Золушку».
— Постой-ка! — удивился опер. — Ты хочешь сказать, что твоя всевидящая бабулька ухитряется следить за двором и одновременно смотреть телевизор?
— Она смотрит только на двор, — пояснил Денис. — Дело в том, что телевизор у нее уже два года как сломан:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— На твоем месте я бы не стал сравнивать людей с овцами, — покачал головой Бычков. — Человек в отличие от овцы — тварь хищная, подлая и агрессивная, уж в этом-то я на зоне убедился.
— Хорошо, что Максим Горький тебя не слышит, — усмехнулся Психоз. — Он был о человечестве лучшего мнения. Впрочем, ты прав. В каждом из нас есть что-то и от волка, и от овцы. Именно поэтому религия и полезна. Манипулируя кнутом и пряником, она породила этику и мораль, которые удерживают общество от окончательного оскотинивания и озверения. Если церковь при помощи сказок о райском блаженстве и адских муках заставит людей быть милосерднее и следовать десяти заповедям, это нужно только приветствовать.
— Странно слышать от тебя рассуждения о милосердии, — заметил Глеб.
— Почему странно? Я, как и ты — из породы пастухов. Чем более управляемо стадо, тем лучше для нас — ведь мы-то живем по другим законам.
— Может, ты и прав. Только страх перед адскими муками все равно не заставит людей стать праведниками.
— Эх, не просекаешь ты, в чем тут фишка, — укоризненно покачал головой Губанов. — Церкви не нужны праведники, ей требуются грешники, кающиеся в своих грехах. Именно с них, а не с праведников, церковь «стрижет руно». В том-то хитрость и состоит, что не грешить люди в принципе не могут, а вместе с представлением о «грехе» в их жизнь входит страх, на котором и держится религия. А в праведнике страха нет, поэтому и управлять им нельзя.
Как только набожный человек совершает «грех», он тут же бежит в храм, чтобы выпросить у бога прощение. Там он видит изображение адских мук и сходит с ума от ужаса. Он жертвует деньги на церковь и старается в меру своих сил творить «добро», но не удерживается и «грешит», потому что не согрешить невозможно. Сам подумай, у какого здорового мужчины не возникнут крамольные мысли при виде пары стройных девичьих ножек? А ведь это грех. Ты вот подставишь другую щеку, если какой-нибудь урод ни с того ни с сего съездит тебе по морде? Не подставишь — и это тоже грех.
— А вот тут ты не прав, — оживился Бычков.
— В чем, интересно, я не прав? — нахмурился синя-евский авторитет. Глеб усмехнулся.
— Насчет того, что нужно подставлять другую щёку. Был у нас на зоне один амбал, по кличке Овощебаза — ростом под два метра, весил сто двадцать килограммов, а удар был, что у парового молота. Так он нам однажды этуфеньку Иисусову насчет щеки растолковал.
— И как же? — заинтересовался Психоз.
— Да понимаешь, стал там один козел не по делу крылья растопыривать, ну, Овощебаза ему рога-то и пообломал. Нырнул мужик мордой в парашу да там и затих.
Плюнул на него Овощебаза, а потом обвел нас взглядом и спрашивает грозно так:
«Слышали, что Иисус Христос говорил: „Если тебя ударили по одной щеке, подставь другую“?»
Ну мы, в натуре, подтвердили, что слышали.
«Хорошо, что слышали. А просекаете, что он имел в виду?»
Мы, естественно, молчим, смотрим на него вопросительно, уж больно странно было видеть этого амбала в роли религиозного проповедника.
"Так вот, братаны, — торжественно провозгласил Овощебаза. — Христос имел в виду, что коли ты такой слабак и вафел , что позволил какому-то козлу врезать себе по щеке, то тебе и впрямь ничего другого не остается, как подставить другую щеку".
От хохота Психоза содрогнулись стены.
— Ой, не могу, — вытирая выступившие на глазах слезы, никак не мог успокоиться синяевский авторитет. — Если, говорит, ты такой слабак и вафел… Сегодня же расскажу об этом игумену Прокопию. Придется ему теперь вносить коррективы в свои проповеди. А о морали этот твой Овощебаза ничего не говорил?
— Нет, насчет этого базара вроде не было.
— Тогда я закончу свою мысль. Как уже было упомянуто, мораль общества основывается на страхе. У религиозных людей это страх перед богом, у неверующих — перед родителями, перед другими людьми, перед общественным осуждением или перед законом.
Тот, кто свободен от страха, свободен и от морали, поэтому чем больше в обществе морали, тем легче в нем существовать таким, как мы.
— Занятная идея, — свободен от страха?
— Полностью от него не свободен никто. Но я — в большей степени, чем другие.
— Выходит, если у тебя нет страха, то нет и морали?
— Я сам устанавливаю свою мораль, и это еще одно различие. Моя мораль приносит пользу мне, а мораль стада в основном выгодна тому, кто этим стадом управляет. Именно в этом и заключается отличие лидера от следующей за ним толпы. Знаешь, кто творил худшие грехи?
Бык вопросительно посмотрел на Губанова.
— Римские папы. Почитай когда-нибудь историю Ватикана, только реальную, а не ту рекламную туфту, которую подсовывает верующим католическая церковь. Там тебе и содомия, и убийства, и прелюбодеяние, и лжесвидетельство, и много чего еще. Нет заповеди, которую бы они не нарушали. И знаешь, почему? Потому что глупец не имел шанса взобраться на самый верх. Там оказывались лишь те, кто был лишен и страха, и морали. Как говорится, в честной борьбе всегда побеждает жулик.
— Вот с последним утверждением я целиком и полностью согласен, — кивнул Глеб. — Если мир желает быть обманутым, доставим ему это удовольствие. А челюсть действительно стоит отыскать, чтоб неповадно было всяким залетным козлам крысячить на нашей территории, тем более в церкви.
— Рад, что мы друг друга понимаем, — улыбнулся Психоз. — Разузнай по своим каналам все, что можешь, об ограблении перелыгинской церкви.
— Будет сделано, шеф, — шутливо отдал честь Бычков.
* * *
Накаленная атмосфера в доме Андрея Сикорского отнюдь не способствовала выяснению обстоятельств смерти бельгийского атташе, и Колюня Чупрун под аккомпанемент проклятий оскорбленного супруга повез Инну в управление.
Ерзая на неудобном деревянном стуле в кабинете опера, рыжекудрая мадам Сикорская надрывно рыдала и клялась, что к убийству отношения не имеет и вообще совершенно ничего не понимает.
Чупрун терпеливо ждал окончания истерики, справедливо полагая, что количество влаги в женском организме ограниченно, а значит, слезы рано или поздно должны будут иссякнуть.
Так оно и случилось. Зеленоглазая красотка выпила стакан воды, высморкалась в изящный батистовый платочек, достала косметичку, подправила ущерб, нанесенный макияжу, после чего поведала изумленному оперу весьма странную историю.
С Шарлем Аймом Инну познакомил муж, который вел с ним какие-то дела. Чем именно они занимались, Сикорская не имела представления.
Да, она действительно увлеклась Шарлем, но это в порядке вещей, — в конце концов на дворе двадцать первый век, а не дикое Средневековье. Сексуальная революция, эмансипация и все такое прочее. Вот Инна и решила — а почему бы нет? Любая женщина на ее месте не устояла бы перед таким мужчиной — воспитанным, обаятельным, богатым, элегантным, красивым, наконец.
Атташе, в свою очередь, тоже не остался равнодушным к чарам рыжеволосой прелестницы. Втайне от Андрея они стали встречаться. Инна не хотела сдаваться слишком быстро — очень уж ей нравились романтичные ухаживания Айма, хотя искушение пасть в его объятия было весьма велико.
Решающая встреча должна была состояться вечером того самого дня, когда Шарля убили. Утром Сикорский уехал в командировку, а около пяти часов вечера Инне позвонила секретарша мужа и сказала, что никак не может дозвониться Андрею Павловичу на мобильный, на работе его нет, а пришли какие-то факсы, требующие срочного ответа.
Сикорская удивилась, что секретарша не знает о командировке шефа, но та заверила Инну, что ни о какой командировке и речи быть не может, потому что Андрей Павлович ушел с работы только полчаса назад, а на десять утра следующего дня у него назначено важное совещание.
Тут-то Сикорская и заподозрила неладное. С одной стороны, у мужа могла появиться любовница, но с другой стороны, что, если он узнал о свидании с Шарлем и решил застукать их на месте преступления? Решив понапрасну не рисковать, Инна перенесла встречу с Аймом на следующую неделю, а заодно предупредила поклонника о том, что Андрей может что-то подозревать и следить за ними.
Как ее трусы оказались в кармане мертвого атташе, Сикорская не имела ни малейшего представления. Более того, она утверждала, что такое просто невозможно. Она ни разу не раздевалась в присутствии Шарля и уж никак не могла потерять столь пикантную деталь туалета. Украсть трусы Айм тоже не имел возможности, так как купила их Инна уже после того, как Шарль заходил к ним в последний раз.
— Объяснение может быть очень простым, — прокомментировал Колюня. — Ваш муж узнал о вашей связи и решил отомстить вам обоим. Он убил Шарля и сунул ему в карман ваши трусики, чтобы подозрение пало на вас.
— Андрей? — Инна изумленно посмотрела на опера. — Нет, только не он.
— Почему?
Сикорская нервно хохотнула.
— Потому что Андрей бизнесмен. Деньги у него всегда на первом месте. Он вел с Шарлем какие-то дела и не стал бы все портить из-за глупой ревности. Скандал он мог устроить, это да, мог даже отлупить меня под горячую руку, но убивать не стал бы, это точно.
— А может, Айм прокатил его ив делах? В этом случае Андрей Павлович мог бы решиться на убийство.
— Нет, — покачала головой Инна. — Это точно не он.
— Откуда такая уверенность?
— Дело в том… Эти трусики пропали у меня три дня назад. Полумесяц был вышит только на них, так что муж никак не мог подложить их в карман Шарля.
— Их вполне мог взять Андрей Павлович. Или вы исключаете такую возможность? Сикорская покраснела.
— Ага! — удовлетворенно констатировал Колюня. — Похоже, трусики пропали не дома.
— Я не уверена…
— В чем вы не уверены?
— Если я скажу, это останется между нами? Муж не должен об этом знать.
— Не беспокойтесь. Я сохраню вашу маленькую тайну, если, конечно, она не связана с преступлением.
Инна вздохнула.
— В тот вечер, три дня назад, мы с Андреем серьезно поссорились. Он устроил мне сцену ревности…
— К Шарлю?
— Нет, к другому нашему знакомому, причем без всяких на то оснований. Заявил, что я сумасшедшая нимфоманка и не пропускаю ни одной ширинки. Я, естественно, рассвирепела и ушла из дома. Если бы не Андрей, ничего бы не произошло, но я была страшно зла, вот и познакомилась в ресторане с одним типом. Вообще-то он был вполне ничего, крепкий такой, спортивный, деньгами швырялся, как фантиками от конфет. Ну, я и не устояла. Решила отомстить мужу за его идиотскую ревность.
Мы поехали в какую-то гостиницу, Фил снял там номер…
— Его звали Фил? — уточнил опер. — Что, тоже иностранец?
— Да нет, какой там иностранец! Судя по акценту, откуда-то из провинции. Он так представился, а мне без разницы было. Я же не милиция, чтобы фамилию спрашивать! Сняли мы, значит, номер в гостинице, и все произошло как-то слишком быстро и скучно. Фил не проявил ни малейшей изобретательности — ну чистый мужлан. Продолжать знакомство у меня не было ни малейшего желания, так что я попрощалась и ушла. Я почти уверена, что это он стянул у меня трусики.
— Почти? — удивился Колюня. — Как это — почти?
— Ну, понимаете, в ресторане я немного выпила, в номере мы добавили, и, если честно, я так и не смогла вспомнить, было у меня что-нибудь надето под юбкой или нет. Я ношу нижнее белье далеко не всегда, а из-за ссоры с Андреем вообще ничего толком не соображала. Знаю только, что из гостиницы я точно уехала без трусиков. Дома я на всякий случай их поискала — все-таки дорогие, итальянские, — но так и не нашла. Скорее всего их стащил Фил — больше деться им было некуда. Кстати, это хобби многих мужчин — коллекционировать белье любовниц.
— Значит, фил… — задумчиво произнес Колюня. — Вы помните гостиницу и номер, в котором останавливались?
— Разумеется, — кивнула головой Сикорская. — Не настолько же я была пьяна!
— Вот и отлично, — сказал Чупрун.
* * *
Нанести визит в бельгийское посольство полковник Обрыдлов решил лично. По ряду обстоятельств Иван Евсеевич так и не смог побывать за границей, а если учесть энтузиазм, с которым жена и дочь просаживали заработанные полковником деньги, эта перспектива ему не светила ни в ближайшем, ни в отдаленном будущем.
Возможность ступить на территорию иностранного государства представилась Обрыдлову впервые, и полковник, давно мечтающий посмотреть, как живут и загнивают проклятые буржуи, решил не упускать этот шанс.
Буржуи жили очень даже неплохо, а кабинет посла, в который пригласили Ивана Евсеевича, отличался от его собственной служебной вотчины столь разительно, что в душе полковника шевельнулась черная зависть.
При виде фотографии мертвого атташе выражение лица посла почти не изменилось, лишь глаза отразили соответствующую моменту аристократическую скорбь.
«Дипломат хренов, забодай тебя козел», — почему-то рассердился из-за этого Обрыдлов.
— Чашечку кофе? — предложил ему посол. ный, капуччино, с молоком?
— Черный, — сделал выбор Иван Евсеевич.
— Как это случилось?
Тихо злорадствуя в душе, полковник сообщил ему, в каком именно виде сотрудники ГИБДД обнаружили Шарля Айма.
У посла нервно дернулась щека.
«Не такой уж ты и невозмутимый», — подумал удовлетворенный Обрыдлов.
— Как продвигается расследование?
— Все под контролем, — многозначительно произнес Иван Евсеевич фразу из какого-то фильма и, как козырь из рукава, выложил на стол фотографию двойника Шарля.
— А этот человек был вчера выброшен из окна квартиры господина Айма, — сообщил он. — Как видите, сходство поразительное.
Обрыдлов втайне надеялся, что тут-то дипломат дрогнет, но, к его удивлению, никакой реакции не последовало. Видимо, бельгиец успел взять себя в руки.
— Вы точно установили, который из них Шарль Айм?
Вопрос посла застал полковника врасплох. Как же ему самому не пришло это в голову! Оба покойника были без документов. Шарль был опознан по фотографии Алисой Гусевой. Но ведь она не видела второго мужчину! А если был второй, так, может, существует и третий? Может, атташе все еще жив? Нет, это совершенно невероятно.
Элегантным жестом закинув ногу на ногу, бельгиец удовлетворенно наблюдал за отразившейся на лице русского полицейского растерянностью.
— Так, все-таки, кто из них Шарль? — повторил свой вопрос посол.
* * *
Закончив допрос Инны Сикорской и выпроводив ее из кабинета, Колюня Чупрун в изнеможении откинулся на спинку стула и с хрустом потянулся.
Дело и так выходило на редкость запутанным, а тут еще, как нарочно, появился двойник атташе. В квартире Шарля явно что-то искали. Значит ли это, что мотивом убийства была не ревность? Такой вариант тоже не исключен. Теоретически, муж Инны мог иметь оба мотива. Жаль, что из-за скандала, разгоревшегося в доме Сикорских, Колюня так и не выяснил, есть ли у Андрея алиби.
У Инны алиби не было, вернее, было, но довольно хлипкое. Вообразив, что муж будет за ней следить, Си-корская из предосторожности осталась дома. Отчасти ее алиби могут подтвердить две подружки — одна звонила ей около восьми, а другая — примерно в полдесятого вечера. Сама Инна тоже кому-то звонила, но точного времени не помнит. Впрочем, это можно уточнить на телефонной станции.
Что, интересно, искал убийца в квартире Айма? Зачем туда явился двойник Шарля? Кем он был?
Чупрун надеялся, что полковник Обрыдлов, поговорив с бельгийским послом, получит ответы хотя бы на часть вопросов.
Пока же следовало выяснить у Сикорского, какие дела он вел с бельгийским атташе, а также установить, существовал ли в природе некий Фил, якобы похитивший у Инны ее трусики.
Размышления опера прервал телефонный звонок.
— Как продвигается расследование? Колюня усмехнулся, узнав голос Дениса. Отличный парень. Молодой задор из него так и прет.
— Надо было тебе в сыщики идти, а не в журналисты, — заявил он, рассказав Денису про трусики Сикорской.
— Я уже и сам об этом подумываю, — признался Зыков. — У меня для тебя есть еще кое-какие новости.
— Насчет убийства?
— Естественно. Меня тут снова охватил следственный зуд, и я пообщался с соседями Лигановой. Вчера мне показалось, что девица темнит, утверждая, что не видела Шарля в ночь убийства. Адрес Натальи я запомнил, когда она тебе его диктовала.
В итоге я очаровал одну роскошную бабуську, из тех, всевидящих, всеслышащих и всезнающих, что сутками торчат на скамейке у подъезда или у окна. Так вот, Вера Матвеевна утверждает, что видела, как Шарль (я показал его фотографию) заходил в их подъезд. Это было около одиннадцати вечера, поскольку по телевизору только закончился сериал «Охота на Золушку».
— Постой-ка! — удивился опер. — Ты хочешь сказать, что твоя всевидящая бабулька ухитряется следить за двором и одновременно смотреть телевизор?
— Она смотрит только на двор, — пояснил Денис. — Дело в том, что телевизор у нее уже два года как сломан:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18